***
Сириус осторожно приоткрыл дверь в Лилину комнату и заглянул, надеясь застать сестру еще бодрствующей. Она что-то рисовала в блокноте, полулежа на кровати в совершенно скрюченной, неудобной позе, облокотившись лопатками на спинку и согнув в коленях ноги. Сириус спокойно зашел в комнату и прикрыл дверь. — Как ты? — спросил он, и девочка не отвлекаясь от сосредоточенного выведения штрихов, резковато пожала плечами, — Зря ты с ними так жестоко. Можно было помягче, подготовить… — К такому не подготовишь, — грубо оборвала Лили, — Тут либо все, либо ничего.Ты либо молчишь и гниешь изнутри, либо вы гниете все вместе. А я, знаешь ли, существо социальное, компанию люблю. Она наконец подняла на брата острый болезненный взгляд и неприятно усмехнулась. — Будешь гнить со мной, Сириус Блэк? Сириус замер на мгновение, а потом ответил жесткой опасной усмешкой. В два больших шага он подлетел к сестре, схватил ее за ворот толстовки и вздернул, изумленно распахнувшую глаза Лили, вверх, в нормальное сидячее положение, вбивая ее спиной в спинку кровати. Воротник затрещал. Лили зашипела, потому что лопатки обожгло болью. — Хватит выкаблучиваться, — процедил Сириус, в её искривленное лицо, — Уж мне-то сцены устраивать не надо. Бедная-несчастная, гнить она собралась, королева драмы! Я тебя как облупленную знаю. Алекто Кэрроу. Она остервенело оттолкнула его, и Сириус отступил на пару шагов. — Все, все, я поняла, — выплюнула девушка и хмуро потерла плечи и спину, до куда дотянулась, — Бля, Мерлиновы закидоны, об кровать-то зачем дубасить? — Чтобы дурь выбить, — едко сказал Сириус, и Лили закатила глаза и чуть дернула в раздражении верхней губой. Сириус хмыкнул, повернулся к ее столу и принялся методично, но аккуратно его обыскивать. Лили недоуменно вздернула бровь, наблюдая, как брат берет один из альбомов с полки и открывает нужную страницу. Он быстро показал разворот сестре, и Лили поджала губы, отводя взгляд. Арка в отделе тайн. Карандаш, уголь. — Если тебя это утешит, я знал, кто ты, — сказал Сириус и снова напряженно всмотрелся в рисунок, — Не в тот же момент, конечно, как увидел это. Может через неделю догадался. Просто прикинул, кто из тех, кто был в отделе тайн, мертв и сопоставил с тобой. — Браво детектив! — язвительно скривилась Лили-Алекто, — Зачем вообще ты мне это говоришь? — Я думал, что ты можешь быть Беллатрисой…- невозмутимо продолжал Сириус. — Ха! Кто я и кто Беллатриса! -…но кузина Белла терпеть не могла рисовать. Так что я подумал о Тонкс… — Я даже без понятия, кто это. — …но характеры не сошлись. И, если бы ты была ею, тогда ты бы рисовала Люпина, — он задумчиво посмотрел на одинаковые портреты на стене и вдруг спросил, — Лилс. Кого ты рисуешь? Она было открыла рот для грубости. Она хотела крикнуть, что это не его, черт побери, собачье дело. Но лишь плотно сомкнула губы, нервно потирая руки на коленях. И прежде чем она быстро отвела взгляд, Сириус успел заметить в ее глазах странное затравленное выражение, какое бывает у собаки, которая идет к человеку, надеется, что ее погладят, но каждое мгновение все равно готова к оплеухе. Более того именно на оплеуху она и настроена. — Это…это Долохов, — старательно не смотря в ему глаза и теребя пальцы, неожиданно сказала Лили, сама изумляясь своей искренности, — Мы с ним…ну. Вместе с ним мы… Она неловко взмахнула рукой, не находя нужных слов, и ослаблено уронила ее на кровать. Сириус ждал ответа, и Лили нервничала и мялась, напряженно потирая лоб. Она накрыла ладонью глаза, устало помассировала. — Он сделал мне предложение. Мы должны были пожениться после войны, — выговорила наконец девушка совершенно убитым тоном, — Но не вышло. Алекто убрала с глаз руку и, столкнувшись с понимающим, болезненным взглядом брата, отчаянно почувствовала, что ломается на части. — Сириус, — жалко и жалобно позвала Лили, и у Блэка сжалось сердце от того, что он готов был услышать, — Он… он был для меня всем. Я не знаю, как без него.***
Лили методично отклеивала со стены рисунки и складывала их сначала в стопку, потом в папку для бумаг. Со всех листков на нее смотрел Долохов. Он улыбался, злился, был задумчив, был лохматым после сна, заразительно хохотал. Лили дрожащими руками очищала от рисунков стену. — Тебе нужно все это снять, — очень серьезно сказал Сириус, указывая на стену и альбомы, — Я не знал Долохова в лицо, но другие могут его узнать. Полная коробка попала на самую верхнюю полку шкафа. Туда же Лили переставила все альбомы. Свои масляные картины она убрала в щель между шкафом и стеной. — Спрячь все. Если на твоих рисунках узнают Долохова, появятся ненужные вопросы. Почему юная дочка Гарри Поттера рисует Пожирателя смерти? — Кому какое дело! — возмутилась Лили, — Пусть не суются в мои дела! — Ты думаешь, это кого-то остановит? Они только и ждут момента засунуть свой нос в нашу семью. А ты попадешь под удар. Хочешь, чтобы умные люди поняли, кто ты? А поверь, они смогут сложить пазл. — Да, черта с два! Я Пожирательница смерти или кто? Пусть только сунутся. Я им так… — Сдурела? — нахмурился Сириус, — В четырнадцать лет в Азкабан хочешь? — Мне почти пятнадцать, — огрызнулась Лили, но брату удалось посеять сомнения в ее душе и с каждым его словом они давали богатые всходы. — Сути это не меняет. Твой лорд сдох, и тебя никто не вытащит из Азкабана. Даже у Гарри при всем желании не получится. У тебя (да и у всех нас, перерожденных, честно говоря) будет шанс, только если никто не узнает, кто мы на самом деле. Лили никогда прежде не видела брата таким сосредоточенно-серьезным, и его твердый тон внушал липкое неприятное волнение. Он был прав. И как бы Лили не хорохорилась, она уже знала, что сделает все, что он сказал, еще до того как он закончил перечислять свои доводы. Беспорядочные рисунки, найденные на столе, под кроватью и матрасом были смятыми фантиками также заброшены в шкаф. Лили оглянулась, обводя взглядом свою опустевшую комнату.***
Все завтракали в полном молчании, старательно не глядя друг на друга. Разрушенный вчера привычный устой семьи давил на всех обломками. Из-под них надо было выбираться и строить отношения заново, но никто не знал, как именно это сделать и что именно строить. За столом были все дети, Джинни стояла у плиты и привычно делала всем ароматный кофе, когда на кухню зашел Гарри и положил свежую газету на середину стола, едва не попадая уголком бумаги в тарелку Альбуса. Лили оторвалась от хлопьев с молоком и, вздернув брови, вытянула шею, пытаясь прочитать заголовок. — Первая страница, — нервно сказал Гарри и плюхнулся за стол, — Читайте. Альбус взял газету себе и громко прочитал: — Маглорожденная волшебница утверждает, что она Лаванда Браун, погибшая во время битвы за Хогвартс. После ряда исследований министерство магии подтвердило ее слова. Удивительный случай реинкарнации…- бывший директор нахмурился и отложил «Пророк». — Это плохо, — сказала Лили, — Если одна тупая курица пришла в министерство и заявила, что она бедная убиенная девочка, появятся и другие, которые тоже прибегут в министерство и будут заявлять, кто они на самом деле. — Верно, — медленно проговорил Альбус-Северус, откладывая газету, — Это плохо. Министерство быстро поймет, что это не единственный случай реинкарнации, а явление массовое. Тогда привычная жизнь перевернется с ног на голову. Люди поспешат искать своих погибших родных: братьев, сестер, родителей, любимых. Будут находить их в чужих семьях. А переродившиеся окажутся на перепутье между своим прошлым и настоящим. — К черту прошлое и настоящее, — сипло сказала Лили, — Фишка в том, что среди переродившихся есть пожиратели. И их начнут вычислять. Она встретилась взглядом с Сириусом, и сглотнула комок, вставший поперек горла. — Осталось еще достаточно волшебников, желающих поквитаться с пожирателями смерти, даже переродившимися. Вдруг со стороны Гарри послышался смешок, и Лили, сглотнув, осторожно подняла на отца глаза, подозревая, что не увидит ничего хорошего. — Опасаешься за свою шкуру, — ядовито проговорил Гарри, и его дочь поморщилась, дернув губами. — Мудак, — тихо сказала она и встала из-за стола. Она не могла избавиться от горького ощущения, что все идет именно так, как должно быть. В конце концов её отец герой, она пожирательница — было бы глупо надеяться на какое-то другое отношение. — Блин, ребята, ну какого черта, — простонал Сириус, утомленно потирая лоб и смотря, как сестра бесстрастно относит тарелку с недопитым молоком и размякшими хлопьями в раковину, потом так же спокойно выходит из кухни. Джинни, стоящая все это время у плиты, вдруг грохнула кофейником о конфорку и резко развернулась, так, что волосы взметнулись раскаленным огненным водопадом. Её слегка потряхивало от жгучей ярости и она посмотрела на своих домочадцев, как на врагов. Джинни угрожающе подняла тонкий палец в сторону стола. — Значит так, — вкрадчиво и твердо сказала она, переводя дух, — Если еще раз, кто-то из вас оскорбит мою дочь, я сделаю так, что дальнейшее для вас проживание в этом доме будет полнейшей каторгой! И мне все равно, кто это будет из вас троих. Ясно? Я никому не позволю третировать мою дочь. На этом она фурией вылетела из кухни. Все очнулись и рискнули безбоязненно выдохнуть, лишь когда наверху, сотрясая стены, хлопнула дверь спальни, а портрет Вальпурги Блэк возмущенно заголосил о разрушении дома и землетрясении.***
После завтрака Сириус поднялся в комнату сестры. Он не был уверен, что знает, что ей сказать, но чувствовал, что должен быть с ней. Она виделась ему маленькой, сломленной, брошенной всеми и Сириус не мог не поддержать её. Маленькая девочка, надеющаяся на понимание и заботу, но всегда, каждое бесконечное мгновение ждущая ненависти, как само собой разумеющееся. Иногда Сириусу казалось, что в ее жизни настолько было мало любви, что ненависть она ждала как что-то привычное и родное. Недолюбленная, недоласканная, не дающаяся в руки, потому что уверенная, что руки могут только делать больно. Его бедная замученная сестра. Но когда Сириус вошел в комнату, там никого не было. Тогда он спустился в гостиную, где нашел читающего в кресле Альбуса-Северуса. На кухне был только отец, которого не хотелось беспокоить, в спальне родителей плакала Джинни, в остальных комнатах было пусто. И тут Джеймс-Сириус заволновался. Он снова вбежал в Лилину комнату, непривычно пустую без её набросков на стенах, и заглянул под кровать. Пусто. В полнейшем отчаянье он дернул ручки шкафа. На него вылетели несколько рисунков Долохова, которые Сириус в полной прострации запихнул обратно на полку, но самого главного, Лили, не нашел. — Мерлиновы закидоны, — пробормотал юноша, закрывая шкаф, — не могла же она уйти из дома. Тут он просиял, хлопнул себя по лбу и применил простейшие поисковые чары, которые были разрешены в доме. Перед ним бледными штрихами сложился план дома с его коридорами, комнатами и лестницами, и оранжевой точкой — сестра. На балконе. На третьем этаже. Сердце ухнуло. В мозг ударилась самая худшая мысль, почему-то Сириус представил его Лили, стоящую на узких перилах, представил, как ветер треплет ее рыжие волосы, а она делает шаг вниз. Он влетел на балкон с такой скоростью, что ему показалось он случайно трансгрессировал. В любом случае он оказался на балконе, с грохотом хлопнув дверью, готовый стаскивать сестру с перил, а спокойно сидящая на скамеечке Лили подпрыгнула едва не до козырька, выронив дымящуюся сигарету и хватаясь за сердце. — Ты дебил? — оглядев его взъерошенный вид и с сожалением посматривая на испорченную сигарету на полу, вкрадчиво уточнила Лили. Сириус тяжело дыша, ошалело посмотрел на перила, на тихую улицу, потом на сестру. — Я думал…ты… Тебя спасать надо. Прыгать собралась…. — Ты дебил, — твердо заключила Лили, выбивая из пачки новую сигарету, — Да, сядь уже. Блин, смотреть на тебя страшно. Еще помрешь у меня тут. Сириус, нервно хохоча и ероша дрожащими пальцами кудри, плюхнулся рядом и уткнулся сестре в теплое плечо, мягкое и вкусно пахнущее цитрусовыми духами. Она чувствовала как его колотило будто ознобом, как он терся носом о её колючий свитер, и успокаивающе погладила его по голове. — Прости, Лилс, я дебил. — А я тебе о чем, — красноречиво возведя глаза к козырьку с потрескавшейся краской, сказала Лили и, чуть отвернувшись, прикурила, — Будешь? Она протянула брату пачку магловских сигарет, но Сириус отказался, и тогда она спрятала их в растянутом кармане толстовки и откинула голову назад, прислоняясь к стенке. Через некоторое время она фыркнула. — Спасать он меня примчался. Брат года просто, — суетливо затягиваясь и выпуская под козырек струю терпкого дыма, проговорила Лили-Алекто, — Герой, Мерлиновы закидоны. Гриффиндорец сраный. Сириус тихо засмеялся ей в плечо. — Вообще-то без раны, — и серьезно добавил, — Я беспокоился о тебе. — Иди к черту, — краснея, процедила Алекто и выкинула сигарету с балкона, — Даже курить расхотелось — все ты! Сириус, посмеиваясь, поднялся и, облокотившись спиной на перила, внимательно взглянул на сестру. Он видел, как она прячет глаза и злится — ей была чужда забота, но приятна, странна — она не знала, как на нее реагировать, а Сириус слишком хорошо знал свою сестру, чтобы обижаться на ее грубость. — А мне теперь захотелось. Дай сигарету, — раззадорился Сириус. — А вот не дам. — Злюка. Ты всегда такой была? — Представь себе! — И что в тебе нашел Долохов? — не думая сказал Сириус и тут же пожалел об этих словах. Взгляд сестры заледенел, а расслабленное тело сковало напряжением, как мороз сковывает промокшую тряпку. Прикрыв глаза, Лили тихо выплюнула слова как подачку: — Много чего нашел. — Извини, — просипел Сириус. Сестра кивнула, отворачивая лицо и устремляя задумчиво-пустой взгляд вперед, на улицу. Но в ее мысли, какими бы они ни были, ворвался следующий вопрос, который тут же растрепал их в беспорядке. — Каким он был? Лили-Алекто медленно прикрыла глаза. Вопрос был сладок и горек одновременно. На него хотелось отвечать, говорить много и путаться в ностальгии, но еще хотелось бесконечно, бесконечно молчать. — Что же ты сегодня болтливый-то такой, братец? — будто с сожалением и трудом проговорила Лили, проводя рукой по лицу, приглаживая волосы, пропуская пряди сквозь пальцы и стукаясь затылком о стенку. Но на смену жалости к себе пришла злость, и Лили сжала губы. Что же, если Сириус хочет знать… — Он был пылким, — резко, почти с остервенением начала чеканить Лили, — Ярким. Наглым. Яростным. Верным. Был как ураган. Он завораживал. Меня трясло от него… Она сбилась на шепот в конце и сдавленно вздохнула. Она не заметила, что проговорила все на одном дыхании и легкие обожгло от отсутствия кислорода. Лили перевела дух и успокоилась, будто растратив все силы. Она продолжила говорить, и в ее слова и интонации снова прокралась ностальгическая жалость. — Он был удивительным. Грудью за друзей вставал. Был истинным гриффиндорцем, по чьему-то недосмотру попавшим на Слизерин. Мерлиновы закидоны, с какого перепугу шляпа отправила его на Слизерин. Постоянно попадал в передряги. Смелый. Безбашенный, — у нее дернулись в бедной улыбке уголки губ. Она смотрела в одну точку, но на самом деле вглубь себя и видела его.Черные спутанные кудри, чернильные завораживающие глаза, смех. Улыбка белозубая. Сухие теплые руки с широкими жилистыми предплечьями. И этот разгильдяйский вид. Дым от сигарет. И его лицо в этом дыму. — Пылкий. Огненный, — Лили подалась вперед, упираясь локтями в колени и, провела ладонями по лицу и лбу, останавливая руки в волосах, — Он всех заражал этим огнем. Повеса. Дьявол во плоти. Бабник. Год бегал за мной, убить его хотелось. А потом просто, хотелось. Она замолчала, но когда заговорила вновь, подняла глаза на брата. — На тебя немного похож. Такой же дурак. Вы бы подружились. Сириус засмеялся, хотя в этом не было ничего смешного, но Лили улыбнулась и, прикрыв глаза, покачала головой. — Наверное поэтому только с тобой у меня и получается нормально общаться, — заключила она и протянула ему сигареты.