Вера. Надежда. Любовь

…Одна… Вторая… Третья… Минуты движутся так медленно, когда внутри тебя вовсю скачет мелкий, но чрезвычайно жизнерадостный бесенок, вдохновляя на подвиги. Уже давно не сплю, прислушиваясь к звукам, что наполняют не только пространство, но и всего меня. И этот звук... Тишина. Это та особая тишина, которую можно услышать. Которая наполнена щебетом птиц, шелестом листьев, шепотом травы. Ее не услышишь в городе, где эти тонкие вибрации Земли глушит его непрерывный фоновый гул. А в деревне, вдали от автотрасс и цивилизации, она ласкает уши, расслабляет напряженный мозг. Наполняет умиротворением, радостным ожиданием нового дня и новых приключений. …Десять… Одиннадцать… Двенадцать… Витые стрелки на странных для меня — ребенка, выросшего в эру электронных табло — часах упорно не хотят ускорять свой бег. Необычный подарок. Он достался мне от деда, ушедшего таким молодым, что я даже не помню его лица, но эта вещица напоминает мне о человеке, который был в моей жизни. Этот древний механизм мне очень нравится, и не потому, что таких нет ни у одного дворового пацана, а потому, что с ними я чувствую себя взрослее, значимее, не таким, как все. И еще... у меня есть внутреннее убеждение, что этот предмет из хрен знает какого века — абсолютно мой. Свет. Проложил тонкую нить сквозь старенькие шторы, и в ней вспыхивают искорки пыли. Пора! На утренний клев. Пока зеркальная гладь воды в деревенском пруду парит утренним туманом. Пока солнечный ветер восходящего светила не затронул верхушки берез. Я крадусь босыми ногами по лестнице вниз, стараясь не разбудить бабулю, на ходу накидываю на плечи рюкзак с приготовленными с вечера снастями, парой китайских удочек и куском ржаного хлеба. На душе такое беззаботно-воздушное облако, что бывает только у подростка в летние каникулы. Часы в карман, бейсболка, кроссовки, я почти бегу по узкой тропинке, мимо зарослей мичуринской крапивы и приставучих лопухов. Мимо покосившихся стареньких заборов, за которыми звенят цепями брехливые кабыздохи. Мимо колосящихся разнотравьем полей на дальний конец пруда, где широкий разлив воды переходит в узкую болотистую речушку, перегороженную когда-то плотиной. Там, в густых зарослях тальника, есть открытые полянки, прикормленные места и тако-о-ой клев. Вижу его тачку издалека. Крутой, с рогатым бычарой на капоте внедорожник поблескивает черными лакированными боками. Когда я вырасту, у меня тоже будет такая тачила. Нет. Еще круче! Но когда у тебя пока что и прав-то нет, остается только мечтать и кидать завистливые взгляды на чужую крутизну. Этот мэн сразу засветился в нашей глуши. Как же такого не заметить?! Здоровый, заматеревший, наглый, и имя под стать — Лев. О нем тут же ползут слухи. Девчонки кидают томные взгляды, мечтая о принце на таком вот коне. Парни молча завидуют богатому крутышке. Но все, как один, сторонятся его, а некоторые и десятой дорогой обходят, говоря, что тот с головой не дружит. Боятся! Странно, но во мне он не вызывает никакого страха. Мы сразу сдружились, если можно так назвать общение прыщавого пацана и взрослого мужчины. Однако, встретившись однажды на том рыбацком пятачке, часто пересекались и распугивали свой улов дружным хохотом. А говорить Лева умел. О многом, о разном, а еще о том, что в наших пацанских кругах было вроде уже и не запретной темой, но все-таки еще какой-то стыдной, в разговорах о которой все скатывалось в дружный «на поржать». А как иначе? Стремно же ляпнуть что-то такое, после чего — в свои-то годы! — прослыть неумелым или, и того хуже, ДЕВСТВЕННИКОМ. И ведь ни один из пацанов не признается, что девичьи прелести только на картинке и видел. И я, развесив уши и раскрыв рот, а порой и краснея, как девица, слушал его отнюдь не рыбацкие байки, расширяя свои теоретически-эротические познания. Мне кажется, про такое можно говорить только с самым близким другом, и горжусь, что этот крутущий мужик так доверительно посвящает меня в таинства своих похождений и секса, знакомого только по тайком просмотренной порнушке. В этот предрассветный час Лева видит меня, по-дружески небрежно вскидывает руку. — Привет, — кричу, и голос предательски срывается на фальцет, заставляя меня краснеть. — Как клев? — подходя, уже тихо интересуюсь, поглядывая на замершие на водной глади поплавки. — Пока тихо, — обдает меня перегаром Лев, видимо, еще не проспавшись с ночных гулянок. — Ничего, щас прикормим, и пойдет дело. — Я стягиваю с плеч рюкзак, раскладываю удочки. Поглядывая на вальяжно развалившегося мужика, устраиваюсь рядом, приготовив уши для очередной порции философских размышлений о смысле жизни или, что еще интересней, смущающих откровений. — Хороший ты пацан, Дениска, — придвигается ко мне вплотную Лев, похлопывает по плечу и почему-то так и оставляет руку. — Наверное… — пожимаю плечами, отрывая глаза от поплавков, и ловлю непривычно серьезный взгляд, что словно ощупывает меня, сканируя от макушки до пят. Становится как-то неуютно, дергаю плечом, уходя от прикосновений, но хватка усиливается, указательный палец трогает кромку коротко остриженных волос, отчего я тут же вспыхиваю, как китайский фонарик. — Дениска, а тебе говорили, что ты краснеешь, словно баба? — пьяно улыбается мужчина, обводит завиток пылающего уха и начинает как-то странно поигрывать, оттягивая его край, отчего оно упруго, словно пружинка, похлопывает и еще больше начинает гореть. — Хотя ты и симпатичный, как девчонка. Худой, правда, но мне худые нравятся. Не понимаю, чего он хочет. Оскорбить меня? Похвалить? Смутить? Что-то непонятное, гадливое поднимается внутри. Еложу задницей по еще мокрой от росы траве и сглатываю вязкую слюну. Все меньше и меньше мне нравится этот разговор, а еще меньше — его рука, что уже настойчиво поглаживает мою спину, плечо, и этот взгляд… Что в нем? — Я, пожалуй, домой, — пытаюсь подняться, но тут же крепкий захват сдавливает мне лодыжку. Непроизвольно спотыкаясь, падаю на вовремя подставленные ладони. — Лева, дурак. Фигли творишь?! — Но мужик не отвечает, как и не отпускает. Дергаю ногой в надежде, что сейчас посмеемся, и я смоюсь. — Что за шутки? — А кто говорит про шутки? Шутки кончились. — И, словно противореча себе, заливается хохотом. — Нахуй эту рыбалку! — Мужик в один момент подминает меня под себя. Нависая, вдавливает в мокрую траву, дыша в лицо алкогольным смрадом. — Тебе же так интересно узнать, что такое секс. — Совершенно однозначное движение бедрами дает мне почувствовать его стояк. — Хочешь, покажу, как это делается? — Лев смеется, а мне ни хрена не смешно, мне пиздец как страшно. — И ты сразу станешь взрослым… Я еще не взрослый, но уже не ребенок. Понимаю, о чем говорит этот пьяный быдлан. — Такой ладненький, и задница у тебя загляденье, — рычит мой взрослый приятель, и жадные руки сжимают, тискают пах, причиняя боль. — Сколько раз я представлял, как натягиваю тебя на свой… Меня окатывает кипятком. Тело бьет мелкой нервной дрожью, которую я никак не могу остановить. Задыхаюсь под тяжестью его тела, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег. — Мамочки… А-а-а… — Не думая, как молодой горный козел вскидываю ногу, брыкаюсь и попадаю в цель. Бубенцы Льва разве что не звенят, зато взвывает их обладатель. — Сучоныш, порву! — хрипит насильник, и то ли мне кажется, то ли и в самом деле его глаза наливаются кровью. Я не жду, когда приведут в исполнение угрозу. Пользуясь моментом, ужом выскальзываю из-под мужика и одним резким скачком поднимаюсь. Неотрывно смотрю ему в глаза, даже моргнуть страшно, в голове пульсом одна мысль: «Бежать! Бежать! Бежать!». В следующий миг, разрывая зрительный контакт, разворачиваюсь и срываюсь с места. Отчаянный, на одном дыхании бег, когда не видишь преград перед собой, когда не разбираешь дороги, когда дикий животный страх гонит тебя вперед и вперед. Ветки кустов хлещут по лицу, с головы срывают бейсболку. Трава, словно заодно с хищником, путает ноги. Спотыкаюсь и больно бьюсь уже разодранным коленом. Сердце готово разорваться, до того бешено стучит в груди, что я буквально слышу его грохот. За мной гонится Лев, шумно дышит в спину. Упреждающий рык «Поймаю — хуже будет!» только подстегивает. Я слышу хруст веток, его грузные шаги. Хищник все ближе, преследует, не отстает. Чувствую его взгляд у себя меж лопаток, и паника звенит в каждой клеточке тела. Отчаяние захлестывает душу. В боку нестерпимо колет, задыхаюсь, ноги становятся ватными. Ничего не вижу перед собой, руками пытаюсь защитить себя от сучьев, и внезапно срываюсь вниз. Кувыркаясь, скатываюсь по скользким краям оврага на мокрое дно. Вспахиваю щекой, носом, подбородком землю. Вскакиваю и снова бегу, не разбирая куда, лишь бы подальше от него, и налетаю на отвесную стену. ТУПИК! Я стою перед размытым водой крутым склоном. В ушах прибоем шум моей крови. Какие-то нечленораздельные всхлипы вырываются вместе с загнанным дыханием. Верчу головой вправо-влево, пытаясь найти выход, но все плывет перед глазами. Словно загнанный зверь цепляюсь за выступы и оголенные корни содранными, забитыми грязью ногтями, и не могу вскарабкаться. Снова и снова сползаю по глине вниз. Мне нужно обернуться — стоять к опасности спиной страшнее во сто крат, — но именно он, страх, вымораживает, сковывает, не давая шелохнуться. Тошнота в горле горечью. Мертвенный холод накатывает с чувством обреченности. Просто чувствую, как он приближается, как кладет руки на дрожащие плечи, как поворачивает к себе лицом. — Помо… Помо… Помогите… — мне кажется, я ору, но это даже не шепот. Зажмуриваю глаза, видя летящий в лицо кулак. Тьма. Боль. Бешеный похотливый взгляд разъяренного быдла, что рвет на мне одежду, навсегда въедается в память. Слезы отчаянья оставляют на грязных щеках светлые полосы. Нет… Я не верю… Этого не может быть со мной… Тьма. Боль. Толчками разрывает нутро. Я захлебываюсь всхлипами, хочу кричать, но не могу. Его ладонь зажимает мне рот. Тьма. Боль. Зловонный шепот в лицо: «Пикнешь кому — убью». Крепкие пальцы тисками сжимают шею, вырывая из моей глотки хрипы. Время останавливается. Тьма… Темный человек в темной комнате, и только серый прямоугольник окна, подсвечиваемый одинокой луной, да светящийся монитор пытаются развеять мрак. Сижу в кресле, раскачиваюсь, пытаясь убаюкать свою верную подругу Боль, что дарует бесконечно долгие дни и бессонные ночи, наполненные одиночеством. — Какой же я был дурачок наивный десять лет назад. Верил в доброе, светлое, вечное*, — усмехаясь, захлопываю крышку тех самых карманных часов, стрелки которых, бегая по кругу, отсчитывают очередной десяток лет моего вектора жизни, в которой мне порой так хочется забыться, но эта тонкая царапина на задней крышке часов пролегла в моей душе болезненной бороздой, глубину которой не дано понять никому. Так безумно хочется затянуться, сглотнуть сизый дым. Только я бросил, а заново начинать — здоровья не хватит. Отгоняю одну за одной дурные мысли. Закидываю в рот очередную таблетку, запивая остывшим крепким кофе. На коленях пригрелась моя девочка. Моя красавица. Распушившаяся, ухоженная, а когда-то найденная в подъезде маленьким испуганным существом, над которым поиздевались люди. Я не смог пройти мимо, ни на секунду не задумываясь, подхватил блохастую мелочь и засунул за пазуху. Я чувствовал: чем-то мы с ней сродни. Сколько бессонных ночей, сколько походов в ветеринарку после того, как я отказался усыпить котенка, что так отчаянно цеплялся за эту никчемную жизнь. Став взрослой, она осталась крохотной пушинкой. Но я точно знаю — у нее большое сердце и преданней существа мне не найти. Наверное, так беззаветно любить могут только животные. Любить и чувствовать… Вот и моя крошка-кошка, словно слыша hardcore моих мыслей, мурлыкает, смотрит в глаза, пытаясь удержать взглядом и не дать соскользнуть в черноту. — Не переживай, в петлю не полезу, — тихо отвечаю на ее немой вопрос в отливающих красным глазах, понимая, что этот комочек шерсти нуждается во мне не меньше, чем я сейчас — в ее участии. Глажу подставленную гуттаперчевую спину, что выгибается под ладонью. — Что было, то быльем поросло, — выдергиваю себя из тяжелых воспоминаний, с младых ногтей познав, что придерживаться по жизни правила трех «НЕ»: не верь, не бойся, не проси — правильное решение. Просить никогда не умел. Бояться мне некого, да и отбоялся свое. Еще жива вера в себя. Может, поэтому и сам жив до сих пор? Но живу отшельником, закрывшись от чуждого мне мира, где я потерял веру в людей. И дом стал моим убежищем. Убежищем и клеткой моей жизни. Семь шагов в длину, пять — в ширину. Несколько лет затворничества — и я в полной мере оценил возможности современной жизни, когда работать, развлекаться, путешествовать, питаться и даже флиртовать можно не выходя за порог. Экран монитора стал моим окном в мир. Вечно открытые вкладки. Работа — китайские рынки, где есть всё, русские задроты, которые хотят всё, а посередине — я, который может достать всё, и мой процветающий купи-продажный бизнес. Немного, но нам с кошенкой хватает. Для ума — YouTube, что всецело удовлетворяет мою тягу к знаниям, ностальгию по оставшимся где-то в прошлом лекциям, семинарам. Где могу не выходя из дома прокачать мозги новыми теориями или старые освежить в памяти. Где хочу познать для себя непознанное, изучить еще не изученное и на кой-то шут одолеть деловой китайский, если он, конечно, не одолеет меня. Для жажды путешествий — вебка, что показывает мне островки земного света. Например, гнездо аиста в Польше. Этот мирок чем-то схож с моим. Там тоже длинноногий мужик прихорашивает свое жилище, прямо как я, только в моем мире самки навряд ли станут драться за право разделить это гнездышко со мной. Да и хрен с ними, у меня ведь есть моя преданная кошечка. А остальное — книги, книги, книги… Для глаз — немногословная, но весьма живописная манга. А когда глаза заняты делом, для ушей — разноголосые аудиокниги с кошмарами Говарда Лавкрафта и Стивена Кинга, так любимые мной космические и земные фэнтези Сашки Зорича, уморительные сказки Андрюхи Белянина. Для души — классики, с которыми, увы, не поспоришь. Зато отрадой для моего злого языка — электронные пробы пера современников, с которыми не грех и пободаться. Одно удручает — в этой необъятной библиотеке можно долго искать что-то читабельное, но так ничего и не найти. Зато воз и маленький паровоз мерзоидных фантазий латентных феминисток о рожающих мужиках, тошнотворно-сопливых романов недолюбленных дам, которые глубоко убеждены, что туповатая ванильная девственница сможет поставить на колени прожженного Топа, хэппиэндовые ниочемники, где герои выходят без единой царапины из огня, воды и… груды железа. Был когда-то и я таким же наивным дурнем, верящим в этот сказочный бред. А жизнь… Жизнь — это дама, что, развлекаясь, играет с тобой в покер. Блефует, строит глазки, что-то обещая. Только ты все равно не узнаешь расклад, пока она сама не раскроет карты. Мои развлечения — под стать жизни — игра с людьми. Однажды поняв, что, несмотря на мой своенравный характер и злой, порой до жестокости, язык, разновозрастные мальчики, а еще чаще — девочки тянутся ко мне, я отрывался от души. Заводил в социалках страницу за страницей, примеряя на себя то образ мудрого старца, познавшего дзен*, то отца семейства, уставшего от бытовухи и ищущего отдушины на стороне, то развязного малолетки, что так жаждет «материнской» любви и внимания. Как-то прикинулся девушкой — было прикольно, но быстро надоело, и эта страница, как и все другие, что остоебенили, безжалостно вырвана из моей жизни. Подобные «расставания» давались мне легко. Ведь они — только игра, нечто эфемерное, призрачное, выдуманное тобой же самим. Это не реальная жизнь, где каждое предательство ядом проникает в сознание, вытравливая из него веру в любовь. Уходил по-английски молча, а иной раз — по-хамски громко высказав все, что думаю, тому, кто уже достал своей непробиваемой тупостью или требованием моих контактов, а то и личной встречи. Сразу же заполнял эту брешь новой регистрацией, новым ником, новой авой. И снова быстро обрастал очередными знакомствами, которые так же быстро надоедали. Я втянулся. Какое-то время жил этим. И даже в какой-то степени переживал, видимо, восполняя недостаток живого общения. Потом стал более избирателен в выборе «друзей» и даже устраивал «сафари» на интересных мне людей чисто из спортивного интереса, пытаясь увлечь очередную «жертву» моих игр разума, дабы потешить свое мужское эго. Вот и сейчас — все внимание на монитор. Подкладываю под спину подушку, хищная улыбка тянет губы, нога отбивает роковый ритм битов, что льются в уши через мощные наушники и, кажется, заставляют вибрировать мозг. — Не будем киснуть, — говорю себе и моей мохнатой малышке, что поудобней устраивается рядом с монитором и внимательно наблюдает то ли за курсором, то ли за моими шашнями. — Найдем, чем или, правильнее, кем себя развлечь. Сеть — идеальное поле игры для такого, как я. Но как же я не люблю этот ВК! Никакого привата. Может, поэтому всегда держу запасной аэродром, где я один на один с музыкой, видео и… собой. А на этой «безликой» странице — стоит засветиться, и начинается перезвон, от которого меня через пару минут тихо мутит, а еще через пять громко выбешивает. Зелеными огоньками горят несколько окон. Маленькие мирки — все разные, но по сути одинаково одинокие, скучающие, недолюбленные. И я уверен: в каждом меня ждут. Точно знаю, что надо этим девочкам и мальчикам, ведь и сам в чем-то схож с ними — блуждающими во всемирной паутине. Но ведают ли они, что мне нужно лишь развеять свою скуку?! Пробегаю взглядом по контактам. Моя оранжерея. Роза — зрелая, опытная женщина, с острыми шипами. Но ничего, у меня есть план, как обломать ее колючки. Лилия — такая же белая и непорочная снаружи. Но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. И то, что в реале юную девственицу оберегает строгий папа-военный, не мешает ей виртить со мной ночи напролет. Гвоздика — траурный, но гордый цветок. И к этой особе я нашел подход: как оказалось, всего толика внимания, приправленного интригой, — и цветик пылает ярче огня. Есть в моем садике и Антуриум, причем не обычный — голубой. Был когда-то Нарцисс, но я быстро выполол этот сорняк, безжалостно выдернув с корнем. Слишком многого хотел. Царственная Хризантема и простенькая Ромашка, изысканный Ирис и нежный Тюльпан — синий, белый, голубой — выбирай себе любой. Краски для моей серой жизни. — Привет, красавица, — заглядываю на огонек к самой строптивой. Эта козочка пока еще брыкается. Ну ничего, побрыкайся, я давно просек, на какой козе к тебе подъехать. — Так и знала, что ты ко мне прискачешь! — незамедлительно высвечивается ответ, вызывая у меня ироническую усмешку. Я?! Прискачу?! Я щас ускачу и вполне успешно поиграюсь на другом поле. А ты пока поскучай, моя прелесть, книжки почитай — может, еще что-нибудь узнаешь… Колючку в игнор. Сегодня мне не до нее, у меня свидание с новеньким цветочком. Я пока еще не знаю, что за семицветик так настойчиво хочет попасть в мой букет, но так надеюсь, что это знакомство развеет скуку, а то проточная поначалу вода уже застоялась и начинает пованивать гниющим болотом, навевая мысль «А не выбросить ли и эту икебану на помойку?». — Ну что, малышка, поиграем! — Пальцы порхают над клавиатурой, а в голове вереница мыслей, циничней некуда: «Сколько вас, таких недолюбленных, попалось в мои сети. Сколько побывало в «кровати». Счастье в незнании, так что надеюсь, что мои цветочки не станут делиться между собой, с кем и как они проводят свои одинокие ночи… — Конечно, мы же договорились. — И смущенный смайлик улыбается с экрана. Ну и чего ты смущаешься? Я ж тебя не вижу, только чувствую. Но вот сейчас тот самый случай, когда я не чувствую ничего, а значит, нужно разогреть в малышке страсть. — Давай импровизировать! — Ищу картинку одинокого монастыря, и на момент загорается надежда, что эта новенькая меня чем-то удивит. — Я буду Дьяволом, что пытается соблазнить юную монашку. Монашка, само собой, ты, — поясняю для особо одаренных, вдруг до нее не дойдет. — Итак, погнали… Под покровом ночи крадусь по узким коридорам женского монастыря, приняв обличье матери-настоятельницы. Все вокруг враждебно мне. Эта атмосфера святости душит, любое прикосновение к стенам обжигает кожу. Но у меня есть цель — прекрасная девственница, что готовится к постригу. Я не отдам эту душу Богу, и она станет моей… Жду ответа, но в Сети повисает пауза. — Она что, зачиталась? Или думает, что я один за двоих играть буду? — спрашиваю свою кошечку, и та зевает во всю пасть, демонстрируя мне, насколько ей пофиг. Приходится дергать мою сегодняшнюю вирт-любовницу: — Опиши, что ты сейчас делаешь. — Я лежу на кровати, на мне корсетик и трусики с подвязками к чулочкам. Жду своего зверя. «Ебануться! Монашка из борделя», — чуть не поперхнулся кофе, представив на секунду эдакую служительницу церкви, и не впиливаю, есть, что ли, набор фраз для девушек? Че они все пишут одно и то же? Надо исправлять ситуацию. — Натянув на кисти длинные рукава балахона, открываю дверь в маленькую келью, где в молитве преклонила колени юная дева, — подкидываю деве очередную картинку, искренне надеясь, что, может, сейчас она включится в игру. — Запах серы наполняет воздух, судорожно всколыхнув языками пламени, гаснут церковные свечи, и только мои демонические глаза сверкают, глядя на тебя, — меня понесло. Пишу, и остановиться не могу, как не могу и не стебануться слегка: — Ах ты развратница! Гореть тебе в Аду! Где ты достала такое сексуальное белье? Злобно смотрю на коленопреклоненное создание. Ты будешь наказана, за то, что не чтишь устав монастыря! — Как Вам будет угодно, мой господин. — И снова висит пауза длиной в бесконечность. — Мля-я-я! Она что, спит?! — бужу дремлющую кошку. — Какой господин? Я же сказал, что я в образе настоятельницы! Надо было с ней в БДСМ-клуб поиграть. — И уже устав ждать продолжения, пишу девчонке: — Ты уверена, что хочешь служить Богу? — Нет, господин. Я хочу служить Вам, — детский лепет, от которого у меня сводит челюсти. — Я покажу тебе свое истинное лицо. Рву на себе черный балахон. Келья заполняется фиолетовыми клубами дыма, сквозь которые проскакивают всполохи пламени. — Посылаю девчонке картинку разъяренного Демона, хотя так и подмывает отправить изображение Фредди Крюгера, и, уже отчаявшись дождаться отклика, играю сам с собой: — Ты трепещешь. Хрупкие ручонки дрожат в молитвенном жесте. Образ красавца-беса затмевает лик божий. — На всякий интересуюсь: — Тебе страшно? — Да, я вся трепещу. — Блять, так почему я этого не чувствую? — Сейчас я обращу тебя в свою веру! — Корчу зверскую рожу в монитор, кошка от него скромно отворачивается. — Снимай все. Хочу видеть тебя обнаженной… — Я снимаю трусики… — Ага, все долой, а то я щас засну за клавой. Чулочки, с поясом, кстати, можешь оставить — прикольно по попке резинкой щелкнуть. — Да, моя девочка, снимай… Медленно. Я так хочу тебя. Посмотри, как у меня встал. — Бросаю взгляд вниз: как же, колом стоит! Мой удав лежит себе преспокойно и даже не шелохнется. И похоже, мозги уже тоже отключаются, просясь на покой. — Я готова, мой господин. — «Ага, я тоже готов». Закрываю рот рукой, подавляя очередной зевок. Но вирт надо довести до кульминации. Иначе что это за вирт? Кидаю ей гифку эрегированного члена и вслушиваюсь в очередную тишину. Рассматривает. Ласкает себя. Возбудилась. Чего не скажешь обо мне. Я спать хочу.  — Ты моя! Я бросаю тебя на жесткую кровать, развожу тесно сжатые ножки. Да… Ты готова — нежные складочки поблескивают влагой. Сжимаю жаждущий тебя член и врываюсь в девственное лоно… — пишу своей «монашке» и грустно усмехаюсь, почесав свою девочку за бархатным ушком. — Ты кричишь, рвешься. Мой горячий ствол окрашивается кровью. Я безжалостен. Раскачивая бедрами, беру тебя… Сижу, молча смотрю на зависшую в чате паузу. Пытаюсь развлечь себя пролистыванием новостей, музыкальных треков и диалогом с кошкой: — Милая моя, ну не смотри на меня так. Не ангел я, знаю. Могут у меня, при всех моих исключительных достоинствах, быть не менее выдающиеся недостатки? Я ведь не кот, а всего лишь человек, — подмигиваю своему маленькому божеству. — А с девочкой мне опять не повезло. И я вовсе не придираюсь. Я ее просто не чувствую, и мне пипец как скучно. Очередная — никакая! Может, для разнообразия, создать беседу и попробовать групповушку провести или сеанс одновременной игры, как в шахматах? Моя кроха молча соглашается со всей ахинеей, что я несу, видимо, с мудростью истинной женщины думая: чем бы хозяин ни тешился, лишь бы не выл по ночам. Ну, а раз меня слушают, я продолжаю демагогию: — Ты не представляешь, как меня задолбала пустая трескотня ни о чем. — Пушистая мурлыка вскидывает на меня удивленный взгляд голубых глаз. — Да не-е… я не про тебя, — уверяю животинку в том, что она лучше всех, и вливаю в себя остаток кофе. — Ты-то у меня молчунья. Удовлетворенная моей лестью прихорашивается. Намывая темную мордочку, тихо урчит в усы, будто что сказать хочет. Треплю ее за ушком одной рукой, на автомате просматриваю оповещения по работе. Все размеренно катится по наезженной дороге. Но и это уже не радует. — Заебало! Изо дня в день ничего нового. Жизнь, как день сурка. Я уже знаю, когда у какой красный день календаря. Тоска! Чувствую, надо грохнуть и эту страницу. Одно держит… — Глаза останавливаются на яркой аватарке с рыжим плутом. — Вернее, один… Захожу на Его страницу. Что-то тянет и тянет меня туда. Пролистываю музыку, сохраненные фотки, от которых окатывает жаром. Парень явно играет за обе команды. Почему-то меня это волнует. — Хотелось бы поговорить с интересным собеседником, а Он — интересный. — Пушистик жмурится, продолжая мне петь: «Пр-равильно говоришь. Пр-равильно». Усмехаюсь. — Наверное, было бы прикольно с ним поиграть. Почему-то уверен — он бы меня не разочаровал. От Него такая энергия прет… — От одной мысли о вирте с парнем окатывает жаром, член, соглашаясь с верхней головой, дергается в штанах. — Бляяя, ну ты, друг, даешь: на девственницу голову не поднял, значит, а на малознакомого парня — тут же. — Дэ-э-э-ни-и-и-и… — словно помянутый черт, вылазит из аута моя монашка, а у меня дергается глаз — какой я тебе, нахрен, Дэ-э-э-ни-и-и? — Мне было так хорошо… — Мне тоже, детка, мне тоже… — И как подтверждение — большой палец вверх, а так хочется послать в далекие дали. Высказать, что ли, ей все, что думаю об ее умственных способностях? Но сегодня я очень терпелив. — Дэничка, Дэнюлик, давай как-нибудь повторим? — девица коверкает мое имя, как бог черепаху, от чего меня тоже корежит. Кошенка, словно чувствуя мое состояние, тут же сбегает со стола. Не любит, когда я злой. А раздражение на эту особу поднимается с неимоверной скоростью, зудит матом на кончике языка, подталкивает пальцы набрать пару-тройку замысловатых фраз. Останавливаю себя, когда уже успеваю накатать целую тираду. Стираю колючие выражения на тему «… — ты такая дура», заменяя на те, что приятно услышать любой девочке: — Милая, непременно, — обещаю все, как только, так сразу, лишь бы она отстала от меня. Я тут занят — эротиШные картинки смотрю. — А сейчас спокойной ночи. Демону нужно в душ, он весь исфакался, а девочке пора бай-бай… — пытаюсь по-хорошему отделаться от своей неудавшейся забавы, молясь всем несвятым, чтоб она уже свалила из Сети и мне не пришлось клацать зубами. — До встречи, милый. — Ее огонек наконец-то гаснет. Я, облегченно вздыхая, откидываюсь на спинку кресла, вырубаю этот чертов ВК и снова остаюсь один. Хотя… Я никогда не один… Темнота порождает призраков, а мои демоны всегда со мной. В каждом наполненном мраком углу. В сюрреалистичном узоре тени на потолке, отбрасываемой стоящим на подоконнике фикусом. Рука тянется к пачке таблеток. Через секунду осмысливаю этот жест. Ебать, мышечная память. Злость, неудовлетворенность — не лучшие друзья, но они побратимы моей демонессе Боли. Эта садистка со мной 24/7. Молча выворачивает кости. Зато остальные не молчат. Шепчут моим же голосом. — Дэн, ну нахуя тебе это надо? — приходит к подружке Боли еще одна мозгоебка — Самоедство. Затягивает свою заунывную песню: — Что ж тебе спокойно не живется в своей клетке? Зачем Надежду даешь? Флиртуя, тешишь свое мужское эго? Они же, глупенькие, влюбляются, чуть ли не чемоданы пакуют в надежде быть рядом. Ты же все равно никого не подпустишь. Не покажешь себя истинного. Нахер так делать? Знаешь же, как это больно, когда тебя используют. — Заебало! Я никому ничего не обещаю, — чуть ли не рыча отвечаю этой неприятной особе. — Честно предупреждаю, чтобы держались от меня подальше. Я пиздец плохой. Так что моя совесть чиста. Кто предупрежден — тот вооружен. — А как же Он? — вылезла сука Совесть, дергая внутри струны Сожаления. Помяни черта! Не могла и дальше скромницей посидеть в углу и носа не показывать?! — Странный парень. — Кутаюсь в плед, чувствуя, как действие анальгетиков потихоньку загоняют в дальний угол Боль. — Не знаю, почему он вызывает столько эмоций в моей душе, когда появляется в Сети. Не могу объяснить это чувство, этот трепет, волнение, непреодолимую тягу… — Выдох застревает где-то в горле, вырываясь сдавленным свистом. — Я всегда считал себя зубоскалом, который за словом в карман не полезет, но в его присутствии теряюсь, тупею, и из-за этого начинаю психовать, злиться на него, на себя. Ну не получается у меня с ним нормально общаться, и кусаю, кусаю, кусаю того, кто, кажется, протягивает мне руку. — Может, он, как и ты… одинок? — тихо, на грани слышимости, шепчет глумливая бесовка — Надежда. Бля-я, еще не сдохла, родная? Все раскидываешься своими ложными уверениями?! — Он не может быть один. Просто не может. Такие люди не бывают одиноки, — загоняю паршивку в дальний угол, задавая вопрос своей фаворитке — Сомнению: — Так что же он хочет от меня? Почему терпит все мои выебоны и нарочито показное хамство. Почему не пошлет куда подальше, как делали многие, с кем пересекался в Сети? — Может, он, как и ты… играет? Ему скучно — он веселится, и ты его забава? — подкидывает мысль другая моя демонесса — Недоверие. Ну всё-о-о-о-о, почти все мои дамочки в сборе. — Пусть так. Я готов и к этому, — тут же парирую, но в глубине души так не хочу, чтобы слова «Недоверы» оказались правдой. — Я сам игрок. — Кривая усмешка вздергивает уголки губ, рука механически скользит по подбородку, вверх к виску и дальше в волосы. — Мдя-я-я, много ли вас осталось бы рядом, если бы увидели это? — Никого, — подает голос мой главный демон — Здравый смысл. — И он бы свалил по-быстрому. — Скорей всего, — соглашаюсь с демоном, что никогда меня не подводил. — И все же он странный, какой-то неправильный, другой. Не просит фоток, не зовет в скайп, как это делают все, с кем решаюсь на переписку. Говорит, что и так видит меня. Видит? Это как? — Улыбаюсь, зная, что эти его слова всегда вызывают во мне необъяснимую панику. — Он Ведьмак! Точно! — выдает идею хохотушка Ирония, и я чуть ли не прыскаю от смеха. — Скажи еще — инопланетянин, — подковыриваю эту подружку Сарказма. — Хотя, может, поэтому и не понимаю его, — удивляюсь бредовости мыслей на ночь. — Но хуже всего, что я не понимаю себя. Давно все решил, расставил все точки над «ы», но его напор ломает мои железобетонные стены. И я должен признаться, что жду его. Жду каждый вечер, изо дня в день, из ночи в ночь, чтоб почувствовать рядом и, как обычно, сцепиться языками, проверяя на выдержку. — Признайся — ты боишься, — просыпается трусливый демон — Страх. — Да, я боюсь, хотя и не пойму, чего, — отмахиваюсь от него. Не хочу сейчас разбираться, что и почему. Я попросту не понимаю. Одно знаю точно: пока я остаюсь безликой тенью, я могу быть в Его глазах кем угодно — парнем, девчонкой, чертом лысым и просто обычным человеком со своими бзиками. Вспоминаю переписку с ним, и легкая улыбка трогает губы. Что-то тянет, как магнитом, снова залезть ВК. Может, Он пришел? Так и есть. В Сети. Светит мне зеленым огоньком онлайна, и я не знаю, что со мной происходит. Сердце срывается вскачь. На душе такое странное щемящее чувство, когда спокойно и волнительно одновременно. Мысли путаются, эмоции захлестывают, но пальцы уже ловко набирают привычное:  — Привет, Лис…