Вера. Надежда. Любовь

— Мля-я-я… — Смотрю на стрелки часов, но и без них вижу, что солнце уже высоко, а я все еще в постели. Каждый день даю себе слово ложиться до полуночи, вставать с петухами, пробежка по парку, а вечером до зала доползти, и вот опять… проспал все Царствие Небесное. — Это он виноват! — успокоив свою Демонессу-Совесть, самым наглым образом сваливаю вину с рыжей морды на безликую, и добрая улыбка растягивает губы, когда в который раз ловлю себя на мысли, что засыпаю и просыпаюсь с думками о Денисе. Несколько месяцев как один миг пролетели с того дня, как ревнивая дамочка сработала катализатором в наших… М-м-м… Зависаю. До сих пор не пойму, как назвать эти отношения. Дружба? Нет, явно не она. Друзей не хотят. А у меня просто голову снесло, когда почувствовал состояние Дениса. Мало того что возбудился до шума в ушах, так еще и кончить никак не мог. Думал — ебнусь, пока довел себя до разрядки. И так чуть не каждый вечер… — Неее, нужно срочно кого-то под себя уложить, пока до эректильной дисфункции не дожил, — перебираю в памяти многочисленных знакомых и близких друзей, с кем было или с кем может быть, и понимаю, что ни один из потенциальных кандидатов не вызывает не то что прежний, но даже мало-мальский интерес. Мои благие намерения поваляться в постели еще с полчасика, размышляя о естественном и не безобразном, рубит под самый корешок противное зудение смартфона, ползающего по прикроватной тумбочке. — Говорите, — еще не проснувшимся, хрипловатым голосом отвечаю неопознанному абоненту и совершенно неожиданно слышу Митлана. — Елисей, привет. — Короткая пауза в трубке дает возможность вспыхнуть в душе крохотной искорке надежды, что мое дело получило ход, но… — Как дела? Есть подвижки, новая информация? — интересуется мужчина, ничем конкретным меня не радуя. — Приветствую, Борис Николаевич. — Выползаю из теплой постели и, как обычно, начинаю мерить квартиру шагами. — Нет. Пока глухо, как в танке. — Хреново, — в голосе Бориса мелькают сочувственные нотки и сразу гаснут, сменяясь привычным ему деловым тоном: — Знаешь, по какому поводу звоню? — Думаю, по делу, — усмехаюсь, понимая, что искорке надежды не суждено было перерасти в огонек радости. — Ну не хотите же Вы меня в ресторан пригласить?! — Елисей, ты меня поражаешь в самую печень, — хмыкает в трубке голос. — Именно это я и хотел сделать. Ты часом не провидец? — Нет, это навряд ли, — уверяю мужчину в том, в чем сам не уверен. — Если бы я им был, то знал бы, где соломки подстелить. — Ну, судя по тому, как ты Сашке помог, я бы тебя именно так и назвал. — Одно лишь упоминание имени «петровского» вызывает улыбку. Все же есть люди, в которых «живет» солнце, и Сашка из таких. — Неужели я прав оказался? — изображаю удивление, хотя уже давно перестал остро реагировать на свою способность видеть то, что в принципе знать не могу. — Еще как! — оживляется мой собеседник. — На очередном выезде и повязали этого неуловимого. Заглянули в шахту лифта, а там парень в спецовке, в чемоданчике не ключи гаечные, а отмычки всех мастей и краденое золотишко. Ты мне скажи, откуда ты это знал? — Если бы я знал, откуда, — неоднозначно хмыкаю в трубку. — Уверен в одном — напарницу его вы упустили. — В трубке затянулось молчание. — Але, Борис Николаевич… — Так вот, Елисей… — Голос какой-то тихий, отстраненный, из приятельски веселого переходит на официоз. — Надо встретиться. Как ты и предвидел, приглашаю тебя во «Времена года». Адрес, думаю, знаешь, но я на всякий случай вышлю СМС. Дело есть. Сегодня к шести сможешь? — Хорошо, — соглашаюсь, по-прежнему не понимая, зачем я понадобился этому менту, и прикидывая, сколько мне туда переться на авто. На байке было бы куда быстрее, но сразу «предвижу», что в рест меня в прикиде байкера не пустят. — «Времена года». Шесть. Буду. До встречи. — Слышу довольный хмык, и короткие гудки разрывают наш диалог. Остаток дня решаю насущные вопросы, даже пробую читать, но из головы никак не выходит этот странный звонок. Вроде все мои траблы должен был урегулировать Сашка. «Петровке» такие дела ближе к телу. Он бы и позвонил, если бы возникли какие-то недопонимания. При чем тут Митлан? Ответ на свои вопросы я получу только вечером. И он неизбежно наступает, хотя летом в это время еще совсем светло, и панорамные окна небольшого здания выглядят приветливо, даже как-то уютно, отражая лучи заходящего солнца. Припарковав авто без нескольких минут шесть, спешу к ресторану. Жутко не люблю опаздывать. Другое дело — задерживаться, но сейчас не тот случай. Сейчас лучше придерживаться принципа «точность — вежливость королей». Набираю номер Бориса, слышу приветствие и то, что меня уже ждут на втором этаже, столик у окна. А вот это приятно, хоть и вселяет чувство дискомфорта, словно меня припирают к теплой стенке. Я собран и как-то отстраненно холоден, несмотря на кипучие мысли. В голове и в душе раздрай. Умом понимаю, что мне выгодны такие встречи, знакомства, живем-то мы не в «городе Солнца», где все подчинено движению звезд. В этом мире не далекие светила, а мое собственное внутреннее «я» говорит мне, что я если и не боюсь Митлана, то уж точно — опасаюсь. Мне нравится и не нравится этот мужчина. От его взгляда что-то рефлекторно сжимается внутри и не отпускает. Почему-то необъяснимо тянет быть объектом внимания его черных глаз, и в то же время абсолютно не хочется, чтобы он смотрел на меня как на подопечного. Мне бы уйти в себя, разобраться, но и этого тупо не хочу. А вдруг додумаюсь до РАДУЖНЫХ выводов? Нет! Нет!! НЕТ!!! Будни сказываются: в ресторане немного посетителей, и большая часть на открытой террасе, но внутри уже зарождается это странное чувство. Не знаю, как его интерпретировать, но оно возникает всегда и сразу, когда попадаю в помещение, наполненное энергией приходящих и уходящих людей. Я словно ощупываю пространство, но из-за того, что не умею ставить блоки, быстро устаю. Вот и сейчас десятки вибрирующих шлейфов чьих-то душ причудливо переплетаются в замкнутом пространстве. Без спроса проникают в мозг, что-то шепчут про свои судьбы и тянут, тянут из меня силы. Поднимаюсь на второй этаж и сразу замечаю широкоплечую фигуру Николаевича. Мент курит, разглядывая что-то в стекле, и слишком наигранно делает вид, что не замечает моего появления. Мысленно ухмыляюсь: «Чего ломать комедию?!». Я прекрасно понимаю, что в отражении он видит меня, но специально не поворачивает головы. Как-то сразу становится неуютно, однако я решительно подхожу к столику. — Еще раз привет, — Борис наконец-то отрывает взгляд от окна и, выдыхая струйку дыма, привстает, протягивая руку. — Присаживайся. Будешь что? Заказывай. Этот барский тон бесит. Не люблю, когда пытаются взять надо мной верх, подмять под себя. Прогибаться под мир — это одно. Прогнуться под конкретного человека — НИКОГДА! «Да, ты старше, но и я не пацан. Такое повидал — не на одну жизнь хватит!». — Приветствую! — сдержанно улыбаясь, протягиваю руку. Все во мне ершится, щетинится. Хочется послать этого мусора далеко и надолго, но чему я научился за все годы бесшабашной юности, так это тому, что не всегда стоит озвучивать свои мысли. Есть такие, которые лучше оставлять при себе, и я присаживаюсь напротив. — Спасибо, не голоден.  — А есть тот, кто удовлетворяет твои аппетиты? — ухмыляется мент и, глубоко затягиваясь зажатой меж пальцами сигаретой, испытующе смотрит в глаза, словно пытаясь считать мою реакцию на этот неожиданно провокационный вопрос. Я и правда ведусь, подвисаю. Внимательно вглядываясь в черноту глаз, пытаюсь понять, что за мысли бродят в голове Бориса. Мимолетная мимика, движение рук, зрачков стали бы мне подсказкой, но мужчина закрыт. На нем невидимая, но непроницаемая железная маска. Дэн тоже любит их примерять, но они все мне нравятся, — невольно сравниваю свои ощущения. Они словно маленькие оконца, что приоткрывают мне вид на космос его души. Борис же — это не разноцветное свечение. Это черная дыра. Завораживает, притягивает, даже манит познать, но и пугает своей опасностью. — Да расслабься ты, — хмыкает мент, без труда просчитывая мое состояние, хотя я вроде бы давно научился «держать лицо», и жестко вдавливает бычок в пепельницу. — Шучу. Пытаюсь разрядить обстановку перед серьезным разговором. — Так может, ближе к делу? — направляю беседу в рабочее русло, поскольку способы, которыми Борис пытается меня «расслабить», откровенно напрягают. — Да-да. Ближе к телу… — соглашается мент и снова подковыривает: — Торопишься на свидание? — Я начинаю ощущать себя под прицелом снайперской винтовки. Вроде и не собираются стрелять, но это пристальное вглядывание дергает нерв. — Нет, на сегодня у меня запланирована встреча только с вами, — лукавлю, не собираясь откровенничать с человеком, с которым нужно не только держать ухо востро, но и просчитывать каждое слово.  — Давай все же закажем что-нибудь, а то ты слишком напряжен. — Мужчина, подзывая официантку, делает заказ на двоих, отчего у меня желваки начинают ходить и тихо поднимается температура выдержки, неотвратимо приближаясь к градусу кипения. Так охота послать, однако терпеливо жду, когда же мент закончит свои психологические тесты и перейдет к делу. Но тот не спешит, словно заигрывая, поглядывает на меня поверх развернутого меню. Удивляюсь, когда слышу названия десертов. Как-то не вяжется у меня образ этого человека со сладостями. Мутный он какой-то. Однажды узнал от Андрюхи, у которого в силу характера язык за зубами не держится, что Борис до сих пор не женат. Вернее, в начале карьеры, когда он был примерно моего возраста или чуть младше, у него была жена, и та ему даже пацанов-близняшек родила. Но вот что самое странное — развелись они, когда мальчишкам еще и года не было, и жена Николаевича запретила ему появляться в их жизни, полностью отсекла. Категорическое табу на любые встречи, словно и нет его. Хотя деньги на воспитание он исправно передавал через мать, что тайком делала для него фотки подрастающих пацанов. Вспомнилось, как мне показалась неправдоподобно странной эта история. Чтобы мент, не в самом последнем чине, да не смог отстоять свое право на детей? Что-то тут было не так. Но это дела давно минувших дней, да и вообще не мое дело. Я сейчас не могу понять, что на уме у этого человека. Мне не по себе от его давящей энергетики. От его умышленных попыток принизить, подмять под себя, что чувствуются во всем: в снисходительном тоне, в высокомерных жестах, даже в том, что он сам сделал заказ, будто я девушка. Приносят ужин, расставляя блюда перед нами. Да… Поесть мужик любит — это я понял еще в японском ресторане. Борис с чувством, с толком, с расстановкой расправляется со своей порцией, не спеша посвятить меня в суть дела, в то время как я без малейшего аппетита колупаюсь в своей тарелке. — Елисей, я хочу предложить тебе работу, — звучит словно гром среди ясного неба, когда я уже окончательно теряю терпение. — И прежде чем ты начнешь отнекиваться… — Митлан опережает события, до того, как я открываю рот, чтобы сразу отказаться. — Скажу, что это очень хорошо оплачиваемая работа. — Мужчина откидывается на спинку стула, протягивает руку к пачке сигарет, но так и оставляет ее нераскрытой. — Тебе не придется больше ломать голову насчет бизнеса. Деньги польются рекой. Сказать, что я удивлен, — ничего не сказать. Вроде при первой встрече ни словом, ни взглядом не показал, что нуждаюсь в работе. Да и не думаю, что произвел впечатление нищеброда. Или Мерин что натрепал? — Большие деньги всегда связаны с большим риском, — внешне не выказывая никакого интереса, пытаюсь все же вытянуть из своего собеседника немного конкретики. — Я думаю, ты рисковый парень. Фартовый, я бы сказал. Да и с мозгами неплохо. Как ты Сашкину задачу решил! — из уст этого тонкого психолога так и льется приторный нектар в бочонок моего самолюбия. — Что за работа? — напрямую интересуюсь, ожидая вслед за словесным медом услышать вполне предсказуемую ложку дегтя. — Я хочу, чтобы ты работал на меня, — снова огорошивает Борис и, видя, как меня корежит от его слов, тут же поправляется: — Вместе со мной. Я хочу, чтобы ты стал внештатником ГНК. Я ахуеваю. Как могу держу покерфейс, но желание заржать в полный голос нарастает с каждой минутой. А еще спросить, не шутит ли он. Но, судя по серьезно-суровому выражению лица, мент предельно честен. Понимаю, что мое молчание затягивается. Николаевич, явно нервничая, наконец закуривает, пока официант расставляет на столе десерт — треугольники шоколадного торта. — Елисей, пойми: нам нужны такие, как ты, — Борис придвигает к себе тарелочку с десертом, и его взгляд удивительно теплеет. — Какие «ТАКИЕ»? — после всех его подъебок меня взрывает. Под столом до хруста, до боли сжимаю кулаки. Мозг отключается в поглощающей меня злости, она клокочет на кончике языка, срываясь в слова, о которых потом пожалею: — Толерантные? Так я далеко не терпимый и ни под кого не ложусь! — С вызовом смотрю на мента, не отрывая взгляда, и вижу яркие изменения. Словно мой яростный напор скинул с его лица маску. — Остынь. — Коварный блеск черных глаз, как будто кто зажег изнутри, румянец на небритых щеках Дьявола проступает в одно мгновение. — Я совсем не то имел в виду. — Примирительный жест открытой ладони, лукавая улыбка копирует мою. — То, что ты ни под кого не прогибаешься, я сразу понял. — Взгляд все так же внимателен. — Ты хорошо разбираешься в людях. У тебя аналитический склад ума. И чуйка звериная. «Вот же! Он играет со мной, как со щенком! — с сожалением и опозданием понимаю, что мужчина грамотно и преднамеренно выводит меня из себя. Разводит, как пацана. Закусываю щеку изнутри, отрезвляясь. — Внимательнее, Лис, надо быть. Внимательнее! Следи за ним!» — сам себе отдаю команды. — Борис Николаевич, у меня есть свой бизнес, его просто восстановить надо. Не понимаю, зачем мне соваться в ментовку? — Возводя неприступные стены и отключая эмоции, равнодушно ковыряю сладости, отпиваю чай и неотрывно слежу за тем, как взрослый мужик, аккуратно отламывая десертной ложечкой кусочек торта, отправляет его в рот и с наслаждением закатывает глаза. — Да что это за бизнес? — усмехается мент и нарочито медленно слизывает с губы каплю крема, словно какую-то амброзию, мне аж неловко становится. — Так, возня мышиная. Тебе бы по-хорошему сейчас отучиться и встать в ряды. Уверен, ты быстро дослужишься до таких чинов, что и Сашка никогда не достигнет, да и я тоже. Нужно только время, твое желание, ну и, конечно, моя протекция. Мысленно ухмыляюсь и буравлю мента взглядом. Протеже во мне увидел или решил моими руками бабло загребать? — Нет у меня ни времени, ни уж тем более желания, — отбрыкиваюсь от всех этих заманух, к которым никогда душа не лежала, на секунды вспоминая, как еще в выпускном отбивался руками, ногами и зубами от родни, что пыталась пропихнуть меня в ментовку. — Елисей, пойми, мы нуждаемся в помощи сейчас, — мужчина отламывает новую порцию торта, смакует, облизывая ложку, и не забывает засорять эфир пропагандой: — Наркооборот растет. Мы, конечно, ловим, пресекаем. Но это равносильно сражению с мифической гидрой: отрезаем одну голову — появляются две. Нам надо подобраться к сердцу монстра и если не убить, то хотя бы отсечь то, что его питает, — речь мента становится все пламеннее, как и глаза напротив. В своей страсти он похож на Дьявола, что уговаривает подписать контракт кровью, а на кону твоя душа. — Я чувствую, что ты сможешь, что ты тот, кто нам нужен. Ты поможешь нам перекрыть этой твари главные артерии. Ты же хищник, хитрый Лис, тебе ничего не стоит выследить, втереться в доверие, влезть в самое логово. Слова вдохновляют, заставляют задуматься, сколько ходит дури в теневом бизнесе, сколько молодых умирают от этого яда. Только нужно ли мне почувствовать себя героем невидимого фронта? Да и прекрасно понимаю нюансы такой работы. Придется общаться с людьми, рядом с которыми даже не прошел бы. Они словно радиация: сами заражены и отравляют все вокруг. — Как Вы себе это представляете? — удивляюсь напору мужчины. — Я не в теме совершенно. Я ненавижу всю наркошную братию, хотя, не буду врать, есть знакомые, что балуются кто травкой, а кто и коксом. Но влезать в борьбу с ними у меня нет ни нужды, ни желания. Это не мое. — Я введу тебя в курс дела, научу, что и как. Познакомлю с дилерами, которые работают на нас. Мы позволяем им по-мелкому банчить. А они сливают информацию о поставщиках. — Я, конечно, догадывался, как работает сексотная* система, но абсолютное безразличие на лице мента, как будто позволять торговать смертью, пусть и в малых дозах, — норма, заставляет внутренне содрогнуться. — Борис Николаевич, честно, я не готов. — Чувствую нарастающую нервозность, как бывает со всяким, кого пытаются заставить делать то, чего он не хочет. — Это слишком рискованно. Я знаю, как легко можно расстаться с жизнью там, где замешаны большие деньги. — А кто не рискует, тот не пьет шампанского. — Борис наконец решает запить чаем наполовину съеденный торт. — Уж поверь, игра стоит свеч. Дивидендов, которые ты будешь получать, хватит не только на то, чтобы купаться в шампанском, но и на то, чтобы есть черную икру ложками. — Мент закидывает в рот бисквит, медленно смакуя, и тихо стонет. Я в полнейшей прострации наблюдаю эту картину. Ни разу не видел, чтобы человек ТАК ел торт. Кажется, что он получает удовольствие, сравнимое с сексом. Словно вместе с этими кусочками лакомства его тело заполняют блаженство и нега. Никогда не любил сладкое, но сейчас смотрю — и чувствую, как рот наполняется слюной. Я уже и не слушаю, что говорит Борис, а только слежу за его кулинарным оргазмом. — И ездить ты будешь не на старенькой иномарке, а на действительно дорогой тачке, — продолжает искушать меня этот демон-сладкоежка. — При этом ты окажешь неоценимую пользу стране, в которой живешь сам и будут жить твои дети. И не забывай: мы всегда прикроем твою спину. Хмыкаю скептически. За свою спину я никого не допущу. Никому не доверяю. Но что говорить, его речь роняет зерно. Я люблю адреналин, драйв. А эта работа — еще один шанс испытать себя, сделать лучше, сильнее. — Я подумаю. Дайте время. — Отпиваю уже ставший холодным чай и чувствую, как глоток стекает по разгоряченному пищеводу. — Думай. Я уверен, ты примешь правильное решение. И я думаю. Всю дорогу до дома. Эта мысль не покидает меня и когда сажусь за комп. И только зеленый огонек в безликом окне напрочь выбивает все мысли. Словно я переношусь в параллельную вселенную, в другой мир, где только мы вдвоем и нет никого: ни ментов, любящих сладости, ни нариков, любящих дурь, ни знакомых или родни, любящих припираться в гости без приглашения. Нет неотложных проблем. И даже времени нет. — Привет, малыш, — радостно набираю обращение, которое как-то само собой рождается и воспринимается как правильное, и тут же получаю по рукам: — Лис! — На меня смотрит фиолетовая морда демоненка со сведенными к переносице бровями. — Еще раз так меня назовешь — и будешь пожизненно носить гордое имя Карлсон. — Если пожизненно с тобой, то согласен, — настроение приподнятое, и я напропалую флиртую с парнем. — Блин, ну и как с тобой серьезно разговаривать? — напускная строгость, но я-то чувствую, что Денис улыбается, отчего мне становится еще теплее, радостнее. Да что говорить? За день я откровенно соскучился без его виртуального общества. — А кто сказал, что я не серьезен? — От широких улыбок начинает сводить скулы, заставляя задуматься, а когда я так открыто и искренне улыбался? — Да-да, я так и понял, что ты собрался ко мне сватов заслать, — подъебывает меня сетевая злыдня, только и это в душе находит странный отклик, словно я тот чуковский крокодил, что в небе солнце проглотил, и теперь сияю изнутри. — Пиши адрес, я готов и без сватов, — опять напрашиваюсь в гости. — Мой адрес всегда в адресной строке висит. Welcome, — следует вполне ожидаемый облом, но я чувствую, что Дениса радует мое общество. И его веселость в свою очередь радует меня. — Вот ты зараза вредная, — отшучиваюсь, хоть мне и немного грустно. И все же после встречи с Митланом беседа с Денисом как бальзам на душу. — А ты весь из себя полезный, — дружелюбно показывает зубки Дэн. — Для тебя — безусловно! — ни секунды не сомневаюсь в этом. Более того, моя уверенность в том, что я нужен Денису, растет с каждым днем. — Хочешь сказать, что есть люди, для которых ты — пестицид? Ревностная мысль: «Ты не представляешь, насколько и с каким удовольствием я потравил бы весь твой палисадник!» заставляет ухмыльнуться, но умалчиваю о своих кровожадных помыслах. Зачем парня настораживать? Не глупый, сам поймет, когда придет время. — Дэн, я отношусь к людям так, как они этого заслуживают. Но и сам никогда не пытался казаться лучше, чем есть на самом деле. Я тот еще мудак и делал много вещей, которыми не горжусь. — Лис, это воззрение сильного человека. Но, как правило, люди жаждут выглядеть тем, кем не являются. Я называю это «синдром вахтера». И в какой-то степени сам подвержен ему. — Каким образом? — Я чувствую себя женихом, обнажающим в первую брачную ночь невесту. Неспешно снимаю с Дэна прочную броню и всю напускную шелуху, подбираясь к незащищенному нутру. Нежному и ранимому. Но я не сделаю больно, не раню. — Ну… у меня завышенные амбиции, несоразмерно огромное мужское эго и сильно раздутое самомнение, — то ли смеется, то ли действительно откровенничает парень. — А мне кажется, ты недооцениваешь себя, — пишу, что думаю, ведь вижу его настоящего. — А мне кажется… — передразнивает меня Денис, — что ты, Лис, или слишком хитер, или влюбляешься… — С чего такие выводы? — Людям свойственно идеализировать человека, каким бы мерзавцем он ни был по жизни, в том случае, если его любят. Именно это ты и делаешь в последнее время — видишь меня в радужном сиянии. Слова Дениса заставляют задуматься, а есть ли в них хоть толика правды. С парнем я не хитрю. Не желаю быть с ним неискренним. А любовь? Все мои влюбленности сводились к банальной похоти, удовлетворив которую, я остывал. С этим человеком не все так просто. Может, именно потому, что пока не могу заполучить его в постель, мой интерес и не ослабевает. Но хотя я его очень хочу, тут нечто другое. К нему тянется моя душа, иначе и не скажешь. — Нет, Дэн, я вижу тебя таким, какой ты есть, — в сотый раз пытаюсь внушить Денису, что смотрю на людей несколько иначе. — Да-да, я помню, что от тебя не скрыть рога, копыта и хвосты. Но я тоже не лыком шит. И того, что НЕ ВИЖУ, могу попросту смоделировать или проанализировать, — гнет свою линию великий спорщик и добивает меня убийственным в своей самонадеянности выводом: — Просто хочу, чтобы ты знал, что влюбить в себя я умею. — Знаю, Дэн. Знаю, — уверяю парня, что в курсе его любовных похождений. Мне кажутся смешными такие выпады, но что-то неприятное, очень похожее на жгучую ревность, ворочается, отвоевывая себе пространство в черепушке. — Так что будь осторожен, хитрый Лис, если не хочешь узнать, что такое магия любви… — выскакивает шуточная угроза, а мне становится совсем не смешно, потому что понимаю, что я бы с удовольствием порадовался, попав под его чары, если бы не ведал, насколько это действо может быть страшным. — Дэн, к сожалению, я знаю, что это прекрасное чувство подчиняется магии, — горько ухмыляюсь, пытаясь унять ревность, что голодным питоном выползает из головы и стальными кольцами сдавливает жизненно важные органы. — Только оно не настоящее. Это иллюзия, но настолько сильная, что ломает волю, как кнут — раба, что был когда-то свободным человеком. — М-м-м… Как интересно… — И я прям кожей чувствую, как напряглись мышцы Дениса, чувствую на себе его испытующий взгляд, будто и нет меж нами расстояния, будто сидим за одним столом, глаза в глаза. — Дэн, я по-лисьи слукавил, когда сказал тебе, что специально не приручал. Наверное, тогда сыграл злую шутку пресловутый озвученный тобой синдром, — собираюсь с духом и хочу ответить взаимностью этому человеку, хочу, чтобы он понял, что мне можно доверять. — Однажды, по молодости и глупости, я сделал шаг, повлекший за собой немало бед. Знаешь, в чем самая гниль моего поступка? Я понимал, что поступаю неправильно, но эгоизм и самолюбие возобладали надо мной. — Расскажешь? — Если тебе интересно, слушай, — отступать не в моих правилах. — И надеюсь, ты не изменишь своего отношения ко мне. …Было это во времена той юности, когда не только хочется, но уже и можется. Однажды поняв, что пользуюсь интересом, я решил жить так, чтобы не было мучительно больно за без кайфа прожитые годы. Время попусту не терял. Приобрел фирменный взгляд и улыбку, благодаря которым, стоило мне бросить их в очередную жертву — и «киска, зайка, рыбка» оказывалась в моих хищных лапах. Одна, вторая, третий — я вошел во вкус и пустился во все тяжкие. Стоило на горизонте замаячить смазливой мордашке, как я устраивал сафари. Заученные до автоматизма движения: чуть прижатый к шее подбородок, взгляд исподлобья с поволокой, насмешливо вскинутая бровь и улыбка набок. Подмигнуть контрольным выстрелом — и «дичь» сражена наповал. Школа, улица, другой город — пофиг. У меня был вполне конкретный и чисто спортивный интерес. Я плевать хотел, сколько ходило пересудов обо мне, как среди учеников, так и среди учителей. Особенно после случая с одной молоденькой училкой, которая у нас проработала четыре месяца и внезапно написала заявление «по собственному желанию». Но это другая история, а тогда… Я хотел добиться той, которой был откровенно безразличен. Из всех классов, параллельных и что помладше, она единственная не поддавалась на мои чары, чем неимоверно распаляла мой охотничий азарт. Тогда я еще и не думал о своем даре. Хотя, как любой нормальный человек нежного возраста, мечтал владеть волшебной палочкой, телекинезом и способностью проходить сквозь стены. Ничем из вышеперечисленного я, естественно, не обладал. Зато имел по-звериному развитый, идеальный слух. Вот он-то и вовлек меня в эти «неприятности». Как говорится, хочешь понять, чего желают женщины, просто выслушай их. Вот и прислушался я однажды к девичьему трепу. — Идеальный парень, — вздохнула одна, и я тут же вклинился в разговор, желая, как истинный самец, переключить все внимание на себя. Смех, флирт, выпендреж ровно до того момента, пока моя недотрога не вступила в беседу. Увлеченный рассказ девушки о каникулах на деревне у бабушки, где она познакомилась с каким-то парнем неописуемой красы и изысканных манер — чуть ли не принцем на спортивном велосипеде, коротнул проводку у меня в голове. — Значит, мне ты отказываешь, а на какого-то Ванюшку глаз положила? — сказал я, желая в душе прям сейчас найти этого деревенского придурка и… нет, не набить ему морду, а трахнуть эту девчулю у него на глазах. — Лесик, ты же игрок. Я никогда бы не стала с тобой встречаться, — кидает мне вызов девчонка. — Ты никого не любишь, кроме себя. А я хочу серьезных отношений, — и все это таким барским тоном, со взглядом Королевы на смерда, что меня переклинило во второй раз. Сам не свой, и злой, как черт, пришел домой. Еще и парни всю дорогу подъебывали, вдоволь отыгравшись за все свои пасы передо мной… — И ты решил отыграться, — продолжает мой рассказ Дэн, и я вижу, как он неспешно гладит лежащую на коленях кошку. — Конечно! Сейчас-то я понимаю, что это был заеб чистой воды, но тогда мне приспичило достичь своей цели любой ценой, — подтверждаю догадку Дениса, продолжая рассказ… «Дар, говорите?!» — вслух спросил я, и, Дэн, ты не поверишь, но в теле тут же отозвалась Сила. Словно сидела и ждала, когда я позову. И я позвал. Мне не было страшно или совестно. И хотя в душе понимал, что девчонка не в моем вкусе, не нужна она мне, о любви и подавно нечего говорить, но в голове не было ни одной здравой мысли, лишь обида, злость и, как следствие, возбуждение владели мной. Я не смог остановиться. Мысленно задавал вопросы, как сделать, чтобы девушка сама под меня легла, и получал ответы. В голове тут же сложился целый обряд. Слова древнего приворота всплыли из дальних уголков памяти. Откуда — до сих пор не знаю. Только очнулся я уже поздно вечером. Скинув полудурман, понял, что очень устал. «Я ее приворожил. Обряд на крови, — одинокая мысль пролетела в пустой башке, вызвав истерический хохот своей глупостью и слабый отклик надежды в душе. — Не сработает это. Хуйня на постном масле. Взрослый пацан, а занимаюсь бабскими забавами», — ругая себя, провалился в сон. Наутро попытался выкинуть случившееся из головы, но тревожные мыслишки не давали покоя, напоминая яркими образами ту мерзопакость, что творил. Тревога усилилась, когда увидел, что девушка не пришла в школу. И на следующий день тоже. Спросил у подружек, говорили, что девчонке нездоровится. Я продолжал успокаивать себя неверием, которое развеялось на третьи сутки. Девушка сама подошла, позвала поговорить. Я верил и не верил своим глазам. Этот взгляд я бы не спутал ни с каким другим. Взгляд преданной собаки. Девушка сама подалась навстречу, сама попросила о поцелуе. И тогда до меня доперло, что сработало. Я победил природу! И, наверное, первым чувством было ликование. Без особого желания начал встречаться с привороженной девчонкой, лишь бы утереть нос всем тем хмырям, что посмеивались над моим проигрышем. Но постепенно спесь сошла. Всю силу приворота я осознал лишь со временем. Девушка никогда мне особо не нравилась, а теперь и вовсе изменилась: стала истеричной, дерганой, очень сильно похудела. Куда бы я ни шел, она тащилась за мной. Записочки, преследование — везде и всюду она. Порой ее выходки на грани фола шокировали, но я понимал: это все — чтобы привлечь мой взгляд. Приворот действовал и на меня, давил беспросветной апатией. Я чувствовал, как из меня, словно из крана вода, утекает жизненная сила. С каждым днем становилось все хуже. Я боялся за девчонку, а порой и за себя, и безумно хотел с ней расстаться, но… Не получалось. Один эгоистичный поступок — и столько последствий. Как бы ни хотелось, время вспять не повернуть. Это был мой грех, моя ошибка, и мне самому предстояло все исправить… — Исправил? — серьезность тона Дениса, которую чувствую в каждой букве, не оставляет сомнений: он верит моему рассказу. — Да. Но чего мне это стоило, не спрашивай, — опережая события, пытаюсь оградить себя от вопроса, на который при всем желании не смогу дать ответ. — Лис, я считаю, если человек захочет, он расскажет. А если нет, это его право — хранить молчание. Не в моих правилах без спроса в душу лезть.  — И за это я тебе очень благодарен, — облегченно выдыхаю, понимая, что не желаю лгать Дэну, а рассказать чудовищную правду не готов никому. — Но есть другой вопрос… — Все что угодно, Дэн. Спрашивай. — Освобождаю все каналы восприятия, готовый без промедления поведать Безликому доступные мне тайны мироздания, и по этим самым каналам ко мне накатывают странные в своей напряженности всплески кармических волн. — Ты мне как-то сказал, что ничего не происходит просто так, и я с тобой в этом согласен. — С каждым словом все явственней ощущаю растущую магнитуду хаотических колебаний, буквально видя, как чуткий датчик сейсмографа мечется по движущейся бумажной ленте, выписывая пики приближающегося землетрясения. — Так почему именно этот эпизод своей жизни ты решил рассказать сейчас? — Дэн, ты же сам мне эту тему подкинул, — зависаю, абсолютно не понимая, в чем подвох и когда и чем я встряхнул находящийся на тектоническом разломе островок обитания моего взрывоопасного собеседника. — А мне кажется, что ты иносказательно решил выдать мне некую информацию, — тревожит меня очередной заморочкой Дэн и внезапно сотрясает энергетическим толчком: — Признайся: а ты больше таких экспериментов не проводил? А то меня терзают смутные сомнения*, что ты и надо мной подобный обряд сотворил. — С чего вообще подобный домысел?! — не знаю, за что уцепиться, чтобы не потерять равновесие, в голове с каждым мигом нарастает гул Земли*. — Дэн, я два раза на одни грабли не наступаю, — спешу успокоить невесть что придумавшего фантазера. — Науку, что насильно мил не будешь, назубок выучил, как и то, что знания эти на краю могилы даются. — Тогда объясни, почему я денно и нощно, как Маленький принц, об одном Лисе думаю? — мой «маленький принц» засыпает меня очередными непонятками. — Может, это любовь? Без принуждения, самая что ни на есть настоящая. — отправляю свое объяснение вместе с улыбочками, а сам сижу и не знаю: то ли мне ругаться и злиться, то ли радоваться. Ведь Дэн, хоть и не прямым текстом, признался, что я ему настолько небезразличен, что он подумал о вмешательстве магии. — А может, все-таки без ведьмовства не обошлось? Может, ты и мне мозги каким приворотом засрал? — Дэн, ты чего? Я никогда бы не стал такого творить! — Выбивая почву из-под ног, нервозность Дэна передается мне настолько резкими толчками, будто я нахожусь в эпицентре событий. — Но сделал! — слова, что удар наотмашь. — Тогда поиздевался над девчонкой, теперь надо мной эксперименты ставишь! Признайся! Тешишь свое самолюбие? Блять! Я знал, что карма меня настигнет за все мои игрули в Сети. — Дэн, успокойся! — пытаюсь «докричаться», но без толку. Кажется, я что-то упускаю, что-то делаю не так. Но что?.. Там, за сеткой пространства, все гудит напряжением, напоминая приближающийся катаклизм, перед которым я чувствую себя беспомощным и не знаю, что делать. — Давай, покажи мне здесь и сейчас, какой силой обладаешь! — вызов взорвавшимся вулканом выплескивает на меня раскаленную магму. — Не пори чушь! Я никогда бы не стал принуждать тебя! — Вцепившись пальцами в волосы, пялюсь на разгул стихии. Ловлю эмоции парня, что кипящей лавой облизывают тело, и начинаю гореть. Паника. Уже моя. Накрывает с головой. — Лис, я не маленький мальчик. Я через слишком многое прошел, чтоб вот так взять и влюбиться, даже не видя человека в лицо, — огненные слова-бомбы разрываются вокруг. — О чем ты говоришь? Человек в человеке душу любит, а не смазливую мордашку. — Вот только не надо ля-ля. Человек сперва внешность видит, в глаза глядит, через них пытается душу разглядеть, и никак не наоборот. А некоторые и вовсе ограничиваются только первым пунктом. — Я не такой! И ты, Дэн, тоже. Если перестанешь истерить — поймешь. — Хочешь сказать, смог бы урода полюбить?! — Новый взрыв сотрясает пространство, засыпая все вокруг пеплом. — Для меня внешность не главное. — Не пизди! — Я как есть говорю! В своей жизни много повидал уродов. Не внешне — душой, и это самое страшное. — Иди ты на хуй со своей философией! — Боль прошивает мозг. — Не понимаю, чего тебе от меня нужно? Какие цели преследуешь? Только знай: со мной у тебя полный облом! Я тот самый урод! Два в одном! Урод снаружи! Урод внутри! — Жар опаляет лицо. Горящими комьями жжет ладони, голову, сердце. — Ну что, Гарри Поттер, достанешь свою волшебную палочку и превратишь чудовище в принца?! — Я, блять, достану! Палочку-дуривыбивалочку! — не пишу, а кричу в пустоту. — Ты достал!!! Неужели так трудно поверить, что ты мне нравишься?! Секунда… Две… Три… Я слышу время. В ушах застывшая стрелка хронометра растягивает каждый миг в вечность. Пять… Шесть… Чувствуя запах горелой проводки, глотаю полынный кисель воздуха, а он не хочет наполнять легкие, оседая в горле пеплом. Семь… Восемь… Вижу тьму. Ищу в безбрежном океане черного клубящегося дыма маленький зеленый островок нашего мира, и не нахожу. Девять… Сообщение не прочитано. Электронный детектив пишет, что Безликий был в Сети, а сейчас его тут нет. Десять… Срываюсь с места. Разъяренным быком ношусь по квартире, оставляя после себя хаос. Все, что попадается под ноги, пинаю. Все, что оказывается под рукой, летит в разные стороны. На полу оказывается перевернутая постель. Не убранная вовремя чашка разлетается на осколки, встретившись со стеной. Плазма плашмя падает на пол, едва останавливаюсь чтобы на ней не сплясать. В мозгу пульсирует кровь, а по телу разбегается жар. Мне кажется, я горю в безысходной ярости. Дыхание срывается хрипами. Злость вышибает силы. Бесформенным мешком оседаю на ковер и раскидываюсь звездочкой. — Дэн… Дэн… Дэн… — Тянусь к парню, но еле ощущаю. — Ты же сказал, что небезразличен. Так почему убежал? Опять… Охота выть, сорваться, найти. Хочу быть рядом. Обнять, взглянуть в глаза, уверить. Но для меня путь закрыт. Я не знаю, кто он. Не знаю, где его искать. И, кажется, я ему не нужен. Тоска наваливается, душит спазмами горло, давит стопудовой плитой на грудь. Больно. Там, за ребрами, ноет, кровоточит. И заплакал бы, но не умею. — Нахуй я вообще начал этот разговор?! — Глаза сами натыкаются на дверцу бара. Напиться! Забыться хотя бы на вечер! Разглядывая стройные ряды бутылок, останавливаю взгляд на водке. А что еще может лучше исцелить русскую душу, как не национальный алкоголь?! «Надо перестать цепляться за Дэна и кого-нибудь бездумно трахнуть. Где-нибудь зависнуть, оттянуться. Может, и отпустит». — С этой мыслью останавливаю свой выбор на обычном клубе без приставок из трех букв, а прикид — на штанцах в облипочку, рубашке посвободнее, зато расстегнутой до груди. Несколько чисто мужских цацек — для завлечения взглядов. — Дениска, ты трус! — Алкоголь делает свое дело, и Боль перерастает в отчаянную Злость. — Значит, гербарий свой предпочел. Ну и пофиг… Хватаю ключи и, хлопнув дверью, выхожу на улицу. Прохлада ночи не отрезвляет, да я и не пьян. Я захлестнут эмоциями. Моя малышка урчит трехлитровым движком. «Белугу» пристраиваю на пассажирское кресло. Ржу над мыслью, а не пристегнуть ли ремнем безопасности сорокаградусную подружку, и срываюсь с места. — Упрямый! Несносный!! Твердолобый!!! — Неоновые вывески ночного города плывут перед глазами цветными пятнами. Даже в пылу гнева не могу матерно оскорбить Дениса, и от этого еще больше злюсь на себя: — Придурок! — Глоток из горла стекает в желудок, разливаясь по телу теплом. — Чего тяну жилы из парня?! Голову морочу?! — Пролетаю перекресток на желтый. Пузырь к губам. Глоток. — Отпустить, и дело с концом! — Едва успеваю притормозить перед лежачим полисменом. Нутро вымораживает от одной лишь мысли о расставании. Глоток. Еще. Тепло. — Хуйня! Переживу… Знакомые двери, которые старательно глушат децибелы клубняков. На одну треть недопитый пузырь остается в машине, а я пока еще уверенной походкой иду к секьюрити, который смотрит мне в глаза, словно сканирует. Включаю неоновую вывеску фейса «Не бойся, сегодня я добрый!» и спокойно прохожу внутрь. Меня тут же окружает чужая энергетика, липнет, лижет, как и некоторые взгляды. Но они меня не напрягают. Хочу раствориться в толпе, утонуть в чужих эмоциях, чтобы они перекрыли, забили мои. Тут же заказываю выпивку. Шотландская горючка смешивается с русской, придавая голове и телу столь необходимую легкость. Сканируя толпу, выслеживаю жертву. Но, как назло, цепляю взглядом тех, кого меньше всего хотел бы видеть. Дилеры. Прав был Николаевич: вижу, чую этих паскуд. Парень. При себе ничего нет, заначки явно в туалете. Или с барменом работает: пока тот прячет среди бутылок товар на вечер, торговец смертью находит тех, кто не против поиграть с ней в русскую рулетку. Девушка. Эта менее умная. Таблеточки в бюстике, под вкладышем пуш-апа. Если поймают — не отвертится. Видно, встряла в долги, раз таким занялась. — На хуй! — рявкаю так, что подплывшая было ко мне девица разворачивается на сто восемьдесят градусов и ретируется. Только и остается, что проследить, как от меня уплывает нечто с длинными ногами. Я не развлекаюсь и не отдыхаю, я напиваюсь. Планомерно: один бокал в десять-пятнадцать минут, с перерывам на выдохнуть. Не люблю я так. Мне бы закусить. Мясом. А тут только чипсы да сырные ломтики. Очередной тумблер* пустеет. В голове шумит, но не от музыки, которую, к слову, диджей неплохо миксует, а меня то ли покачивает в такт, то ли уже ведет. — Бармен, — жест рукой на ряды бутылок, что двоятся за счет зеркал, или уже не только за счет них. Мимолетный взгляд, и меня прошибает озноб. Из мерцающего серебра на меня смотрит «тень» Безликого. — Нет его тут, — отгоняю морок. — Это мое отражение. Это я стал безликим. Срываюсь, врезаясь в толпу. Тела, судьбы, мысли, эмоции. Радость и злость, счастье и ревность, безразличие, возбуждение — сплошным хороводом. И я в этом бурлящем месиве на штормовых волнах музыки. — Дэн… Дэн… Денис-с-с… — шепчу, как заклинание, или мне шепчут его имя в самое ухо. Не могу перестать о нем думать. Облизываю сухие губы. Или мне облизывают? Касаются груди, а я плыву в такт музыке. Открываю глаза и опять столбенею. Меня толкает беснующаяся толпа, а я стою, будто ноги к полу примерзли, да и сам вымерзаю изнутри. Дрожь прокатывается, стекает ледяным потом по позвоночнику. В конвульсивно дергающейся многоликой массе вижу неподвижный безликий силуэт Дениса, моего изломанного мальчишки. Стою и боюсь моргнуть. Боюсь, что исчезнет. Сердце колотится так, будто мне вогнали шприц адреналина прямо в нежно-сильную мышцу. Мне заслоняют обзор, и я уже готов растолкать всех, как вдруг… Он тянет ко мне руку, что-то говорит. Я не слышу что, только вижу движение губ. Подлетевший ко мне парень пытается привлечь внимание. Но мне не до него. Внаглую отпихиваю в сторону. Мешает! — Денис, — зову, но голос тонет в рокоте музыки и толпы, через которую я пытаюсь прорваться к нему. Шаг — и образ пошатывается, идет рябью, а у меня все заходится в груди от осознания, что это просто видение. Дышать… Не могу дышать. Боль с обидой пополам. Ни хрена это не дар! Это проклятие. Видеть, но не трогать. С губ срывается звериный вой. Еще шаг, в надежде схватить, задержать, почувствовать… Но нет. Толпа беснуется. Пульсирующие лучи стробоскопа разрывают зыбкую тьму, безжалостно рассеивая желанный образ, и я вновь один. Плохо, мне очень плохо. К выходу, на воздух. Пусть не свежий и пропахший смрадом выхлопных газов, но лишь бы вырваться. В ночь. Она укроет… Сажусь в машину, и оставшаяся треть водки растворяется в моей крови. Откидываю голову на подголовник. Не хочу оставаться один. Мне кажется, я на краю и в мгновении от срыва. Телефон в руке, и я даже не листаю. Смотрю на заставку абонента — постригся, сменил образ, но меня этим преображением не проведешь. Уж я-то знаю: как был послушным мальчиком, так им и остался. И по-прежнему одинок. Так и не нашел себе Верха, видимо, все еще надеясь, что вернусь. Он давно не звонил. Может, ждал звонка от меня. Но я же упрямый и никогда не навязываюсь. Однако в этот вечер все наперекосяк, и я сам готов набрать. Уверен, что потом пожалею. Давно понял: ему нужны нормальные отношения, с градусом отклонения в нашу «ненормальность». Нужно ощущение, что я его Верх, Дом, Опора, а не просто бойфренд для хорошего перепиха. Но я не смог ему этого дать, не захотел взять на себя такую ответственность. Нет, я не боялся. Просто беря — надо отдать. А мне нечего ему предложить взамен. Он мне нравился, даже очень. Но то, что испытывает он ко мне, в разы сильнее. Наверное, прав Денис, что любящий человек идеализирует любимого. Ведь даже после расставания Димка не возненавидел меня. И по-прежнему говорит, что любит. А во мне — ни малейшей искры, и даже раздуть не из чего. Поэтому — нет, но трубка у уха… Гудок… Гудок… Крохой здравого смысла мелькает надежда: может, сбросит? Но он принимает вызов. — Привет, — выговариваю мягко, чуть тяну гласные. Слушаю дыхание, пытаясь уловить его настрой, и слышу: напряжен, взволнован. — Ты один? — Да… — короткий, без приветствия ответ. Голос сонный, хрипловатый, но сколько вибраций в этом тихом выдохе: волны колебаний негармоническими всплесками свиваются в неравномерный поток. — Встретимся? — для проформы интересуюсь, но уже знаю: не откажет. — Приезжай. Я жду, — Дима без лишних слов все прекрасно понял. — Скоро буду, — сбрасываю и срываюсь с места, направляя тачку по знакомому адресу. Чем дальше еду, тем конкретнее мысли перетекают от понурых к эротическим. Я хочу увидеть Димку, я даже по нему соскучился. Знакомая высотка. Где-то в бардачке все еще валяются ключи и от подъезда, и от квартиры, которые давно пора вернуть, все же больше года как не вместе. Я когда-то принял их, чтоб не обидеть парня, но так ни разу и не воспользовался. Вот и сейчас терпеливо слушаю трель домофона. Теплый ветер треплет волосы. Думаю, что Димка оценит мой распиздяйский прикид. Интересно, как встретит? Дверь без лишних «ктотамов» открывается. Под аккомпанемент сигнала влетаю в подъезд. Лифт. Нужный этаж. Возбуждение уже бурлит. В полумраке проходной зависаю на полминуты, смотря на теплый свет, льющийся из проема чуть приоткрытой двери. Все же приятно знать, что тебя ждут. Пусть эгоистично и даже подло, но это греет. В пару шагов сокращаю расстояние и распахиваю дверь. Он стоит в коридоре, прижавшись спиной к стене напротив. Во взгляде тепло, нежность. Меня накрывает волной его эмоций. Тяжело быть эмпатом, но бывают и плюсы: ничто не утаится от меня. Любовь, ненависть, желание, ярость, страх и надежда — все как на ладони. Я их ощущаю, как свои. Легкая небрежность в одежде и образе, но я знаю: он успел приготовиться к моему приходу. Широкие льняные штаны специально приспущены на бедра и не скрывают того, что Дима побрился для меня, помня, как не люблю лишние волосы. — Проходи, не стой в проеме. — Такое ощущение, что он боится, что я сейчас развернусь и вновь уйду, как бывало не раз. — Чай будешь? Захлопываю за собой дверь, пристально наблюдая, как Дима, оторвавшись от стены, делает несколько шагов на кухню. Прямая спина, легкая поступь, и эти чертовы домашние брюки, которые сидят так низко, что я четко понимаю: под ними ничего нет. Срываюсь с места и заключаю парня в объятия, сковывая руки своими. Трусь носом об изгиб шеи. — Димка, ты же не думаешь, что я приехал к тебе чай пить?! — хрипловатый выдох, и прикусываю зардевшееся ухо. — Или ты для чайной церемонии так подготовился? — Пальцем подползаю под резинку штанов, щекочу голый пах. Чувствую, как тело в моих руках трепещет. Я словно кот, поймавший птицу. Кажется, сдави чуть сильнее — и сердце остановит свой бег. — Лис, ты что, пил? — делано смеется и так же делано пытается высвободиться из моих загребущих лап. — Совсем чуть-чуть. — Для меня это капля в море, хотя от этой «капли» меня основательно штормит, баллов эдак на девять. — Был повод? — Ну-у-у, Димча, мне разве повод нужен?! — Водя носом по кромке волос, шумно втягиваю его запах, зная, как его это возбуждает. — Ни стыда, ни совести у тебя, Лис. Заваливаешься ко мне подшофе. А еще говорят, только пьяные бабы о бывших вспоминают. Оказывается, и сильный пол этому недугу подвержен, — подкалывает меня парень. — А я тебя никогда и не забывал, — почти не кривлю душой. — Мне кажется, ты со мной играешь, как с мальчишкой, а ведь я старше тебя, — обиженно тянет далеко не мальчик, именно его и изображая — расстроенного ребенка. — Ты, конечно, старше, но только не в постели. — Специально раззадориваю парня. Стискиваю пальцами напряженную шею и трусь о ягодицы стояком. Грубой тканью джинсов о тонкий лен. Толкаю Димку к стене и тут же впечатываю, вжавшись всем телом. Слышу сдавленный выдох. Ничего, не хрупкая барышня, вытерпит. Перехватываю запястья, сжимаю, не даю и дернуться. А мужчина и не собирается сопротивляться. Выгибается, жмется ягодицами к и без того болезненно эрегированному члену. — Все еще хочешь чаю попить? — Толкаюсь бедрами, имитируя фрикции. — Нет, — выдыхает томно, соблазнительно. — А что же ты хочешь? — Продолжая эту маленькую игру, покрываю поцелуями холку. — Хочу тебя. — Молодец. Такой честный… А теперь на колени и отсоси мне. Покажи, как соскучился. Отпускаю руки моего «пленника», даю Диме развернуться ко мне лицом, нажимаю на его плечи, и тот сползает по стенке. Придерживая за подбородок, смотрю на полные блядские губы, в расширенные зрачки, а перед глазами то и дело всплывает образ Дэна. «Небось сейчас виртит с какой-нибудь из подружек», — мысль будит зверя. Почти не контролирую себя. Дурею. Засаживаю член так, что упираюсь головкой в самое горло, и Димка давится. Кухня. Отдаюсь во власть наслаждения. Толкаюсь бедрами сильно, властно. Мои стоны, его мычания. Не сдержаться. Коридор. Снова поцелуи, и шарящие по телу руки стаскивают ненужную одежду. Спальня. Страсть кипит, срывает тормоза. Слушаю музыку его стонов, криков. — Лис… Лис… Лис… Сумасшедший… — Беру его, подвожу к краю, но не даю кончить. Извожу, упиваюсь эросом между нами, пока не слышу такое нужное, долгожданное, победное для меня: — Прошу… дай мне кончить… — Да, кончи для меня, малыш-ш-ш… — Скольжу горячими пальцами по взмокшей, покрытой татуировками коже. Очерчиваю выпирающие ключицы и ямочку между ними. Пресекаю попытку отвернуть лицо, крепко стискивая пальцами узкие скулы. — Смотри мне в глаза! — Не прошу. Приказываю. И, чувствуя его экстаз, накрываю тонкие твердые губы поцелуем, срывая с них сладострастный стон. Все плывет перед глазами. Отпуская себя, иду следом, окунаясь в оглушительный оргазм, в котором на краткий миг теряются пространство и время. Блаженство растекается теплом по телу. Прикрывая глаза, понимаю, что мое наваждение не отпускает нигде, но тихое «люблю» выводит из пароксизма страсти. — Ты никогда не называл меня малышом, — бубнит в плечо разнежившийся Димка. — Ну, а сейчас назвал… — отбалтываюсь. Не признаваться же, что видел под собой другого. — Лис, кто я для тебя?.. — неудобный вопрос дергает нерв осознанием, что, увы, разговора с Димкой не избежать. Надо ответить на признание, и мое банальное «спасибо» не спасет ситуацию. Но как же безумно лень даже просто открывать рот. — Дим… Ну прошу, давай вот без этой драматической хуйни. Я думал, только женщины этот вопрос задают, — вспоминаю его подъебку и плачу той же монетой. — Ну, как видишь, не только. — Буквально кожей чувствую, что обидел. — Прости, я не хотел тебя огорчить. — Примирительно обнимаю, ощущая, как он расслабляется в моих руках. Все же он тот еще манипулятор. — Елисей…. — тянет паузу, словно пытается на что-то решиться. — Давай снова будем вместе. Я хочу быть более уверенным. — Не перебиваю: знаю, что ему сейчас трудно. — Прошу… — Стискиваю челюсти, про себя повторяя: «Только не продолжай. Только не это». — Лис, стань для меня Домом, я так нуждаюсь… — Сбивается и снова молчит, как и я. — Хочу каждый день видеть тебя, встречать тебя, жить с тобой. Тобой жить. — Дим, а тебе не кажется, что слишком много «я хочу». Я сейчас начинаю новый проект, и прости, но пока не готов к серьезным отношениям, — мои слова прокатываются громом в ночной тишине, несмотря на то, что говорю их шепотом. — Обещаю, мы вернемся к этому разговору. Чуть позже… — говорю и внезапно понимаю, что уже все для себя решил. Что пути назад нет. А он… Он улыбается, согласно кивает головой. Вот ведь… — Димка, все же ты мазохист. Ты же прекрасно понимаешь, что я верность не храню, пью, могу сорваться и уехать на байке на несколько дней. Что бизнес сейчас для меня важнее отношений. А еще влегкую могу тебе пиздюлей навешать, если мне что не понравится. И вот такое «добро» ты готов ждать? — Да, — отвечает куда-то в шею и доверчиво льнет ко мне. А мне и сказать на это нечего. Только дать то, что могу. Поэтому снова по кругу: страсть, ласки, граничащие с болью, и сорванные в стонах-криках голоса…