Вера. Надежда. Любовь

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Без отдыха, на перекладных иду по следу Дениса уже не первые сутки, а чего мне стоило добраться до порога его дома знаю только я и те бесовские матери, к которым послал все свои клятвенные обещания с грандиозными планами и кое-чьи ласковые уговоры с неприкрытыми угрозами. Устал, как голодный лис в погоне за вертким кроликом, но сейчас я так близко к заветной цели, а эта цель… куда-то смылась, и томительные минуты ожидания, складываясь в часы, проверяют на устойчивость мою психику. Неустойчивая! Короткий щелчок — и движок лифта начинает наматывать стальные тросы, а во мне в который раз, словно на колки гитары, натягиваются струны нервов — того и гляди лопнут. Сердце трепыхается мотыльком, увязшим в паутине, и от этих отчаянных рывков по тонким нитям нейронов растекается напряженное смятение, заставляя замирать тело, разум, душу. «Успокойся!» — мысленно приказываю сам себе, слыша, как двери кабины открываются где-то внизу. Только успокоиться в отношении Дениса мне, по-видимому, не суждено. Я все еще злюсь на него, хоть и понимаю, что как только увижу, сразу прощу и трусливое бегство, и маленькое транспортное плутовство. И тем не менее всю дорогу пытался заглушить в себе, что уж говорить, обиду и гнев на сорванца, замороченного внутренними Демонами. Но похоже, что не только не успокоился, а наоборот, растравил этих собутыльников, к тусовке которых присоединились чувства тоски и опасения, что мне будут не рады. «Где носит этого засранца?! По-любому уже должен быть дома. Но его нет…» — снова патрулирую лестничную площадку, кажется, изучив каждую трещину в окрашенных стенах коридора, и изредка бросаю взгляд на железную дверь, которая почти два часа назад, несмотря на все мои настойчивые просьбы, так и не открыла вход в апартаменты любимого беглеца. Да и телефон на все попытки дозвониться до Дениса, словно попугай, твердит одну и ту же песню про «абонент не абонент», порождая в сознании безумное желание ебнуть эту говорун-коробульку об стену, а в душе — смутное беспокойство. А беспокоиться есть от чего. Еще в лифте обратил внимание на затертые капли крови, но не придал им никакого значения: мало ли кто по сопатке получил. Да и несмотря на усталость, почувствовал — это не Дениса. Но когда следы привели к заветной двери, волей-неволей озадачился. «Что могло тут случиться? — почесывая изрядно отросшую щетину, снова и снова натыкаюсь взглядом на редкие бурые капли на пыльном полу и отрицательно мотаю головой, отгоняя дурные предчувствия, — Нет! Все хорошо!» — хоть и совершенно не уверен в этом. Уверен я буду только когда увижу Дениса в целости и сохранности. А для этого нужно еще немного подождать. И я жду, сжимая-разжимая ледяные пальцы и прислушиваясь к движению лифта и к нашептыванию внутренних Демонов: «Ну же, Денис, не испытывай мою выдержку на растяжимость! Я все равно никуда отсюда не уйду, а ты рано или поздно вернешься в свое жилище. И лучше бы тебе это сделать до того, как иссякнет мое терпение», — не умолкает Нетерпеливость, подзуживая слегка прихуевший от близости к заветной цели Разум перейти от пассивного ожидания к активным действиям: подергать всезнающих соседей, подключить собственные полуиздохшие силы или, как вариант, силы совсем не духовные, что в моем теперешнем состоянии более приемлемый вариант. «Все… жду еще десять минут и начинаю нагло пинать осевший в этом подъезде люд. Не даст результата — не менее нагло позвоню Александру Дмитриевичу и попрошу отследить симку моего наваждения, если телефон, конечно, не сдохнет, — с тоской смотрю на тонкую желтую полоску индикатора заряда в смартфоне. — А если сдохнет, совсем уж нагло вломлюсь в дом родителей Дениса, и коли он окажется там, заграбастаю себе свое, а заодно и предложение сделаю, — пытаюсь дурацкой хохмой отогнать нарастающую бесючесть. — Ага, прям так и скажу: «Прошу руки вашего сына!». Три минуты канут в вечность вместе с моими реальными и нереальными фантазиями, заставляя дергаться с каждой секундой все больше и больше. Того и гляди моча в голову ударит при мысли, что Денис пытается скрыться от меня не в родных стенах, а бежит еще в какие-нибудь ебеня. Семь минут отсчитывают назначенный срок, прошивая токами нервы. Мне нужно что-то делать, но я не могу. Я могу только ждать. Ждать и психовать. И в этом психозе не нахожу себе места. Лютым зверем мечусь в тесном пространстве межэтажья: спускаюсь на несколько ступенек ниже, приближаясь к родным пенатам Дэна и снова возвращаюсь, чтобы прищуриться на огненный диск не по-осеннему яркого солнца. Девять минут. Лифт оживает, натужно скрипят тросы, заставляя вслушиваться в нарастающий звук приближающейся кабинки. Дыхание замирает, когда понимаю, что ею пройдены все нижние этажи. Неосознанно прощупываю пространство и вся моя сущность сжимается коллапсирующей звездой, потому что не просто искренне надеюсь, не просто слепо верю, а твердо знаю, что случится через миг. Зеленые стены, серые ступени, белый потолок — все сливается в один перламутровый туман. Ледяные еще мгновенье назад пальцы горят, согретые той жаркой, с золотистыми бликами упоения волной, что разливается по всему телу и делает ватными ноги. Судорожно сжимаю перила и смотрю туда, где на горизонте событий звучит металлический скрежет открывающихся створок дверей. Черная мантия. Сутулые плечи. Накинутый капюшон. Опущенная голова. Рюкзак через плечо. Руки, сцепленные на груди. МОЙ ДЕНИС — поедаю глазами того, кто срывает с меня все защитные оболочки. Разум уходит в аут. Тело горит в адреналиновом пекле. И оголенная Душа взрывается фейерверком чувств: Счастье — чистое, высшее, Нежность — всепоглощающая, бескрайняя, Возбуждение — не унять, непостижимая Любовь… — Денис… — В горле ком, голос не слушается, кажется, произношу имя Любимого одними губами, но меня слышат. Парень вздрагивает, словно от удара электрошокера, резко вскидывает голову и на меня смотрят широко распахнутые, самые красивые в целом мире глаза. А я плавлюсь в этой ртути, в этом утреннем тумане, в этом штормовом море. И ТОНУ! Отчаянно барахтаюсь, не понимая, почему в глазах, что смотрят на меня сейчас, на мгновение вспыхивает вселенский ужас, а в следующий миг утекает в узкую черноту зрачков, оставляя на радужке лишь серую обреченность, фонящую диким, первобытным страхом, будто перед Денисом стоит не любимый человек, а Дьявол, пришедший по его душу. — Бля-я-ять… — тихий матерный выдох под нос шокирует неправильностью происходящего и дергает нерв силлогизмом, что я здесь нежеланный гость. Где-то хлопает дверь, как сигнал к решительным действиям, и мой Денис торопливой, но какой-то неуверенной походкой инопланетянина, которому в тягость притяженье Земли, топает к своей двери, упираясь одной рукой в стену, словно боясь, что та сейчас на него рухнет. — Стоять! — ору командным голосом, абсолютно не понимая, чем вызвана такая паническая атака Дениса, но, кажется, только подливаю масла в огонь. Звенят ключи предвестником события, что парень прямщас вознамерился укрыться за стенами с железными вратами, откуда я его никаким кнутом или пряником не выманю во веки веков. «Да хрен ты угадал!» — тело двигается на инстинктах. Ни мига не думая, в три шага проскакиваю пролет, ощущая себя заядлым паркурщиком. Налетаю коршуном на убегающего зайца, и, прижимая парня к двери, обвиваю руками, словно смирительной рубашкой. «Мой! Мой! Мой…» — Я столько раз мечтал, как заключу его в объятия, но не мог и предположить, что реальные ощущения изгибов вырывающегося из моих тисков тела будут так до дрожи будоражить мое собственное. Голова кругом от близости Любимого, и эмоции, пусть не те, что я ожидал и какие-то неправильные, но и не затертые, не потерянные пространством, отключают разум. Утыкаюсь носом в макушку, по-звериному тяну в себя родной запах, в котором почему-то фонит чужеродная для Дэна нотка спирта, и дурею… — Попался! — опьяненный своей победой, резко выдыхаю отчаянно дергающейся добыче в затылок, чувствуя, как у самого сбивается дыхание. Но я ж все равно сильнее, сколько не рвись. — Сдавайся! — не прошу, требую. — Сопротивление бесполезно. — Да хуй ты угадал! — из уст Дениса неожиданно грубо звучат мои недавние мысли, приправленные не менее неожиданным продолжением: — Живым не сдамся… — и мне со всей Денискиной дури прилетает крепким затылком по услужливо подставленному носу. Резко наступает ночь, и зажигаются яркие звезды. Боль пронзает переносицу, лоб, но самое гадливое — ощущение, как кровавая юшка наполняет нос и медленно стекает по стенкам носоглотки. «ЕБАААТЬ!» — только и проносится в звенящей голове. — Денис, ахуел совсем? — по-русски искренне возмущаюсь, инстинктивно зажимая разбитый нос одной рукой, а второй продолжая держать добычу. Дергайся бы сейчас у меня в руках кто другой, уже приложил бы его лобешником о железную дверь, и не раз, но ведь с моим затравленным зверем так нельзя. Вот и обхожусь воспитательными мерами: сгибаю ногу и от всей своей уязвленной в самых лучших чувствах Души отвешиваю парню горячий любовный поджопник. Попадаю не столько по тощей заднице, сколько по съехавшему с Денискиного плеча рюкзаку, из бокового кармана которого стремительно вылетает до боли в печени знакомый «снаряд». Описывает заданную земным притяжением параболу и с хрустальным звоном подрывается о бетон, рассыпая в зоне поражения брызги чистой, как кристаллы Сваровски, жидкости и прозрачного, как слеза, стекла. Мир замирает. Денис замирает. Я замираю. «На счастье!» — сверкает молния в мозгу, а по тесному закутку разливается поллитровая лужа и, перекрывая смрад подъезда, источает ни с чем не сравнимый аромат русской водки. Замершую статую из трех фигур: я, Дэн и убитая бутылка — хоть на фонтан водружай — расколдовывает волшебный мявк и Денискино недоуменное: — Лис? Парень разворачивается к своей «избушке» задом, ко мне передом, таращится во все глаза, будто во второй раз за последние 666 секунд увидел Дьявола во плоти, и вот только теперь ему это, сколько ни крестись, точно не кажется. — Нет, бля, серый волк! — Утираю сочащуюся кровь и закидываю башку назад, будто это может остановить кровопотоп. — И тебе привет, Любимый, — гундосю, а самого на ржач пробивает. Трясет и Дениску, вот только его попытки смеяться с каждым мигом все больше напоминают начинающуюся истерику. — Ну все-все, очнись. Сейчас-то признал? — Пытаясь успокоить, прижимаю к себе любимого драчуна, хотя мне самому не помешало бы взять себя в руки. — Это я, твой Ведьмак. А тебе что, бес с рогами померещился? — И из-за пазухи на свет божий высовывается помятая темная мордашка — нет, не того, кого помянул, а голубоглазой кошки, что удивленно таращится на обнимающихся парней. Как не раздавил бедолагу в порыве любви, не знаю! — Привет, Маркизка. Ну хоть ты скажи своему хозяину, чтобы он перестал хуевертить. А то ж я и отшлепать могу. И за беготню, и за головоприкладство, — говорю пушистой девчонке слова, предназначенные Дэну, и кошка со мной молча соглашается, да и парень молчит, только быстрое дыхание — почти свистом — вырывается из легких и, обдавая меня ядреным перегарным амбре, проясняет кое-что в Денискином поведении. — Дэн, милый мой мальчик, а ты по какому поводу надрался?! — почти ласково рыкаю на правах старшего, но получается как-то совсем уж не строго: мешает вполне естественно сочащаяся кровь и совершенно ненормальная веселость. — Лис, прости-прости… Как ты тут?.. Я не хотел… Я думал это… — несет какую-то пьяную околесицу, начиная и не заканчивая свои мысли, но упорно игноря мои вопросы. — Ты в порядке? Держись! — подрывается горе-алконавт и дрожащими руками никак не попадает в замочную скважину. — Давай домой… От этих простых слов становится тепло на душе. «Домой», а не «ко мне». Значит, Дениска уже разделил со мной не только виртуальный, но и реальный свой мир. И, как не неохота, но приходится разжать объятия, отлипнув от желанного человека. Поворот ключа и Дэн, запустив вперед кошку, залетает в квартиру следом, немедленно утягивая за собой меня и отсекая нас от всего света труднопреодолимой преградой. Голова кругом. Вот он — долгожданный миг, в котором мы вдвоем, не считая кошки. Но с кошкой не считаться нельзя. У нас с ней заговор и космический контакт! И она уже признает во мне своего: трется у ног, выписывая загадочные круги. Глажу маленькую хранительницу, почесываю за ушком, перекидывая на нее часть своей любви, пока нет возможности ей сполна одарить ее хозяина, который мужественно преодолевая антитрезвое состояние нестояния, суетится возле нас. — Раздевайся, — командует Дэн, сдвигая створку купе, и на пол летят кроссовки, рюкзак, мантия. — Ванная тут, — открывает одну из двух очевидных дверей. — Льда нет, но в холодосе должно быть что-нибудь. Я щас… Только вместо очевидного и логичного похода на кухню за «чем-нибудь» Дэн пьяной пулей залетает в соседнюю дверку, откуда тут же доносятся понятные любому перепившему человеку звуки. Не спеша раздеваюсь, пытаясь не залить кровищей чистые полы и занимаю примыкающее к сортиру помещение, использовать которое по назначению мечтаю уже давно. — Любимый, ты в порядке? — моя очередь задать вопрос, на который может быть только один ответ. Он и звучит: — Нет! Смывая кровищу с фейса, разглядываю покрасневший нос в противоестественно крохотном зеркале и отправляю очередной запрос за тонкую перегородку: — Может тебе помочь? — Откуда прилетает злобный рык: — Блевать я и сам умею! — А не будешь без меня бухать! — бросаю незлобный упрек выплывающему из сортира бледно-зеленому призраку Дэна. — Я и с тобой не буду, — бурчит под нос по дороге в кухонный закуток и жадно заливает в себя минералку. — Садись, — наконец достает из морозилки то самое «что-нибудь» — кусок замороженного мяса и заворачивает в полотенце. Послушно усаживаюсь на предложенный табурет, подставляя лицо. Я готов сделать что угодно, лишь бы Дэн стоял со мной рядом, как сейчас, когда прижимает к горящей переносице импровизированный компресс. Из-под опущенных ресниц наблюдаю за моим зверьком и глупо улыбаюсь собственным мыслям. Я столько фантазировал о том, какой будет наша первая встреча, а получилась она вот такой странной. И все же я не обманулся в главном: нет во мне ощущения, что это впервые. Я не чувствую себя здесь гостем. Это наш дом. Мы словно и не расставались. Есть волнение, но это как радость после недолгой разлуки. Мы здесь вместе с первого дня знакомства, а может даже и раньше, просто запамятовали когда появились в жизни друг друга. Но вот снова рядом, и это такое наслаждение — чувствовать, как меня постепенно, но верно обволакивает облако родной энергетики. Пусть Денис напряжен, пусть насторожен, пусть ожидаемо прячет взгляд и не знает, что сказать, но самое главное — он со мной, и я пью его жадными глотками. Точно тот Моисей, что сорок лет мотался по пустыне в поисках своей цели и наконец обрел ее. Вот и я пью и не могу насытиться. Пью и пьянею от близости, едва сдерживая желание обнять, вжать в себя, впиться в эти тонкие, плотно сжатые губы страстным поцелуем. Но отрезвляю сам себя: слишком рано, слишком мой израненный зверь напуган и растерян. И понимаю — надо просто дать ему время, чтобы на этот раз не нарваться уже на клыки и когти. — Спасибо, — не контролирую голос, и он отдает хрипотцой возбуждения. — За то, что я тебе в нос заехал? — как-то грустно шутит Денис. — Прости, честно, я не хотел, — и бросает быстрый виноватый взгляд, а я читаю в его глазах то, что он не говорит сейчас вслух: ошеломленность, растерянность, смущение. — Не переживай, я бы так же среагировал, если бы на меня со спины напали, — смотрю на него снизу вверх и не могу отвести взгляд. — Долго меня ждал? — вопрос в пространство, но для меня. — Всю жизнь и два часа семнадцать минут, — пара «тараканов» — педант и романтик — орут во мне на два голоса. — А вот в эти крайние часы ко мне никто не приходил? — вслушиваюсь в тихий голос, впитывая тембр, не нарушенный динамиком телефона, но странный вопрос ломает мой лирический настрой: — А должен был? — выскакивает глупая барменша-Ревность и подливает Red Bull опьяненному Разуму и захмелевшей Душе. — Ты кого-то ждешь? — Тебя уж точно не рассчитывал встретить, — даже не знаю, как воспринять его слова: как пощечину или как поощрение за решительность? — Денис… — перехватываю его руки, сжимая в своих. Так бы и держал, не отпуская. — Нам нужно поговорить. — Это точно, — в глазах Дениса что-то меняется, словно в серых тучах проскальзывает молния. — Только сначала надо собрать осколки, а то соседи заебут. Парень выскальзывает из рук и слишком поспешно скрывается из виду, оставляя меня наедине с Маркизкой и куском оттаивающего мяса. — Ну что, малышка, показывай, где твой хозяин компромат прячет, — ради собственного любопытства и от делать нечего иду хвостом за пушистым хвостом. Вплетаю себя в пространство квартирки, скользя взглядом по уже давно знакомой обстановке, в которой все пропитано им — моим мальчиком, и самодовольно улыбаюсь. Так забавно отмечать, что здесь почти все, как в моих видениях. Может чуть мрачнее, капельку ярче, немного детализированнее. Куда ни гляну, везде вижу навязчивые картинки, как мы занимаемся сексом, и не просто хочу — жажду заново пережить эти ощущения, усилив их близостью не только душ, но и тел. И вроде бы все хорошо, но в эти светлые образы упорно вклинивается что-то чужое, враждебное, опасное. То, что вздымает волосы на руках и затылке, зарождая в груди злобный рык. То, что будучи изможденным не почувствовал сразу. А сейчас, лишь слегка подзарядившись от моей «любимой батарейки», явственно ощущаю. Впрочем, чтобы сложить воедино все несоответствия, которые занозами вонзаются в разум, мне не нужен Дар. Пострадавший нос наконец-то начинает нормально функционировать, и я полицейской ищейкой чую в квартире тяжелый дух. Этот резкий запах не спутаю ни с каким другим, распознаю его из сотен. Запах пороха. Не хочу верить в картину, которую складывает аналитический ум, но факты упрямая вещь: Дэн пьян, кровь на площадке, запах пороха в квартире, а сама квартира «вылизана», но для меня это все равно, что труп, завернутый в полиэтилен. А еще… Я, наконец, понимаю, что не так. Сакура висит не на той стене, где я ее видел. Глядя на голый прямоугольник среди черноты ниферских постеров, веду пальцами по летящим лепесткам и чувствую за ними провал. «Блять!» — Дэн, что здесь произошло? — как можно спокойнее спрашиваю заходящего из коридора парня, хотя готов рвать и метать. — Ничего, — Денис внезапно закрывается, и все выдает в нем крайнюю степень психоза: дерганые движения; то, как стремительно идет к своему столу, не поворачиваясь ко мне лицом; как буквально отшвыривает стоящее на пути кресло; как одним махом сметает в ящик блистеры с таблетками, и следом туда же летят рисунки, записи. Кажется, Денис готов разнести в щепки свой паучий угол, но так и замирает, вцепившись пальцами в край потертой столешницы. — Кому ты врешь? Забыл, с кем говоришь? — снимаю со стены постер и, видя выбоину в бетоне, холодею от страха за Дениса. — Ответь, что это? Откуда у тебя оружие? В кого ты стрелял? — засыпаю парня вопросами, а тот как в рот воды набрал и даже не смотрит в мою сторону, переполняя чашу терпения. — ОТВЕЧАЙ! — демонический ор эхом мечется в пространстве маленькой квартирки. Эмоции выходят из-под контроля и, совпадая с частотами Дэна, впадают в резонанс. Как свои ощущаю веру и недоверие, надежду и безнадегу, любовь и смятение, приправленные раздражением и даже злостью моего мальчика, который сейчас слишком нестабилен, и излучает настолько разнофазные волны, словно его накрыло и не отпускает биполярное расстройство. Но я жадно поглощаю все, чем одаривает меня Денис и еле удерживаю в узде тот табун чувств, что рвется во всю прыть во мне самом. — Ты мне допрос решил устроить? — Даже не предполагал, что в голосе Дениса может быть столько стали. — Что ж, я отвечу на твои вопросы, — парень, не таясь, разворачивается ко мне лицом, но в глазах не долгожданная Любовь — там плещется Вызов. — Это, как ты уже догадался, пулевое отверстие, — взглядом буравит во мне такую же дыру. — Оружие я купил, чтоб защитить своих близких и, если получится, себя. Защитить от тех, с кем меня недавно столкнула жизнь. А сегодня столкнула снова. — Денис, о ком ты говоришь? — перебиваю бурлящий поток денискиной речи, наполненной подводными камнями, которые разбросала сама жизнь, а собирать сейчас придется мне. Самое время. — О тех, чей товар я перевозил той ночью, когда впервые позвонил тебе! — Выходит, эти беспредельщики к тебе на квартиру нагрянули, — цепляю еще один важный «валун», стоя на том самом месте, где — вижу — не так давно стояли двое. — Нет, тут сыграло партию так нелюбимое тобой провидение, — с явной издевкой подковыривает Денис. — Я случайно пересекся с ними на вокзале. А сюда спецом заманил, потому что не видел другого пути избавиться от этой мрази, — парень переплетает руки на груди, не столько отгораживаясь от меня, сколько пытаясь унять нервную дрожь. — Я ствол, знаешь ли, подмышкой не ношу. — Чего они хотели? — желваки ходят под щетинистой кожей. Мне все труднее контролировать раздирающие его и меня самого эмоции. — Лис, включи мозги! Чего они от меня могут хотеть?! — Раздражение сквозит в каждом слове. — Конечно же денег! Ну или чтоб я отработал, — Дэн криво усмехается, и чувствую, как нелегко ему даются эти воспоминания. — Пришлось им растолковать, что я долгов не делаю, да и работать на них не планирую. — Кровь в подъезде их? — Собираю далеко не японский сад камней, да и не до медитаций мне сейчас — глаза шарят по стенам, входной двери, выискивая то, что в панике мог не заметить Денис. — Да. У меня не было времени замывать следы еще и там. Я чуть не ебнулся от мысли, что щас нагрянут дяди в погонах. — Не переживай, малыш, если за два часа никто не нагрянул, то уже и не приедут. — Они вернутся, — Дэна всего передергивает, и, чувствуя его отчаянье, знаю о ком он говорит. — Спросят с меня за все. — Любимый, тебе нечего бояться. Сейчас ты не один, — хочу обнять парня, чтобы он почувствовал мою защиту, но стою, как вкопанный, ощущая, что мой Дэн ощетинился диким зверем. Тянусь к нему всем существом, пытаюсь сбалансировать его потоки, только Дэн пьян, и его сознание искажено то ли воздействием алкоголя, то ли еще какими неизвестными мне факторами. — Я ответил на твои вопросы? — фраза Дениса звучит прелюдией к опере. — А теперь ответь на мои. — Хорошо, только давай ты проспишься, а завтра я тебе расскажу все, что ты только пожелаешь узнать. «Да что с тобой, Любимый?» — я буквально нутром ощущаю странные, чуждые возмущения, что выплескиваются из Дениса, и мои благие намерения отправляются прямиком в ад: — Лис, даже если я телом упиваюсь в гавно, то никогда не пьянею головой. Так что не ищи причин, чтобы увильнуть от разговора. Я хочу здесь и сейчас кое-что для себя прояснить. — Сейчас, так сейчас, — даю добро, хоть мне и не нравится настроение парня. Подпираю стену спиной, так как сесть за стол переговоров тут просто не на что, и внимательно смотрю на Дениса. Хочется скрестить руки. Я устал, да и на такой прием не рассчитывал. Но если Дэн хочет продолжить разговор, почему нет? — Как ты оказался у моих дверей, если я никогда не говорил тебе свой адрес? — прилетает первый остроугольный камушек. На миг что-то очень похожее на стыд трогает сознание. Всего мгновение, но сейчас я ни на йоту не жалею, что воспользовался связями и вовремя подсуетился. — Как ты за тысячу километров узнал, что в машине наркота? — Не в бровь, а в глаз попадает еще один осколок гранита. — И самое главное, как получилось, что та тачка оказалась у ментов?! Поменявшись ролями, мы стоим друг против друга. Не отвожу взгляда от яростно бушующей стихии в любимых глазах и не знаю, что ответить. Сказать, что новость ошарашила — ничего не сказать. Все новые открывающиеся подробности той ночи срываются рыхлым пластом снега и летят на меня неудержимой в своей сокрушающей силе лавиной. — Она у ментов? Ты в этом уверен? — еще надеюсь на какую-то ошибку, недоразумение, хотя не верить Денису я не могу. — Лис, я ни в чем не могу быть уверенным. Нарики обвинили меня в пропаже товара. И не делай вид, что ты не в курсе, — Дениса так телепает, что его метания болью дергают виски. — Ты мне говорил, что я два и два сложить не умею?! Так вот я умею! И чтобы распутать этот клубок, не надо обладать ДАРОМ. В ту ночь о том, чем была напичкана машина, знали только те парни, Жентос и… ты, — Денис озвучивает очевидное продолжение, захлебываясь эмоциями, и, пристально глядя на меня, выплевывает новый аргумент: — Ведь я узнал о наркоте с твоей подачи. — Ты сделал неверные выводы, Любимый! — Мотаю головой, отрицая и задыхаясь под обвалом вполне логичных доводов, но все-таки ложных обвинений. Мне безумно трудно удерживать себя на одном месте. Нервничаю и эта нервозность подталкивает к движению. — Не морочь мне голову! — останавливает меня Денис и отгораживается вытянутой рукой. — Почему ты постоянно уходишь от ответа? Лис, ты мент? Просто признайся — ты машину сдал? — и, видя мое замешательство, срывается на крик: — ОТВЕЧАЙ! Несколько шагов между нами и целая стена непонимания, которую мне, во что бы то ни стало, необходимо прямо сейчас разобрать по кирпичику или просто снести, чтобы восстановить бесценные, но надорванные нити доверия.  — Дэн, я ничего и никого не сдавал, — смотрю в холодную сталь Денискиных глаз, четко выговаривая каждое слово. — А кто тогда?! — Вопрос, на который не могу дать ответа. Меня вымораживает, и не столько от обвинений Дениса, сколько от зарождающихся в голове страшных догадках. На меня бульдозером, медленно и неотвратимо, накатывает осознание, что я виновник Денискиных проблем. Невольно, но именно я. — Денис, я сожалею, что не рассказал о себе раньше, — говорю как можно спокойней, понижая градус накала. Не хочу оправдываться и не вижу в этом смысла. И все же я обязан сейчас трезво мыслить и по возможности отрезвить мысли любимого человека, которого одолевают Демоны сомнения. — Во-первых, нет, я не мент, — решаюсь на каминг аут, который давно должен был сделать. — Но да, работаю с ментами. Я внештатный сотрудник, и моя задача — выводить на чистую воду наркодилеров. — Так значит, я всего лишь твоя работа? — уходит в паранойю Денис и наотмашь шарахает по лбу кувалдой обвинения: — Лис, я тебе верил, а ты меня подставил. — Дэн, не неси чепухи! — Стискиваю кулаки, будто в них могу удержать Злость на самого себя. Но осознаю, что сам виноват в том, что парень перевернул все с ног на голову и сейчас не просто бьет меня затылком по носу, а режет острыми бритвами слов. — Денис… — Пытаюсь поймать его взгляд, зафиксировать на себе, чтобы вырвать из черного хоровода тихой истерики, глухой обреченности, слепого неверия… — Малыш, это же я, не кто-нибудь. Я тебя люблю и никогда не предам. Разве я дал тебе повод в себе сомневаться? — Я сейчас одно сплошное Сомнение! Я душой не хочу верить в то, что говорит мне разум. Понимаю Дениску, как никто другой, и все же душу царапает обида. Я и сам бы никому безоговорочно не доверился. Никому, кроме него. — Денис, если между нами нет доверия, то мне лучше уйти. Ответь честно — хочешь, чтобы я ушел? — выпаливаю сгоряча и самому становится дурно от одной перспективы положительного ответа. Дэн молчит, и в образовавшейся тишине я слышу его панические мысли и сам готов сорваться в истерику. А так хочется встряхнуть парня и заставить посмотреть себе в глаза. Мне страшно. Страшно до безумия, что столько прожитого, пройденного вместе может раствориться в кислоте неверия, и всего лишь одним словом Дэн разрушит нас. А меня без него уже не может быть. — Лис, я уже без тебя не смогу, — из уст Дениса звучат мои мысли и нервная дрожь пробегает с макушки до самых пят щемящей радостью, что он только что не убил меня отказом. — А я без тебя не хочу. Так было всегда и во все времена. Я иду к нему, не в силах преодолеть его магнетизма и шаг за шагом сокращая расстояние между нами, признаю свою зависимость. Нежно, бережно притягиваю Любимого к себе, даже через плотную ткань черной худи ощущая, как нервотрепка морозит его изнутри, и так хочу согреть своей Любовью. Наклоняясь, утыкаюсь носом в изгиб шеи, дышу им. Живу им. — Лис, я так устал, — тихий шепот, без истерик и надрыва, исповедью о наболевшем, и мне больно вместе с ним. Больно за него. — Не понимаю, за что мне все эти испытания? Я отрабатываю грехи своих прошлых жизней? Или чьи-то грехи? — протискивает руки под мои и цепляется пальцами за футболку на спине, словно тонет, а я его спасательный круг. — Может, это плата за любовь к тебе? Это и есть тот самый равноценный обмен? — Ну куда тебя опять понесло? — нежно поглаживаю по вздрагивающей спине. — Я с тобой, и мы все решим! Будем счастливы вместе и только вместе! Веришь? — Я верю тебе, Любимый. Верю! Только не оставляй меня одного в этом мире, — горячее дыхание мольбою о главном, и мне страшно вместе с ним. Страшно за него. — Ни за что не оставлю, — говорю Денису такие нужные ему слова и знаю, что это не пустое обещание. — Но и ты обещай больше от меня не убегать! — От судьбы не сбежишь, — грустное счастье в словах Любимого щемит сердце за моей грудиной, и я радуюсь с ним и печалюсь с ним. — Конечно, ведь твоя судьба — это я. Так что лучше ее не испытывать, а то Судьба превратится в злой Рок, догонит и таких пиздюлей надает — мало не покажется. Неделю на задницу не сядешь. Так и знай! — полушепотом выдыхаю в ухо шаловливые угрозы и ловлю ответную реакцию Дениса, от которой готов взвыть. Мне в кайф его близость. Чувствовать, как парень тянется ко мне. Может бессознательно, инстинктивно, но разве это не доказательство истинных чувств? — Давай обойдемся без рукоприкладства, — Денис рад так же, как и я, пылает, горит Любовью. — Все-таки я рассчитываю на легкую снисходительность от МОЕЙ любимой Судьбы. «Как бы я хотел держать нити твоей судьбы в своих руках. Знать где, в какой день и час тебе не нужно быть, а куда пойти, чтобы ухватить Синюю Птицу за хвост. Стелить солому на каждую подозрительную кочку и латать ямы на дороге твоей жизни. Укрывать от любого ненастья зонтом своего обожания. Словно ластиком пройтись по прошлому, чтобы больше ничто не тяготило твою Душу. Хотя нет, именно прошлое сделало из тебя — тебя. Моего такого противоречивого, и все же очень сильного человека, с которым я стою на равных. Кого до безумия люблю и так же до безумия хочу, чтобы ты смело и без сомнений смотрел своей судьбе в лицо и не отводил взгляда». — Посмотри на меня! — с нажимом, со сталью в голосе, но по-другому сейчас никак. — Денис, подними свои глаза на меня. — Блин, лучше бы не трезвел, — обдает мое ухо теплое дыхание слов, от которого по скулам разбегаются мурашки. — Может не так страшно было бы, — напряжение в теле, словно я сжимаю в руках тугую пружину, что заимствует у меня силы воли, решимости. Рваный выдох, и Денис отрывает голову от моего плеча… «Серые глаза — рассвет, пароходная сирена, дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены*». В них вызов, вынуждающий меня почувствовать свою слабость и идти на мелкие уступки. В них страх, заставляющий быть сильным и упираться «рогами» в землю. В них страсть, порождающая щемящую нежность и дикую похоть. В них Любовь, связующая все мои чувства воедино. — Люблю тебя, — выдыхаю в тонкие губы, и мозг отключается напрочь. В голове моей дурман, и его марево обволакивает собой все пространство, сплетаясь вокруг нас в жаркий кокон. В нем только он и я. И едва ли не впервые в жизни так до безумия хочется смять эти упрямо сжатые губы поцелуем, пробуя, вкушая, смакуя… И, хмелея без вина, не замечать, как робкие, нежные касания перерастают в исступленное слияние, когда любишь ртом, языком. Дорвавшись друг до друга, горим во всепоглощающей Страсти. Я владею его устами, чтобы Денис осознал, что он мой. И чувствуя, как с каждой минутой Любимый становится смелее, ненасытнее, отдаюсь в поцелуе, чтобы он ощутил мою жажду, потребность в нем и что я — его. — Ли-и-ис, — хриплый стон Любимого срывает все мои стопы. С рыком прижимаю Дэна к стене. Наглея от податливости парня, вклиниваюсь коленом меж его ног и сам стону, чувствуя очевидную твердость в его паху. Реальность слаще мечтаний. Покрываю поцелуями шею. Языком скольжу по мелким колючкам щетины на скулах. Запустив ладони под худи, сжимаю явственно проступающие через кожу дуги ребер, ощупываю еле приметные борозды давнишних шрамов. И жажду не просто касаться, а всецело владеть этим израненным телом. Я голодный до него. Я жадный до него. Хочу без преград подчинить и подчиниться. — Денис, у меня от тебя башню рвет, — теряя всякое самообладание, трусь как кобель стояком о его бедро и вздергиваю скрывающую от меня желанное тело толстовку, тут же получая по рукам в прямом и переносном смыслах. Цепкие пальцы резко одергивают худи. Еще секунду назад горящий со мной Денис каменеет и, кажется, даже гаснет. — Лис, прости, — виноватый выдох, и парень снова прячет глаза. — Не сейчас. Я не могу… — Но я уже и сам виню себя за то, что заставил Дениса почувствовать замешательство и стеснение. Я обязан был учесть, что ему неловко раздеваться при свете и страшно показать отметины жизни на своем теле, но не прислушался к голосу Разума. Да и невозможно это рядом с этим парнем. — Малыш, ну что ты, — не даю Дэну уйти в себя, как и не даю отстраниться от себя. — Я тебя очень хочу, но я не насильник. У нас с тобой все еще будет, — сдаюсь, понимая, что слишком гоню коней и давлю, несмотря на то, что не хотел. — Я подожду, когда ты будешь готов. — Люблю тебя, — и парень сам стискивает меня в объятиях. Ловлю его эмоции — чистые, благодарные, и это бесценный дар его души. Столько вопросов посылает в мозг мое перевозбужденное тело. Например, как быстро мы перешагнем этап поцелуев, или будет ли Дэн в реале так же смел, как в вирте, если он в такой степени застенчив сейчас. Но зачем спрашивать то, что скоро — уверен! — узнаю на деле, а пока надо бы немного остыть и много отдохнуть. — Ты, наверное, устал, — считывает мои мысли Денис. Да и на фейсе написаны два дня без сна и жилетовского станка. — Любимый, ты чрезвычайно проницателен, — воркую на соблазнительно близко подставленное ухо, борясь с искушением прикусить розовую мочку. — После того, как ты сгонял меня в одно трижды ебанутое царство, разбил морду лица и чуть не добил вопросами, я просто с ног валюсь, — шутливо наваливаюсь на Дениса. — Ну, а сейчас можно мне организовать правильную сказку? — Почти с мольбой пытаюсь заглянуть за дымку любимых глаз. — Сначала накорми, спать уложи, потом вопросы расспрашивай. А то у нас с тобой все через одно место, — совсем не то место, которое имел в виду, мается у меня в ширинке, и я знаю, что плотно прижавшись ко мне, Денис чувствует это. — Ладно тебе, Лис, все по русской традиции… — Меня умиляет, как старательно парень прячет смущенную улыбку. — Сперва рожу бьем, потом милуемся. — Надо исправить ситуацию и срочно разрешить злободневные и крайне волнительные вопросы… — Само собой разумеется спрашиваю совсем не про то, о чем думал: — Что мы будем есть и где будем спать? — Ужин ты расколотил, — усмехается Дениска и кивает головой на угол комнаты, в котором приютился свернутый в рулон тюфяк. — А спать будешь как настоящий самурай — на футоне. — Значит так, сокровище мое бесценное, — скрипнув зубами, беру в руки бразды правления. — Поручаю тебе хоть по-щучьему велению, но сообразить романтический ужин на троих, — подмигиваю усатой мордашке, что удобно пристроившись в ортопедическом кресле, таращится на нас во все глаза. Видимо, не только я ждал продолжения. — Йес, сэр, — отзывается мой совсем не рядовой и тоже оглядывается на свою хранительницу, словно ставя не меня, а ее в известность: — Раз уж ты Маркизкино мясо разморозил, придется ограбить кошку, чтобы накормить нашего голодного Лиса. — Любимый, договаривайся с нашей девочкой, — меня прет эта реальная не игра в наш мир. — И организуй царское ложе для мальчиков, — не представляю, как можно спать на полу, но видимо с Денисом мне предстоит пройти и это испытание. — И да, спать ты будешь у меня под боком и у стенки. Даже не думай, что в ванне перекантуешься, — считывая отнюдь не кошачьи мысли, на корню пресекаю недопустимое самовольство. — Вылези из моей головы, — смеется Дэн, кажется, одним этим редким для него действом делая меня счастливым и заставляя думать, как еще раз услышать его проявление радости. — Ни за что не вылезу! — категорически отказываюсь покидать пределы с таким трудом завоеванного мира. — Мне безумно нравится твоя вселенная! И, кстати, о ванной… — едва сдерживаю готовое сорваться с языка предложение потереть спинку. — Мне надо срочно в душ. Смыть с себя все, что ненароком нахватал в аду, под названием фест. — Видел я, какие ты там взгляды хватал, — небольно кусается Денис, с трудом выдираясь из моих загребущих рук. — Я никого не вижу. Я тебя люблю, — нехотя отпускаю парня, не отпуская распутные мысли о нем. — Так что не ревнуй, малыш, и будь любезен, выдай своему охотнику полотенце и какой-нибудь шмот переодеться. Пойду остыну и, наконец-то, почувствую себя человеком, а не грязным похотливым животным, — улыбаюсь трезвеющему на глазах парню, который послушной золотой рыбкой исполняет мои просьбы, начиная с последней. Недолгие поиски, и мне вручается растянутая до безразмерного размера футболка, очевидно, когда-то бордового цвета, но все еще с четко различимым принтом ползущей ящерицы и домашние брюки, которые Денис, видимо, покупал на вырост, но так и не дорос. Внаглую устраиваю стриптиз и оставляю свою смущенную до кончиков ушей добычу разбираться с оставшимися двумя желаниями, в глубине души, разума и одной конкретной части тела надеясь на исполнение четвертого. Не исполнилось. Впрочем, так и должно было случиться по всем сказочным канонам. После сытного ужина накатила такая неодолимая усталость, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так бывает, когда слишком долго держишь себя в напряжении и вдруг понимаешь, что все самое сложное ты уже преодолел. Вот и я так же, после стольких перипетий отпустил себя и даже не заметил, как вырубился на тесном, жестком ложе, выиграв еще одно маленькое сражение и уложив-таки Дениску себе под бок. Думал, просплю как минимум до полудня и… не угадал. Всегда спал чутко, но эта ночь стала исключением. Иначе сразу бы просек, что Дениса нет рядом. А тут и не заметил, когда мой согревательный элемент во весь рост успел выскользнуть из рук. И все же тихий шорох поблизости вытягивает меня из царства Морфея, возвращая в еще дремлющее тело сознание и мгновенно наполняя его тревогой. Блеклый свет экрана телефона рассеивает крохотный кусочек темноты, достаточный чтобы различить темный контур фигуры Дениса, который сгорбился над столом и с упорством копателя «майнкрафт» что-то выискивает в недрах своего стола. — Дэн, — голос еще хриплый ото сна. Парень на миг замирает, словно преступник застигнутый врасплох, и снова продолжает поиски, торопливо проговаривая предназначенную мне «колыбельную»: — Спи-спи, я сейчас. Но мне уже не до сна. «Силы» восстановились, и я ощущаю Дэна как никогда, понимая, что подняло парня посреди ночи. — Денис, тебе нельзя принимать таблетки. Ты выпил, — предостерегаю, прекрасно понимая, во что может вылиться смешивание несовместимой химозы. — Да брось, ничего не будет. Я их столько сожрал, что могу плеваться ядом, — парень за шутками пытается скрыть, как ему сейчас плохо, но меня не обмануть. Мне не нужно особо напрягаться, чтобы чувствовать Его и его БОЛЬ. Она импульсами проникает под кожу, скручивает каждую мышцу, высверливает каждую кость, и мне становится дурно, но не от этих фантомных реакций, а при мысли, что безжалостная садистка мучает моего человека. — Иди сюда, — тяну руку в мрак комнаты. Я должен помочь. Я могу помочь и сделаю это немедленно. И видя, как Денис продолжает копаться, с нажимом приказываю: — Живо! Целых полминуты наблюдаю, как мой упрямец борется между желанием упереться рогами в землю и тем самым нарваться на грубость, или все же внять гласу разума и послушаться. Я уже готов встать, чтобы «помочь» ему с выбором, но Денис, видимо, услышав мои мысли, разворачивается и идет ко мне сам. Оседает сломанной куклой, но все же прижимается, ища не то защиты, не то утешения. — Ложись, — сам осторожно укладываю Дениса на живот, отчетливо видя, где таится источник мук, терзающий его тело. Он просвечивает сквозь тонкую футболку, пролегая коричнево-красным стержнем от шеи до копчика, и мне не надо чувствовать, чтобы понимать насколько ему сейчас больно. Тело напряжено. Испарина впиталась в ткань. И окружающая нас темнота кажется благом, не давая мне видеть мертвецки бледное лицо и сухие потухшие глаза Любимого. Потому что даже невольный стон, сорвавшийся при неловком движении с плотно сжатых губ Дениса, заставляет болезненно сжаться сердце. — Тише-тише… — нависаю над уткнувшимся лицом в подушку парнем и задираю на нем футболку. Денис не сопротивляется, видимо, находясь в том состоянии, когда разум уже мутится, а может просто темнота стирает его застенчивость. Дар звенит в сознании высоким напряжением, преобразуя силу мысли в целительную материю, и, разливаясь по телу жаром, нагревает ладони, которыми касаюсь измученного тела. Сами собой приходят слова и срываются с губ не то молитвою, не то заклинанием. Проваливаюсь в транс, раз за разом вытягивая из Любимого колючие нити боли и сжигаю их в пламени, что рвется прямо из души. Это нелегко и даже больно, но я готов разделить на двоих те страдания, что пришлось испытать моему парню. Нет, мужчине! Закрываю его собой, как щитом, и так и согреваю Дениса в объятиях, делясь своей силой и светом минуты, часы, вечность, пока не слышу, как скованное болью тело расслабляется и с губ срывается облегченный вздох. Мирное сопение утягивает в сон. Я устал. Я очень устал…