I'll never see you again, Yoongi..

      Он вновь не спит. Которую ночь он не может уснуть? Шум дождя не смолкает уже долгое время, и дом, что был лишён солнечной подпитки на протяжении нескольких дней, кажется, стал слишком холодным. Сокджин отрывает тяжёлую голову от подушки и, все же, решая подняться, спускает босые ноги на пол.       Первым делом Ким бесшумно следует к окну, он, кажется, выучил каждый сантиметр этого дома, потому даже в кромешной темноте может легко обойти все углы, так ничего и не задев. Тяжелые шторы поддаются напору сильных рук, и в тёмные комнаты проникает тусклый свет. И этого Сокджину достаточно, чтобы почувствовать некое спокойствие. Он не любит искусственный свет. Столь мёртвый и неестественный, что кажется, будто он поглощает тебя и делает себе подобным.       Ещё не утро, но Ким включает кофеварку и ждёт свой кофе. Также, как и свое дыхание, он отчётливо слышит раскаты грома за окном. Он знает, что если подойдет ближе и поднапряжёт глаза, то обязательно увидит, как где-то вдали сверкает пугающая своей красотой молния: яркая и ослепительная.       Когда-то Сокджину тоже удавалось быть столь ослепительным и ярким для чужих глаз. Не обделённый красотой он находил счастье в восторженных взглядах других и, кажется, что более ему ничего и не нужно было. Нет. Так казалось поначалу.       Он никогда не думал о том, что жизнь может чего-то его лишить. Быть может, он был уверен, что судьба обязана даровать ему всё, или же он просто был слишком глуп и наивен. Со временем Сокджин понял, что это склонность каждого человека: принимать как должное то, что у него есть. Вот и он — принимал.       Шум дождя усилился еще больше, и Ким тяжело вздохнул. Он любил дождь, но никогда не думал, что его последний день будет именно таким. Он чувствовал, как неприятно бегают мурашки по коже и заставляют ёжиться от холода. Спасением стал тёплый плед. Клетчатый. Его любимого цвета. Это Он ему его подарил. Сокджин улыбается, укутываясь поплотнее, и с чашкой горячего кофе подбирается ближе к окну. Размытые очертания уже давно запомнившегося до мельчайших деталей пейзажа навевают лёгкую грусть. Отпивая горячий напиток, что обжигает горло, Сокджин в какой-то момент думает, что на самом деле этот день не столь уж и плох. В конце концов дождь смоет за собой все воспоминания и обновит землю, по которой он ходил, не оставив и следа. Вместе с дождем уйдет и он, оставив после себя ничего. Так даже легче. Нет. Не ему. Конечно же, не ему.       Когда Сокджин впервые столкнулся с этой шокирующей новостью, то долгое время просто не мог поверить. Отказывался принимать это, не желал признавать столь пугающей его истины. Словно ребенок, он спрятался где-то глубоко в себе и не желал смиряться с тем фактом, что жизнь подставила ему подножку. Казалось, что такое могло случиться с кем угодно, но только не с ним. Однако, чёткая уверенность в том, что он лучше кого-то ещё, послужила некой насмешкой над ним. Видимо, подобная уверенность являлась оскорблением по-мнению судьбы. В итоге, она научила его, что в нём нет и капли особенного. И это откровение послужило отправной точкой к его медленно приближающемуся концу.       Ким кинул последний взгляд в окно и, развернувшись, направился прочь.       Дом всё более казался пустым и покинутым, на стеклянном столике, рядом с чашкой недопитого кофе, лежал белый конверт. «Ты помнишь, как впервые взял меня за руку и привел к морю? Наверное, нет. Тогда ты был столь молод и неуклюж в своих мечтах. Взахлёб рассказывал мне, как покоришь своей музыкой сердца людей, а я… Помню лишь тот блеск в твоих глазах и улыбку. Она у тебя особенная. Подобной я нигде не встречал и, кажется, что именно её я не хотел терять больше всего. Я часто думал… Как другие справляются с подобными поворотами судьбы? И… Хорошо ли в итоге справляюсь с этим сам? Задавался вопросом: это действительно то, чего я хочу или же мне стоит еще немного подумать? Но… Вспоминал ощущение твоей тёплой руки в тот день, тягучий с хрипотцой голос и понимал, что сделал самый верный выбор из всех. Ты был подобен солнцу, что грело меня каждое утро и яркой луне в трудные дни освещающей дорогу моей темноте. С каждым днём ты становился все ближе и твой голос стал моей путеводной звездой. В минуты, когда ты держал меня за руку и обнимал тёмными ночами, обещая, что завтра для меня ничего не изменится, я знал, что могу доверять тебе. Но был ли ты сам уверен в этом? Быть может, ты думал, что умело скрываешь свои чувства от меня, но… Юнги…»       Розовый плед спадает с его плеч, и он без каких-либо сомнений погружает холодные ступни в горячую воду одну за другой. Ощущение болезненного покалывания приносит ему некое облегчение. Правильно — не должно быть приятно. Пар, исходящий от воды, в считанные секунды окутывает всё вокруг, а Джину всё тяжелее становится что-либо разглядеть.       Он знает, что этот день наступит сегодня. Никогда не сможет сказать почему он так уверен, но он… просто знает.       Широкие плечи погружаются в воду, и она в ванной волнами ходит от одного конца бортика к другому. Вне зависимости от того, что он решил, ему всё равно страшно. Он не спит уже которую ночь не потому, что не может уснуть. Лишь потому, что боится закрыть глаза. Но сейчас… Джин тонет с головой и не задерживает дыхание. Нет, он не даст себе шанса продержаться чуть дольше. Он все еще смотрит через прозрачную воду на плывущий потолок и думает, что не это хотелось бы запомнить последним. Тяжелые ресницы закрываются, и Джин буквально слышит каждую строчку написанную им совсем недавно. «Юнги… Я всё ещё ощущаю вину. Знаю, что ты не должен был чувствовать столь острого страха, которым я был пропитан в те самые минуты, когда ты осмеливался целовать меня и становиться ближе. Знаю, что ты так и не понял этого, но страшна мне была не близость, к которой мы с тобой пришли. Скорее… Вероятность забыть… Тебя… Последние два года я жил именно тобой, Юнги. Впитывая в себя каждую чёрточку твоего лица, запоминая каждый изгиб твоего тела. День за днём я наблюдал за тобой и подмечал любую мелочь в своей голове. Чтобы помнить. Помнить все о тебе. Пока я ещё могу.       И когда врач сказал мне, что я теряю свое зрение, мне кажется, что первое, чего я побоялся лишиться, так это тебя. Время шло, но я не старался запомнить тот мир, в котором живу последние двадцать пять лет. Всё потеряло смысл. Мир не был столь важным, потому что… Ты оказался важнее.       Однако, Юнги… Сколь долго бы я не смотрел, сколь сильно бы не впитывал твой образ, всё равно ощущал, как ты ускользаешь от меня, становясь той самой рябью на воде, и от того было физически больно терять тебя. Потому… Знай… Я не жалею о том, что ухожу вот так.       Ты стал моим морем, удерживающим на плаву. Но теперь, погружаясь с головой под воду, я уверен, что если закрою глаза, то обязательно увижу бескрайнее небо и океан, которому нет конца. Яркое солнце будет заходить в воду столь же стремительно, что и я тонуть в нём, а там… Вдалеке… На одиноком берегу будет мерцать силуэт. Твой силуэт, Юнги.       Тогда я обязательно смогу улыбнуться тебе в ответ. И это будет лучшее, что я смогу сделать перед своим уходом.»       Сильные холодные руки вытягивают его против воли из воды, и, распахнув от неожиданности глаза, Сокджин видит тот самый мерцающий силуэт. Юнги что-то кричит ему, что-то пытается разъяснить, кажется, что он слишком зол и напуган. Но Сокджин ничего не понимает. Он осознает лишь одно: Юнги размывается в его глазах и всё вокруг в считанные секунды смешивается в один цвет — черный. Сокджин хватается своими непослушными пальцами за плечи Мина и сжимает до боли, потому что… Потому что это слишком страшно. Слишком… Больно. Ноги скользят по ванной, и он пытается то ли вырваться, то ли прижаться к родному теплу, но всё, что он может — чувствовать, как внутри него что-то обрывается и рушится незамедлительно. В одно мгновение Сокджина накрывает оглушающая его пустота, и он бесшумно кричит куда-то в шею, прижимающего его к себе Юнги, потому что…       — Я больше... — захлёбываясь словами, пытается вымолвить Сокджин. Юнги гладит его по спине и пытается успокоить, но… Кажется, что его ничто и никогда больше уже не успокоит.       — я больше не вижу тебя.

Я. Не вижу. Тебя. Юнги.

      И с этими словами он где-то внутри умирает.