Мои драконы синие

— Мама? Мальчик лежал в кровати. Он спал, но сквозь сон услышал голоса людей и открыл глаза. В палате стояли они — его родители и врач. Врач худой, добрый старичок, напоминающий мальчику капитана Юнгу на корабле. Он был с усами и небольшой залысиной, но она даже ему шла и украшала его. От него всегда приятно пахло мятой, и с собой пожилой мужчина всегда брал леденцы, угощая всех ребятишек в отделении. Мальчик любил его. Он ему нравился. С ним он всегда играл, а он в свою очередь, собирал всех детей по выходным дням в большом зале, и на ночь рассказывал интересные истории, или они все вместе смотрели мультики. Он был единственный врач, говорящий на русском языке в их отделении Ваня его понимал. Остальных он просто сторонился и не мог понять, что они от него хотят. А Николая Кузьмича, мальчик не боялся, он ему доверял. Врач разговаривал с родителями, показывал какие-то бумаги. Ваня знал, что произойдет через несколько часов. Знал и боялся этого одновременно. Родители подняли глаза и увидели, что их ребенок проснулся. Врач тоже это заметил и стал подходить к нему, отдавая все листы в руки его родителям. Они должны ознакомится с бумагами, с риском, которая несёт в себе предстоящая операция. И поставить подпись на согласие. Ваня невольно дёрнулся. Пора… — Доброе утро герой, как спал? — врач подошёл поближе к кровати и приветливо улыбнулся. — Хорошо. — Ничего не беспокоит? — поинтересовался он, доставая градусник из кармана всегда отутюженого, белоснежного халата. Ванечка с испугом посмотрел на родителей, те затаив дыхание, молча стояли. — Нет, — отрезал Ваня. — Все хорошо. Со вздохом врач опустился на его кровать, послушал сердцебиение и сделал очередной укол. Это как ритуал утром. Как по часам они ели, принимали пищу, так и по часам получали уколы. Все делалось по часам. И времени катастрофически не хватало. Время, оно всегда ускользает. Бежит, рассыпается как песок, пропущенный через пальцы. — Пора, — сказал старичок, приподнимаясь с кровати. Он кивнул родителям, означая, что они могут с ним поговорить или же попрощаться, кто знает, что может случиться за эти пару часов тяжелой операции. Степан Сергеевич и Елена Васильевна уже летели к кровати своего сына, им не нужно было повторять дважды. Они были обеспокоены, не меньше чем кто-либо в этой комнате. Все волновались, все испытывали тревогу и страх. Всем нужна была поддержка. А Вани она нужна была больше всего. Врач посмотрел на родителей, одобряюще кивая. Ему было жаль всех: родителей, которые всем сердцем любили сына и боролись за него, и маленького мальчика, который слишком много пережил за свои немногочисленные годы жизни. — Пять минут, — сказал он, и вышел, закрывая за собой дверь и оставляя после себя шлейф мятной свежести. Запах, который так успокаивал… *** Коричневый медведь, держащий в руках сердце, стоял на полке, улыбаясь. А рядом, прикрепленный к обоям, висел рисунок, не претендующий на звание рисунок года или же статус известного художника. Это был рисунок маленького мальчика, который был нарисован в тяжелый жизненный период его творца. Синий дракон извивался на листе, смотря на яркое, жёлтое солнце. Комната была пуста. Кровать палаты аккуратно застелена, вещи убраны. Окно на половину открыто, впуская в комнату свежий осенний воздух. Было тихо. Ни звонкого смеха, ни детских кривляний, ни ласковых слов на прощания. Вдруг дверь в маленькую палату отворилась, впуская внутрь пожилого человека в белом халате. Он зашёл и остановился посередине комнаты, как тогда, когда в первый раз повстречал своего нового поступившего мальчика в их отделение. Его звали Ваня Макаров. Худенький, с белыми волосами, с курносым носом и лучезарной улыбкой. Несмотря на многочисленные походы по больницам он не переставал улыбаться, он не переставал верить. Он знал, что чудо творим мы сами. Своими поступками и словами. И свою жизнь он создавал сам. Врач, отлично помнит своего пациента, хоть и прошло уже год, после той операции. Дверь неприятно скрипнула, давя на уши, и врач обернулся. В комнату вошли родители, а за ним, прячась и несмело ступая по полу, шёл рыжеволосый мальчик, испуганно озираясь по сторонам. Лицо всё в веснушках, оттопыренные ушки, как у Чебурашки, и огромные голубые глаза. Ростом он был гораздо выше Вани. Врач улыбнулся, хоть улыбка иногда ни как не хотела появляться на сморщенном и усталом лице. Иногда улыбаться приходилось через силу, но это было необходимо. Маленькие дети откликаются на улыбку, чувствуют твою доброту и сами того не осознавая тянутся к этому человеку, который излучает свет и добро. Вот и сейчас, врач улыбался. Он встречал своих новых пациентов этой клиники. — Добро пожаловать, я Николай Кузьмич, но ты, — и он присел на корточки, хрустя суставами, произнес, — можешь назвать меня Кузя. Рыжеволосый мальчик прищурился. — Как домовёнок Кузя? — сказал он. — Ну, можно и так, — ответил ему врач, вынимая из карманы мятную конфету и протягивая ее. — Хорошо. Мальчик дёрнул губами, это была маленькая победа. Он улыбнулся, а значит ничего не потеряно. Николай Кузьмич взял мальчика за руку и тот, от неожиданности, подпрыгнул. — Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. И он повёл мальчика к столу. Родители шли следом, молча слушая разговор врача. Он жестом руки попросил их сесть, и они послушно присели. Мальчик на койку, которая находилась посередине, а родители на стулья. Николай Кузьмич стоял, подбирая слова, которые он хотел сказать. — Я говорю, эти слова каждому кто оказывается здесь. Я говорил, таким же маленьким мальчикам и девочкам, как ты, — и он указал пальцам на мальчика.— Я говорил им ободряюще слова, делал все, чтобы они улыбались и не грустили. А их родители не переживали. Он кинул свой взгляд в сторону рыжей женщины, которая нервно теребила руки и никак не могла оставить в покое свою юбку. Мужчина сидел спокойно, слушая врача, и на автомате обнимая жену за талию. — Я делал всё, что я мог, чтобы они почувствовали себя счастливыми и не одинокими. Отгонял их страх и вселял надежду. Он замолчал. Вдохнул в легкие воздуха и подошёл к столу. — Теперь же, моя миссия, уходит на второй план. Тимур, я знаю, как тебе страшно. Знаю, что ты боишься, переживаешь, но поверь, ты не должен грустить. Никогда, никогда не сдавайся. Все может измениться даже тогда, когда ты этого не ждешь. Я надеюсь, что ты никогда не прекратишь борьбу, не сложишь руки, и не скажешь « я устал». Ты борец. Ты герой. Ты живешь на этом свете, ты сам творишь свою судьбу. Один день. И может измениться многое. От того, что ты захочешь, может поменять все. Я верю в тебя, родители верят в тебя, и ты должен верить в себя. И не смотря ни на какие преграды, на трудности, ты не должен останавливаться на достигнутом, ты должен идти вперед. Должен искать пути решения. Должен побеждать. Если не ради кого-то, то ради себя. Врач прекратил свою речь. И в комнате стало тихо. Мать мальчика чуть не расплакалась от такого красноречия, и только сильно обнимала мужа, цепляясь за него, как за спасательный круг. Тимур опустил свою голову, пряча свои глаза, он даже не знал что сказать, он сидел тихо, боясь пошевелиться. — Вот, — и Николай Кузьмич протянул ему конверт, разукрашенный всеми цветами радуги, он излучал свет, он искрил надеждой. — Это тебе.