Номер один с пулей

Саммари: В которой оружие осознает, что не заточено для защиты, и требуется кое-что предпринять, чтобы изменить это. В роскошной спальне отеля царит мрак, только светятся крохотные огоньки различных электронных приборов: часов, индикатора на ТВ, стерео, телефона. Половинка луны посылает сквозь окно равнодушные бледные лучи. Глаза Солдата превосходно видят два силуэта, спрыгивающие из вентиляционной шахты. Они почти бесшумны — но не совсем. Или, по крайней мере, не для него. Эти двое ниндзя вооружены стреляющими трубками. Их одежда черного цвета с темно-красным кантом: униформа Руки, подсказывает мозг Солдата. Ботинки-таби тихо ступают на ковер, один ниндзя сразу же направляет трубку на Элисон. Слишком медленно. Горячая кровь и воздух со свистом вылетают из его перерезанного горла, он падает, и хрупкая, прекрасная трубка ломается под весом его тела. Второй ниндзя переключает свое внимание со спящей Элисон на Солдата и извлекает пару тонких кинжалов с изогнутыми гардами. Саи, напоминает оперативная память. Тебя тренировали с ними. Для миссии в Токио. 1987. Удар ногой с разворота вышвыривает ниндзя через высокое окно к его гибели 60 этажами ниже. Солдат видит, как шевелится под покрывалом Элисон и сонно приподнимается, разбуженная громким звуком бьющегося стекла. Затем она смотрит на него и снова пугается, будто не узнавая. Должно быть, дело в крови убитого ниндзя. Не может быть, чтобы ее напугало его лицо. На нем маска, лица она не видит. Он берет ее за плечо и ведет к шкафу. — Приближается еще дюжина ниндзя. Оставайся здесь и не выходи, пока я не скажу, — он наклоняет голову. — Нет. Не дюжина. Одиннадцать. Элисон пытается выбраться из шкафа, она выглядит восхитительно свирепой для человека, одетого в серую фланелевую пижамку и шелковую повязку для волос. — Заведи какую-нибудь музыку. Я помогу. Металлическая рука на ее ключице останавливает ее. — Не в этот раз. — Нет, Баки. Я не какая-то дамсель… Солдат отстегивает маску и улыбается, его глаза пусты и холодны. Она отступает обратно в шкаф. — Гм, не пойми меня превратно, но ты сейчас выглядишь почти безумцем. — Я и есть безумец, — он протягивает ей маску. — Надевай. Ниндзя обожают газ. Маска его отфильтрует, — затем он запирает дверцу шкафа и разворачивается, встречая вторую волну нападающих. Он слышит их: кое-кто почти бесшумно ползет через вентиляцию, другие спускаются по внешней стене здания к разбитому окну. Насколько он знает, тренировка ниндзюцу Руки — единственная, сопоставимая по… интенсивности с его собственной. (Жестокость, — утверждал Стив. — Слово, которое ты ищешь, это «жестокость». Это неправильно, Бак.) Нет, Стив. Это эффективно. И он может это выдержать. После этого он перестал рассказывать о Гидре Стиву. Не то чтобы он прежде много об этом говорил, но сейчас он просто дает односложные ответы или меняет тему. Стив старается помочь, но Баки не может сказать то, что нужно услышать Стиву, и тот никогда не поймет. Не стоит ненавидеть меня за то, что, находясь в аду, я научил свое тело любить огонь. Есть еще кое-что. Он не желает объяснять, почему это важно, почему он специально установил планку для тренировок на такой высоте, которая прикончит любого, кто попытается так заниматься. Зачем Стиву знать, что он действовал, основываясь на неполной информации. Стив думает, что целиком узнал историю Зимнего Солдата. Разумеется, в докладах имеются пробелы, и, разумеется, большинство приходится на крио… но они с тем же успехом могут оказаться стопкой запыленных досье по конкретным годам, инцидентам и операциям, запертым подальше, в анонимном сейфе-депозите в Амарильо, Техас, пока Солдат не решит, что с ними делать). (Сжечь. Надо их сжечь). Кровоточащие глаза. Плохая модификация. Ты — мой герой. Иисусе. Гидра была дерьмовой организацией, но, по крайней мере, у нее были стандарты. (Его стандарты. Охотничий пес тренирует своего хозяина; поводок держат с обеих сторон). (Так и было… вплоть до 2010, когда они догадались. Пока он не попытался уйти, впервые провалив задание с тех пор, как был активирован в пятидесятые. Пока они не начали обнулять его). Ниндзя вползают в комнату, тонкие проблески темно-красного цвета в ночной темноте. Те первые, кого он убил, должно быть были новичками, рассчитывающими получить повышение после удачного завершения миссии. В основном отряде будут опытные бойцы со специфической тренировкой против таких, как он. Да, да, вопит ему пустота. Наконец-то, да. Он готов. Быстрый, сильный, натренированный до совершенства. Противостоит одиннадцати величайшим киллерам Японии. Наконец-то достойная схватка. Для люкса спальня невелика: спиной Солдат прикрывает шкаф, где прячется Элисон, а кровать с четырьмя столбиками блокирует большую часть полезного пространства. Они не смогут напасть всей толпой, но трое ниндзя выходят вперед, окружают, пробуют его рубежи. Он ухмыляется про себя над неэффективностью: кроме пары коротких луков они решили не использовать дистанционное оружие, сойтись врукопашную; он же решил не задействовать свой арсенал огнестрела, который находится в соседней комнате. Взаимная вежливость… Позади них со щелчком раскрывается веер в руке высокого ниндзя, облаченного с ног до головы в темно-красное, золотая полумаска в форме гримасничающего демона с клыками прикрывает нижнюю часть его лица. Солдат выдыхает, приходя в готовность. Как любезно с их стороны не предлагать ему сдаться. Приятно иметь дело с профессионалами. Его руки тянутся к ножам, первые двое нападают: один ниндзя целит ему в живот коротким прямым мечом с лезвием чуть длиннее двух футов, другой швыряет зубчатый шар на цепи, и тот, словно булава, со свистом устремляется к его коленям. Он подпрыгивает вверх, делает сальто в воздухе и перехватывает булаву металлической рукой. Дергает, насаживая держащего ее человека лицом на свой нож в живой руке, и ударом ноги ломает шею ниндзя с коротким мечом. Осталось девять. Завершая движение, он чувствует, как цепь кусари-гама захлестывает его ногу, лишая баланса, а лезвие вонзается в бедро. Он не ощущает боли. В таком состоянии он ничего не ощущает. Чудесно. И вызывает привыкание. Он приземляется на руки, дергая затянувшуюся на ноге цепь и вытягивая ее из рук держащей ее женщины-ниндзя. Та следует за цепью и повисает на его спине, когда он снова вскакивает на ноги. Ее руки в неко-те перчатках с когтями тут же впиваются ему в лицо, целясь в глаза, хорошая попытка, леди, я ведь могу сражаться и слепым, ее боевой напарник замахивается нагинатой, и он уклоняется, компенсируя небольшой, но враждебный вес на своей спине, парируя металлической рукой когти неко-те, заслоняя орбитальную кость. Живой рукой он тянется вверх и сминает запястье женщины-ниндзя, в это время нагината оставляет нехороший разрез на его боку. Металлической рукой он крушит колено женщины и наклоняется вперед, перебрасывая ее через голову прямо на обвившую его бедро цепь и ломая позвоночник. Ее тело он швыряет в ниндзя с напоминающей жезл нагинатой, но тот уклоняется. Труп падает на один из чемоданов Элисон, в результате чего одежда и белье разлетаются по комнате. Солдат стягивает кусари-гама со своей ноги и швыряет ей вслед. На него немедленно набрасывается ниндзя с нагинатой, низкие выпады, заставляющие его прогибаться назад почти до пола, чтобы уклониться, затем снова подняться: танец винг чун, наслаждаться которым ему не выпадало шанса со времен грязной операции в Шанхае в 1998. Он может драться эффективнее — перехватить нагинату, ударить на полной скорости, отсечь противнику руку — но это веселая вечеринка, и он не хочет, чтобы она быстро закончилась. Кроме того, пока не время менять стиль боя: остальные семеро ниндзя наблюдают за ним, оценивая его тактику, его скорость, его реакции. Солдат бьет ногой с размаха, и ниндзя вскидывает нагинату, парируя его и нацеливая сокрушительный удар ногой в грудь Солдата. Но ребра Солдата укреплены металлом, и он обрушивает сцепленные вместе руки на бедро ниндзя, ломая его. Единственный звук в комнате — резкий выдох ниндзя от боли. Почти презрительно, Солдат отбрасывает нагинату ногой подальше, ломая ее и перехватывая обломок рукой. Протыкает ниндзя. Осталось семеро. Четверо налетают на него одновременно, замахиваясь катанами, и периферийным зрением он замечает, как оставшиеся двое прикрывают с флангов лидера в золотой маске, они поднимают короткие луки с наведенными на него стрелами (вероятность яда на наконечниках: 99%, подсказывает мозг). Четверо ниндзя кружат возле него — координированная атака мечами, тут ничего нельзя поделать, только защищаться, уклоняясь и уходя от атаки, выжидая, пока кто-то из мечников совершит ошибку. Они устанут прежде него. В этом он спокойно уверен. Пока он проскальзывает между двумя мечами, его взгляд устремлен к лидеру в золотой маске. Если это один из пяти лидеров Руки, стоит весьма тщательно планировать продолжение боя, дабы оставить ему несколько сюрпризов. В Токио Солдат столкнулся с одним из их высшего эшелона, почти на уровне лидера, и это был самый близкий к провалу миссии случай, еще до обнуления. Хотя, он победил тогда. И здесь не проиграет. Вспышка холодного огня на задней стороне щиколотки — лезвие прорезает кевлар под военными штанами. Он делает сальто назад и перехватывает клинок металлической рукой, бросая нож в ниндзя с мечом. Тот не успевает уклониться. Солдат кувыркается вперед, нанося удары ногами, и трое других ниндзя отлетают назад. Он перебрасывает меч в металлической руке, хватая за рукоять, и ведет им по кругу, создавая впечатление загнанного в угол бешеного пса. По легкому кивку лидера в золотой маске двое лучников выпускают стрелы. Едва заметный отблеск света на маске — вот что предупреждает Солдата. Он разворачивается, быстрый, как хлыст, вскидывая лезвие на пути стрел. Взмах — и половинки стрелы осыпаются вниз, не причинив вреда. Вторая стрела пролетает мимо и глубоко вонзается в дверцу шкафа. Изнутри доносится скулеж, и Солдат не может сказать, был это страх, удивление или боль. Будут еще стрелы, он не может себе позволить и дальше играть с противником. Он всем весом наступает на раненную ногу и делает вид, будто спотыкается. Трое ниндзя рвутся вперед, чтобы убить. Солдат улыбается. Как только мечи вот-вот достигнут цели, он бросается вперед, отрубая голову ближайшему противнику, а затем перебрасывает меч в правую руку. Левой он пробивает потолок, разворачивая свое тело вокруг оси, и спрыгивает позади второго ниндзя с мечом. Приземляясь, разрубает его вертикально пополам, затем разворачивается и перехватывает металлической рукой летящую стрелу — наконечник замирает всего в дюйме от его головы. Легкой заминки хватает последнему из четырех ниндзя, чтобы всадить клинок в бок Солдата. Тот не колеблется, просто насаживается на меч (металл ощущается холодным внутри него, но он холоднее) и вонзает стрелу в лицо ниндзя. Тот падает в конвульсиях, вены синеют от токсина, его рвет кровью и пеной. Свободной рукой Солдат извлекает катану из своего бока и вращает ее, маня к себе лидера в золотой маске и двух оставшихся миньонов. Повреждения: глубокая рана в левом бедре. Незначительная рваная рана на правой щиколотке. Сквозная рана в животе, возможны внутренние травмы. Незначительные царапины вокруг глаз. Оперативная эффективность: все еще в пределах приемлемых параметров. Ниндзя бросают бомбы-вспышки, и дымный газ быстро заполняет комнату, клубами вырываясь из разбитого окна, будто шлейф. Солдат пятится назад, пока снова не оказывается возле дверцы шкафа. Он надеется, что у его миссии хватит разума не трогать вонзившийся в дерево кончик стрелы. Собственно… он протягивает руку и выдергивает ее. Это ничего не дает — он слышит, как снова поет тетива. Нет времени. Яд его не убьет, но может замедлить. Он бросает катану сквозь дым, на звук, и усмехается, слыша шокированное бульканье и глухой удар падающего тела. Ответный выстрел последнего лучника попадает в то место, где секундой раньше была его голова, все орудуют вслепую сквозь дым, но и Солдат, и Рука тренированы стрелять, не видя мишень. Он сбрасывает мертвое тело возле дверцы шкафа, чтобы прикрыть Элисон, и делает низкий кувырок на звук тетивы и запах воска, который используется, чтобы та оставалась гибкой. Над его головой, словно озлобленные насекомые, жужжат стрелы. От ковра несет металлическим запахом крови и кислой вонью распоротых кишок. Кое-какая кровь там принадлежит ему. Разглядев сквозь дым смутный контур лучника, он на руках отталкивается от пола и стискивает шею противника коленями. Резкий рывок, глухой щелчок разорванного спинного мозга, и тело обмякает. Он откатывается в сторону, угодив прямо под удар ногой по ране в животе. В выветривающемся дыму блестит и ухмыляется ужасной улыбкой золотая маска. Прийти в себя времени нет — плотный черный веер, сверкая острыми лезвиями, свистит возле его шеи. Он изворачивается — встречая еще один веер, нацеленный на подколенное сухожилие. Но его ноги уже там нет; ему не нужно время, чтобы восстановиться. Существует только задача, а именно: тринадцать чертовых мертвых ниндзя — двенадцать мертвы, остался один, чтоб его. Лидер быстр и двигается с гибкостью ивы, как воплощение изящества и смертельной грации. Вероятно, они равны в скорости: усовершенствованное тело Солдата замедлено ранами и почти четырьмя днями без сна, а его вес почти на четыреста фунтов больше, чем у тонкого, как камыш, командира ниндзя. Что касается талантов в рукопашной… По мнению Солдата, уже очень давно ни один противник не доставлял ему столько хлопот. Если вообще когда-либо. Он выжидает, блокирует и наносит отвлекающие удары, одновременно изучая оппонента, выжидая неизбежную ошибку. Их сражение — диалог боевых стилей, от муай тай до окинавской борьбы, от Шаолиня к ниндюзюцу, и так далее — почти слишком быстрый для восприятия обычным зрением, Солдат выжимает из своего тела все возможности, уходя вверх, вниз или в сторону от лезвий на веерах, жаждущих впиться в его плоть. Гримаса человеческого рта под золотой маской становится шире и шире по мере того, как Солдат отступает, пятясь к постели с четырьмя столбиками, при виде которой глаза Элисон зажглись даже сильнее, чем при виде дурацкого желтого пианино в соседней гостиной. Он поскальзывается в луже… чего-то, и прежде, чем успевает обрести равновесие, лезвие оказывается слишком близко к его глазу. Холодное пламя опаляет щеку, он уклоняется — и внезапно оказывается лежащим навзничь на кровати, будто новобрачная, сотрясаемый конвульсиями, холодные ядовитые цветы распускаются в его крови. За золотой гримасой ярко и триумфально блестят зубы, веера убраны, вместо них появляются длинные ножи со странными, изогнутыми лезвиями. Они устремляются к сердцу Солдата, но только после миллисекунды скрытого маской злорадства — гордости оказаться тем, кто наконец прикончил Зимнего Солдата. Превосходство в победе. Руки Солдата устремляются вперед и хватают командира ниндзя за предплечья, а сам Солдат изворачивается и всей монструозной силой усовершенствованного тела проводит бросок. До этого он отвечал любезностью на любезность. Ну, а теперь встретит ее жестокостью. Он продолжит функционирование. Тело ниндзя в темно-красном одеянии проламывает гипсокартоновую стену между комнатами и с неблагозвучным «бамс» врезается в пианино, кроша эмаль и раздирая струны. Солдат идет следом, шатаясь, пробирается сквозь зияющую и осыпающуюся дыру в стене, и, как только ниндзя встает, его поджидает кулак. Человек уклоняется, а вот пианино окончательно доламывается под ударами несокрушимого металла, но теперь ниндзя защищается, загнанный в угол, откуда нет выхода. Он пытается поставить подножку, одновременно целя закрепленным на локте лезвием в шею Солдата — но локоть встречает на пути металлическую руку, а у подсечки недостает силы, чтобы повалить Солдата. Он выворачивает локоть, человек летит кувырком, безуспешно пытаясь освободиться. Сначала лезвие разлетается на осколки, затем сустав. Мужчина оказывается на полу, но даже не морщится. Тяжелый ботинок Солдата давит на горло командира ниндзя. Золотая маска спадает; лицо этого человека ничего не значит для Солдата, но он его все равно запоминает. — Что нужно Руке от Даззлер? — хрипло спрашивает он — это его первые слова с момента начала атаки. Сузив глаза, ниндзя проводит рукой поперек живота. Должно быть, маленькое лезвие спрятано у него между пальцев, потому что темно-красная униформа влажно темнеет вдоль линии, а ниндзя кашляет кровью и пеной, вызванных ядом. Ботинок Солдата нажимает сильнее, ломая шею. Он не слишком рассчитывал получить ответ от Руки. Солдат медленно тащится к спальне, прислоняется к дверному косяку, обозревая картину боя и давая время своему метаболизму довершить нейтрализацию яда. Он уже ниже минимального уровня оперативной эффективности. Тело трясет от усилий удержаться на ногах. На недавнем поле боя дым уже выветрился через окно, осталась только тусклая мгла поверх трупов и оружия. Он поднимает одну из валяющихся катан. Та выглядит древней и красивой. Он пристраивает ее к перевязи на спине. А вот и вторая — они почти близнецы, ее он забирает тоже. Миссия выполнена успешно. Цель защищена. Приступить к эвакуации. Тут Солдат вспоминает, что эвакуироваться некуда, ибо нет команды, чтобы перевозить его снаряжение, чистить его униформу и оружие и следить за его состоянием. Здесь только он. И скоро придется позволить тому, что надежно спрятано в его голове, снова выйти наружу: Личности. Эмоциям. Боли. Страху. Ему снова придется стать человеком. Но не прямо сейчас. На несколько дюймов приоткрыв шкаф, он смотрит на Элисон. Та живая, но бледная. На ней его маска. Молодец, миссия. Хоть раз послушалась. Он улыбается. При взгляде на него она шарахается прочь. Он напугал свою Миссию. Возможно, это из-за крови. — Закрой глаза, — говорит он. Она повинуется. Он распахивает дверцы шкафа и вскидывает ее на руки, как невесту. Мускулы подрагивают. Оперативная эффективность приближается к критическому уровню. Он относит ее в комнату и укладывает на часть кровати, свободную от его арсенала и снаряжения. Быстро заматывает оружие неаккуратным кулем и перекладывает на небольшой столик. Миссия дрожит. Что-то в надежно запертой части его мозга колотится в дверь, вопит, требуя внимания, но он отталкивает это. Позже. У него сейчас нет времени на те части, где больно. Нужно позаботиться о здоровье Миссии. Он укрывает Миссию покрывалом, взятым из шкафа, протягивает руку и снимает маску с ее лица. Она хочет открыть глаза, но он опускает поверх них ладонь. — Пока рано, — хрипло говорит он. — Когда услышишь, что дверь закрылась. Не выходи из комнаты. Я скоро вернусь, — она кивает, и он убирает ладонь. Уходя, он закрывает дверь. Он обозревает разгром в главной комнате, проходит от тела к телу. Какое-то движение за разбитым стеклом приковывает его взгляд: брошенный канат, по которому один из ниндзя проник в комнату. Он прикреплен к крыше здания всего несколькими этажами выше. Солдат улыбается про себя. У него появилась идея. Крыша отеля большая и плоская. На таком уровне эффективности ему не стоит карабкаться, особенно таща на себе тяжести, но металлическая рука снова выручает. Выясняется, что из 12 трупов наемных убийц вполне можно выложить на крыше «ОТВАЛИТЕ НАХРЕН». Из того ниндзя, что вылетел из окна на Мичиган Авеню, получается отличный пунктуационный знак. Он уверен, что у Руки имеется доступ к системе спутникового наблюдения. Золотую маску он оставляет себе. *** Элисон устало задремывает, но, услышав тихий стук в дверь, пробуждается. — Баки? — шепчет она. — Не совсем, — отвечает он, входя в комнату. Ее телохранитель принял душ и избавился от пропитанного кровью боевого костюма, но в его глазах все еще стоит отстраненная пустота. Это ее пугает, потому что обычно его глаза полны экспрессии, полны жизни. Сейчас они просто… пусты и окружены царапинами. Длинный порез на щеке уже подживает. На бедрах у него низко повязано полотенце, второе, пропитанное кровью, он прижимает к боку. У нее возникает примерно восемь противоречивых мыслей: «Баки, где твои штаны?», и «ах да, я же в твоей комнате, твоя одежда здесь», и «боже правый, сколько крови», и «пожалуйста, не умирай», и «теперь мы в безопасности?», и «ни хрена себе, какие у тебя мускулы». — Шить умеешь? — интересуется он. Элисон таращится на него. На его груди ужасные шрамы, расползающиеся от стыка металла с плотью. — Ты шить умеешь? — повторяет он ровно и безэмоционально, отворачиваясь и доставая из своего черного рюкзака маленькую потрепанную металлическую коробочку. Та смахивает на коробку, в которой ее папаша держал рыболовные снасти. Заодно он достает большой пистолет. — Что? — переспрашивает она. Затем, когда включаются мозги: — Нет. Шить — нет. Он с кряхтением усаживается на пол к ней спиной. Кладет сбоку пистолет (возле металлической руки), с другой стороны — коробочку. Извлекает из нее маленький баллон спрея, странную полукруглую иглу и нитку. Убирает окровавленное полотенце, опрыскивает рану на животе и начинает хладнокровно зашивать, чего Элисон не видит, потому что он отвернулся. Ее все равно начинает подташнивать, кровь не перестает сочиться из выходного отверстия на его спине. Но он не двигается, не реагирует, даже непроизвольно не дергая мускулами, сосредоточенный на шитье. Ей хочется спросить, больно ли ему, но она не уверена, захочет ли услышать ответ. Но тут Баки демонстрирует раздражающую способность к чтению мыслей и, не поворачиваясь, сообщает: — Мне нужно зашить еще две. Осторожно, тебе может стать дурно. Она накрывает голову подушкой. Минут 20 спустя слышит, как он встает и шуршит поблизости. Часы утверждают, что только 5 утра, небо за окном начинает светлеть. У нее сегодня техническая репетиция в аудитории и финальная примерка костюмов. И люди, и вопросы, и «как насчет улыбочки, Даззлер». Как, черт побери, ей пережить целую репетицию? Она жаждет заползти под одеяло и никогда не вставать, или, по крайней мере, проснуться там, где тепло, где у нее нет обязательств, а люди не стараются убить ее на каждом шагу. По комнате разносится ужасный, ноющий, скрипящий звук, и, господи, кто-нибудь, выключите его — а потом она осознает, что сама издает его, ее щеки залиты слезами. Начинается неконтролируемая дрожь… * * * Солдат заканчивает перевязку и убирает коробку. Натягивает чистый боевой костюм, но пока не добавляет к нему ножны, кобуры и тяжелый тактический жилет. Только мягкую серую футболку. Поддерживает организм питательными веществами и выдает сам себе дополнительные порции, дабы помочь процессу излечения. После еды головная боль немного стихает. Он созерцает, как за окном поднимается солнце, и сканирует близлежащие здания на предмет выявления снайперов. Анализирует. Нужно подкрепление. Он — не орудие защиты. Ему нужен тот, кто прикроет основную миссию, пока он сам предпринимает наступательные действия, чтобы выявить источник опасности для миссии и уничтожить его. Ему нужен щит. Он находит телефон и отсылает текст. Миссия начинает издавать звуки. Солдат идентифицирует их как страх и шок. К этому его не готовили. Он садится спиной к стене и отпирает другую часть своего мозга. Спокойной ночи, ничто. Волна боли чуть не вырубает Баки. Он задыхается, едва удерживаясь от «серой пелены» (затемнение зрения при перегрузке — прим. перев., Вики). Твою же мать. Лучше не становится. Боль, а поверх нее — тошнотворное пластиковое ощущение самозаживления собственного тела. Элисон скулит. Он заставляет себя подняться на ноги и ковыляет к постели, усаживаясь рядом с ней. — Эй. Эй, эй, эй. Все в порядке. Плохих людей больше нет, — уговаривает он, кругами поглаживая ее спину через покрывало. — У тебя шок. Это нормально. Личико Элисон выглядывает из-под покрывала: — Ты вернулся, — констатирует она. — Я все время был здесь. Зато теперь у меня есть катаны. Хочешь посмотреть… — Нет, — заявляет она резким тоном с намеком на гнев, который приходит следом за страхом. — Нет, Баки. Твое лицо… тебя как будто не было здесь. Как будто рулил кто-то другой. — Это все равно был я, — Баки проводит рукой по волосам. — Это… как спектр. Двигаешься в одном направлении, получаешь… это. Получаешь Зимнего Солдата. Но это всегда я. То, что ты видела — такой же я, как сейчас. Просто… в более экстремальной форме, — он усаживается обратно. — Я не работаю как нормальные люди, Элисон. Я в этом сам еще до конца не разобрался. Но я иной, понимаешь? Иной. Я могу понять, если то, что ты увидела, означает… — он машет металлической рукой, подыскивая нужные слова, розовый свет восходящего солнца поблескивает на пластинах. Элисон обводит взглядом своего верного оловянного солдатика, темные круги у него под глазами, усталую бледность кожи. Новые раны, крест-накрест перечеркивающие его слишком красивое лицо — раны, полученные при ее защите. — Нет, это… — ее голос срывается на рыдание, она теряется, поэтому вместо слов тянется и обнимает его изо всех сил, размазывая слезы по его чистой футболке. Сначала он напрягается, затем постепенно отмирает, расслабляется, и, в свою очередь, обнимает ее. Долгие минуты они сидят, согревая друг друга, пока солнце озаряет утреннее небо, розовый уступает темно-желтому, затем по горизонту Чикаго разливается голубизна. — Там было много ниндзя, — наконец говорит она в его плечо. — Ну да. — И что с ними случилось? Он рассказывает про крышу. Она так хохочет, что заливает соплями ему все плечо. * * * Репетиция проходит ужасно. Это их первый день в Объединенном Центре, и все еле двигаются. Техники запаздывают, костюмы выглядят неудобными, и все ощущают себя… выбитыми из колеи, непривычные к другому плану сцены. Баки ненавидит это место. Ненавидит его размеры, количество толкущихся вокруг незнакомцев, и как легко те могут проскользнуть к Элисон с отравленным стилетом или дротиком. Единственное преимущество Объединенного Центра над обычной студией — Баки может залечь на балках, наблюдая за всем через прицел любимой 98-Bravo, патрулируя высоты и пытаясь не думать про то, насколько он сейчас на грани. Как правило, недостаток сна в течение продолжительного периода для него не проблема, но сражения, и раны, и гипер-бдительность его изматывают, посылая тусклые вспышки боли позади глаз и вниз по шее. Музыка не помогает. Кэлвин очевидно все еще дорабатывает песню для большого виртуального скачивания, но они прошлись по ней около 50 раз, чтобы Элисон смогла попрактиковаться с визуальным компонентом, как этого хочет Каденс, и у Баки разболелась голова. Это неплохой микс. Даже напротив — заводной, быстрый, немного авангардный и очень танцевальный. Если такую песню слышишь в клубе, она тащит тебя на танцпол. Но сегодня… это скрипучие взрывы сжатого звука, почти как писк модема, плюс неожиданные вспышки светового шоу Даззлер… давно у него так сильно не болела голова. Он опускает на глаза очки, настраивает их на инфракрасный свет, и боль стихает почти моментально. И хорошо, потому что еще чуть-чуть, и он перешел бы в модус Солдата, лишь бы пережить этот день. Насколько он может судить, Элисон тоже не слишком счастлива. Она трясет головой и ходит туда-сюда. Всматривается в тени над сценой, и, когда она так делает, он отсылает текстовые вариации: «не волнуйся, я все еще здесь». В этот день настоящих угроз Элисон нет. Паранойя Баки (совершенно оправданная в этом случае, как он сам считает) насчитывает и мониторит дюжины потенциальных угроз. — Если первый день в костюмах проходит плохо, то концерт всегда хорошо, — утешает Элисон по дороге домой, в ее голосе надежда мешается с усталостью. — А если в костюмах все идет хорошо, значит потом что-то плохое да случится. Баки убежден, что потом что-то плохое все равно случится, но не собирается разрушать атмосферу слабого оптимизма. * * * Они снова меняют номер. На сей раз в том же самом отеле. Баки бурчит что-то насчет конспиративной квартиры, но Элисон упирается. Они остаются в Лэнгхеме, она примет горячий душ, вызовет рум-сервис и отдаст всю одежду в чистку, и точка. Баки почти успевает отвернуться, чтобы спрятать ухмылку. Элисон открывает свой самый большой чемодан и начинает сортировать вещи. Бросает их в две кучи: с пятнами крови и без оных. Фу. В ее любимой кожаной курточке зияет дырка от стрелы. Никогда больше она не оставит одежду разбросанной в комнате отеля. Да, я знаю, мама, думает она. Ты мне это говорила. Хотя о ниндзя ты не упоминала. — Мой любимый лифчик заляпан кровью, Баки, — жалуется она, размахивая очаровательным изумрудно-зеленым кружевом. Он выхватывает его из ее руки и принюхивается: — Не моя, — замечает он, бросая лиф обратно. — Может, пошлем Руке твой счет за химчистку? — У тебя есть их адрес? — Вроде того… — Баки внезапно замирает и наклоняет голову, прислушиваясь к чему-то, что слышно только ему. Он выскакивает из комнаты прежде, чем Элисон спохватывается, рыкнув: — Оставайся здесь, — прежде чем исчезнуть за дверью главной комнаты номера. Элисон хмыкает, услышав, как распахивается дверь, затем удивленный вскрик и тяжелый удар — что-то стукнули об стену. Ха. Это научит тех, кто пытался убить ее сегодня, не связываться с ее оловянным солдатиком. Но затем… тишина. Он уже должен вернуться. Должен быть шум, по меньшей мере, эквивалент «не волнуйся, я еще здесь». Они его схватили? Тот шум означал, что Баки схватили или вырубили? А это вообще возможно? По ее сердцу прокатывается дрожь, и она двигается прежде, чем успевает передумать. Она выглядывает из своей новой спальни в большую комнату. И, черт, да, Зимний Солдат прижимает к стене какого-то громадного блондина, возможно мутанта, удерживая его руки над головой, и он… И он его целует… Не просто целует, но держится за него, будто судьба свободного мира зависит от этого. Блондин издает тихий горловой стон, и это просто неприлично. Элисон чувствует, как к щекам приливает кровь, и делает шажок назад. Может быть, она просто… Слишком поздно. Баки с немного недовольным фырканьем отрывается от покрасневших от поцелуя губ блондина и смотрит на нее ледяными голубыми глазами. — Сказал же, оставайся в комнате. — Простите, — бормочет Элисон, не зная, куда девать глаза. Опускает взгляд вниз, замечая вещевой мешок и то, что напоминает большой футляр для цимбал, возле ног блондина. Баки убирает металлическую руку, отпуская запястья блондина, и показывает на нее: — Стив, это Элисон. Она тебе понравится. Она тоже никогда не слушает. — Гм, привет, — блондин эффектно краснеет, заходя в большую комнату. Румянец становится гуще, когда позади него возникает Баки и приобнимает за талию, попутно оставляя засос на его шее. И тут до Элисон доходит, кто этот блондин. У нее слабеют колени, и она ковыляет до ближайшего дивана, пока не опозорилась. Парень Баки, из-за которого тот теряет голову и чьи тексты в телефоне заставляют его улыбаться — это Капитан Америка. И ведь они так тихарятся, что даже слухов почти нет. Что весьма удивительно, потому как между этими двоими так искрит, что можно воспламенить небольшие объекты. Баки непринужденно переплетает пальцы с пальцами Стива и плюхается на диван напротив Элисон. — Этой ночью за тобой присмотрит Стив, пока я пойду прогуляюсь и навещу наших друзей в Маггии. К ним накопились вопросы. Стив со стоном опускается рядом с Баки. — Так вот почему тебе понадобилась бейсбольная бита? Баки вжимается лицом ему в шею и ухмыляется.