The Vampire Diaries.

Не смотря на то, что Давину с Маргарет связывает важная цель, а именно, как можно скорее приблизить смертный час первородного гибрида, между девушками залегла непреодолимая пропасть. Никто не хочет рассказывать о себе, делиться сокровенным или же наболевшим. Дни пролетают в гнетущем молчании, отчего в ушах иногда звенит белым шумом. Жизнь научила их самым жестоким способом хоронить это глубоко-глубоко внутри, ибо друг сегодня может обернуться врагом завтра. Жизнь научила их подниматься после поражений, скрываться, зализывать молча раны, а потом снова кидаться на амбразуру. Жаль, любопытство не искоренило. По крайней мере, у Давины. Брюнетка между практическими занятиями магией слоняется по небольшой квартирке, снятой на окраине Бридж-Сити, открывает ящик за ящиком, роется в сумках в поисках чего-нибудь, что могло бы хоть как-то охарактеризовать ее неразговорчивую союзницу. Она, конечно, не без особых усилий могла бы залезть в голову Маргарет, разворошить склад ее воспоминаний, и даже, если очень постараться, прочесть некоторые мысли, но разве это честно? Честнее спросить ее прямо в лоб, без обиняков, однако та лишь хмыкает сердито носом, сводит брови на переносице и продолжает с особым рвением работать рубанком, превращая единственную плашку из белого дуба в мелкую стружку. Маргарет более чем уверена, что пронырливая соратница ничего не найдет, поэтому и позволяет ей со спокойной душой убивать время в поисках спрятанного «клада». Об этом она позаботилась давным-давно [три года назад]: отвезла ненужные вещи в Мистик Фоллс и спалила их вместе с отчим домом. Теперь она никто — все мосты сожжены и не имеет смысла возвращаться за пеплом, который, скорее всего, ветер разнес по всему миру. — А это кто? Внутри Маргарет внутренности сжимаются в один большой болезненный комок, разряд тока проходится по всем нервным окончаниям, будто только что поцеловала оголенный провод. — Не понимаю. — Кто эта девушка? — в руках Давины старая фотография 9 на 13, пожелтевшая по краям от времени. На ней изображена девушка с шелковыми волосами цвета топленого горького шоколада, она улыбается и кажется счастливой. — Наверное, прошлые жители оставили, когда съезжали, — на лице блондинки царит глубокое безразличие, хотя холодная испарина, проступившая на лбу, говорит об обратном. Девушка выключает рубанок из сети, небрежно вытирает пот пыльным платком и демонстративно рвет снимок, забрав его из рук опешившей ведьмы. — В мусорку его. Чутье Давины подсказывает, что она наконец-то нашла нить, которую так усердно искала, однако, глядя на девушку, ледяную, будто высеченную из немыслимо острых углов, понимает — наверное, ошиблась. Впервые в жизни. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ*** После полуночи, Маргарет выбирается из теплой постели, на цыпочках минует кровать, где из стороны в сторону крутится брюнетка, едва дыша. Кошмары — гости не редкие в их обители. Незваные, но зато стабильные. И если посильнее сжать ежовую рукавицу, в которой себя держишь, то благодаря им можно научиться не бояться. Девушка присаживается за стол с поцарапанной поверхностью, достает из бюстгальтера обрывки фотографии и с особой нежностью склеивает их прозрачным скотчем. В комнате темно, хоть глаз выколи, за исключением того небольшого пространства, куда падает серебристый свет луны — немой подруги всех одиноких душ. Она бесстрастно внимает каждому слову, не перебивает, не дает советы, а под утро всегда уходит, чтобы схоронить услышанные секреты в своем недосягаемом царстве. — Однажды я обязательно поставлю ублюдка, убившего тебя, на колени, — шепчет Маргарет, едва двигая губами. — Запихаю в его глотку этот снимок и заставлю поперхнуться. А потом… А потом девушка снова прячет фотографию в укромное место, пододвигает ближе две керамические чаши и смешивает порох с щепками из белого дуба. Вот и все. Осталось начинить этой смесью пули. Одну за Елену, другую за себя, третью за Давину, которая тоже когда-то лишилась семьи по вине Никлауса, — и так по кругу, пока смертоносная начинка не закончится, чтобы завтра раз и навсегда закончилась жизнь монстра.