Черноморка

Савелий — настоящее чудо! Он такой милашка и просто замечательный ребёнок. Такой воспитанный и добрый, как жаль, что я так мало общаюсь с ним. Я мечтала о младшем брате или сестре, но ни сестра не порадовала меня племянниками, ни родители, отругавшие меня еще в детстве из-за этих глупых фантазий. И никакие они не глупые, а очень даже реальные. Я же не о принце на белом единороге фантазировала, а всего о том, кому я могу подарить свою заботу и сестринскую любовь. Когда мы сели за стол, Савелий оказался просто самым настоящим образцом совершенства. Постоянно предлагал нам с Катей добавки или попробовать что-то еще. Вероника Игоревна с улыбкой наблюдала за ним, ковыряя вилкой в тарелке. За весь обед она съела совершенно мало. Её что-то беспокоило, и это «что-то» скорее всего мы с сестрой. Ввалились к ней в дом, не предупредив никого, дарим брату подарки. Зато Савелию мы реально устроили замечательный праздник. Мы весь день провели вместе, он рассказывал нам о своих любимых занятиях, о школе, о друзьях, о маме и всем-всем, что было на душе. Было приятно видеть, что все же больше внимания и зрительного контакта он поддерживает со мной. Потом я и Сава разбирали конструктор. Он так был рад и счастлив, его глаза просто светились этими чувствами, которые он испытывал. Без конца благодарил нас за такие подарки и то, что сделали этот день особенным.       — Ты еще приедешь? — спросил вечером он, когда уже лежал в кровати, едва шевеля языком. — Мы не перестанем дружить?       — Нет, что ты, солнышко, — я присела напротив него, чтобы наши глаза находились на одном уровне. — Я обязательно приеду к тебе в гости еще раз, и мы обязательно погуляем.       — Правда? — говорят, что глаза — зеркало души. И сегодня я только еще больше в этом убедилась, потому что эти большие светло-карие глазенки просто пробирали насквозь своей искренностью и открытостью. Братик оказался таким лапочкой. — Подожди! — он резко вылезает из кровати и идет к столу, открывает первый ящик. — Держи, — он протягивает мне рисунок, свернутый в четверо. Я открываю его и меня всю передергивает. Да, Сава не художник, но все, что он нарисовал отображает его мысли и виденье. Он стоит рядом с мамой, крепко держа ее за руку, посередине большое дерево, вероятнее всего — дуб, с другой стороны папа, а рядом пририсованы еще две девочки: я и Катя. У меня на глазах наворачиваются слезы, но я стараюсь не расплакаться перед братиком.       — Тебе нравится? — он с надеждой смотрит на меня, сидя на кровати.       — Да-да, — я несколько раз моргаю и улыбаюсь ему. Савелий тоже улыбается и ложится обратно.       — Спасибо и спокойной ночи, — он зевает и закрывает глаза, улыбаясь. Я целую его в лоб и тихо выхожу из комнаты.       — Спокойной ночи, — шепчу я, выключая свет и закрывая дверь. Я возвращаюсь на кухню к Кате и Веронике Игоревне, пряча рисунок в карман. Оказалось, что она старше Кати всего на шесть лет. Очень мало, хотя по ее внешнему виду и не скажешь, что ей тридцать с небольшим. Они сразу прерывают разговор, замечая мое появление. Я недоуменно смотрю на них, но, наконец, сестра продолжает.       — Блин, Вероник, я даже денег оставить не могу. Сама еще сижу на шее у родителей, — ей явно неловко. Оказывается, пока я укладывала брата, они уже перешли на ты. Быстро, однако.       — Что вы! Не надо! Вы и так такой праздник устроили Савке, он же весь сияет от счастья! Просто приезжайте почаще, он будет скучать, — она явно знает, что говорит. Катя смущенно улыбается и добавляет.       — Непременно!       — Черноморская, ты еще здесь? — Михаил Васильевич удивленно смотрит на меня, поверх своих очков. Видимо, я опять погрузилась в свои воспоминания и совсем забыла о тесте. — Мне, кажется, что пока ты это решишь, пройдет год, не меньше, — он снова возвращается к проверке тетрадей, но следит за оживлением движения с моей стороны.       — Простите, — я не поднимаю взгляд на учителя, возвращаясь к тесту. Сложные задания. Я ничего не помню и не понимаю. На улице ноябрь, и я погружаюсь в осеннюю депрессию. Снова льет дождь, который раз за неделю. Кажется, он не прекращался ни разу.       — Черноморка, — снова дергает учитель передо мной, снимая очки. Его темные глаза внимательно смотрят на меня, сканируя. — Это что за нотки депрессии? — я пожимаю плечами, не зная, что ответить. Наверное, я уже неделю выгляжу как зомби, а исправлять это не собираюсь. — Сейчас вылечу, — Михаил Васильевич встает изо стола и отходит к шкафам. Он открывает ту самую дверь и достает еще одну фляжку, потом две кружки и небольшую коробочку. Учитель возвращается ко мне, оставляя все предметы на учительском столе передо мной.       — Снова алкоголь? — удивляюсь я, смотря на педагога. Он меня решил споить?       — Я же не алкоголик, — обиженно произносит Михаил Васильевич, открывая ящик стола и доставая оттуда несколько пакетиков чая. Мой любимый, черный. — Это всего-то приятная добавка, сама увидишь. Я внимательно слежу за действиями историка. Как профессионал, он начинает мутить над чашкой, то горячей воды нальет, то жидкости от фляги. Потом он достает из-под стола два свертка. Один стопроцентно сахар, а второй — какой-то темно-коричневый порошок. Возможно, корица? Наконец, он добавляет в чай две ложки сахара, размешивает и добавляет щепотку из второго свертка.       — Прошу, — он ставит передо мной кружку, наблюдая за моей реакцией. Я сразу беру ее в руки. Теплая. Я блаженно улыбаюсь, согревая замерзшие руки. Наконец, решаю и отхлебнуть немного. Блин, это реально вкусно! Скорее всего, историк добавил в чай ванильный сироп, а сверху и правда корицу.       — Это очень вкусно! — я наслаждаюсь напитком, а Михаил Васильевич снова ухмыляется.       — Еще бы не вкусно, — он качает головой, доставая откуда-то кофе. — Его же я делал, — с гордостью произносит он, делая замес в своей кружке. Он кладет две с половиной ложки кофе, две сахара, потом заливает кипятком, следом добавляет сироп. Пока он мешает, я решаюсь ему задать интересующий меня вопрос.       — А вкус зависит от того, как наливать сироп и воду?       — То есть? — он не понимающе смотрит на меня, попивая свой напиток. — Ты решила, что я так наливал тебе чай, от этого что-то изменится? Черноморка, ты физику учишь? Такая штука, как диффузия знакома тебе? — историк не ожидал, что я поверю в его махинацию. А правда, одна из самых первых тем физики седьмого класса. Где я была в тот момент?       — Ой, и правда, — я смущенно опускаю глаза, опять сглупила при нем. А ведь отличница! — Но зачем вы тогда сделали так?       — Что хочу, то и делаю, — бубнит историк, надевает очки и возвращается к работе. Опять я задаю не тот вопрос, или ответ может мне не понравиться? Стараюсь не думать об этом и пью чай, делая себе заметку в голове — обязательно купить ванильный сироп.       — Вам нравится ваниль? — спрашиваю я, все еще находясь под впечатлением.       — Слишком много вопросов, Черноморка. Лучше бы ты их по истории задавала, — откидываясь на спинку стула, с ухмылкой смотрит на меня учитель. Ну, а что? Мне чисто ради интереса. — Да, нравится, только не плачь, а то лицо именно такое, — предупреждает историк, но ответ все-таки дает.       — Я и не собиралась, — кружка потихоньку пустеет, и я решаю растянуть удовольствие, отставляя напиток на край стола.       — Не понравился? — удивленно спрашивает Михаил Васильевич, замечая этот жест.       — Нет, я просто хочу растянуть удовольствие, — улыбаясь я, снова читая злополучный пятый вопрос.       — Не волнуйся, я еще тебе сделаю, — машет рукой он, но наблюдать за мной не прекращает. — Помогло? Спасает от депрессии?       — Очень, — отвечаю я, мельком взглянув на преподавателя, который ухмыляется и тоже принимается за работу. После сладкого чая моя работоспособность повышается и мне легче дается тест, который в начале казался самым сложным из всех. Мы работаем в тишине еще какое-то время. Я полностью погрузилась в тест, но над некоторыми вопросами до сих пор приходится поломать голову. Историк изредка поднимает на меня свой взгляд, явно контролируя, чтобы я не покинула его в своих воспоминаниях. А я и не собиралась. Эта осенняя депрессия должна была оказаться довольно быстрой, но затянулась на неделю, как и этот дождь. Я смотрю в окно. Ни намека на просветление. А ведь скоро зима, совершенно скоро.       — Ты меня не покинула вновь, о Черноморская Юлия? — с усмешкой спрашивает он, замечая, что я снова отвлеклась. — Неужели настолько скучно? Или непонятно?       — Нет, нет, я уже лучше ориентируюсь, — тихо отвечаю я, переводя взгляд на учителя. Я немного отпиваю из чашки с чаем, прежде чем продолжить. — Я просто немного подзабыла в этом вопросе.       — Ох, Черноморка, — качает головой Михаил Васильевич, вставая из-за стола и нависая над тестом. — И что тут сложного? — совершенно не понимает он, опираясь на парту позади меня.       — Например, все, — отвечаю я, оборачиваясь к нему. Слишком близко.       — Давай объясню, — учитель выдергивает этот несчастный листок из моих рук, вчитываясь в вопрос. — Скажи мне для начала дату… — только начал говорить он, как его телефон, а следом и компьютер издает характерный для входящего сообщения. — Подожди, — за секунду историк проверяет почту с телефона. — Пришли результаты олимпиады, — оповещает меня он, подходя к своему столу.       — Что там? — я в нетерпении пытаюсь разглядеть экран компьютера, но получается слишком расплывчато.       — Не густо, не густо, — шепчет Михаил Васильевич, а потом поворачивается ко мне. — Можешь сама посмотреть.       — Десятое место? — я шокирована данной информацией. Как так?! Я, человек который и в жизни не был ниже третьего места, вдруг оказалась на десятом? Это же самое дно! — А сколько всего мест? — спрашиваю я, учитель листает список, но после моей фамилии никого не появляется.       — Десять, — виновато произносит он, явно сожалея. Я издаю что-то более похожее на стон и закрываю глаза руками. Как так можно! — Но смотря на каком уровне ты была, это очень хороший результат! Войти в десятку, когда ты историю не учила, очень хорошее достижение. Я качаю головой. Нет, «я с детства не занимала место ниже третьего» — так и вертится в голове. Это позор! Что будет, когда об этом узнают родители? Я в панике. Михаил Васильевич кладет свои руки мне на плечи, пытаясь успокоить.       — Черноморка, ты слышишь меня? — я согласно киваю, но рук не убираю. Мне так стыдно!       — Михаил Васильевич, простите меня, — шепчу я, открывая свое наверняка испуганное лицо. — Я вас так подвела! — я сожалею, что так плохо написала эту чертову олимпиаду.       — Ну, что ты! Юлия, — он слегка сжимает мои плечи и трясет. — Успокойся, слышишь? Ты и правда молодец, пробиться в число десяти лучших дорогого стоит. Следующую олимпиаду ты напишешь еще лучше, — историк пытается меня успокоить и дать мне мотивацию, но я отрицательно качаю головой. Какая следующая олимпиада? Если эта написана как нельзя хуже!       — Нет, это будет так долго, — я капризничаю, как маленький ребенок, хнычу и снова закрываю глаза руками.       — Черноморка, да чтоб тебя, ей-богу, как пятиклашка! — недовольно ворчит историк, но я прекрасно понимаю эту долю иронии во фразе. — Следующая через две недели, я уверен, что у тебя все получится! — он снова поворачивается ко мне и улыбается.       — Вы так думаете? — я открываю глаза, переставая наблюдать за педагогом между пальцами.       — Абсолютно! — утвердительно кивает он, замечая, что я немного расслабилась. Буду очень надеяться на это.

***

      — О, водичка! — Аринка замечает термос, торчащий из моего рюкзака и забирает его себе. Отвинчивает крышку и без моего разрешения отпивает от туда. — Тьфу! — она давится моим чаем, вытирая губы. — Это же приторно сладко!       — Разве? — я непонимающе выдергиваю термос из рук и пробую свой напиток. — Я не заметила, — я пожимаю плечами, совершенно не понимая подругу. Возможно, это и правда немного сладко, но не настолько же!       — Что это тебя на сладенькое потянуло? — ухмыляясь, спрашивает Арина, сложив руки на груди.       — Спасаюсь от осенней депрессии, — быстро отвечаю я и стремлюсь перевести тему в другое русло.