***
«Собирайся, идем гулять»
Просто и коротко. Но от этого еще более волнительно, я отпросилась у родителей на ночевку к Кате, полностью уверенная, что мама вряд ли будет звонить сестре и проверять, как я. Я вспешке надеваю большую белую футболку с маленьким сердечком на груди, поверх свой любимый голубой свитер, джинсы и быстро покидаю дом, пока мама и папа уехали в магазин. Выхожу из подъезда и встречаю Михаила Васильевича, обратившего свой взгляд в телефон. Непривычно видеть его в объемной черной дутой куртке, а не пальто, в джинсах, а не в строгих классических брюках, в бордовой шапке. Стоило мне подойти к нему, он, не отрывая своего взгляда от телефона, произносит: — А шапка где? — Так не холодно ведь, — я демонстративно рассматриваю все вокруг, надеясь на понимание с его стороны. Он складывает руки на груди и качает головой, прекрасно давая понять, что в таком виде дальше подъезда мы не сдвинемся. — Ладно, — вздыхаю и возвращаюсь домой за шапкой.«Не злись, мне не хочется, чтобы ты болела»
Подлиза, пока я еду в лифте, он присылает это сообщение, а на моем лице расцветает улыбка. Он заботится обо мне и это невероятно мило. Быстро открываю входную дверь, беру первую попавшуюся мне на глаза шапку, натягиваю ее и покидаю квартиру. Я слишком встревожена и взволнована этой первой встрече вне стен школы. — Другое дело, — говорит Миша, улыбаясь, когда я появляюсь из подъезда. Он распахивает передо мной свои объятия, и я неуверенно обнимаю его. Он тоже скрещивает руки у меня на спине, прижимая к груди. — Ты умеешь кататься на коньках? — спрашивает он, немного отстраняясь. — Да, обожаю! — я улыбаюсь, он действительно угадал с выбором места. — А размер коньков у тебя какой? — Тридцать восьмой, а что? — спрашиваю я, приподнимая бровь. Я удивляюсь своему спокойствию, возможно, все потому что мы не находимся в стенах школы. — У меня остались коньки женские от твоей сестры, оказывается, они тебе подойдут. Мне повезло, потому что проката мы с тобой в том месте не найдем, — он улыбается и отстраняется от меня, хватая за руку. — Поехали? — я киваю.***
Он привез меня к своему дому. Не думала, что возле его дома есть хоккейная коробка. Когда мы подошли к ней, причем историк держал меня за руку, там никого не было. — Повезло, — произносит он, улыбаясь и ставя на лавку две сумки. Вся атмосфера была невероятно милой и удобной. Солнце село, небо было темным. Единственными источниками освещения были окна и два мощных фонаря над катком. Причем небольшой снег делал обстановку еще более волшебной. Все серебрится, искрится, а еще любимый человек рядом — разве это не счастье? Я начинаю зашнуровывать коньки, стараясь затянуть их как можно сильнее. Пальцы начали зудеть и я невольно издала звук, похожий на стон. — Тебе помочь? — Миша отвлекается от шнуровки своих ботинок и садится передо мной на одно колено, помогая мне. Он сильнее меня в несколько раз, поэтому уже через несколько минут я была готова к выходу на лед. — Ты иди, попробуй прокатиться, а я тебя догоню, — я киваю, надеваю варежки и встаю с лавочки. Он говорит каким-то немного нервным тоном и почему-то напряжен. Я переживаю за него и обещаю себе обязательно спросить у него про его состояние. Я давно не стояла на коньках, наверное, года два. Немного забытые ощущения, но, несмотря на это, я легко и быстро отрываюсь от бортика и делаю свой первый полный круг за долгое время. Ветер в лицо, снежинки на ресницы, мне нравится эта атмосфера, и я очень рада, что меня вытащили сюда в это скрытое от других место в этот чудесный февральский вечер. Сделав круг, я останавливаюсь у калитки, замечая, как нерешительно смотрит на лед историк. — Что-то не так? — спрашиваю я, привлекая внимание. Он поднимает на меня взгляд и нервно улыбается. Нервничает. — Когда я в последний раз вставал на коньки, дело кончилось плачевно, — Миша делает глубокий вдох, нерешительно наступает на скользкую поверхность, вцепившись в бортик, не желая его отпускать. — Что случилось? — я кладу свою руку в варежке на его голую и внимательно смотрю в глаза. Мы договаривались быть честными. — Я был любителем играть в хоккей, когда еще жил на другом конце города, приглашал туда твою сестру, родителей, брата и его жену, — произнося последних, он немного погрустнел, но быстро взял себя в руки. — А потом на кубке любителей я… Ну, короче, разбился. Сотрясение мозга, перелом ноги и, как следствие, два месяца на больничной койке. — Как давно это случилось? — спрашиваю я, немного волнительно смотря на него. — Почти пять лет назад, — он пожимает плечами, все также смотря на гладкую поверхность льда. — И ты больше не вставал на коньки? — Нет, — он качает головой и опускает ее. — Я просто забросил сумку с коньками далеко на антресоли, а вчера, когда решил навести там порядок, наткнулся на них и решил, что пора бы снова начать кататься, но… — я прерываю его. Сейчас он встревожен и очень чувствителен. Хоть и ведет он себя далеко не так, как я привыкла, но я готова узнавать новую сторону Михаила Васильевича, а, если я смогу помочь ему, стану самой довольной в мире Юлей. — Дай мне руки, — я протягиваю ему обе свои руки и нежно улыбаюсь. — Не надо, это была плохая затея вытащить тебя сюда, — недовольно свожу брови, ставя руки вбоки. — И долго ты планируешь бегать от своего страха? Доверься мне. Вы… — я кашляю, снова забываю назвать его по имени. В голове это получается лучше. — Ты не раз помогал мне, так позволь мне помочь тебе, — я снова повторяю свой жест, и он наконец берет меня за руки. — Я буду ехать медленно, только прошу не трясись, хорошо? — Миша кивает, не смотря мне в глаза, я медленно начинаю движение. Я делаю несколько отталкиваний, и спокойно скольжу по льду, ощущая, с какой силой вцепился в меня учитель. И вот он вам человек, который в школе похож на бесстрашного, а оказывается боится всего-то твердого состояния воды. Я снова качусь по льду и захожу на поворот. Миша вцепляется мне в варежки еще сильнее. — Не бойся, у тебя отлично получается. Тем более ты же умеешь кататься, — он поднимает взгляд, а я улыбаюсь ему. Мне нужно его успокоить. Так мы делаем четыре круга, прежде чем полностью остановится. — А теперь по отдельности? — Думаешь, это хорошая идея? — Не все же время мне катать тебя, — я складываю руки на груди, немного протестуя. — Ты все можешь! — напоминаю и откатываюсь на приличное расстояние. — И даже не смей вцепится в бортик, я для чего проделала эти четыре круга? — в нем борятся страхи и предрассудки. Своим упреком я поставила его в тупик. Вскоре он отталкивается сам и повторяет это еще и еще. — Я же говорю, можешь! Я отъезжаю дальше, а Миша с улыбкой на лице начинает догонять меня. Он смог растопить лед в своем сердце и снова начать кататься. Вскоре он догоняет меня, резко завернув передо мной, тем самым подрезая меня, и прижимает к себе. Я не успеваю сбросить скорость, поэтому со всей силы вжимаюсь в его тело, и под мои крики мы оказываемся на льду. — Ты в порядке? — я поправляю шапку, наехавшую на глаза, и приподнимаюсь над ним. Какое-то время он спокойно лежит на льду и смотрит в небо, заставляя мое сердце колотиться в груди, а потом начинает смеяться. Я пытаюсь встать со льда, но его руки прижимают меня к нему. — Я в порядке, просто очень забытые ощущения, — он притягивает меня за голову и целует. Мои руки не держат меня и снова плюхаюсь на него. Он отрывается от моих губ и снова начинает смеяться. — Спасибо, Юля, — и он снова прижимается своими губами к моим, я неумело отвечаю. Он как всегда очень нежен и аккуратен. Когда он отрывается, продолжая держать мое лицо в своих ладонях, внимательно вглядывается в мои глаза, я не отвожу свой взгляд, хоть и чувствую себя ужасно неудобно. — Мне холодно, — шепчу я, заставляя учителя опомниться. Он аккуратно перекладывает меня на лед, встает сам и протягивает мне руку. — Я знаю способ согреть тебя, — я принимаю его руку и встаю. — Пойдем, — он кладет свою руку мне на плечо, и мы покидаем каток.