— Ты обязана мне все рассказать! — жалуется Арина, стискивая меня в кольцо. — Я знаю, что у тебя кто-то появился, а ты мне ничегошеньки не рассказываешь, так и обидеться можно, — очень хочется закатить глаза, потому что я очень сильно хочу ей напомнить про то, как она проигнорировала меня на зимних каникулах из-за Руслана.
— А что рассказывать? — я не настроена сдаваться так просто: Арина — глава лагеря против Михаила Васильевича.
— Юля, ты не думаешь, что ты уже слишком перегнула палку? При всем при том, ты рассказываешь о своих отношениях Марине, которую знаешь от силы полгода, а своей лучшей подруге, с которой ты знакома уже больше пяти лет, ничего не говоришь! — вижу, как она бесится. Ее светлые карие глаза так и излучают злость и раздраженность. Арине никогда не нравилось, когда от нее что-то скрывают.
— Ты сама давно сказала, как ты относишься к нему. Я не хочу с тобой ссориться, — Весёлкина делает шаг назад, переваривая мои слова. Наконец, мои слова доходят до нее. Она убирает выпавшую прядь волос за ухо и садится рядом.
— Ты замутила с преподом? — ее вопрос скорее больше риторический, ответ на который мы обе отлично знаем. — Ты замутила с ним! — уже чуть громче говорит Арина, а я наблюдаю, как ее глаза расширяются, на губах застает еще один незаданный вопрос. — И как давно? — отворачиваюсь от нее, потому что вот так я еще не говорила ни с кем. Марина восприняла эту новость совершенно спокойно, а вот ее сестра слишком нервно.
— Уже почти месяц, — не решаюсь встречаться с ней взглядами, наблюдаю искоса, как Арина берет свое лицо в ладони и отрицательно мотает головой.
— Что теперь делать? Юль, ты понимаешь, что ты несовершеннолетняя! — она встает передо мной, начиная нравоучения. — Он тебя на десять лет старше! Юля, что ты творишь? — закусываю губу, опуская голову. Сдерживаю себя из последних сил, выслушивая начавшуюся у Арины истерику. — Что о тебе подумают, когда узнают?
— Арина, успокойся! — немного повышаю голос я, заставляя подругу замолчать и перевести взгляд на уже вставшую меня. — Я никому не хочу об этом говорить, я не распространяюсь об этом и не трещу на каждом углу. И я никому об этом не рассказываю, тебе же сказала, потому что считаю тебя своей подругой. И, если ты действительно моя подруга, прошу тебя, не мучай меня миллионами вопросов, — Арина хлопает ресницами, а я снова сажусь, делая глубокий выдох.
— А то я и думаю, почему ты такая счастливая после этих дополнительных, — после некоторой паузы произносит Весёлкина. Я медленно перевариваю ее слова. Откуда она могла это знать? — Не зря Егор начал бить в колокола, только я слишком поздно все поняла, — до сих пор нахожусь в некотором ауте.
— Егор? — тихо переспрашиваю я, а в голове уже мелькают картинки, как я не раз встречала его у кабинета или в раздевалке после дополнительных. Он наблюдал за мной и все эти ухаживания… Кино, провожания до дома… — Арина, скажи, пожалуйста, что Егор ничего не знает.
— Я помогала ему с тобой. Он просил о помощи, а я ему ее оказала. Если ты не заметила, это я тогда на дискотеке сказала ему не терять свое время. Это я отправляла его за кулисы. Это была моя идея пойти в кино, потому что я знала, что ты безотказная. Вот он по-настоящему тебя любит, не то что этот Пестряков, — я медленно сжимаю кулаки, меня переполняет гнев. Как она посмела решать за меня, кто мне нужнее?
— Кто дал тебе право решать за меня, кто для меня пара, а кто нет? Кто позволил тебе решать, кто меня любит, а кто нет? — Арина с недоброй улыбкой поворачивается ко мне.
— Ты ничего не понимаешь, он вскружил тебе голову, чтобы воспользоваться тобой, а сам уже наверняка крутит за твоей спиной очередной роман с тем, кто ему по возрасту, — она достает телефон и что-то ищет в нем. — Посмотри, — Арина протягивает мне смартфон с открытой фотографией. Я отчетливо узнаю по спине Михаила Васильевича, а рядом с ним женщину с длинными волосами темного цвета, большими голубыми глазами и едва заметной родинкой под левой бровью. На ее губах застыла улыбка. Фотография сделана в стенах школы, и я очень удивлена, почему не застала ее.
— Ничего не понимаю, — я отдаю телефон обратно, прокручивая портрет увиденной женщины еще раз. Она очень красиво и молодо выглядит. — Я не верю в это, — Арина качает головой.
— Глупышка ты, Юля… — она встает. — Если ты хочешь, чтобы тебе разбили сердце, он это сделает. Ему не нужна ты, с которой потом у него могут появиться проблемы, — она разворачивается и покидает площадку, оставляя меня сидеть на лавке.
Я не плакала, мне не хотелось этого. Очень хотелось спросить у Миши, кто она такая, что она делала рядом с ним. Понимаю, что у него миллион секретов, и я пока не посвящена в большую половину из них, а это безусловно и будет ключом к тому, кто это за женщина. Несколько раз порываюсь достать телефон, чтобы написать ему, но тут же пресекаю эти попытки. Я должна ему доверять, иначе о каких взаимоотношениях между нами может идти речь?
— Юля? — раздается голос позади меня, я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Егором. Когда-то мое сердце бы воспело небесные песни всем богам, когда-то мое сердце никак не откликнулось на этот жест, а сейчас я хотела едва ли не задушить его. — Что случилось? Ты очень грустно выглядишь, — он аккуратно обходит лавку и садится рядом.
— Как будто ты и сам не знаешь, что произошло. Ты же все знал и Арину просил зачем-то, — после последних слов Кудрявский виновато опускает голову. Я помню, как тогда сказала ему, что мы можем быть только друзьями, и он охотно согласился со мной, но потом же сам просит мою подругу помочь ему со мной.
— Прости, Юль. Я не хотел, чтобы у тебя были проблемы, — я резко прерываю его.
— Не прикидывайся дурачком, ты все прекрасно знаешь о Михаиле Васильевиче, — Кудрявский оживляется и встречается со мной взглядами.
— Я знал. Да, я правда знал, я жестко завидовал ему, потому что у него есть ты. А потом я понял, что ты не будешь рада рядом со мной, что я могу стать тебе только очень хорошим другом. Только Арину было не остановить, она как узнала от меня про то, какая ты выходишь после дополнительных, не могла остановиться. Ее словно подменили. Ни я, ни Руслан не могли остановить ее пыл, с которым она просто желала оттащить тебя от учителя. Он мне тоже не нравится, но, если он нужен тебе, я готов терпеть его, его шутки. Арина же так сделать не может.
— Она теперь все знает, как быть? У нее развязан язык, — я очень напугана. Я не успеваю переварить слова, которые говорит Кудрявский, весь смысл до меня доходит слишком медленно.
— Руслан — единственная надежда, которая сможет ее сдержать, — я грустно и напугано смотрю на него. Егор замечает мое смятение, быстро преодолевает небольшое расстояние между нами и раскрывает свои объятия. Я принимаю их, едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться. — Юлька, поверь, Арина просто побесится немного, а потом успокоится.
— А если она кому-то расскажет? — я немного сжимаю его куртку, утыкаясь носом в плечо. — Что же мне тогда делать.
— Не расскажет, она тебя не предаст, — успокаивает меня Егор, проводя рукой по волосам. Я чувствую, его движения очень робкие, непривычные, он боится, боится не столько меня, сколько того, что об этом узнает или увидит Михаил Васильевич. — Не переживай, Юль, и не такое переживали! — я шепчу ему: «спасибо», а сама чувствую, как его щека напрягается. Кудрявский улыбается.
***
Весь вечер я провела на кровати, глядя в потолок. Я переваривала всю ситуацию в голове еще раз. Не могла поверить, что Арина так яро настроена против Миши, хотя когда-то говорила, что, если он способен осчастливить меня, она будет не против него. Могу принять и понять ее точку зрения: мы с Михаилом Васильевичем действительно очень странный дуэт. Он старше меня на десять лет, является моим учителем, а я его ученицей. Между нами ничего не может и не должно быть.
Я бы и сама никогда не подумала, что мы сможем быть вместе, но противоположности притягиваются: мы наглядный пример того. Я не вижу ни в одном сверстнике тех качеств, которые есть у него. Да, он зрелый и трезво мыслит, потому что он уже состоявшийся человек, он смотрит на вещи так, как на них никто не смотрит. В одном предмете и даже незначительном жесте он может увидеть столько смысла. Миша — настоящий психолог, что не может не привлекать. Даже, если порой его слишком понимающая натура мешает, это нисколько не отталкивает, потому что достаточно одного разговора, как он мгновенно понимает все, что ты хочешь сказать и что тебя не устраивает.
В Егоре я этого не вижу совершенно. Он тихий, спокойный, милый и тоже довольно понимающий. Он хороший друг, товарищ, надежная опора. Кудрявский может стать идеальным молодым человеком, но не для меня. После моего знакомства с Мишей многое изменилось: многое изменилось внутри меня; я поменяла идеалы, к которым должна и хочу стремиться.
Из моих мыслей меня вырывает звонок мобильника. Медленно я переворачиваюсь на кровати, протягиваю руку к тумбочке и внимательно смотрю на телефон. На заставке входящего вызова у меня стоит дерево, не знаю, почему мне захотелось зашифровать Мишу именно так. Надпись же менее оригинальная: «Ходячая история». Не открытым текстом, но зато ладно.
— Эй, привет! Что ты так долго трубку не брала? — я наконец провожу по экрану в сторону зеленой трубки и слышу его голос. С ним явно что-то не так.
— Привет. Просто телефон был далеко, — стараюсь говорить тише, потому что родителей, подслушивающих под дверью, я еще не могу исключить. Слышу кашель в трубке, хотя Миша, наверное, отвернулся от телефона. — Ты заболел?
— Какая проницательность, — для моего подтверждения он, словно специально, чихает и шмыгает носом. Я закатываю глаза. Таланта шутить у него никто и никогда не отнимет.
— Чем лечишься? — я стараюсь говорить так, будто ничего не произошло, иначе не избежать мне долгого разговора.
— Горячим чаем, — жду продолжения, но его не последовало.
— И все? — он снова чихает, а я качаю головой. Как можно так безответственно подходить к теме своего здоровья? — Миша, это плохо. Надеюсь, ты взял больничный?
— Взял, но не надо меня отчитывать, как будто я маленький ребенок, — он снова шмыгает носом.
— Ты ведешь себя сейчас как маленький ребенок, — говорю я, недовольно бурча себе под нос. — Я завтра с утра приеду, — Миша кашляет, прежде чем ответить мне.
— Не боишься заразиться? — я смеюсь.
— А ты аллергией заразиться не боялся?
— Юля, ей невозможно заразиться, — я лишь нервно хихикаю в трубку.
— Но ты же не знаешь наверняка, вдруг это была всё-таки ветрянка, — Миша скорее всего улыбается, а потом снова кашляет.
— Ладно, лечись народными методами, самовлюбленный… — я не успеваю договорить: Миша прерывает своим чиханием. — Пей чай с малиной или медом.
— Спасибо. Клянусь, завтра буду как огурчик, — я улыбаюсь, представляя это у себя в голове. С такими симптомами, как у него, вылечиться до завтра будет настоящим испытанием. — Тогда до завтра?
— До завтра, — улыбаюсь я. Миша первым кладёт трубку, я так же кладу телефон на тумбочку обратно и возвращаюсь к рассматриванию потолка в комнате.
Кто эта женщина?
***
На всех парах я как можно быстрее пытаюсь добраться до Миши. Я знаю, что сейчас я не смогу его обнять, но просто посидев рядом с ним, я смогу забыть о том случае, что рассказала мне Арина. Я хочу верить ему и у меня нет причин не доверять: он меня ни разу не предал, хоть и не все мне рассказывает.
Наконец-то я добираюсь до заветной двери и звоню в звонок. Ожидая скрежета замка, начинаю играться с ключами, которые только что достала из кармана. Каково было моё удивление, когда в дверном проеме я встретилась не с больным Мишей, а с той самой девушкой на фотографии.
— Здравствуйте, а вы к кому?
