Черноморка

      — Здравствуйте, а вы к кому? — эти слова эхом проносятся у меня в ушах, пока я с удивлением рассматриваю женщину перед собой. Черные с естественным блеском волосы стали немного короче той длины, которая была на фотографии, большие голубые глаза с интересом разглядывали меня, словно я какой-то инопланетянин. На ней был темно-серый мешковатый свитер, темные джинсы и те самые тапочки, предлагаемые мне каждый раз, когда я оказывалась у Миши. Наверное, именно она и была их хозяйкой.       — Здравствуйте… — тихо и неуверенно говорю я, а женщина передо мной видимо догадывается, что я пришла к Мише.       — Миша, тут к тебе какая-то девушка, — кричит она вглубь квартиры, но меня не запускает. Я слышу шарканье ногами по паркету, а после за темноволосой головой женщины появляется и сам Михаил Васильевич. От болезни или того, что он постоянно трет свой нос, он покраснел, на шее был повязан какой-то сине-зеленый шарф.       — А, Юля, проходи, — говорит он, и я наконец-то могу оказаться внутри. Только в прихожей неловкая немая пауза не заканчивается. Миша тоже явно немного тупит, потому что до него не сразу доходит, что я даже понятия не имею, кто эта женщина. — А, точно, забыл! — он хлопает себя по лбу. — Саша, знакомься это Юля — моя девушка, — от его слов у меня внутри все сжимается. Я позволила словам Арины засесть в моей голове и допустить ту мысль, что эта женщина может быть его второй половинкой, но Миша представляет меня не так, как бы представлял любому другому. Как же я паршиво себя чувствую, хотя сама так долго твердила о доверии. Так стыдно!       — Приятно познакомиться, — кивает головой Саша и мило улыбается мне. — Я… Даже в некотором роде являюсь его невесткой, жена его брата, — вижу, как они оба немного погрустнели на последнем слове, но быстро берут себя в руки. — Не стой в прихожей, проходи, — я снимаю куртку, вешаю ее на вешалку, а, когда поворачиваюсь, носом к носу, а вернее, носом к груди, встречаюсь с Мишей. Он в серой футболке и спортивных штанах, на ногах теплые носки в цвет шарфа. Поднимаю голову. Неужели он когда-то закупался в магазине «Все для заболевших», потому что все подобрано точно в цвет?       — Прости, я не успел предупредить тебя, что у меня гости, — его голос хрипит, но эта очень приятная хрипотца, которая мне тоже нравится, как и обычный и здоровый голос Миши. Он явно порывается меня обнять, но сдерживает себя. — Не боишься заболеть? — отрицательно мотаю головой, а затем беру его за руку и веду на кухню, куда ушла Саша.       — Чаю? — она очень быстро и охотно хозяйничает на кухне Миши. — У вас у Пестряковых у всех привычка не держать в доме много чая? — она демонстративно показывает мне и Мише пустую коробочку из-под чая. Я хихикаю, а он рядом со мной негромко говорит.       — Я просто больше кофеман, — пожимает плечами и садится за стол. Я замечаю, что в помещение стало светлее: с окна сняли ту старую тюль.       — Всегда так, — Саша недовольно качает головой, а потом замечает, что я рассматриваю окно. — Я изредка приезжаю к нему, чтобы проверить, не умер ли он еще и как живет. Вот девушку приглашать в гости он не забывает, а поменять шторы — да, — последние слова она уже говорит смотря на Мишу, который смотрит на нее и ухмыляется.       — Может мне нравится смотреть, как ты ползаешь где-то под потолком и снимаешь их? — она отмахивается от него и потом с улыбкой на лице качает головой.       — Он как маленький ребенок, — это уже сказано ко мне.       — Знаю, — смеюсь я, замечая, что Миша разворачивается в мою сторону и немного прищуривается.       — Ладно, ребята, дети меня ждут, а шторы я тебе привезу на следующей неделе, — она указывает на Мишу пальцем. — Лечись давай, а то всех детей в школе перезаражаешь, — я уступаю ей дорогу на пути к прихожей. — Было приятно познакомиться.       — Мне тоже, — я искренне улыбаюсь Саше, чувствую, как страх, тревога покидают меня полностью. Она быстро меняет тапочки на угги, а сверху надевает черную куртку.       — Ну, все, пока! — она машет нам рукой, а Миша ей в след кричит:       — Позвони, как доберешься, — и закрывает дверь.       — Ну, что как тебе Саша? — я виновато опускаю глаза, потому что приревновала его, хотя сама так не хотела этого делать. Я должна доверять Мише, а не сомневаться в нем. — Юль, ты чего? — он подходит ко мне ближе и проводит большим пальцем по щеке, словно это позволит ему каким-то образом легче перенести тот факт, что обнять меня сегодня и завтра, не получится. — У тебя было столько страха в глазах, когда ты стояла на лестничной клетке.       — Прости меня, — я поднимаю голову и встречаюсь с его непонимающим взглядом. Вздыхаю, как же не хочется признавать того, что совершенно очевидно. — Я приревновала тебя к Саше, потому что Арина мне вчера показала фотографию с ней, и я… Я не верила до последнего, не хотела в это верить, но все равно допустила эту мысль, поэтому я так загрустила и испугалась, когда увидела ее здесь.       — Стоп, — Миша сам меня останавливает. — Ты увидела фотографию с Сашей и даже не попыталась поговорить со мной? — он явно удивлен, а я продолжаю свой лепет.       — Так я же должна тебе доверять, верить, — я уже начинаю шептать что-то настолько неразборчиво, а все потому что Миша молча подошел и обнял меня, одной рукой гладя мои волосы. Я тут же прижимаюсь к нему, притягивая за лопатки ближе.       — Юля, — он это так довольно шепчет, словно боится спугнуть. — Ох, Юля, — я чувствую, как он сдерживает себя, чтобы не поцеловать меня. — Любой бы другой уже устроил скандал да еще и вчера вечером, а ты не подняла эту тему даже по телефону, когда я тебе позвонил, — Миша берет мое лицо в свои ладони и отрывает от своей груди. — Я очень ценю это, — он снова обнимает меня, но в этот раз за голову. — Я так хочу тебя поцеловать, знала бы как я этого хочу, — он говорит это тихо-тихо, чтобы это слышала только я. — Как я мог сомневаться в том, что ты как-то можешь осудить меня или не принять? — теперь же бормочет себе под нос, но я все равно слышу то, что мне и не адресовано.       — Я тоже, очень очень хочу, — шепчу я, поднимая голову и встречаясь с его темными-темными, такими завораживающими глазами.       — Ты должна все знать, — уже серьезно говорит он, снова беря мое лицо своими холодными ладонями. — Пойдем, — и теперь я понимаю, что вот он момент, когда великая стена падет, потому что теперь Миша будет откровенен как никогда.

***

Я сижу у подножия кровати, в то время, как Миша сидит напротив. В первый раз я действительно вижу его уязвимость, бегающий взгляд, а грустному выражению лица понимаю, что история его не самая веселая. Он цепляется за что-то взглядом позади меня и теперь просто смотрит в одну точку в течение нескольких минут. Я не могу торопить его, хотя мне очень хочется наконец-то узнать, что же так повлияло на него.       — Это случилось два года назад… Вернее, все началось еще двадцать восемь лет назад, когда я только появился в семье. Мы с Алексеем были не разлей вода, — я не прерываю его, хотя и не понимаю, кто же этот таинственный Алексей. — Брат за брата. Он меня всегда защищал, поддерживал и помогал. Он был именно таким старшим братом, которым должен быть каждый, — он ненадолго замолкает, делая глубокий вдох. Миша переводит взгляд на меня, словно черпая от меня уверенность. Молчу, говорить сейчас что-то будет излишне.       — Леша играл на гитаре, поэтому я так отреагировал тогда на твои слова про нее. Он играл в школьной группе и у него были очень красивые и сногсшибающие соло, — на его губах появляется горькая ухмылка. — Брат был именно тем человеком, который в момент моей травмы и реабилитации позволил не сломаться, таскал мне темы из института, рассказывал все, Кате помогал добраться до больницы, а потом и выпроводить и убедить, что я восстановлюсь быстрее, если не буду видеть ее, — он горько смеется. — Не знаю, какую лапшу на уши он ей навешал, но он явно знал, что говорить. Леша был педиатром. Снова замолкает. Миша грустно улыбается, смотря теперь сквозь меня, а потом переводя взгляд на окно. Такое пустое, но одновременно грустное выражение глаз. Он качает головой, опустив ее. Меня пугает история, потому что он постоянно говорит о брате в прошедшем времени, не хочу додумывать раньше времени, что случилось, но… Отгоняю от себя грустные мысли. Моего смятения Миша не замечает.       — У него была идеальная репутация. Когда он познакомился с Сашей, его новой медсестрой, а потом начал встречаться, я сразу понял, что он не ошибся с выбором. Он никогда не ошибался. У Леши было идеальное чувство стиля, комфорта и юмора. Он так шутил, намного лучше меня на уроках. Потом они с Сашей поженились, они были такой идеальной парой. Брат начал хорошо зарабатывать, поэтому из окраины города он с родителями и женой перебрались в пригород, Леша купил дом, — он произносит последнее слово с теплотой, видимо, это здание для него очень важно, да и наверняка оно сейчас не пустует. Делая маленькие остановки между частями своего рассказа, Миша позволяет мне более проникнуться и сложить пазл в голове, собрать последовательность и составить цепочку. Я понимаю, что тот маленький кусочек его не собранного портрета становится мне известен прямо сейчас.       — Потом у них родилась дочка, моя племянница, Ангелина. Маленькое чудо. Брат так любил ее, они вместе с Сашей создали для нее идеальный мир и детство, совершенно особенное. Они были счастливой семьей. А через два с половиной года… — Миша снова замолкает, делая еще один глубокий вдох. — А потом Саша забеременела вторым ребенком. Казалось бы, что может стать еще лучше? Дети, работа, дом… Он возвращался домой поздно вечером, задержался на семинаре, пошел дождь — дорога скользкая еще и был октябрь: первые заморозки. Леша соблюдал все правила, но, а шедший ему навстречу легковой автомобиль превысил скорость, потом резко дал по тормозам, машину повело… — я замираю вместе с ним, представив всю эту ситуацию мне становится страшно и жутко. — Он в кювет, машина несколько раз перевернулась, брат погиб. Миша останавливается, я вижу, как ему тяжело не заплакать прямо сейчас. Он со всей яростью и злостью сжимает покрывало. Мы оба молчим, я не знаю, что сказать, потому что сама едва сдерживаю слезы. Я не знаю, какие чувства кипят внутри у Миши, но теперь я медленно начинаю понимать, что было в начале года, когда он пришел в школу с похмельем. Была годовщина… Вторая годовщина со смерти брата.       — У Саши случились осложнения, ребенка удалось спасти, но после рождения у него очень ослаблен иммунитет. Поэтому я и стал искать возможность заработать. Родители отдают всю пенсию на лекарства, я часть зарплаты и премии тоже отправляю Саше, — вот почему его квартира так плохо отделана. — Эту квартиру когда-то купил брат, в надежде, что они сюда переедут, — теперь я понимаю, почему в соседней комнате так много детских вещей, это было заготовлено для Ангелины. — Вот и вся история… Миша замолкает, я замолкаю вместе с ним. Не нужно никаких слов, я лишь медленно пристариваюсь рядом, крепко-крепко обнимая его. Он ничего не говорит, молча приобнимая меня. Мне нужно время, чтобы еще раз все переварить и осмыслить в своей голове. Для Миши же время — единственное лекарство, которое способно залечить такие глубокие раны.