Утром я проснулась все еще с ощущением чужой руки на талии. Словно Миша ни разу за ночь не повернулся. Я открываю глаза, замечая, что повернулась тут я, если засыпала я с видом на окно, теперь с видом на дверь. Повернувшись ко мне лицом, рядом лежит Миша все еще спящий. Волосы спутались и спадали на лицо небольшими прядями, закрывая его лоб. Я несколько раз моргаю, вспоминая прошлый вечер и мои последние слова. Смущаюсь от того, что произошло. Но его реакция… Если бы не чувствовал ничего, не лежал бы рядом.
Я аккуратно пытаюсь вылезти из-под его руки, и у меня это получается. Я быстро юркаю в ванную и скатываюсь по стенке. Это же что-то волшебное, совершенно незабываемо и… нереальное. Пока я прихожу в себя, в ванной появляется Саша.
— Юля, с тобой все в порядке? — она спешно подходит ко мне и садится передо мной на корточки.
— Да-да, — твержу я, начиная нелепо улыбаться и даже посмеиваться. — Я сказала ему… — не могу продолжить, но для нее больше ничего и не нужно.
— А он что?
— А он лег рядом и тоже что-то ответил, я не могу вспомнить, — хватаюсь за голову, пытаясь вспомнить.
— Не бойся, наверняка он с тобой полностью солидарен, — Саша хлопает меня по плечу. — Ладно, давай вставай и приводи себя в порядок. Мишка еще спит? — я киваю головой, расчесывая свои непослушные волосы. — Тогда ты еще успеешь сделать из себя конфетку, — она подмигивает мне и покидает ванную комнату через свою дверь. Интересная задумка у них с ванной комнатой наверху, две двери из разных комнат и все очень хорошо, особенно, когда Миша тут практически не живет.
Закончив с водными процедурами, я возвращаюсь в комнату, замечая, что он все еще спит. Он такой миленький и такой любимый. Я аккуратно, стараясь его не разбудить, пытаюсь вернуться на свое место, но Миша резко открывает один глаз, стоило мне это сделать.
— Доброе утро, — произносит он, потягиваясь. Я сажусь на кровать, понимая, что момент упущен, а мне так хотелось еще полежать и понаслаждаться его близостью.
— Доброе утро, — говорю я, убирая прядь волос за ухо.
— Иди сюда, — Миша раскрывает свои объятия, а я с удовольствием присоединяюсь. — Как спалось? — он утыкается носом в мои волосы, а свободной рукой, не обнимающей меня за плечи, начинается играться с прядью. — Тебе идут распущенные волосы, — твердит он.
— Хорошо, — отвечаю на первый его вопрос, но не могу удержаться от комментария насчет замечания по моей прическе. — Может потому, что у тебя они не такие длинные? — я приподнимаю голову и встречаюсь с его взглядом. Такие темные, глубокие и любимые глаза. Хоть они и затянуты еще какой-то дымкой из-за недавнего пробуждения. Он смеется, а я, как завороженная, наблюдаю за этим, словно пытаясь запомнить каждое его движение, каждую морщинку и складочку на лице.
— Кто знает, кто знает, — смеется Миша, еще крепче прижимая меня к себе. Мы еще некоторое время молчим, а потом он решается продолжить: — Слушай, что ты вчера вечером сказала… Это на полном серьезе, мне не приснилось? — вижу, как он смотрит в потолок, словно не веря в мои слова. Задумался и еще раз перебирает этот момент в своей памяти.
— Да, — лишь тихо бормочу я, но ему этого хватает, чтобы одним рывком перенести меня сверху на него. Он прикасается к моим губам очень страстным и горячим поцелуем, словно не делал этого вечность. Одна его рука медленно ползет по моей шее к затылку, вторая же не с большей скоростью передвигается к моей талии. Миша нежен, пытается сохранять рассудок в этом поцелуе, чтобы не произошло чего более, но я чувствую, как тяжело ему это дается, как он то и дело сбивает ритм, чтобы охладить свой пыл. Я приподнимаюсь на одной руке, отталкиваясь от его груди. — Подожди, — шепчу я, закрыв глаза. Миша выдыхает, будто все это время не дышал.
— Я все прекрасно понял, — говорит он, пробегаясь пальцами по моей щеке. — Ты правильно сделала, что прервала меня, — он садится, встречаясь нос к носу с моим. — Знала бы ты, как я тебя люблю, — Миша прислоняется своим носом к моей щеке и начинается тереться о нее, как мартовский кот.
Дыхание перехватывает, я лишь резко поднимаю голову, отчего перестаю чувствовать его дыхание на своей щеке и всматриваюсь в его глаза, которые находятся впритык к моим, нас разделяют всего лишь наши носы. Такие темные, такие любимые, такие родные, но все равно с грустным взглядом, такие яркие. Он моргает, а я просто ловлю движение его ресниц. Хочу запомнить любой изъян, любую отличительную особенность, хотя мне уже и кажется, что смогу узнать его глаза из тысячи.
— Выдохни, — шепчет Миша, усмехаясь. Я понимаю, что до сих пор сижу с перехваченным дыханием и спешу выдохнуть. — Какая ты смешная, Юлька, — говорит он, улыбаясь. Его рука снова скользит по моему лицу, но я спешу остановить ее, она останавливается у меня на шее.
— Пора вставать, — тихо говорю я, чувствую, как он мимолетно и аккуратно начинает дразнить мою кожу подушечками пальцев. У меня снова перехватывает дыхание, а ему это доставляет неимоверное удовольствие. Миша смеется, аккуратно наклоняясь и заменяя свою руку, которую я уже не держала, своими губами, целуя пульсирующую венку. Я буквально таю, из последней силы сдерживаю свой голос. Он снова смеется, кладя свою голову ко мне на плечо. — Я раскрыл твой секрет, Черноморка.
— Какой секрет? — спешу переспросить я, когда ко мне возвращаются и голос, и мое дыхание. Миша демонстративно заново прикасается к моей шее, хотя и мимолетно.
— Все еще будешь отрицать? — он специально дышит мне в шею, заставляя этот участок кожи покрыться мурашками. — Шея, Черноморка, шея, — говорит он, аккуратно убирая свою голову с моего плеча. Миша облокачивается на отставленные назад руки, внимательно рассматривая меня перед собой с ног до головы.
Мы пробыли в доме его родителей до обеда. Любовь Игоревна сочла нужным поговорить со мной: она извинилась за то, что я вчера услышала, все-таки узнала, что я сидела на лестнице, объяснила мне свои опасения насчет Миши, но так же высказалась о его благоразумии и твердости характера, что он никогда ничего не делает просто так и не полностью уверенный в правоте своего действия. Она пожелала мне хорошо закончить школу, не ссориться с Мишей и попросила не обижать его. Василий Евгеньевич ограничился лишь довольно крепким рукопожатием руки и присоединился к словам своей жены.
Саша была расстроена, что мы уже уезжаем. За полтора дня мы с ней хорошо сдружились, я поняла, что она очень хорошая женщина, не менее прекрасная, как и все в семействе Пестряковых. Она крепко меня обнимала в течение всего дня, как только появлялась такая возможность. Миша все время наблюдал за этим краем глаза, на его лице появлялась то улыбка и смешинки в глазах, то какое-то подозрение и вовсе не добрая ухмылка. Я старалась не обращать на последнее внимание, но это нельзя было не заметить. Ангелина и Никита отнеслись ко всему спокойно. Когда мы выходили из дома, чтобы сесть в машину, они просто крепко-крепко обняли сначала мои ноги, а потом, как я присела на корточки, прижались к моей груди. Потом с такой же радостной улыбкой, взявшись за ручки, они отправились наверх, а мы еще раз попрощались со всеми членами семьи Пестряковых.
Уже выехав на трассу, находясь довольно далеко от дома, я все-таки решаюсь задать Мише вопрос о его странной реакции, из-за чего на его лице расцветает хитрая и насмешливая улыбка.
— За весь день Саша обняла тебя столько раз, сколько не обнимал я тебя за все наше время вместе, — он хмыкает, а потом продолжает: — Надеюсь, она тебе не понравилась? — до меня не сразу доходит смысл его вопроса, но когда до недалекой меня все-таки дошло, я заливаюсь густой краской — Миша начинает смеяться.
— Чертов собственник, — бубню я, отворачиваясь к окну и подпирая щеку рукой. Чувствую его руку на моем запястье, которая легко тянет меня на себе, но потом резко отпускает, чтобы успеть вовремя переключить передачу.
— Не дуйся, — просит он, когда я поворачиваюсь и прослеживаю путь его руки. — Я люблю тебя, слышишь? И любому, чтобы попытаться отодрать меня от тебя, придется очень постараться, — он кажется удовлетворенным своими словами, да и после моих слов в спальне, из его уст стали чаще вырываться слова: «Я люблю тебя».
— А если этого захочу я? — мой вопрос может показаться неуместным, но не могу не уточнить его формулировку. Миша хмурится, проходит несколько секунд, прежде чем он решает ответить.
— Откуда у тебя такие мысли? — на мгновение мы пересекаемся взглядами, но ему этого хватает, чтобы уловить простое мое любопытство. — Если тебе так нужен ответ, то я уважаю твое решение и выбор. Я не просто так говорю, что люблю тебя, я готов сделать все для твоего счастья и блага, так что буду готов уступить свое место более достойному.
— Не надейся отделаться от меня так скоро, — предупреждаю я и полностью удовлетворенная своим ответом отворачиваюсь обратно к окну. Миша хмыкает и ухмыляется, но ничего не говорит. Дальнейшую часть дороги я как всегда проспала, поэтому на долгое и теплое прощание с Мишей я рассчитывать не могла.
Он мило улыбнулся на прощание, мягко и аккуратно провел руками по всему моему лицу, а затем не менее целомудренно поцеловал. Он знал, что задерживает меня, и мне нужно поскорее возвращаться домой. Он также знал, что на следующие две недели мы останемся без встреч по выходным. Он также знал, что не сможет целовать, обнимать меня настолько часто как ему хочется в стенах школы. Он все это знал, но все равно улыбался, как будто завтра сможет насладиться полностью. Мне хотелось видеть такую уверенность и внутри себя, но вместо этого я снова и снова боялась новых встреч вне школы, боялась его прикосновений и того, как и где они происходят. Было чувство, что даже сквозь закрытую дверь и окон в самом конце третьего этажа, кто-то все равно следит за нами. Я также тепло улыбаюсь ему, он вроде бы не замечает моего смятения и спокойно отпускает меня. Впереди понедельник.
***
Дома меня уже ждала мама. Облокотившись на дверной проем из прихожей в коридор, она сложила руки на груди и то и дело поглядывала на часы, даже когда я очутилась дома. Мама внимательно оглядела меня взглядом, словно опять же сканируя. Мне стало как-то не по себе от этого пристального рассматривания. Она давно начала что-то замечать, как-то слишком внимательно на меня смотря каждый раз, когда мы начинали разговор. Все это было в ее характере: она всегда должна всех контролировать и быть в курсе всего. Вот и сейчас, осмотрев меня, будто проверяя ее я дочь или нет, она молча развернулась и ушла в гостиную, где работал телевизор. Я тяжело выдыхаю. Слишком много конвоя, слишком много внимания с разных сторон, что очень сильно давит на меня.
С утра мама попыталась начать со мной разговор, в целях разузнать о том, есть ли у меня молодой человек. Я бы не догадалась об ее планах, если она не начала поговаривать о каком-то сынке папиного друга, который мог стать для меня хорошим партнером. Во-первых, он тоже был вынужден идти учиться на юриста; во-вторых, это возможность развить семейный бизнес. Моему негодованию не было предела. Мало того, что я позволяла родителям формировать всю мою жизнь с самого начала, не оставляя за мной права выбрать профессию, а теперь уже и принялись начинать влезать и в личную. Действительно, а то мой выбор может настолько повлиять на меня, что я откажусь от юридического образования.
Я быстро проглатываю в себя свой завтрак и спешу покинуть кухню, на которой произошел не самый приятный разговор. В таком раздраженном и выбешенном состоянии, в перемешку с диким биением сердца и страхом открытия секрета я вылетаю из подъезда, не замечая Егора, с которым договорилась еще в пятницу вместе дойти до школы. Я проношусь мимо него, что он едва успевает удержать равновесие, а потом быстро догнать меня.
— Оу, что с тобой, Юль? — он кладет свою руку мне на плечо, заставляя сбросить ритм. — Все хорошо?
— А? Егор? — я вспоминаю о нашем договоре и ударяю себя по лбу. — Прости, пожалуйста, просто с мамой разговор не сложился, — я коротко улыбаюсь, покосившись на его руку на мое плече. Кудрявский, заметив это, спешит отодрать ее от меня. — Пойдем? — предлагаю я, разворачиваясь и начиная движение, он становится со мной на одну прямую, не решаясь задавать вопросов насчет мамы, а наоборот пытаясь отвлечь меня от них.
Впереди у него было семь уроков, но он справился за пятнадцать минут. Причем не было никаких чудодейственных средств: ни массажа, ни напитков, совершенно ничего. Он просто начал снова рассказывать о своих приключениях дома, о своей бабушке, которая приехала на днях, о старшем брате, который служил в армии. Егор просто улыбался и не дергал за ниточки, которые вызывали неприятные воспоминания. Так что в школу я пришла уже с хорошим настроением.
На входе нас по обыкновению встретил Михаил Васильевич, коротко улыбаясь, настолько быстро и мгновенно, что мне кажется, никто и не понял, что он сейчас сделал и для кого именно. Потом я вижу его хмурые брови, замечая, как я даю Егору по руке, когда тот начинает показывать мне, каким образом его двоюродная племянница будила его в эти выходные. Я смеюсь, а Миша недовольно смотрит на нас, стараясь всячески не подавать виду.
Шесть уроков проносятся совершенно незаметно, я снова погружаюсь в учебу после недолгого перерыва и этому рада. На перемене ко мне присоединялись Егор и Арина с Русланом. Видеть последних вместе было невероятно мило и приятно. Они были не совсем схожи внешне: высокий, почти два под два метра Руслан и очень низенькая, по сравнению с ним, всего где-то метр семьдесят Аринка; его красные, хотя уже и не такие яркие, волосы и светлые, русые ее; его гигантские, довольно часто не тщательно вымытые кроссовки или кеды и ее очень аккуратные туфли на каблучке. Но именно их отличия и общие интересы, стремление быть любимыми и вместе, было их отличительной чертой. После их пары начинаешь верить в любовь.
Последним уроком сегодня была физкультура. Егор, снова рассказывая мне смешную историю, едва не попал в женскую раздевалку, когда я начала заходить туда. Если бы не Лизка, громко закричавшая при виде его, он бы оказался там. Но после ее крика он сжался в комок, покраснел и поспешил ретироваться. Переодевшись, я по обыкновению зашла в спортивный зал, садясь на самую дальнюю скамейку. Я расслабленно закрываю глаза, прислоняясь спиной, головой и плечами к холодной стене и вытягивая ноги вперед. В таком положении я просидела до самого звонка. Но когда я открыла глаза, не ожидала увидеть одного: посреди зала, оглядывая всех нас, стоял Михаил Васильевич.
— Одиннадцатый класс, я что-то не понял. Звонок для кого был, почему все сидят? — я недоверчиво смотрю на него, но все-таки поднимаюсь со своего места и занимаю свое место в шеренге рядом с Егором. Он может быть был выше меня сантиметров так на три-четыре, но между нами никого не нашлось.
— Что это твой историк тут забыл? — шепчет он, немного наклонившись ко мне. Я поднимаю голову и встречаюсь с его взглядом.
— Ты это у меня спрашиваешь? Я его сегодня только с утра видела, — хмурюсь я, снова обращая внимание на историка. Михаил Васильевич встает перед нами, засунув руки в карманы.
— А где Евгений Дмитриевич? — подает голос Руслан.
— У него жена рожает, — совершенно спокойно отвечает Михаил Васильевич, давая ясно понять, что распространяться на эту тему он не будет. — И чем занимается одиннадцатый класс, когда их всего-то тринадцать человек на последний урок ходит? — мальчишки громко хмыкают. — Предлагаю волейбол, я могу стать участником какой-то команды, — предлагает он, на что ему отвечает Юра.
— Вы? Михаил Васильевич, у вас даже нет формы физкультурной, не боитесь испортить свои вещи? — Миша хмыкает, начиная расстегивать пуговицы на своей рубашке. Я, стоя все же больше в окружении девчонок, буквально почувствовала, как каждая из них вздрогнула и подавила в себе томный вздох. Демонстративно расстегнув свою белую рубашку перед всеми, Михаил Васильевич оказался в очень похожей, но все же немного более свободной, чем в тот раз, футболке. Но все все равно увидели достаточно крепкое телосложение
моего историка, а руки так и вообще были полностью открыты, не скрывая довольно заметные мышцы. Благо хвастаться не начал.
Чёртов атлет. — Так лучше? — Юра кивает, сложив руки на груди.
— Мальчики против девочек? — предлагает все тот же Герасимов, пробегаясь взглядом по всем ученикам. — Будет практически поровну.
— Михаил Васильевич, они нас так быстро сделают, — начинает жаловаться Маргарита, накручивая прядь своих волос на палец. — Они постоянно нас выигрывают, давайте вы с нами в команде, — я никак не реагирую на этот разговор, просто наблюдая за всем со стороны. Михаил Васильевич еще ни разу не встретился со мной взглядами.
— Хорошо, — согласился Михаил Васильевич. Все побрели расходиться по залу, пока Руслан и Егор начали вешать сетку. Все девчонки были на седьмом небе от счастья. Сейчас у них в команде будет играть предводитель всех красавчиков школы, но я, кажется, немного утрирую, всей планеты. Сетка была натянута, поделив зал на две части.
— Нам не хватает двух человек, — кричит Юра, а Егор недовольно смотрит на меня, потом на историка. Чувствую его новую волну неприязни к Мише, который находился сейчас буквально в цветнике. — Юля! — кричит он, но я никак не реагирую. — Черноморка! Иди сюда, — машет рукой он, оставляя меня перед выбором. Теперь я уже все-таки встречаюсь взглядом с Мишей. Во мне начинают играть разные чувства, с одной стороны мне хочется остаться с ним, а с другой стороны я уже понимаю, почему Юра зовет меня.
— Неужто Черноморка хорошо играет? — с вызовом произносит Миша, и теперь я четко понимаю, что мне нужно сделать. Сложив руки на груди и бросив мимолетный взгляд присоединяюсь к мальчикам, следом за мной сюда перебирается и Арина. Она хоть и играет плохо, зато очень хорошо поддерживает.
— Ты какая-то странная, — шепчет мне подруга, когда мы занимаем места на площадке, Арина по обыкновению встает в конце, чтобы не мешать играющим. — Ревнуешь? Вон в каком цветнике стоит-то, — хмыкает она, и я невольно рассматриваю наших сегодняшних соперников.
— Еще чего, он сам виноват в том, что я стою здесь, — Арина отходит, но появляется еще один участник «в курсе».
— Неудивительно, что по нему все девчонки тащатся. Он в этой футболке такой… сексуальный, — произносит Егор, шепча мне это все на ухо. И он туда же! Я даю локтем ему по ребрам, отчего тот складывается пополам, прикидываясь больным и пораженным в самое сердце. — Михаил Васильевич! Юля дерется! — жалуется он, за что мне хочется еще раз дать ему куда следует или «поздороваться», как тогда на химии.
— Юля, ай-яй-яй! — пригрозил мне Михаил Васильевич слишком по-детски. Я поднимаю и слегка поворачиваю голову, встречаясь взглядами с Егором. Он пожимает плечами и отходит от меня. Я складываю руки на груди, занимая место перед Ариной у сетки. Напротив меня встает Михаил Васильевич и мы встречаемся с ним взглядом. Он откровенно смеется и, кажется, уже смакует свою победу над нашей командой. В его глазах бегают смешинки, он ухмыляется, смотря на меня. Освобожденная от занятий Лиза дает свисток, и наша команда начинает игру, делая первую подачу.
***
— Мальчишки, собрались! — кричит Аринка, хлопая в ладоши. Ее поддержка мотивирует. Мы занимаем те же места после перехода, как и в самом начале игры. Я смотрю на нее, на что она пожимает плечами. Ладно, не кричать же ей: «Мальчики и Юля».
— Трибуны кричат, девчонки прыгают и готовятся сделать меня своим кумиром, ведь Пестряков Миша снова приносит своей команде победу, — тихо говорит Миша, пристально смотря на меня. Я хмурюсь, потому что такие слова меня никак не устраивают.
Егор делает подачу, и она летит прямиком к Маргарите, которая слабо, но отбивает мяч. Прямо под сеткой с нашей стороны стоит Руслан, который легко переправляет мяч обратно в сторону Михаила Васильевича, который, делая прыжок, прикладывает силу к своему удару по мячу, направляющемуся в мою сторону. Не успеваю ничего подумать, прежде чем выпрыгнуть и, крепко сжав зубы, посильнее ударить. Мяч отправился снова за сетку. Он аккуратно перелетает по самому краю сетки, но Миша снова отправляет его в мою сторону с помощью нижней подачи.
— Юля, низом! — кричит Юра, но я плюю на его совет, принимая верхом, высоко выпрыгивая вверх и сильно, гасящим ударом отправляю мяч с нашей половины, на что Миша не успевает среагировать и расстилается на полу.
— Тридцать шесть — тридцать четыре, команда мальчиков побеждает, — оглашает Лиза, указывая рукой на нашу половину. Я отряхиваю руки, свысока смотрю на поднимающегося с пола историка. Я не задерживаю внимания на нем, потому что меня за руку хватает Юра.
— И снова, благодаря Черноморке, мы выигрываем! — он поднимает мою руку вверх, едва не поднимая меня за нее над землей, но потом отпуская, возвращаясь к кружку мальчишек, обсуждая сегодняшний матч.
— Не слишком жестоко? — с ухмылкой произносит Арина, кивая в сторону Михаила Васильевича, вокруг которого собрались вертихвостки.
— Я ему доверяю, — лишь отвечаю я, улыбаясь. Раздается звонок, и все спешат покинуть спортивный зал. Я задерживаюсь из-за того, что решила пересобрать слишком растрепавшийся хвост. Неожиданно меня прижимают к стенке, довольно сильным толчком. Передо мной стоит Миша, сжимая мою руку, которая поднята над моей головой.
По его левому виску стекает тоненькая струйка пота, волосы всерьез растрепались, все его лицо блестело от излишней влаги на нем. Он тяжело дышит, заводит вторую руку за спину на талию, причем задирая футболку. Он наваливается на меня, потом я понимаю почему. Дверь из какой-то раздевалки открылась, а я, прижатая Мишей, не была видна оттуда. Ученик покидает территорию зала и снова повисает тишина. Миша не спешит отстраняться, зажимая меня к стене все сильнее. Потом наконец прикасается к моим губам своими, соединяя нас жарким и страстным поцелуем. Его рука под моей футболкой ползет вправо, перемещаясь мне за спину и пробегается по позвоночнику.
— Грёбаная волейболистка, — шепчет он, ухмыляясь, когда наконец отрывается от моих губ.
— Чёртов атлет, — вторю ему я, притягивая к себе за новым поцелуем.
