Черноморка

Я практически забыла, зачем и почему Миша сейчас находился у меня дома. Мы просто стояли на кухне и обнимались. Между нами повисла тишина, нарушаемая лишь песнями из радио. Он первым просыпается от этого сна «ничегонеделания».       — Мне, конечно, нравится вот так стоять здесь с тобой, но все же у нас есть дело, — он поднимает мою голову за подбородок, легко и мимолетно прикасается к моему кончику носа и восстанавливает между нами дистанцию. — Ну, веди меня в свои обители, — он складывает руки на груди, а я замечаю, как слегка напряглись от этого мышцы.       — Пойдем, — я улыбаюсь и, забрав с собой шоколадный подарок, отправляюсь в свою комнату. Я захожу в нее, Миша остается стоять на пороге, рассматривая ее. Я сначала смотрю на него, а потом беглым взглядом пробегаюсь по комнате. Все в порядке. Я тоже начинаю более детально рассматривать свою комнату, словно и сама видела ее в первый раз. Вот оно большое окно, возле которого я так люблю проводить время, когда болею. Вот она моя большая кровать, заправленная мягким розовым покрывалом, с морем подушек, которые мне так любезно доставила когда-то Катя. Родители сначала были против, все это собирает пыль, но мне безумно хотелось утопать в этой нежности, которой мне так не хватало. Вот тумбочки из светлого дерева слева и справа от кровати. Над кроватью была полка с книгами, ровно как и над столом, стоящим прямо рядом с дверью, на котором царил подарок. Шкаф, из такого же светлого дерева, был слева от моей «ложи». Стены белые, пол тоже не слишком темный, паркетный. Но мне казалось, будто я впервые нахожусь в этом помещении. С присутствием Миши комната стала ярче, наполнилась светом. Все заиграло наиболее насыщенными, чем раньше красками.       — Что-то не так? — спрашиваю я, понимая, что Миша слишком долго стоит на пороге.       — Да вот просто думаю… У тебя тут все так… роскошно. У меня в квартире стоит кровать, кресло и синтезатор, а у тебя… И, несмотря на это, ты рвешься ко мне, — на последних словах он встречается со мной взглядом.       — Это не роскошь, — быстро вставляю я, чувствуя себя ужасно неуютно. — Разве есть толк в богатом устройстве комнаты, если она пустая изначально? — он внимательно всматривается в мои глаза. Он молчит, ждет моего продолжения. — Просто… В этой комнате я часто страдала от одиночества, одно окно спасало, — Миша демонстративно подходит к нему, смотря вниз.       — Выходит, что ваши с Катей родители действительно так вас оберегают, что вы просто отрезаны от мира, — я согласно киваю.       — Как бы я не старалась, они все равно добьются своего. Особенно мама, — он подходит ко мне ближе, продолжая слушать. — В этой комнате до тебя были только Арина, Марина и Егор. Понимаешь, — я замечаю, что он как-то пропустил мимо ушей, что здесь был Егор. Странно.       — Мне очень жаль, — он гладит меня по щеке, а потом добавляет: — Я не удивлен, что Катя так спешила покинуть это место и так не желала сюда возвращаться. Ты мечтаешь о том же? — я пожимаю плечами, отстраняясь.       — Я не знаю чего хочу, если у Кати была какая-никакая свобода, она могла заниматься хотя бы рисованием, то я даже мира не видела, — он подходит ко мне, стоя у меня за спиной.       — Ты хочешь увидеть мир?       — А ты нет? — он пожимает плечами.       — Знаешь, просто порой тяжело решиться на такое кардинальное изменение, когда уже врос в место с корнями, — он горько ухмыляется. — Но ты не переживай, я уверяю, что смогу показать тебе мир, как только буду тверже стоять на ногах, — и тут я понимаю, откуда ветер дует. Он загоняется из-за того, что не имеет столько возможностей, сколько есть у родителей. Все уперлось в материальный вопрос.       — Миш, все хорошо, — я поворачиваюсь к нему, замечая, что тот сидит на моей кровати. — Я никуда не спешу, все нормально, — он молчит, а потом резко хлопает по коленкам и встает. Тема закрыта.       — Пора за работу, вперед, — я сажусь за стол, он остается стоять сзади. — В понедельник у меня всего четыре урока, если не поставят замену. Один из уроков — ваш, это значит на втором уроке у тебя окно. Первым уроком девятый класс. С ними мы проходим экономику и культуру СССР. Четвертый урок — десятый класс, мы с ними приступили к правлению Наполеона Бонапарта во Франции. Потом снова одиннадцатый, но они тоже на заменах. Итого, два урока: десятый и девятый класс.       — Все не так сложно, — хмыкаю я, оборачиваясь к нему. — А какие-то комментарии и советы? У учителей же есть какие фишки? — Миша садится на мою кровать.       — Есть, — он хитро с прищуром смотрит на меня. — В общем, дети современного поколения — это достаточно дерзкие и самоуверенные дети, порой капризные и своевольные. Чтобы вызвать у них уважение, надо держаться с ними на равных, тогда все будет гораздо проще.       — И все?       — А что еще тебе надо?       — Ну, не знаю… — я поворачиваюсь к нему полностью. — А какой-то план урока, — Миша закрывает лицо руками и падает на мою кровать, хныкая.       — Слишком. Много. Официоза, — отчеканивает он. — Этим планам учат в институте, ты выполняешь их первые полгода, ну, год, своей работы, а потом… Да потом столько интересного в жизни происходит, что на это нет времени. Главное, плавать в теме, что ты должна делать как выпускница и как сдающая историю, — он без труда садится на кровати снова.       — Так значит ты больше ничего не подскажешь, — Миша тяжело вздыхает и подходит ко мне, кладя руку на спинку стула. А сам наклоняется над моим столом.       — Бери листок и пиши, — он диктует мне план, который я спешно записываю за ним, правда получается он достаточно коротким:

План урока: 1. Поздороваться 2. Проверить домашнее задание 3. Рассказать тему 4. Дать письменный или устный опрос 5. Выставить оценки в журнал

      — Вуаля, — он выпрямляется. — А теперь просто впиши в строки между ними, — он показывает пальцем на пропуски между пунктами, — то, что ты должна проверить с тем или иным классом.       — Слишком просто, — с подозрением смотрю на него я. Он закатывает глаза и вздыхает.       — Хорош ерундой страдать, я не должен тебе тут курс института за пять минут рассказать, — он делает шаг по направлению к окну. — И, да, я вообще-то не историк, — с обворожительной улыбкой он пожимает плечами и отходит к окну. — Попросила бы игры с детьми показать, я бы показал, — он подмигивает мне, и я понимаю, что пользы от него мало.       — Окей, — тихо говорю я и принимаюсь за работу. В течение получаса я сосредоточенно заполняю пропуски, изредка я замечаю Мишу за своей спиной, но он не отвлекает, а лишь контролирует процесс. Я сомневаюсь, что даже проверяет.       — Здесь лучше сделать акцент на внешней политике Наполеона, — он показывает на только что написанный мною подпункт. Хорошо, он еще и проверяет. Спустя несколько минут, мы вместе сидим на моей кровати, уткнувшись в ноутбук, в электронную версию учебников девятого и десятого класса. На мои вопросы насчет того, почему он не взял бумажное издание, он лишь ухмыльнулся и гордо заявил, что учебников дома не держит.       — Сколько времени ты проводишь в школе? — он задумывается.       — Когда не провожу время с тобой и не провожаю, то… Всегда по разному, могу после четвертого уйти урока, если нет никаких дел, могу в семь вечера, — он встречается с моим удивленным взглядом. — Мне невероятно скучно дома, уж лучше торчать в кабинете, чем сидеть одному в одиночестве на кухне. Тем более, — он улыбается. — Ты просишь, чтобы я бросил курить, вот и бросаю.       — Как же?       — Сигреты лежат дома, а я торчу на работе. Все гениальное — просто, Юля, — он хмыкает. Я кладу свою голову ему на плечо.       — Однако, ты срываешься…       — С тобой и не это можно начать делать, — я исподлобья смотрю на него. — С твоими поступками я быстрее сгорю, чем сигареты убьют мои легкие.       — Так что же мучаешься? — я сажусь, внимательно смотря в его темные, темные глаза.       — Это как с наркоманом, который даже если и бросит, то все равно начнет сначала, если не сгорит быстрее. Я предпочитаю помирать медленно и мучительно, — он медленно приближается ко мне.       — Наркотики — это плохо, — тихо говорю я.       — Знаю, — шепчет он.       — Курить тоже нехорошо, — его дыхание опаляет мне щеку.       — Прекрасно осознаю, — я выдыхаю, потому что, кажется, я немного забыла, что мне нужно дышать, чтобы жить.       — Перестанешь? — спрашиваю я, встречаясь с его глазами, прямо на уровне моих.       — Если ты перестанешь творить всякие глупости, — наши лбы соприкасаются.       — Обещаю, — шепчу я.       — И я обещаю, — произносит он, а потом отдаляется. — Нам надо заниматься историей, у меня уже руки чешутся озвучить свое желание! — точно, спор! Я же заключила с ним спор, заняв немного проигрышную позицию. Хотя… Он не сильно увлечен моей подготовкой, поэтому все-таки шанс у меня есть. — Продолжим? — я киваю. Мы еще минут тридцать составляли план из тезисов, я придумывала плавные переходы к каждому пункту. Все шло как по маслу. Нас лишь прервал звонок внезапно зазвонившего телефона. Кто это может быть? Заметив мое смятение, Миша пожимает плечами, но сам встает и подходит к окну. На дисплее я вижу всего четыре буквы, собирающиеся в одно имя — Катя.       — Привет, — произношу я как можно бодрее, чтобы она не заметила моего неудобства.       — Привет, ну, что? Как проходит твое восьмое марта? — я начинаю быстро бегать взглядом по комнате, наконец, натыкаясь на учебник истории.       — Да вот историей занимаюсь, — сейчас я не врала сестре, а просто недоговаривала. Я замечаю, как Миша у окна вдруг напрягся, но ничего не сказал и не повернулся в мою сторону. — А у вас?       — Я тут подумала. Вот что ты одна дома сидишь, скучаешь, — я хотела возразить, но сестра не дала мне вставить слово, — Так что мы с Пашей уже приехали к тебе, будем смотреть кино! — я сама вздрагиваю, шумно выдыхая.       — Что ты, Кать! Не надо! — я произношу эти слова слишком волнительно, что сестра сама опешила от моего напора.       — Юль, поздно, мы уже тут, — я слышу, как кто-то возится в замочной скважине. Я смотрю на Мишу, который тяжело вздыхает и складывает руки на груди. Я кладу трубку.       — Что нам теперь делать? — испуганно шепчу я, но Миша быстро хватает меня в охапку и целует в лоб.       — Говорить правду, ничего другого не остается, — я отрицательно машу головой.       — Нет! Нельзя! — Миша ничего не говорит, а лишь отпускает меня из объятий и возвращается к окну.       — Веди себя естественно, — я согласно киваю и сажусь за стол, делая вид, что продолжаю работать над планом. Я унимаю свое бешеное сердцебиение, но стоило мне услышать шаги в коридоре, как я заново начала слишком часто дышать.       — Сюрприз! — Катины слова звучат сначала радостно, а потом она замечает у окна темный силуэт Михаила. Я встречаюсь взглядом с Пашей, который молча наблюдал за этой картиной. Катя непонимающе смотрит то на меня, то на Мишу. — Юля, я чего-то не понимаю… Что здесь происходит? — я молчу, Миша поворачивается и бросает через плечо.       — Привет, Катерина, — она испуганно смотрит на меня, потом снова на него. Надеяться, что вдруг сестра что-то пропустит или недопоймет — это значит верить в чудо. По ее лицу я понимаю, что она собрала пазл в своей голове. Она быстро пересекает комнату, останавливаясь рядом с Мишей.       — Что ты здесь делаешь? — ее взгляд метает молнии.       — Стою, — я начинаю узнавать его защищающуюся позицию, когда он начинает отвечать на все вопросы буквально.       — Уходи отсюда, — он ничего не говорит и не сдвигается с места. — Я сказала, чтобы ты покинул это помещение! — Катя повышает голос, рядом с ней встает Павел. — Ты меня слышишь? Тебе здесь не рады! — она хватает его за запястье, но и так ничего не добивается. Не знаю, чего ждет Миша. В ситуацию вмешивается Павел.       — Кажется, тебе уже сказали, не вынуждай меня повторять, — Миша встречается с ним взглядом. Катя ослабляет хватку, но все равно продолжает держать Мишу за руку.       — Сначала, пусть она меня отпустит, — Катя сводит брови к переносице, но руку все же освобождает. — Кажется, мы не знакомы, — он слишком спокоен, что действует на нервы Кате, но не Паше.       — Павел, — он не протягивает руки, но Миша, наверное, и не пожал бы ее.       — Михаил, — также официально произносит он. — Думаю, мне реально надо уйти, — он встречается наконец с моим взглядом. Во время этого представления я стала невольным зрителем, безвольной куклой. Никто не замечает это, что немного облегчает мою участь. — За тобой учебник десятого класса, — а потом он молча выходит в прихожую. Я порываюсь встать проводить, но Катя одной рукой удерживает меня на месте.       — Паша, закрой за ним дверь, — он молча выходит из комнаты. — А теперь ты мне все объяснишь, и только попробуй соврать!