***
Руслан с трудом разлепил веки. В ушах гудело, словно он всю ночь провёл на дискотеке, причём стоял, судя по всему, у самой большой колонки, и жутко ломило в теле. Ныла каждая мышца. Но больнее всего было в груди. Он медленно перевёл взгляд вниз, заметив километры бинта, обмотанные вокруг грудной клетки. Почему-то вспомнилось, как в шесть лет он умолял маму сделать для него костюм мумии на школьный утренник. Он бы, пожалуй, даже посмеялся сейчас, если бы мог. Снова открыв непроизвольно закрывшиеся глаза, парень обвёл мутным взглядом свою палату. Рядом предсказуемо никого не оказалось. Оставалось надеяться на то, что Юлик придёт как можно скорее. Уж его-то должны к нему пустить. На секунду Руслан прислушался к собственным ощущениям. Стало ли ему лучше? Выздоровел ли он теперь? В груди пекло нещадно, да так, что хотелось ногтями разодрать кожу и вытащить наружу чёртово сердце, лишь бы так не болело. Не в силах сопротивляться накатывающей волнами усталости, парень прикрыл глаза и уснул.***
Покончив с малой частью бюрократических процедур, к которым Юлий относился как к неизбежному злу, он поспешил покинуть пределы уже успевшего опротиветь ему кабинета. Очень хотелось поскорее увидеть своего самого главного пациента. Делать какие-либо прогнозы не решался даже оперирующий парня хирург, поэтому Юлик с самого момента завершения операции был весь как на иголках. Заметив одинокую фигуру, сидящую на диване в коридоре перед реанимационным отделением, доктор поспешил подойти к матери Руслана, чтобы хоть парой слов утешить её, или же самому получить утешение и обнадёживающее заверение в том, что всё будет хорошо. – Юлий Александрович, я… – начала она, но всхлипнув, замолчала и бросилась Юлику на шею. – Я… так боюсь. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Сжимая хрупкие плечи руками, Юлик, глядя в покрасневшие глаза, очень похожие на глаза самого Руслана, понял, что попросту не может сказать ей сейчас, что всё обойдётся. Кто он такой, чтобы давать ложные надежды. Поэтому он сделал единственное, что мог в данной ситуации – обнял женщину, позволив ей выплакаться у себя на плече. – Спасибо Вам… Спасибо тебе, Юлик, – женщина отстранилась и погладила его по щеке, точно как его мама делала не раз. – Спасибо, что ты у него есть. Юлик просто кивнул, не находя в себе сил сказать сейчас хоть что-то. – Передай, пожалуйста, Руслану, что я очень его люблю, – прошептала женщина, сжав напоследок руку Юлика тонкими холодными пальцами. Поцеловав женщину в щёку, он поспешил к палате, за дверью которой его очень ждали.***
– Привет, мой хороший. Ну, как ты? – прошептал Юлик, присаживаясь на стул. Руслан улыбнулся. Было видно, что каждое движение даётся ему с трудом, но, тем не менее, он широко улыбнулся и потянулся к руке мужчины, крепко цепляясь за него прохладными пальцами. – Люблю, когда ты меня так называешь, – подмигнул он. – Я… нормально? Не знаю, больно очень, – он указал пальцем свободной руки на свою грудь. – Ты потерпи, ладно? Боль пройдёт не скоро, но всё-таки пройдёт, обещаю. Руслан вздохнул и теперь, наслаждаясь присутствием любимого человека, начал ощущать, как постепенно успокаивается. – Так что, ты видел моё сердце, да? – Да. – И как тебе? – У тебя самое красивое на свете сердце, – счастливо усмехнулся Юлик. Это же хороший знак, что Руслану опять хочется шутить, да? – Врёшь ты всё. Обычной кусок кровавой плоти, – фыркнул парень. – Я не это имел в виду. – Знаю, – улыбнулся Руслан, прикрывая глаза. Рядом с Юликом было так чертовски хорошо, но отчего-то ему вдруг нестерпимо захотелось кричать. Выбежать из этой палаты прямо босыми ногами в снег и заорать во всё горло. И под веками защипало, да так, что пришлось сильнее зажмуриться, чтобы Юлик ничего не заметил. Но как бы не так. – Эй, ты чего? – мужчина привстал со стула и, осторожно присев на самый край больничной койки, принялся успокаивающе поглаживать парня по волосам. – Не знаю. Так, глупости, не обращай внимания. Предательская слезинка всё-таки покатилась по виску и Юлик тут же стёр её большим пальцем. – Юлик, я… я очень тебя люблю, правда. Представляешь, смех да и только, я не помню, чтоб когда-нибудь говорил тебе это. Но ты ведь и так всё знаешь, да? Я тебя очень-очень люблю. – Ну чего ты, глупенький, перестань. Конечно, знаю. Боль в груди становилась нестерпимой, и Руслану казалось, что он может не успеть сказать самого главного, поэтому слова и лились из него несвязным потоком. – Тише-тише. Всё я знаю. А ещё я знаю, что ты поправишься, и мы будем жить с тобой долго и счастливо и я ещё успею тебе надоесть, – рассмеялся Юлик. У него отчего-то вдруг сильно задрожали руки, и всё никак не удавалось сглотнуть вставший в горле ком. Руслан заметно поморщился. – Что такое? – Ничего. Что-то в горле пересохло. Можно мне воды? Юлик тут же подорвался с места и рванул к двери, но на пороге его остановил тихий голос Руслана. – Юлик, пожалуйста, можно моя мама зайдёт? Всего на минутку? – Конечно. – Как будто он мог хоть в чём-то отказать этому парню. Держа внушительных размеров стеклянный графин в одной руке и гранёный стакан в другой, Юлик поспешил обратно. Заметив какое-то оживление в отделении в столь поздний час, мужчина ускорил шаг, совершенно не обращая внимания на то, что вода из графина при каждом его резком движении выплёскивается наружу. Дверь в палату Руслана была распахнута настежь. Хрупкая санитарка пыталась удержать рыдающую мать парня, а над самим Русланом стоял дежурный врач, держа в опущенных руках дефибриллятор. – Сестра, запишите время смерти…***
Как он оказался у себя в кабинете и как вообще туда добрался, Юлик не помнил. Зайдя в тёмное помещение, он закрыл за собой дверь на ключ и, стараясь не издавать громких звуков, присел за свой стол. Сколько времени он вот так провёл, он тоже не помнил. Кажется, кто-то стучался в дверь. Кажется, среди голосов, пытающихся до него докричаться, был голос главврача. Впрочем, всё, что сейчас было за пределами кабинета, слилось для него в один неясный гул. Глянув на кушетку, на которой Руслан так любил, развалившись, рассказывать ему свои истории, Юлик подорвался с места и, чуть не сбив с ног ковыряющегося в замке слесаря, рванул к подвальным помещениям, в которых располагался больничный морг. Хлопнув железными дверями так, что, кажется, на кафельной стенке вмятина осталась, Юлик ворвался в мрачное прохладное помещение и принялся оглядываться по сторонам в поисках друга. Услышав жуткий грохот, Кашин вылетел из-за двери подсобки да так и замер на месте. – Даня… – Юлик, что такое? – Даня, прошу тебя, не режь его, – Юлик подлетел к парню и вцепился железной хваткой в ворот его халата. – Юлик, ты чего… – Я напишу заключение. Его мать напишет отказ, только не режь. Глядя в совершенно безумные глаза друга, Даня на секунду растерялся, но потом до него дошёл смысл его несвязного бормотания. Тяжко вздохнув, он отцепил от себя задеревеневшие пальцы, усадил Юлика на стул и полез в шкафчик за бутылкой с прозрачной жидкостью. Налив половину, он протянул стакан Онешко. – Пей. Тот молча отвернулся. – Пей, кому говорю. Юлик непослушными руками потянулся за стаканом, едва не опрокинув на себя всё его содержимое, и одним глотком влил в себя обжигающую внутренности жидкость. – Даня, – прошептал он, – как же так? Как же я теперь без него? У него были такие пустые глаза, словно жизнь покинула и его тоже, по какой-то глупой случайности не забрав с собой и оставшуюся от него оболочку. Он встал со стула но, не удержавшись, рухнул на пол, прямо на колени. Даня, подскочив к нему, тут же крепко обхватил уже содрогающегося от рыданий парня руками. – Юлик… – и что тут скажешь? Какие слова вообще в силах сейчас хоть немного облегчить боль? Только и оставалось, что крепче сжимать руки, не давая парню окончательно рассыпаться на части.***
К человеку, лежащему сейчас у него на столе, Данил всё никак не решался подойти. Не зная о нём решительно ничего, по одним только словам друга, парень, так непозволительно мало успевший пожить, казался ему едва ли не святыней, которую он мог осквернить одним неверным движением. Отчего-то даже привычному к низкой температуре помещения врачу вдруг стало нестерпимо холодно. Ступая еле слышно и, кажется, даже затаив дыхание, Кашин подошёл к тускло поблескивающему в свете ярких ламп алюминиевому столу. За свою пусть и непродолжительную, но весьма насыщенную профессиональную деятельность он успел повидать многое и даже, можно сказать, начал черстветь изнутри. Вот только тот, кто лежал сейчас перед ним, косвенным образом касался и его жизни тоже. Самый обычный парень. Пожалуй, что даже симпатичный. И внутри у него такой же стандартный набор органов, как и у всех, а всё-таки своим существованием он сумел изменить жизни некоторых людей. Как и своей смертью. – Ну здравствуй, Руслан. Вот и познакомились.