***
Родители Пита и Чада уехали рано утром, еще до того, как мы проснулись. Я проснулась, когда почувствовала, что Пит стягивает одеяло. Стало холодно. Он встал с кровати и начал собираться в школу вместе с братом. — Уже утро? — лениво спросила я, протирая глаза. Свет слепил мне глаза. — Ты остаешься? — обратился ко мне Пит, натягивая штаны и рубашку. — Да, я же ничего не взяла, — отвечаю я, снова отворачиваясь к стене и закрывая глаза. — Окей, — коротко ответил он. Ребята ушли, выключив свет. Теперь я могла поспать еще часик. Вставать совсем не хотелось, я чувствовала себя ленивой и апатичной. Даже спать перехотелось. Это бесило меня. Что мне теперь делать? Я встаю с кровати, отчего у меня темнеет в глазах. Проморгавшись, я пошла искать ванную комнату. Парни говорили, что она находится где-то рядом с их комнатой. Я закрыла за собой дверь, хоть дома и нет никого, кроме меня. Эта была одной из тех странных привычек, что я имела. Быстро приняв душ, я стянула большое махровое полотенце с крючка на двери. Укутавшись в него, я быстро побежала в комнату, оставляя на полу мокрые следы босых ног. Было прохладно, а холодные капли воды стекали с волос по моей спине. Открыв большой шкаф парней, я взяла первую попавшуюся белую футболку, которая была просто огромной для меня. Когда я ее надела, она была достаточно длинной, чтобы прикрыть мой зад. Я без понятия, чья эта футболка, ибо в шкафу было несколько полок с белыми футболками, рубашками, кофтами и прочим. Вся одежда была кристально белой. Пит и Чад удивляли меня всё больше и больше. Интересно, что их родители думают об этом? Так странно. На часах было только восемь утра. Я знала, что ребята придут примерно в три . В моем распоряжении была куча времени, и я не знала, что с ним делать. Передо мной был большой телевизор с подключенной к ним приставкой. Я не хотела играть. Было такое плохое настроение, еще с тем учетом, что я начинала заново прокручивать то, что произошло вчера. За окном была пасмурная погода, не удивлюсь, что пойдет снег вперемешку с дождем. Что же мне остается делать? Может, испоганить настроение еще больше, посмотрев какую-нибудь драму? То, что нужно. Найдя пульт, я включила телевизор. Полистав каналы, нашла нужный фильм, который только начинался, и устроилась поудобнее. Я специально не брала в руки свой телефон. Сейчас это не то, что мне было нужно. Я хотела побыть наедине с собой, всё осмыслить, понять, что стоит делать дальше и как себя вести.***
Не знаю, сколько прошло времени, но я просмотрела два фильма подряд, под конец всё же расплакалась. Почувствовала себя значительно лучше, стало легче, будто гора с плеч свалилась. Мой взгляд падал на рюкзак, где лежал телефон. Я намеренно отключила звук вчера. Наверно там тысяча пропущенных от отца, да и от матери, что вряд ли. Он бы не сказал ей о таком, ибо в она наорала бы на него в первую очередь. Однако любопытство брало верх. Страшно представить, что будет, когда я приду домой, ну, или возьму трубку, когда отец начнет звонить. Лишь бы дело не дошло до полиции. Мне следовало сказать ему, к кому я иду, но в порыве злости я думала лишь о себе. Теперь во мне появилось новое чувство, которые я терпеть не могла - стыд. Стыдно, что я поступаю так. Однако и их вина в этом тоже есть! Надоело! Я быстро хватаю рюкзак и ищу там телефон. Экран показывает семнадцать пропущенных. Все от отца. Последний был в шесть утра. Пальцы начинают дрожать, а в груди всё сжимается от страха. Я осмеливаюсь написать. "Я у друзей." Палец завис над кнопкой отправить. Что это даст? Хотя бы не позвонит в полицию, а меня не будут искать и не заберут в участок. И всё же после этого сообщения он снова начнет звонить мне, а я и близко не знаю, что говорить. Господи, в фильмах так легко бежать из дома, всё выглядит так романтично, но ни слова о гребаных последствиях. Я отправляю сообщение, откладывая телефон. Кажется, я уже остудила свой пыл и пора бы отправиться домой? Пойду вечером, Пит как раз сможет меня подбросить до дома. Тогда-то и предстоит серьезный разговор, от которого мне просто так не отделаться. Если до вчерашнего дня это было похоже скорее на детские капризы, то теперь становится всё серьезнее. Я уже хотела отложить телефон, как экран загорелся. Звонил отец. Как быстро он откликнулся. Сердце бьется быстрее, я ожидаю, что сейчас начнется крик. Ладно. Беру трубку. — Да, — мой голос едва слышен. — Когда ты вернешься? — почти также тихо ответил он, но скорее не спокойно, а устало. Видимо, эмоции иссякли не только у меня. — Вечером. — Хорошо, — он остановился на несколько секунд, было слышно, как он вздохнул, — тогда и поговорим. Я что-то невнятно промычала и скинула звонок. Уж лучше бы на меня наорали, чем это. Снова чувство вины берет своё. Ну что, Лидия, этого ты добивалась, да? Довела отца, молодец. Теперь буду думать об этом весь день. Видишь, как здорово, совсем забыла про Алекса. Что хотела, то и получила.***
Пролежала почти весь день. Я не могла дозвониться до парней, они просто не отвечали. Я уже стала переживать. На часах уже пол четвертого, а их всё нет. Снова взяв в руки телефон, хотела было снова позвонить, но меня остановил грохот за дверью. Я замерла на месте, словно охотничья собака, пока не услышала знакомые голоса. Расслабившись, я лениво встала с пола, разминая своё тело. Первым в комнату вошел Пит со своим братом, а затем показался и Рикки, который не отрыв взгляд от своего телефона, играя в игру. — Тебе не велико? — спросил Пит, смотря на футболку. — Что попалось, то и взяла, — ответила я, взяв в руки свои джинсы, — ты же отвезешь меня домой? — Не, — ответил он немного помедлив, а затем устало плюхнулся на кровать. — Пусть лучше малыш Чад. — Так значит ты ночевала тут? А с кем спала? — с противной ухмылкой на лице обратился ко мне Рикки. — Спросишь это у парней. Быстро натянув на себя штаны, я сложила в рюкзак свои вещи. Мне нужно было поторапливаться, я не хотела задерживаться надолго. — Ну, поехали, — Чад вышел из комнаты, а я проследовала за ним. В машине было прохладно, я вся успела прозябнуть за несколько минут. Мы выехали на дорогу, где еще не было пробок. — Позвонила отцу? — Нет, он сам позвонил, — ответила я Чаду, смотря в окно. — Ты какая-то отрешенная, что он сказал? — Немногословен был, видимо, эта ситуация его помотала. Дома предстоит серьезный разговор, хотя я не думаю, что он на это способен. Мы с ним толком всё это время не говорили, что уж там про... черт. — Я уверен, что всё будет окей. Не напрягайся, — спокойным голосом говорит Чад, пока мы проезжаем небольшой мост. Словно на долю секунду мне показалось, что я видела знакомый силуэт, который мы мигом пролетели. Неужели это была моя мать? Я развернулась, но уже ничего не смогла разглядеть. Просто перенервничала. — Я целый день ничего не делала, но устала, будто пробежала марафон. Настроение хуже некуда. Не хочу ничего делать, а тем более идти в школу. — Тебя потеряли, звонили твоему отцу. — Знаю, он сказал, что я заболела, так? — Без понятия. Пасмурная погода за окном всё не проходила. Жутко хотелось спать. Монотонная музыка, играющая в машине, будто колыбель, старалась убаюкать меня. Я откинулась на заднее сиденье, прикрыв глаза. До дома оставалось минут двадцать, которые я выдержать уж точно не смогла бы. Хотелось вздремнуть хоть пять минут. Всю дорогу я то просыпалась, то снова засыпала. Время шло в два раза медленнее. Когда это закончится? — Уже приехали? — устало спросила я, приоткрыв глаза. — Да. Последний поворот. Виднеются знакомые деревья, а затем и мой дом. На улице вечерело, но свет в доме не горел. Машина остановилась. Собравшись с мыслями, я открыла дверь машины и вышла на свежий воздух. Попращавшись со мной, Чад уехал, а я всё стояла и смотрела на свой дом, не решаясь сделать и шагу. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончив. Быстро направившись к дому, я прокручивала в голове то, что мне предстояло сказать. Открыв дверь, которая оказалась открытой, я вошла в дом. Скинув с себя куртку и обувь, я прошла по коридору, заглянув на кухню. Там было пусто. Шум доносился только из зала. — Лидия? — Послышался голос отца. Я прошла в зал, где на диване сидел отец, нервно крутя пульт от телевизора в руках. Я села рядом, посматривая в телевизор. Не хотелось смотреть в ему глаза, не хотелось присутствовать тут. — Я была у друзей. — Для чего? — голос оставался спокойным. — Для чего? Странный вопрос. Это вам с матерью нужно задаваться такими вопросами. Наверно, потому что так я могу вызвать хоть какие-то эмоции? Только так я могу обратить ваше внимание на себя? Потому что только так вы можете понять, что у вас есть дочь. — Я старалась говорить ровно, но мой голос начинал подрагивать, а ком в горле нарастал. Чувства переполняли меня, и вот-вот я готова была взорваться. — Не всё так просто, и ты это знаешь. Мы много работаем, чтобы у тебя было всё, но ты... — Работа, работа, работа! Это всё оправдания, па, и ты это понимаешь, и мама тоже. Вы просто не хотите сознаться, — я отворачиваюсь, стараясь скрыть глаза, которые уже поблескивают от пелены слез. — Этот разговор не поможет, возможно, сгладит, но время упущено. Как бы вы ни старались заботиться обо мне, это всего лишь обязанность, это маска нормальной семьи. — Ты слишком всё драматизируешь! Думаешь в семьях твоих друзей нет такого? Пойми, что у тебя такой возраст, когда для тебя всё кажется несправедливым. Я это понимаю, и мама тоже. — Хватит ссылаться на других! — вскакиваю с дивана, не в силах сдерживать себя. — Это наша семья, мне без разницы, что у других тоже самое. В таком случае я не хочу, чтобы было так, как у них. Я устала. Приедет мама, тогда и поговорим, — выбегаю из зала и несусь к себе. Отец не пытается остановить меня. Это и к лучшему.***
Приглушив свет в комнате и задернув шторы, я лежала на кровати, смотря в потолок. Внутри было пусто, словно мне перерезали горло и подвесили вверх ногами, чтобы ни одна капля крови не задержалась в теле. Мысль, что завтра нужно было идти в школу, видеться с друзьями, — вызывала лишь отвращение. Это состояние не отпускало меня. Лень, апатия, нервозность. Осенняя хандра? А может быть, подростковый максимализм? Всплеск гормонов? Уж лучше это. Взяв телефон, я набрала сообщение Рикки. Нужно было попросить его сообщить, что я заболела. Эту неделю мне придется пропустить. Не хватало ходить в школу, когда не можешь сконцентрироваться ни на чём. Снизу доносились голоса. Бабушка и отец обсуждали что-то, я не могла разобрать и слова, да и не старалась. Забравшись под одеяло, я отвернулась к стене, закрыв глаза. Накрыла голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Моментально отключилась.***
Пролистывая страницу на Facebook, я изредка делала глотки остывшего чая. Ничего не ела с утра, точнее с обеда, ибо проснулась только в двенадцать дня с отекшим лицом. Настроение не менялось, меня всё также раздражало. Стабильность — это хорошо. Ко мне в комнату никто не заходил, видимо, решив, что правильнее будет дать мне остаться наедине с собой. Да и что можно было сказать в таком случае? Мне ничего и не нужно было. Вру. Нет, мне нужно было, чтобы меня утешили, поддержали, просто молча поддержали, не читая мне нотации о том, как мне будет лучше. Однако понять это кому-либо в нашей семье было слишком сложно. Каждый пытался отстоять свою позицию, даже не допуская мысли о том, чтобы пойти на компромисс. Просто ужасно. Я снова начинаю накручивать себя, ибо чувствую себя одиноко. Буду чувствовать себя одиноко и в компании друзей, и со своей семьей. Отец уехал на работу, когда я спала. Бабушка сидела в своей комнате, разговаривая по телефону. Я медленно вышла из своей комнаты и прошла на кухню, чтобы выпить воды. Быстро пробежавшись по скрипящей лестнице, я забежала на кухню и прикрыла за собой дверь. Утолив жажду, я села за стол. Рикки писал мне, что может заглянуть после школы, но я отговорила его. В доме была напряженная обстановка, в которую я не хотела впускать своих друзей. Хотелось поговорить, но писать или говорить по телефону совсем не хотелось. Я знала, к чему подсознательно я себя вела, но старалась не думать об этом. Решив, что мне нужно проветриться, я собралась, накинула на себя куртку и вышла на улицу.***
Было холодно. Не прохладно, как в последние дни, а именно холодно. Мерзкое чувство, которое идеально сочеталось с моим состоянием. Кончики ушей пощипывало от мороза, но возвращаться за шапкой было лень. Я медленно шла по тротуару, на котором еще лежали остатки золотистых листьев, приобретающих гниловатый коричневый цвет. Смена времени года всегда не нравилась мне. Хотелось бы, чтобы я проснулась, а на улице уже была зима и куча снега, а не вот это всё. Однако не всё так просто. Чтобы встретить белый лист, эту чистую зиму, нужно пережить остатки осени. А мне нужно было пережить эту накаленную обстановку дома. Возвращаясь по дороге обратно, я уже успела замерзнуть, зубы стучали от холода, а кончики пальцев стали ледяными. Уже виднелся мой дом, но я не спешила забегать внутрь, чтобы согреться. Снова бы пришлось сидеть наедине с собой. Если честно, я уже и сама не знала, что хотела. Меня трясло от всего. Злость, обида, горечь — всё смешалось в одну огромную черную жижу, которая окутывала меня, давила, не давая вдохнуть полной грудью. Останавливаюсь между двух домов. Мой и... Что я делаю? И на что надеюсь? Медленно начинаю идти вперед. Я ведь знаю, куда хочу повернуть, но словно намеренно играю с собой. Не хочу сознаваться себе, но от этого никуда не деться. Ускоряю шаг, будто боюсь, что изменю своё решение. Я забегаю на крыльцо и стучу в дверь. Я ничего не потеряю. Если он дома, то, возможно, я смогу поговорить хоть с кем-то? А если он прогонит? Я начинаю накручивать себя. За дверью слышится стук, от чего моё сердце уходит в пятки. Что происходит со мной? Это было неосознанно? Дверь открывается и я вижу его хмурое лицо. Белая, чуть помятая рубашка с закатанными рукавами, черные брюки. Видимо, он только пришел. Или собрался уходить? — Здрасте, — вылетает у меня, и это смотрится очень глупо. Я вся напряженна. Я выдыхаю, стараясь вести себя естественнее, но у меня это не получается. Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза. Он понимает, зачем я здесь. Медленно отходит в бок, давая мне пройти внутрь. Я выдыхаю, ощущаю спокойствие, наверно, я могу доверять этому человеку. Прохожу внутрь дома, где так тепло.***