Экстра капс

- Выследить и убить охотника? - переспрашивает Маккриди, приподняв бровь. - И вынуть из его башки какую-то хренотень? - Как-то так, - постукивает по бутылке Сол. Ник рядом с ними оглядывается на сцену и не глядя подвигает пустой стакан: Магнолия заканчивает песню, и после обещала посетить их столик в темном углу, чтобы еще немного пофлиртовать и попрактиковать на неприступной цели свой томный взгляд. Единственным результатом этого флирта будет обиженный и обозленный Маккриди, но налить ей нужно - и Сол наливает пиво из своей бутылки. - Охотник - это опасно, - оборачивается Ник, когда Магнолия хрипло благодарит собравшихся и музыка затихает. - Стоило бы подготовиться, если мы не хотим убедиться в наличии жизни после смерти. - Мне не нравится всё это, - бубнит в стакан Эр-Джей и косит из-под козырька в сторону Соломона. Тот устало считает всплески отраженного света на блестящем платье говорящей со сцены женщины. Впервые на памяти Ника он выглядит как совсем уставший от жизни человек. Веки у него очень темные, губы сухие, и кожа вся будто высохшая на солнце бумага. Немного похоже на кожу самого Ника. - Думаю, мы не прогадаем, если утром еще раз навестим доктора, - комментирует Ник, а Соломон уже поднимается из-за стола и придвигает обратно опустевший стул. - Пойду спать, - говорит он скорее вскочившему за ним Маккриди, чем Нику, и трет шею ладонью. - Не забудьте сказать Магнолии, что она была неотразима. Магнолия действительно неотразима и заторможена - как обычно. Делает свои выводы из услышанного об отсутствии Соломона, пьет пиво, оставляя на краю стакана полукружья кроваво-красной помады, и через несколько минут встает, навострив лыжи в "Рэксфорд". К Соломону. - Не оставляй нас, Магнолия, - улыбается неловко Ник, явно потерявший надежду остановить ее тактично и изящно, как привык. - Вряд ли спящий Соломон оценит ночной визит. Но она только улыбается томно и отстраненно, и уходит. Ник идёт в нескольких шагах от Маккриди идущего в нескольких шагах от Магнолии, идущей по скрипучей лестнице пыльного "Рэксфорда" к комнате 2-8. У Маккриди есть ключ - но он останавливается, не доходя до дверей, когда Магнолия стучит костяшками пальцев и упирает руку в бок, придавая позе изящности. Роберт смотрит на это и думает, что если сейчас Соломон откроет - значит обеспечит сам себе нагоняй. Даже в Добрососедстве нельзя так просто отвечать на стук, ты повернешь ключ в замке - а тебе вместо приветствия в живот упрется дуло. И привет. Но Соломон не открывает, судя по всему, даже не подает признаков жизни там, в задверье номера 2-8. Магнолия стучит еще раз, а потом уходит, мазнув по пути Маккриди изящными пальцами по плечу. - Крепко спит, - приглушенно говорит она, не оборачиваясь и не останавливаясь, и вопроса во фразе нет. - Или хорошо прячется. Спит, думает Маккриди, и смотрит как Магнолия уходит, молча, медленно, плавно скользя по расползшимся темным дырам на старом ковролине коридора. Потом она скрывается за обшарпанным углом и ее каблуки прощупывают скрипучую лестницу - ступень за ступенью. Её еще слышно и Маккриди не двигается с места, тиская в кармане влажными пальцами нагревшийся уже ключик, когда Ник выплывает из темноты, сияя угольками глаз и кончиком дымящей сигареты, и кивает за плечо. - Соломона нет? - Да спит стопудово, - морщит Маккриди нос. И Ник не сдерживает улыбки, но отворачивается, зная, что взбесит этим. Все они знают - вот если бы Магнолия так запала на Маккриди, он бы времени терять не стал. Не то что Соломон. И чего ему надо, рожна в зубы? Будто глаз нет. Магнолия же такая, такая... Как в тот вечер, когда Маккриди, подогрев ревность крепким алкоголем, речитативом, как пулеметной очередью, выдал Соломону все свои претензии, едва они остались без в очередной раз отшитой Магнолии. Соломон тогда смеялся и назвал ее кобылой. Ник фыркнул от смеха так, что, кажется, все-таки проглотил сигарету, а Маккриди в голову ударила кровь и он весь зарделся от праведного гнева. И вот теперь снова. Упустить такую возможность. Упустить Магнолию... Ключ шепчет в замочной скважине, проворачивается с хрипением механизм, сдвигая засов, дверь приоткрывается, и на лица всунувшимся в просвет дует свежий сквозняк, пролетая от открытого окна. Маккриди не то чтобы очень хорошо видно, когда единственная полоска света падает из коридора, где они сами и стоят, но Ник с его зрением подтверждает догадку. - И где Соломон? - спрашивает он. - Или мне послышалось, что он собрался спать? Маккриди не знает. Должен быть здесь. Ник бредет в Мемори-Ден, почему-то надеясь обнаружить Сола там, на софе Ирмы, видимо, уложившего голову ей на колени и спящего под легкое поглаживание ирминых пальцев по волосам и скулам; откуда такая мысль у него Маккриди не знает, хмурится только, даже и не собираясь разубеждать Ника в его романтических иллюзиях. На улице моросит мелкий, как крупа или песок, дождь, мерзко, темно и зябко. Поправив ворот, Роберт под козырьком отеля закуривает, провожая взглядом поплетшегося к Ирме Ника, и, когда тот отходит достаточно далеко, быстрым шагом несется к капитолию. Там Сол никогда не ночует. Грязно, Солу не нравистя запах, а блохи, клопы и прочая мелкая кровососущая дрянь ползает по полу, стенам и прыгают на каждого подставившегося. А матрасы на чердаке ими просто кишат. Но сейчас Маккриди жопой чует - он правильно идет. Дэнни, гуль в костюме, разлепляет глаза и кивает, кода тот ступает на винтовую лестницу и салютует от козырька. - К мэру? - хрипит Дэнни. - Типа да. Сол не у него? - У него, - Дэнни кивает и надвигает на глаза шляпу, снова готовясь заснуть, и Маккриди мысленно хвалит себя за чуткую интуицию. В кабинете Хэнкока стоит единственный в капитолии чистый от насекомых диван. То ли он радиоактивный, то ли пропитался химикатами, то ли дело в Хэнкоке (то есть и в радиации, и в химикатах одновременно), но факт остается фактом. Фаренгейт нет на посту у дверей, и, войдя, Маккриди застает словно оттиск со сцены, в поисках которой Ник поплелся в Мемори-Ден. Только вместо Ирмы - Хэнкок, вместо ее оббитой свежей красной тканью софы - драный в подпалинах диван, и вместо нежных пальцев на скулах Соломона лежат грубые пальцы гуля. - Йоу, - улыбается ему из дымной темноты Хэнкок и выдыхает еще дыма. - Кто пожаловал. - Привет, мэр, - снимает шляпу и в шутовском поклоне сгибается Роберт, а Хэнкок фыркает и смеется негромко. Шляпу он водружает обратной уже на ходу, но притормаживает, пытаясь придумать, куда ему приткнуться - чтобы рядом с Соломоном, поближе, но и на приличствующем расстоянии от Хэнкока. Не такие уж они и друзья, чтобы он притискивался вплотную. В итоге он подвигает соломоновы ноги, и, сев, кладет их себе на колени. Тут же его плеча касается рука Хэнкока и гладкий бок ингалятора, который он держит. - Смотри-ка, - расслабленно откинувшись на спинку и уронив за нее свою неизменную треуголку, маслянно блестя в темноте глазами, ухмыляется мурлычаще Хэнкок. - Что тут у нас. Винт тут у них, конечно. Маккриди ингалятор забирает, но закидываться не спешит. Сжимает, руку укладывает на согнутое колено Сола, и смотрит, как Хэнкок перебирает пальцами в его разметавшихся по чужим бедрам волосах. Отросли уже, и где шпильки, которыми Сол скрепляет их в узел на затылке... Хотелось бы спросить, что Сол сейчас здесь забыл, среди прочего. Но хер Хэнкок ему ответит. У них здесь дымная, уютная идиллия с препаратами и спящим Солом - и судя по тому, как мэр с прикрытыми глазами полулежит, идиллию эту он разрушать не намерен. Еще несколько минут размышлений, в течение которых не меняется ничего - и Маккриди вдыхает порцию винта. Мир вздрагивает, висящая вокруг дымка начинает сиять сквозь темноту жемчужно и переливчато, а шершавая ткань штанов Сола под ладонью ощущается остро и приятно, тепло кожи под ней, округлость коленной чашечки... Неправдоподобно долго Роберт просто гладит это колено, медленно, вдумчиво, закрыв глаза и сосредоточив все свое внимание в руке, а потом расширяет движение от колена к бедру. Хэнкока рядом не слышно, и все идет, как идет. Он открывает глаза, мир наклоняется, за плечо его тянут вниз и Роберт ложится щекой на шершавую диванную обивку и видит ворот футболки Соломона, его шею, а потом его прижимают так близко, что он прикасается лбом, ресницами, переносицей к едва пробившейся на этой шее щетине, к прохладной коже. Он думает о том, где же Хенкок - на узком диване рядом с ними двумя ему бы не хватило места, значит, он ушел? Или где-то тут? Еще думает о своих ногах, неудобно согнутых, и его колени упираются в ноги Соломона. Но это ничего. Он может так спать, даже уткнувшись Соломону в шею,и наверняка не особо-то приятно щекоча его дыханием. Непонятно, зачем, правда, сейчас так спать, но он может... Просыпается он так же, прижатый к Соломону, с затекшим в неудобной позе телом и солоноватой кожей соломоновой шеи у самых губ. Сол тоже проснулся, ворочается, стараясь не шлепнуться, и Маккриди фыркает вместо "доброго утра": - Ну и чем это лучше ночи с Магнолией? Смех не сразу разбивается надвое, но потом Маккриди слышит, что смеется - громко, от души, чуть хрипло, - не только Соломон, но и свистяще хохочет Хэнкок. А потом и нависает над ними, уже в своей треуголке и с улыбкой на изрытом мутацией лице. - Может, мы ему нравится больше, чем Маги, - кривится его улыбка на один бок. Отодвинуться некуда, места нет, а подниматься ни Маккриди, ни Соломон пока не собираются. В их вынужденных объятиях выдох Соломона мягкой волной теплого воздуха проходится Маккриди по лбу, но сказать он не успевает. Тяжелые шаги достигают дверей и затихают, а когда открываются двери, по комнате расползается зычный голос Фаренгейт. - Пиздец здесь туман, - она ржет и громко шагает мимо дивана к окнам. - Доброе утро, млин. Мэр, есть разговор. Сол, тебя Валентайн ждет. И Валентайн действительно ждет. Поднявшись с дивана вместе, стукнувшись плечами, Сол и Маккриди оглядываются на прикуривающего в дверях Ника, меланхолично чиркающего зажигалкой.