Новая жизнь

- Как он? Командир вошёл в медбэй настойчиво, решительно, но замер на полпути, увидев пронизывающую до дрожи картину. В громадной вертикальной барокамере, под освещением тысячи неоновых светодиодов, будто подопытное животное, залитое хлороформом, молчаливо покоился молодой японец. Его голова была безвольно опущена на грудь, а изо рта торчала система из всевозможных катетеров: лицо будто впаяно в них, частичное отсутствие нижней челюсти, распоротая гортань и наполовину зажившие порванные щеки. Правой стороны легкого совсем нет, левое подреберье искромсано проводами, схемами… Не человек – обрубок, калека. Как наверняка бы выразился Гэб - «кусок мяса». У парня отсутствовала правая рука до локтевого сгиба, левая нога до колена, и все его несчастное тело словно подверглось нападению маньяка-мясника, который кромсал его, пока не удостоверился, что выжить жертва уже не сможет. Джеку было не привыкать смотреть на изувеченные военными действиями тела как омников, так и людей, но сейчас он чётко ощущал бегущий по хребту колючий холодок. В их мире было принято убивать противника сразу, без промедления и колебаний – это было куда гуманнее, чем заставлять его чувствовать себя рождественской нарезкой. Пуля, снаряд, лазерный росчерк поверх черепа – бам! Никаких затяжных сражений. Холодное оружие, как ни крути, тактически бесполезный инструмент ближнего боя. В первое восстание машин любой солдат понимал, что никаким клинком в ближнем бою робота не покромсаешь, если только у тебя в руках не циркулярный резак. А здесь было что-то дикое, архаичное, опасное и хладнокровное, будто нападавший отчаянно тянул время, отрезая от противника кусок за куском… Внезапное вторжение командира окончательно вывело Ангелу из себя, но измотанной постоянной работой женщины хватило только лишь на то, чтобы строго свети брови к переносице. - Я же просила не беспокоить ни меня, ни его, - доктор сократила расстояние между ними и участливо положила руку на плечо Джека. - Очень прошу. Он в сознании. Пару раз открывал глаза, но …такая обстановка, вероятно, кажется ему враждебной. Его легкое справа пока что не научилось правильно дышать при помощи имплантантов. Всё готово, я даже могу выпустить его для первой фазы адаптации, но он снова и снова делает это. Он не хочет жить. Дай нам время, Джеки, я очень тебя прошу. Не как твой медик, а как твой друг. Гэбриэля просить бесполезно, ты же знаешь. Я сделаю что угодно, только бы этот парень выжил. Это важно не только для всех нас – для меня лично тоже. Технологии моего отца обязаны приносить пользу! - Тшшш, - Моррисон взял доктора за руку и поднес её пальцы к губам. – Я верю тебе и в тебя. Твои руки столько раз спасали Гэба, что я готов инкрустировать их алмазами, – он осторожно поцеловал пальцы Ангелы, отпуская узкую женскую ладонь. - Хорошо. Пожалуйста, ещё немного времени, Джек. У меня всё готово. Только…надо его как-то убедить. Командир виновато кивнул ей в знаке согласия и подошёл к стеклу барокамеры. Пальцы в перчатке прошлись по холодной глади. Джеку почему-то приглянулось это странное юношеское лицо за маской из катетеров и проводов, он вспомнил нескольких своих товарищей по службе из отдаленных уголков Азии, теперь уже безвозвратно ушедших. Объект за стеклом не подавал признаков жизни, лишь робкие пузырьки воздуха, витающие вокруг, трепали нескладную глупую копну ярко выкрашенных зеленых волос. Под испытующим взглядом медика, командир вполголоса произнес: - Есть вещи, ради которых стоит жить. И первая и главная из них – искупление, Шимада. Всегда можно начать сначала. Ты нам нужен. Я не скрою. Мои люди не могут больше терпеть поражения от твоего клана и ваших пособников. Мир изменился, парень, и тебе придётся выбирать сторону. На миг могло показаться, что японец его услышал. По его бледному свободно парящему в воде телу прошлась незримая волна воли к жизни, упрямства перед обстоятельствами. Он очень слабо и медленно приподнял опущенную на грудь голову и посмотрел на командира через толщу воды и стекла. Янтарные глаза мальчишки были полны разочарования, боли, страха и непонимания. Он словно силился что-то сказать, но не смог. Его сил хватило только лишь на то, чтобы согласно мигнуть. - Мы подлатаем тебя, малыш, и ты всё сможешь исправить. Я верю в это. Восстанавливайся. Японец, будто услышав для себя в словах командира виток надежды, облегченно выдохнул, и вереница веселых пузырьков полетела от его лица вверх к куполу барокамеры. - Он…согласен? – Ангела удивленно приоткрыла свой очаровательный ротик, не веря мониторам. Пульс в норме, дыхательные функции стали четкими, никаких колебаний! И всё это из-за пары фраз Моррисона? Волна лёгкой ревности пробежала по мыслям Циглер, но она тут же взяла себя в руки, понимая, что теперь всё точно пойдёт на лад. Начальник медицинской службы знала, что Джек уникальный солдат, но она и подумать не могла, что часть его способностей влияет даже на тех, с кем он лично ни разу не общался. Каким-то образом командиру удалось подобрать нужные слова, предварительно сделав определенные выводы. Джек «Ястреб»* Моррисон никогда не промахивался и просчитывал все тактические ходы, будь то психология или наступательная операция – его дедукция никогда не подводила, а развитый интеллект опережал любого профессионального военного аналитика. Кажется, что та самая формула супер-солдата, которая текла в жилах Джека, была куда более полезным и опасным образцом, чем это описывалось в медицинских хрониках «Овервотч». Циглер сделала пометку в своём планшете и принялась за работу. Моррисон знал, что сейчас Ангеле не до отчетов, и тем более не до разговоров. Она бьётся над этим пареньком по собственной прихоти – женщина хотела найти хотя бы ещё кого-то, кто смог бы принять на свои плечи её бремя. Мистер Циглер – отец Ангелы – долгое время скрывал часть технологии жезла Кадуцея, заставляя многих вояк понервничать, пребывая в полном неведении о ходе разработок. Никто тогда не смог бы предположить, что самое главное в жезле не производительность световой волны Кадуцея, а его основной сплав, через который проходит поток световых частиц. Ангела получила этот секрет из редких зашифрованных записей отца, и она долгое время не могла ими воспользоваться, пока не догнала по возрасту и опыту те самые разработки. Руководствуясь дневниками профессора Циглера, ей удалось воспроизвести его технологию в точности. И только благодаря заинтересованности инвесторов и кураторов организации «Овервотч» годами позже Ангела смогла завершить формулу сплава, воссоздав из него первый оригинальный доспех «Валькирии». Посох Кадуцея прошёл стадию оптимизации и мог работать на гораздо больших расстояниях, нежели первый его образец. Второй и третий прототипы брони «Валькирия» терпели неудачи один за другим. Во время второго восстания машин все эксперименты над людьми были запрещены даже на стадии добровольного желания испытуемых принести себя в жертву ради пользы всему человечеству. И вот сейчас, когда у неё появилась эта уникальная возможность легального продолжения экспериментов на опытном образце потенциального врага организации, второй полевой командир Рейес запрещает ей довести проект «Киборг» до конца. Конечно, не стоило подозревать сердобольную Ангелу в таких грехах, как отречение от своих принципов милосердия и сострадания. Однако, назвать её истинный мотив одним желанием помочь пострадавшему в битве было нельзя. Шанс, выпавший на долю великого ученого, коим являлась Циглер, был куда увлекательней, чем просто спасение жизни. И почему бы не воспользоваться этим шансом, восстановив забытый проект «Киборг», если этот парнишка из Ханамуры был так нужен Джеку, а значит, и «Овервотчу». - Эй, блондинчик, притормози-ка! Вечером голос Гэба звучал как у старого ворчливого ворона. Начальник ударной группы «Блэквотч» стоял, опершись спиной о стену со скрещенными руками на груди. Он знал, что Джек пойдёт этим маршрутом , так что для него не составило труда нарочно встретиться с Моррисоном без особого доклада. Джек замер в полушаге от того места в проходе коридора, где стоял Гэбриел. Он беззвучно виновато выдохнул, что раздражило Рейеса ещё больше. - Я, блять, для кого это всё делаю? – полурыком начал неуставную речь атлетичный мексиканец. – Ты забыл, что наш ангелок ведёт двойные игры с политиканами из ООН? А может, тебе напомнить о том, что она так и не отдала нам копии исследований формулы? Ты, блять, думаешь, что можешь принимать решения без меня? - Гэб, я… - беспомощно и примирительно начал Моррисон. - Вот именно. Ты! Везде и во всех бочках затычка! Я просил тебя не давать Циглер права на разработки, я привёл тебе кучу доводов не внедрять к нам полу-людей, потому что они дохнут как мухи, а мне приходится отчитываться за них. И что я вижу? Что ты продолжаешь дразнить омников, скрещивая бульдога с носорогом. Блять, да у моего члена мозгов больше, чем у твоего праведного тактического мозга! - Закрой ебло! – взрывается Джек, практически готовый ударить Рейеса кулаком в лицо. Замах превращается в бесплодный тычок в плечо, от которого начальника «Блэквотч» раздирает смех. - Господь справедливый, амиго, ёб твою, ты даже не думал об этом. Что тебе надо от этого узкоглазого? Ты, правда, веришь, что он сын Шимада? Джек быстрым жестом достал из нагрудного кармана две фотографии, на одной из которых парнишка с зелеными волосами сидит в юкате, пошло раскинув ноги, между которыми лежит обнаженное лезвие катаны. Вокруг японца стоят девушки, много девушек. Одна из них ласкает правую руку молодого господина, и под её пальцами виден фрагмент яркой зеленой татуировки. На второй карточке фото объекта 17-02, который был доставлен в штаб и закреплен в качестве пациента доктора Циглер. И там и там рисунок тату совпадал. Рейес раздраженно скрипнул челюстью. - Где ты это достал? - Сорока на хвосте принесла, - ехидным смешком ответил Джек, прихватывая Гэба за грудки и утаскивая куда-то за собой как нашкодившего мальчишку. – Тебя стоит поучить манерам, амиго. - Что бля? Да ты совсем охуел! Кем ты себя возомнил, Моррисон? – Рейес мог бы дать сокоманднику хороший отпор, но он знал, почему в глазах блондина мелькнула эта дьяволинка. Почему их совместное дыхание так сильно ухнуло в груди и по спине побежали сладкие мурашки. Они уже месяц общались как кошка с собакой, мало интересовались общими делами, и даже их совместные отчеты и рапорты на совещаниях были сухими и дерзкими, будто один пытался побольнее уколоть другого. Хотя на самом деле оба переживали очередное фиаско против клана Шимада, оплакивали погибших, приносили извинения властям за причиненный ущерб… Они оба несли ответственность за происходящее, хотя Джеку казалось, что бой проигран именно из-за его тактического просчёта. - Чёрт дери, Джек, - сухие губы с запахом крепких сигарет прижались к шее Моррисона, рука жадно сгребла блондина под пояс, прижимая к себе. – Ты, блять, меня достал своими правилами и воздержанием! Я так осатанею с тобой. Два месяца, блять! Два! Я чуть не позволил себе лишнего с новобранцем из-за тебя. - А если я нарочно? Я думал, что МакКри оставил свои попытки лечь под тебя. Ты чему мальца-то учишь там в своём подразделении? – Джек даже не сразу отметил, в какой момент его захват ослаб и Гэбриэль оказался так близко от него. – Хей, не здесь, Куэрво**… тут камеры. - Похуй. Ты нарывался всё это время специально. Теперь посвети голой задницей за это. От этого утверждения у Джека из глотки вырвался жалобный всхлип, как только произносящий эти дерзости прикоснулся губами к шее. - Гэб… Два месяца… ммххх! – Моррисон плёл что-то бессвязное, когда губы Рейеса изучали его шею, а язык пошло касался кадыка. Гэбриэль знал, что пряталось в этих томных стенания и мольбах – «только не порть мне репутацию!». Такое старое и глупое забытое выражение, которое он впервые услышал на совместном курсе по тактике. *** Одногодки, лучшие на курсе, оба мажоры и напоказ выделывались перед инструкторами, кто во что горазд. А потом они подрались за право руководить взводом, и их драка один на один закончилась тем, что оба обнаружили у себя дикий стояк. А дальше всё было как в какой-то пошлой неумело написанной пьеске, где они до утра пробовали подрочить друг другу, пока не подрались снова за право быть сверху. Правда, через неделю, когда Рейес за халатность попал в наряд, Джек пришёл его утешить, и примирение закончилось со счётом один ноль в пользу Моррисона. Гэб никогда не жалел об этом, потому что в его сердце жило что-то большее, чем страсть. Он по-настоящему любил Моррисона, оберегая его чертову репутацию и задницу от всего, что только могло ему навредить, включая его самого. Где-то через полгода тайных встреч и робких свиданий за пределами базы, Джек первым сказал эти самые глупые привязывающие душу слова. «Я люблю тебя, Куэрво…» Гэбу тогда показалось, что земля стала вращаться в другую сторону, а омники за линией фронта громко и фальшиво запели «алиллуя!». Сдержанный, скупой на эмоции солдафон Моррисон, мистер идеальность, капитан звёздно-полосатый флаг, пришёл к нему на их место свиданий под дубом, и как угрюмый телОк с тяжело спадающей на лоб светлой чёлкой признался в своих чувствах. А потом он облегченно выдохнул и повернулся спиной к Рейесу, неуверенно и тихо бормоча: - Только потихонечку, хорошо? Я ведь ни разу туда…ну ты понял. Моррисон никогда не говорил бранных слов, не мог сказать такие пошлости как «трахаться», «отсосать», или ещё что-то в этом духе. Всегда правильный и жестокий к чужому умению раскрепощаться, он весь был идеален как псалтырь, который часто читали им перед завтраком в качестве напутственной речи. Джека смущал даже тот факт, что он до ужаса хотел ощутить Гэба внутри себя. Он боялся сказать ему об этом почти год с их торжественной драки и не менее фееричного примирения. Тот акт любви под дубом стал откровением для обоих. Джеку было странно ощущать себя слабым, податливым и беззаботно счастливым в сильных руках Гэба. Ещё никто и никогда не держал его так крепко и так нежно, никто не целовал с такой любовью. Тот день оба запомнили как самый важный, где Джек, кончая, впервые выругался такой цветастой фразочкой, что Рейес долго смеялся, не в силах в это поверить. *** И сейчас, когда прошло уже пять или семь лет с окончания центра подготовки, они уже реже тискались по укромным уголкам базы, повторяя сокровенные слова. «Te amo»*** «И я люблю тебя, сукин ты сын» Джек осовело прикрыл веки, осознавая, что Рейес уже затащил его в свою комнату (и как он только успел выдернуть его со второго этажа на третий?), а дальше он услышал, как ремень его штанов беспомощно звякнул, ударяясь пряжкой о грубый кафель. Губы спецназовца уже вовсю изучали серебристую дорожку волос от пупка до трусов, диковато покусывали и оттягивали от набухшего бугра восставших чресел непослушную белую ткань. Щеки Джека запылали от предвкушения и осознания того, что сейчас произойдёт. - Ты ведь потом пустишь меня к себе? – загорелые руки прошлись по бледной коже бедер, замирая выше на ягодицах, незримо обозначая смысл своей просьбы. Глаза дьявола сверкали искушением, а наглый, обрамленный аккуратной бородкой рот, блестел откровенной белозубой улыбкой. - Посмотрим на твоё поведение, - сипло на выдохе произнес Моррисон,- ты меня бесишь в последнее время… Тихий хрипловатый смех в полутьме одиночной комнаты, а потом пошлый поцелуй туда, где уже становилось до боли жарко. Джек закусил нижнюю губу. Пятерня сильных пальцев правой руки настойчиво прикоснулась к голове Гэба. - Ненавижу твою шапочкуууууу…- завывая от наслаждения, блондин запрокинул голову назад, напоминая рыбку, которую выбросило на берег. Рот открылся в немом крике, глаза почти потеряли осмысленность. И только до испещренного сознанием гула в голове по комнате донёсся скользкий пошлый звук плоти в плену горячих мексиканских губ.