На далёком Арварохе

*** Мы вчетвером — Шурф, Меламори, я и Нумминорих, за которым мне пришлось смотаться в Ехо, — стояли в просторной комнате. Судя по роскошному убранству, она вполне могла находиться в каком-нибудь дворце. Впрочем, как следует разглядеть обстановку не представлялось возможным — окна были плотно занавешены тяжёлыми портьерами, и единственным источником света был масляный светильник в изголовье широкой резной кровати, стоявшей посредине комнаты. Светильник нещадно коптил, и от запаха горелого масла, смешивавшегося с запахами пыли, застарелого табачного дыма, горьковатым ароматом сушёных пряных трав было тяжело дышать. На кровати неподвижно лежал человек, его короткое тщедушное тело донельзя нелепо смотрелось на этом поистине королевских размеров ложе. Человек этот был очень стар — даже в тусклом свете масляной лампы можно было разглядеть, насколько истончилась и высохла от времени желтоватая кожа, обтягивающая его костлявые пальцы и заострившиеся скулы. Он то ли спал, то ли был без сознания — во всяком случае, на наше появление он никак не отреагировал. Мы недоумённо переглянулись — неужели Нумминорих ошибся и запах привёл на не к тому человеку? Или этот полутруп на кровати и был тем грозным колдуном, чьей злой волей был за несколько дюжин дней опустошён цветущий континент? Но даже мой, не столь чуткий нос, ощущал тот самый, хорошо запомнившийся мне аромат чужой магии. Дверь бесшумно отворилась, высокая женщина в чёрном балахоне вошла в комнату, неся в руках плетёную корзинку с какими-то склянками, и уставилась на нас, испуганно приоткрыв рот. Но её растерянность длилась недолго. — Кто вы такие? Как вы сюда попали? Вам нельзя здесь находиться! Хранитель Оринэс погружён в целительный сон, его покой нельзя нарушать! — с каждым словом её голос обретал уверенность. — Убирайтесь отсюда, или я позову стражу! Общение с охраной не входило в наши планы. Я щёлкнул пальцами, Смертный Шар послушно сорвался с руки и с тихим шипением исчез, коснувшись чёрной ткани. Женщина вздрогнула, но корзинку из рук не выпустила, а, наклонившись, бережно поставила её на пол около своих ног. — Я с тобой, повелитель, — проинформировал меня бесцветный голос. — Вот и хорошо, незабвенная, — кивнул я. — Сейчас ты ответишь на наши вопросы — только честно и подробно! — а потом сядешь… — я огляделся по сторонам, — сядешь вон в то кресло и уснёшь. А когда проснёшься, то освободишься от моей власти и забудешь всё, что здесь происходило. — Да, повелитель, — прошелестела она.  — Для начала скажи, кто этот человек и что с ним происходит? — Это Хранитель Оринэс, Великий Чародей Горного Королевства и Земель Заморья, повелевающий приливами морей, открывающий небесные врата на рассвете и запирающий их на закате, владеющий думами дерзновенных, попирающих землю, читающий в сердцах… — несмотря на то, что леди говорила, словно во сне, голос её звучал благоговейно, и останавливаться она явно не собиралась, — воспевающий хвалу Светилам и воспетый тринадцатью старейшими… — Довольно, хватит! Мы уже поняли! — не выдержал я. Леди послушно замолчала, но, готов поспорить, во взгляде её промелькнула обида. Кажется, я начал догадываться, чем изначально мог привлечь Арварох обитателя этого мира. — Ты же сам велел ей отвечать подробно, — вступился за даму Шурф. — В следующий раз будь добр, отнесись повнимательнее к формулировкам. — Что с ним происходит? — продолжил я допрос. — Хранитель Оринэс очень стар. Силы почти покинули его, поэтому он проводит большую часть времени во сне, просыпаясь каждые четыре луны лишь на четверть часа, чтобы принять пищу и произнести заклинание Большого Огня, которое никто, кроме него, произносить не может. Если он умрёт, умрёт и Большой Огонь, дающий жизнь нашему миру. Хранитель очень, очень устал, — добавила она ласковым тоном, каким любящие матери говорят о детях, — но он не может уйти, пока не передаст заклинание новому Хранителю. А этот час ещё не настал, поэтому мы поддерживаем его жизнь, ухаживаем за его телом, и помогаем пребыванию во сне настоями сонных трав и усыпляющими заклинаниями. Вот и спасибо вам, мрачно подумал я. А дядя неплохо устроился. Так он, пожалуй, ещё вечность пролежит, в тёплой постели, под присмотром и на полном обеспечении. Да и ладно бы, не моё это дело, только вот развлечение во сне он себе придумал не очень. Скверное, прямо скажем, развлечение. А вот это уже как раз моё. Дело, в смысле. Так что придётся дяденьку потревожить. А с Большим Огнём они тут уж как-нибудь разберутся. В крайнем случае, новое заклинание сочинят, не велик труд. Я подошёл и потряс Хранителя за плечо. — Давай, дядя, просыпайся! В школу опоздаешь! То есть, в школу тебе, конечно, не надо, но всё равно пора, петухи пропели! Тьфу, опять не то! — Я, по своему обыкновению, нёс чушь, потому что лежащий на постели коротышка внушал мне такой страх и отвращение, что я боялся ненароком выпустить Смертный Шар и прихлопнуть его. А нам надо было ещё кое-что узнать. Леди в чёрном следила за моими действиями с ужасом, но помешать мне не могла. Краем глаза я заметил, что Шурф приблизился ко мне. И что на нём были толстые защитные рукавицы — когда он успел надеть Перчатки, успел удивиться я, и тут Оринэс открыл глаза. Во взгляде его промелькнуло изумление, сменившееся ужасом. И вдруг, хрипя в последнем усилии, он рванулся ко мне, подняв правую руку, словно желая осенить меня крестом — и в ту же секунду я увидел, как тяжёлая рукавица полетела на пол, правая рука Шурфа белой молнией прочертила воздух, и Хранитель застыл в нелепой позе, полусидя, с протянутой рукой и искажённым злобой лицом. Шурф небрежно повёл рукой, уже снова облачённой в защитную рукавицу, над головой Оринэса и мы увидели, как, повинуясь этому жесту, лицо, подобно резиновой маске сморщилось, черты его изменились, и на нас в немом ужасе уставились два больших круглых жёлтых глаза, свойственных обитателям Арвароха. — Так я и думал, — удовлетворённо произнёс мой друг. — Кто это, Шурф? — ахнула Меламори. — Лихма Паллимак, самый грозный шаман, когда бы то ни было живший на Арварохе. Мы привыкли думать, что на этом континенте нет настоящей магии, за исключением магии буривухов, которая для людей не очень-то подходит. Ты, леди, исключение, которое лишь подтверждает правило. Но сэр Лихма обладал подлинной силой, которая не ограничивалась предсказаниями и исцелением раненых. О его деяниях, кстати, было сложено немало баллад. Но лет шестьсот назад он необъяснимо исчез, а вместе с ним были окончательно утрачены знания о древней магии Арвароха. И вот где, значит, он объявился… — Ну что ж, теперь нам известно почти всё, — ухмыльнулся я. — Шурф, а ты можешь разморозить его? Может, он будет так любезен, что расскажет нам напоследок, отчего он по прошествии стольких лет вдруг воспылал столь сильной ненавистью к своей исторической родине? Шурф, не говоря ни слова, коснулся рукой в громадной рукавице темени Лихмы и так же молча помахал этой рукой у него перед носом, предупреждая, чтобы колдун не вздумал повторить попытку. — Твоя взяла, — сквозь зубы процедил бывший шаман. — Вы пришли убить меня? Так убейте, и дело с концом. Не буду я вам ничего рассказывать. — Ещё как будешь, — заверил я его, прищёлкивая пальцами. — Я с тобой, повелитель, — пробормотал Лихма, откидываясь на подушки. — Ну, рассказывай, — вздохнул я. Не то чтобы я жаждал услышать его рассказ, мне уже было всё равно. Но всякое дело нужно было доводить до конца, как не уставал повторять мне Джуффин. — Ты был прав, угуландец, когда сказал, что я был самым могущественным колдуном, когда-либо жившим на Арварохе, и последним хранителем его древней магии, — мерно звучал монотонный голос, — Даже буривухи были вынуждены это признать, я сумел завоевать их расположение и научился азам их волшебства. Владыка Арвароха приблизил меня к себе, без меня не обходился ни один поход, не одной победой воины были обязаны мне. И как они отплатили? Они изгнали меня, вместе с моим якобы проклятьем, едва я начал терять силу. Только остававшаяся при мне магия буривухов позволила мне оказаться в ином мире… — Где ты поразил местных жителей простенькими фокусами и задурил им головы своим Большим Огнём, от которого якобы зависит существование их мира, — догадался я. Догадаться было нетрудно, эти истории кочуют между мирами не хуже бородатых анекдотов. — С этим всё ясно. Ты рассказывай, с чего вдруг тебе вздумалось устраивать всю эту бойню? — Я устал, повелитель. Можно мне выпить воды? Я кивнул застывшей в кресле женщине, и, повинуясь моему жесту, она поднесла к губам Хранителя кружку. Сделав несколько глотков, он продолжил тем же бесстрастным тоном: — Я не мог простить жителям Арвароха обиды. Я поклялся себе, что отомщу им за то предательство, которое они совершили, изгнав меня, чтобы я не заразил их своим проклятьем. Ещё не знал, как, но поклялся отомстить. А потом я стал терять и ту силу, которая у меня ещё оставалась. Я истаивал, моё тело постепенно превратилось в тело жалкого карлика и грозило вот-вот исчезнуть. Но я не мог умереть, не отомстив, это было бы куда хуже несуществующего проклятья. И единственное, что мне оставалось, это продолжать жить во сне. Такая жизнь отнимает меньше сил и может длиться гораздо дольше… Можно мне ещё воды? — По счастью мне удалось убедить местных жителей заботиться о моём теле, пока я сплю. И неожиданно во сне я попал туда, откуда меня изгнали с позором. Это был мой шанс. Во сне я мог стать кем угодно — и я смог увидеть себя целой армией воинов — бесстрашных, безжалостных, отважных, полных ярости и желания отомстить. Сила их — моей — ненависти была такова, что все эти хвалёные острозубы не могли устоять. Мои воины рубили, резали, рвали на части и пожирали тела убитых, они, не зная жалости, добивали раненых и, пьянея от вкуса крови, рвались вперёд. Они разоряли поселения буривухов — мерзких птиц, вообразивших себя хозяевами этой земли, и мне отрадно было видеть, как слабеет их магия и как, лишённая магии, эта проклятая земля превращается в то, чем она была изначально — в голую пустыню, где без древнего волшебства, того, что отвергли вместе со мной, нельзя было выжить. Прикажи дать мне ещё воды, повелитель. — Мои храбрые воины — каждым из которых был я сам — шли по этой земле, оставляя за собой усеянную костями и напоенную кровью пустыню. Мне не страшны были потери, в своём сновидении я легко восполнял их. Вскоре я заметил, что всякий раз, когда мои солдаты пожирали тела убитых, мне прибывала сила. О, мои малыши знали, что делали! По капле, по крохам я отвоёвывал свою жизнь, свою утраченную магию. И, если бы не ты, — бесцветный шёпот перешёл в хрип, полный ненависти, — если б не вы, проклятые угуландские колдуны… А теперь убейте меня… Я медлил. Меня скручивало от отвращения и ужаса, но хладнокровно убить прикованного к постели человека… — Макс, мы не можем… Я учился в Школе Врачевателей… Ты можешь его заколдовать… — прошептал Нумминорих. — Ну что ты стоишь? Убей его, Макс, убей! Он убил Алотхо, он разорил гнёзда буривухов! Уничтожь его!!! — Меламори была близка к истерике. — Убей его, повелитель, — вдруг прошептала женщина, про которую мы уже почти позабыли. — Убей его. Он надругался над нашей верой, он обманул наш народ. Убей его. Или позволь мне убить его. Я посмотрел на своих друзей. Нумминорих молча отвернулся. Меламори пылала яростью, в недоумении глядя на меня. Я перевёл взгляд на Шурфа. Он медленно кивнул. Я повернулся к женщине и тоже кивнул. — Убей его. И освободись от моей власти. Закутанная в чёрное фигура приблизилась к кровати. Тонкая рука сделала едва заметный неуловимый жест — и жалкая фигура на постели вдруг вспыхнула фиолетовым огнём. От мгновенно сгоревших волос рассыпались огненные искры. Мы услышали жуткий, полный страдания крик, переходящий в вой, а потом и он затих. Тело на кровати изгибалось, раскидывая руки, корчась в посмертных муках, лопалась, обнажая внутренности, кожа, в глазницах шипела и пузырилась чёрная кровь. Едкий удушливый дым заполнил комнату, а когда, повинуясь жесту колдуньи, он исчез и пламя погасло само собой, лишь груда обугленных костей и оскалившийся череп напоминали о бывшем грозном шамане Лихме Паллимаке, Хранителе Большого Огня. — А теперь уходите, — сказала женщина. — Сейчас сюда придут. В коридоре послышались голоса и топот. В дверь с силой забарабанили. Я оглянулся в поисках того, что могло бы послужить нам дверью в Хумгат. — Окно! — воскликнул Нумминорих, срывая тяжёлую бархатную портьеру. За окном занимался рассвет, и первый солнечный луч скользнул по останкам на постели. Круглые глазницы вспыхнули мрачным красноватым светом. Уже отступая к окну, Шурф обернулся и, сняв защитную рукавицу, плавно повёл левой рукой. Теперь о произошедшем в этой комнате напоминала лишь дымящаяся на одеяле кучка серебристого пепла. Женщина, ничуть не удивившись, кивнула, словно сама себе, и повторила: — Уходите же! — А как же вы, леди… — начал было Нумминорих. — Они ничего мне не сделают, — женщина усмехнулась, — я пока ещё жрица Большого Огня. А там поглядим. Прощайте, да хранят вас Светила! Нумминорих уже успел распахнуть тяжёлые рамы — ну да, для него окна — самый простой путь попасть в Хумгат, так уж повелось с самого начала. Он, а за ним и мы, шагнули в душистое летнее утро. Я ещё успел заметить, как прекрасен этот мир — тоже, в некотором смысле, спасённый нами.