Короткие истории

Майкрофт Холмс, генерал-оберст войск СС никогда не занимался пленными лично. Так уж получилось, что к тому времени, как начались военные действия, он, благодаря своему уму, уже дослужился до высокой должности и теперь мог не пачкать руки. Его главным достоинством был разум, и он по праву занимал место в совете фюрера. Ему не очень нравилось присутствовать здесь, на передовой линии фронта, но на то была необходимость. В палатке же было и в половину не так комфортно, как в его особняке: постоянно пахло гарью и доносился разного рода шум. Холмс вздохнул и вновь уставился на план захвата следующего населенного пункта, что-то отмечая на карте флажками. Раздался топот, крики, и к нему беспардонно ввалились солдаты, грубо придерживая кого-то грязного и лохматого. Холмс поморщился — пахли они все не очень. — Какого черта? Что вы себе позволяете?! — гаркнул он, поднимаясь и прекрасно зная об отношении к себе простых солдат. Никто из них ни разу не видел его на поле боя. Но все знали, что на занятую территорию он прибывает, когда крики раненых стихают, а от горящих зданий остаётся только пепел. Они все считали его трусом и белоручкой в отглаженном костюмчике и начищенных сапогах, не понимая, что его знания гораздо ценнее нескольких метко выпущенных пуль. — Сэр, — преувеличенно вежливо начал тот, что справа, вытягиваясь по струнке, — пленный говорит, что лично знаком с вами. Он приговорен к расстрелу на рассвете, но прямо-таки доконал всех, требуя встречи с вами, сэр! — Но ничего полезного нам не говорит, — подхватил второй. — Возможно, он откроется вам. Майкрофт перевел грозный взгляд на человека, обвисшего на руках солдат — судя по виду, из него долго и не профессионально выбивали хоть что-то. Всё ясно. Бедняга услышал где-то его имя и теперь пытается выкроить пару минут жизни. А эти… Он взглянул на солдат, преданно заглядывающих ему в глаза… Эти хотят его унизить, посмеяться над ним, считая, что он не способен на решение проблемы. Что ж... они ошибаются. — Поднимите, — велел Майкрофт, открывая кобуру, и замер, едва дотронувшись до холодно металла Вальтера. С разбитого, покрытого потёками крови и пятнами грязи лица на него смотрели ясные, до боли знакомые глаза. Грегори... друг юности... больше, чем друг... что занесло тебя, любителя искусства, на войну?.. Да, она. Одна война для всех. Для пастухов, для знати… Для всех народов и возрастов... никого не щадящая. Что ж... вот и нас свела по разные стороны баррикад, а всё же вместе. Ни тебе улыбки, ни радости встречи. Горечь и тоска, бьющаяся в агонии память. Майкрофт моргнул, отгоняя непрошеные мысли, и цепким взглядом окинул Лестрейда — множественные переломы, перебита нога, истощение и несломленное упорство. Он мог бы провести с ним эту ночь. Облегчить его боль, умыть, накормить. Но… Не отпуская взгляда, не целясь. Пуля в лоб… Ему не спрятать друга от рассвета, от правил, что написаны для всех, и не закрыть своим «хочу», от дула автомата. «Надо». Никто не шепчется в отдалении, никто не смеет сказать, что Холмс боится запачкать руки. Майкрофт ненавидит их всех. Но должен довести свое дело до конца.