***
В опустевшей гостиной царила совсем непростая атмосфера: Намджун сгорбившись сидел, выкручивая ладони своих несуразных рук в разные стороны, Юнги беспристрастно смотрел в одну точку с видом, что вот-вот кого-то прибъет, а хмурый и необычно притихший Хосок глазел то на одного, то на другого, активно размышляя о чем-то, после чего выдал: — Я думаю, нам надо идти вместе с ними. — Парень подпрыгнул, озаряя улыбкой обоих собеседников, которые уставились на него ничего не отображающими рожами, находясь каждый в своих мрачных мыслях. — Как ты себе это представляешь? — Скептически настроено спросил лидер, изучая взглядом надежду всех семерых. — А почему бы и нет? Мы — группа, мы вместе, едины, почему они должны идти без нас, когда решается наша общая участь? — Хоби непонимающе уставился на равнодушного настроенного лидера, переключившего своё внимание на полосатую салфетку, валявшуюся на журнальном столике рядом с диваном. — Нас туда никто не звал, это раз, нас туда никто не пустит, это два. — Загнув оба пальца правой руки, Джун потер висок левой, продолжая сосредоточенно пялиться на маленький кусок разноцветной ткани. — Наплетем что-нибудь. Мы же известные люди! — Солнечный репер не унимался, продолжая стоять на своём. Очень позитивный человек. Он широко улыбнулся, глядя на унылых друзей, пытался их подбодрить. — А они — известные деньги. Слушай, Хоби, у нас нет ни одной причины там появляться. — Выдохнул уставший лидер, откидывая голову на спинку мягкого сидения и закрывая глаза. — Мы можем её придумать, Намджун, ты же умный! — Хосок одарил непререкаемого лидера ярчайшей улыбкой и посмеялся. — К чему спешка, ребята, давайте подождём. — начал дотоле отмалчивавшийся Юнги, сидевший и закипавший, подобно вулкану. — Нам мало было избитого Джина и зарёванного Чимина. — На этих словах безучастный Джун напрягся и уставился на Мина, из которого так и брызгало раздражённостью и злобой. — Давайте ждать, пока, мать его, Панди, продаст нас всех! — Молча переглянувшиеся лидер и солнечный репер молчали, ожидая максимального извержения. — Сука, бесит! Какие вообще могут быть обсуждения?! Это, блять, вечеринка для самых влиятельных лиц Кореи — плевать им будет на каких-мальчиков из никому не известного агенства. -Помедлив, добавил. — Да им вообще на всех плевать! — Шуга встал, размахивая руками и пиная журнальный столик. — Дерьмо! Неужели вы не понимаете? Намджун, ты же был там, ты, блять, видел Джина. Ты видел его окровавленное лицо. Ты видел, как сука хитман орал и угрожал. — репер взглянул лидеру в глаза, ища там хоть каплю понимания и сочувствия. — Ты видел моего Чимина? Моё солнышко. Блять. Нахуй, все, если с его головы хоть один волосок упадёт…убью. Я убью этого подонка! — Надрывной крик Юнги разнесся по общей комнате, обезоруживая порывавшихся что-либо сказать реперов. Он снова размахивал руками и ходил кругами, вымещая злобу на ни в чем не виноватом полу, тяжело топая, и на неповинном журнальном столике, которому то и дело доставались размашистые пинки. В полной мере разрядившись криком и редкими движениями, Юнги сел, уставившись, как и прежде, в одну известную лишь ему точку, надевая маску безучастия и безразличия. Полное отчуждение. — От того, что ты орешь, толку тоже мало. Мы должны все обдумать. Мы не можем действовать, полагаясь только на эмоции. — Намджун пытался звучать более понимающе, взглянув на пришедшего в себя репера. — От того, что ты всю жизнь только и делаешь, что думаешь, его не больше. — Съязвил последний, так и не переводя на лидера взгляд. — Да ничего себе! Буду иметь в виду, хён. — Выделив последнее слово и без того заведённый лидер начинал откровенно психовать. — Да пожалуйста, тонсэн. Иди читай свои книжки, вдруг там ответ найдёшь. — Пфыкнул репер, уставившийся неизвестно куда. — Уж лучше книги читать, чем дрочить целыми сутками. — Мон пытался оставаться на одной грани с разумом, но потерялся, когда услышал: — Уж лучше дрочить, чем бегать за парнем шесть лет и никак его в постель не уложить. — Последняя капля, и чаша весов с глупыми страхами, невымещенными эмоциями и обидой перевешивает здравый смысл и дружбу. — На смей так говорить о нас с Джином. — Монстр подошёл вплотную к бледному реперу, который тоже привстал. Между ними вовремя врезался Хосок, глупо улыбаясь, потому что он был тем единственным, кто половину происходящего вообще не понимал. — Не смей оставаться равнодушным. — Вторил Юнги с печальным взглядом. — Р-ребят, вы чего? — Хоби пытался помешать столкновению музыкантов. Он искренне недоумевал сложившейся ситуации, ещё больше не мог соотнести то, что слышал сейчас и видел все время пребывания вместе. Неужели его друзья лгали ему? Неужели хранили секреты между собой, а его просто не брали в расчёт? Улыбка исчезла с солнечного лица, но Хоби отчаянно пытался успокоить этих двоих, не давая сцепиться. Хотя успокаивать уже было некого — оба репера понимали друг друга без слов, общаясь взглядами. Глубоко внутри они уже простили оплошность друг друга, зная, что все сказанное — пыль по сравнению с годами крепкого сотрудничества и совместной борьбы за место под солнцем. И все бы хорошо, только теперь вскипел обманутый Хосок. Отойдя прочь от помирившихся друзей и зарывшись ладонями в волосы, больно оттчгивая их и пытаясь сообразить, где грань их реальности, он взвыл, высказывая все, что думает по поводу услышанного. Конечно, он догадывался об отношениях Намджуна и Сокджина, но не мог поверить, что его близкий друг, Юнги, врал ему. — Мы же SOPE, как ты мог! Ты врал мне! Почему? Неужели я настолько непонимающий для подобного? Или ты мне просто не доверяешь?! — Шум воцарился вновь. Комнату заполнили надрывные крики и неразборчивые возгласы. Непрекращающийся ор реп-лайн был слышен, наверно, на весь район, потому что вошедшие в комнату старший и младший участники группы долго пытались понять, что здесь происходит. Сообразив, что это бесполезно, Сокджин пару раз кашлянул, прочищая горло, а затем громко, звонко и уверенно крикнул, велев замолчать всем. Ошарашенные реперы переглянулись, посмотрели на хёна, заметили притихшего макнэ, и замолчали. Пауза была достаточно долгой и угнетающей. Джин изучал взглядом каждого, размышляя, от чего же они так сцепились, и после покорных раздумий выдал короткое: — Рассказывайте. Я. — Джин-хён, — начал было Шуга. — Я закончил говорить? — Повышенный голос Сокджина и вполне резонный вопрос ввёл репера в ступор, на что он ответил короткое «нет». — Тогда почему ты меня перебиваешь? — Красавец непонимающе разглядывал лицо недовольного Мина, обращаясь при этом к лидеру. — Намджун, прошу. — Сокджин жестом попросил лидера выложить суть дела, а сам присел в кресло напротив дивана, на котором располагались все трое. Во время всей этой переделки Чонгук молча стоял рядом со старшим с широко открытыми глазами наблюдая за тем, как три взрослых мужика чуть ли не вцепились друг другу в глотки, доказывая мнимую правоту. Глаза шокированного Гука готовы были отплясывать ча-ча-ча, а руки то и дело порывались разнять их, но старший не позволял. Мол, самим разберутся. И вот сейчас, выслушивая Намджуна, Джин отчетливо понял, что сам тут никто не разберётся. Неприятные воспоминания нахлынули в достатке, и даже голос любимого человека не облегчал ситуацию — красавец отчетливо помнил каждую минуту того злосчастного дня и вовсе не желал его повторения. Им нужен был план. Надёжный и реальный в исполнении.***
Вы когда-нибудь чувствовали себя использованным? Ненужным? Нелюбимым? Противным самому себе? Одиноким? Наверняка да. У меня тоже было такое. Когда-то с каждым из нас происходят подобные вещи. Если рассуждать философски, как сделал бы лидер, то ситуация с вечеринкой — это ещё одна возможность противостоять самому себе. Но я не размышлял так. Я думал лишь о том, сколько времени проведу впустую в непонятном месте с неизвестными людьми. Чимин совсем притих, когда мы вошли в банкетный зал. Мы взяли выпить и направились отварной стойки в глубь помещения — было очень красиво: высокий потолок, идеально ровные белоснежные скатерти на каждом столике. Куча дорогой посуды и услужливых официантов, умеющих обращаться с таким предметами столового обихода. Я выцепил взглядом только части интерьера и общего убранства, потому что нас сразу представили гостям, а крутить глазами под их пристальным наблюдением совсем не хотелось. Хозяину нас тоже показали, а рядом с ним как раз был тот урод — мне жуть как нужно было отлучиться в уборную и опростать своё нутро после очередной встречи с этим козлом. Не знаю, что там думал, Чимин, но почему-то мне кажется, что мыслили мы с ним одинаково. Из знакомых лиц я знал только Кая и Тэмина, которые мило переговаривалась о чем-то вдали комнаты, успевая лапать друг друга за коленки. Тэмин казался таким тоненьким и воздушным, что глаз невозможно было оторвать от его изящества и грации. Улыбка не сходила с его утонченного лица, а выражение глаз здорово передавало настроение красавца. Им можно было любоваться вечно — очаровательный танцор умело преподносил себя. Рядом сидящий Чонин впечатлял своей раскованностью и отстранённостью от всего, что их окружало. Он не отрываясь смотрел на друга, периодически посмеиваясь каким-то глупым смехом и прикрывая рот ладонью прятал свою красивую сверкающую улыбку. Мне почудилось, что он спустил ладонь выше к паху Тэмина, от чего мне стало не по себе. Я постыдился эпизода с прошлой тусовки. Может извиниться, что подглядывал? Но я же не специально! И сейчас они снова тут пошлят. Что за люди! Пока мое внимание было поглощено этими двумя и я размышлял о том и об этом, Чимин куда-то испарился, и я было хотел пойти за ним, как меня встретил Кай, одарил своей совратительно уверенной улыбкой и отвел к своему другу. Отказать было бы проявлением плохого тона, ведь они оба старше меня и дольше на сцене. И снова я про спальню вспомнил, уф, ладно. Посижу, поговорю. Чуточку. Я даже успел написать короткую смс маленькому хёну, чтоб быстрее возвращался к нам, и ответить Гукки, что доехал нормально и нахожусь в окружении знакомых, с которыми мы стоически перенесли весь банкет. Это было что-то невероятное: сначала долгие заунывные песнопения, в том числе самим виновником торжества, потом древние танцы, хотя может это были какие-то восьмидесятые, а после вынесли огромный вкусный торт, и я воодушевился, потому что менеджеров рядом не было, и я съел пару ложечек этого нежнейшего крема и восхитительно таящего во рту бисквита. Больше было нельзя. Мне вспомнилось счастливое время съёмок бон вояжа, когда на камеру мы могли есть сколько хотим без ограничений. Наслаждение тортиком длилось недолго, потому что до меня дошла одна маленькая деталь сегодняшнего вечера — я все ещё не встретил Чимина.***
Небольшая комната для гостей в верхней части банкетного зала была качественно спроектирована и уютно обставлена: приятные стены цвета топленого молока удачно гармонировали с шоколадным паркетным полом, а подвисной потолок, выделяясь ярким искрящимся пятном, добавлял атмосферы нескончаемого веселья и празднества. Окна были завешаны строгими прочными шторами, удерживаемые гардинами цвета тёмного дерева. В центре комнаты стояла огромная кровать, являющаяся, судя по всему, главным достоянием этого помещения. Все ж спальня есть спальня. Сбоку расположился уютный книжный шкаф, а в отдалении виднелся выход в гардеробную и ванную. Минимум мебели, удобство и практичность отличали это помещение. Чимин долго разглядывал окружающее его пространство, пытаясь разлепить сонные веки. Тело совсем не слушалось и просыпаться на хотелось, чего нельзя было сказать о мозге, тщательно одумывавшем местоположение танцора и причину нахождения в неизвестном месте. Откуда-то сверху послышался голос, но произнесённые слова остались без внимания, потому что хён снова отключился, и даже не почувствовал, как его бездыханной ношей уложили на кровать, попутно раздевая и разглядывая. Маслянистый похотливый взгляд проходился по точеной фигуре сантиметр за сантиметром — не оставалось ни единого участка кожи, который бы миновал этот прожигающий собственнический взор. Тело Пака сонно отзывалось на ласки — оно извивалось, пытаясь ускользнуть из-под больших грубых пальцев, умело его наглаживающих. Больших и грубых. Сознание Чимина забило тревогу — это были не руки Юнги, но запах человека, находящегося рядом, он смутно припоминал — терпкий одеколон с отторгающе кислым вкусом. Силясь разомкнуть веки, парень потянулся ладонями к лицу, однако сделать этого в полной мере не смог, потому что руки оказались чем-то привязаны к, судя по всему, спинке кровати. Осознание происходящего отчетливо вырисовывалось в мутной голове, яркими мазками расписывая последующие действия неизвестного ему подонка. Иначе и быть не могло. Кто бы ещё привязал бездыханную тушу к постели и лапал? Парень пытался припомнить события сегодняшнего дня: он был с любимым, они вернулись домой, поели, так, вечеринка! Чимин отправился на тусовку — это он помнил, а вот дальше — пустота. Мыслительные процессы отразились в надломленных бровях, сожмуренных до одури глазах и печально опущенных уголках губ. Пак не должен был сдаваться. Нельзя. Только что ему делать? Он обездвижен, полуголый и связанный. Его трогает какой-то незнакомый тип да ещё и дышит так противно, близко к лицу, что вонь из его рта чувствуется отчетливо. У гнилых людей гнилой желудок, говорили ему в детстве. Очень вовремя вспомнилось, только это не поможет противостоять. Противный запах усиливался, похоже, что этот мужик собирался поцеловать пленника. Здесь сознание и взорвалось: Чимин разжал до одури зажмуренные веки и взглянул в лицо обидчика — тот самый дядька, знакомый именинника. Память быстро возвращалась, стоило столкнуться лицом к лицу с ненормальным. Создалось ощущение, что мужик все понял, и мерзкий оскал врезался в Пака. Накатывающая паника усиливалась. Чимин смутно соображал, что ему делать, и как избавиться от поползновений этого урода. Пак молчал, потому что боялся раскрывать рот, давая возможность извращенцу им завладеть. Мужик наклонился совсем близко, пытаясь коснуться губ, но Чим вывернулся, получая мазок куда-то в скулу, ближе к уху. Дядька попробовал ещё раз, нагнувшись к губам Чимина вновь, и снова тот отвернулся. Маленькие капельки слез оросили глаза, но танцор пытался держать себя в руках. — И чего мы такие несговорчивые? — Противная вонь заставляла вокалиста подолгу задерживать дыхание. — Думаешь, это поможет? — Мужик своими мерзкими липкими обкусанными губами притронулся к ушной раковине, шепча прямо в неё. — Мы здесь одни. Я помню, как ты терся о меня. Не ломайся, детка. — Последнее добило парня, и он все же заговорил. — Это была работа. Сейчас я тоже на работе, и если вы позволяете себя лишнего, то знайте, что моё агенство этого так не оставит. — Чимин старался говорить жёстко и убедительно, ещё он молил небеса, чтобы его неземной согруппник Тэхён опомнился и пошёл его искать. Но была одна проблема — певец не знал, как долго здесь находится. Он был уверен, что все ещё на вечеринке, потому что слабые отзвуки музыки свободно гуляли по комнате. Ему нужно было продержаться хотя бы чуть-чуть, и Тэхён найдёт его и поможет. — Хочешь, я куплю твоё агенство, и ты будешь работать только на меня, сладкий персик? — Наглые руки мужика зашурудили под рубахой Пака, от чего тот выгнулся корпусом в сторону, пытаясь минимизировать неприятные прикосновения. Он отчаянно задёргал руками, стараясь высвободиться, но понял, что это полная чушь, и его качественно связали. До мальчишки только сейчас дошло, что его ноги были раздвинуты и тоже связаны. Находящаяся под замком буря из неприятных воспоминаний обрушилась на молодого человека, и он подался неконтролируемому потоку эмоций: Чимин закричал, задергался, запрыгал. Он уворачивался, как мог, от ненавистных грубых прикосновений, а мужика это только заводило и раззадоривало. Он с силой сжимал его бока, пытаясь успокоить, и поняв, что это бесполезно, со всего размаху ударил парня по лицу, смешивая кровь, пот и слезы в единую, гадко расползавшуюся по лицу, массу. Певец вскрикнул от сильного удара, достигая пределов своего природного звукового диапазона. Парень задрал голову, пытаясь унять кровотечение. Боль сковала его лик: ощущалась тёплая струйка крови, проистекающая подобно маленькому ручейку, из носа по щекам, попадая в уши. Парень дёрнулся ещё раз, на что получил ещё один жестокий удар по разбитому лику. Нежная мягкая кожа, не привыкшая к подобному обращению, неслабо покраснела, раздражаясь и пощипывая. Открытые ранки и чувствительные царапинки рассыпались по миловидному лицу. Густая красноватая масса плотно обволакивала наружность вокалиста, не слабо сдавливая в зачатке попытки противостоять вновь, чему злорадствовал насильник, замахнувшийся ещё на один удар. Онемение и оцепенение помешали двинуться прочь: Чимин не чувствовал собственное лицо, его глаза были липкими от слез, а полость рта наливалась багряной жидкостью — кажется, он прикусил щеку и задел язык, получая разъяренные пощечины. Пак всем своим нутром ощущал расхлябанно-пошлый любующийся содеянным взгляд насильника, чьи руки опять полезли лапать не сопротивляющегося парня везде, где только могли достать без преград в виде остатков одежды. Шоковое состояние только усугублялось от каждого непереносимого действия вонючего урода — Чимин выпадал из реальности, подобно солнечному зайчику, отражаясь только при свете дня в зеркале. Чимин исчезал, будто тот самый пушистый жёлтый комочек, потому что его свет угасал.