***
Наверно война гормонов потерпела бы поражение с моей стороны, однако Чимин потрепал меня за руку, оживляя, и отвел в свою комнату. Нам очень многое нужно было обсудить. Я знаю. Я чувствую не меньше, чем он. И когда я проходил мимо макнэ, то обернулся, и мне показалось, будто бы он дотронулся до моей ладони лишь кончиками пальцев, и я только уловил на долю секунды его настоящего — излучающую нежность, желание пойти следом и не отпускать, защищая, как он обещал. Я читал в его движении соучастие и готов был расплакаться, потому что он скучал по мне, ждал меня, хотел побыть со мной, в не с частями моего тела. И слезы вновь пронзали мой лик. Я не мог остановиться. Я плакал. Проплакал добрые полчаса вместе с Чимином, укутавшись в объятия друг друга. Это должен был быть Чонгук. С ним мне нужно было сидеть так, но я не мог. Я не хотел, чтобы он видел мою слабость. Достаточно того, что случилось. Пак и я заливали слезами плечи друг друга, между делом переговариваясь о произошедшем, о наших общих переживаниях. Просто шептались, уткнувшись в посыпавшую одежду. Потом я посмотрел на себя через камеру телефона хёна и посмеялся — опухшее сопливое лицо — герой-любовник, да. Уже вижу, как Чонгук сексуально обтирает мой нос. Аааайщ! Я точно свихнулся. — Мы с Юнги теперь столько говорим, знаешь, раньше мы тоже болтали, но теперь он просто постоянно рядом, и даже в студию сам меня забрал. Я сейчас так умиротворён, но стоит прийти ночи, и воспоминания охватывают. — Милый хён сглотнул, слабо выдыхая и собираясь с силами. — Тэхён. — Он смотрел на меня глазами, полными слез, которые он хотел задавить, и благодарности, которую он хотел выразить. — Спас… Спасибо тебе. Спасибо, что помог мне тогда, что не бросил, что постоял за нас обоих. Рыдания захватывали меня, потому что я впервые за неделю осознал, что случилось. Я вспомнил обессиленного избитого Чимина, моё обоняние подкинуло смешавшиеся запахи крови, пота, слез и…и того урода, собирающегося изнасиловать моего друга. Я вспомнил, как случайно спутал двери, выходя из туалета, как заслышал крики, как подбежал к мужику со спины и напрыгнул на него, цепляясь руками в волосы и с силой вырывая их клочки. Я слышал хрипы хёна, пытавшегося помочь валявшемуся мне на полу, почти без сознания, бездвижным. Чувство страха и ужаса пропитали меня. Я дрожал, не имея ресурсов прийти в первоначальное состояние. Спокойствие улетучилось, и моё воображение захватили картины из прошлого. Я будто вновь очутился там. Снова переживал каждый момент. Снова было больно. Я боюсь боли. Боюсь унижения. Боюсь, что со мной сделают что-то плохое. Страх сковывает меня. И я больше не могу думать. Я ничего не помню. Я хотел убежать и спрятаться, но знал, что крепость из одеяла не укроет меня от кошмаров. Я не мог спать один. Мне и раньше это сложно было делать, а теперь…теперь я не знал, куда себя девать. И понял, что у меня нет выбора кроме как пойти к тому, кто меня ждёт. Я пожелал другу и вошедшему Юнги-хёну доброй ночи и не думая направился к чужой двери без стука вламываясь, иначе растерял бы все своё мужество и убежал бы. Нет. Бежать больше некуда. Я пришёл к тому, кто мне дорог, и для кого я важен не меньше. Я стоял возле двери, все ещё держась за её ручку и не проходя внутрь — моё последнее присутствие здесь подкидывало своеобразные воспоминания, как мы лежали на полу и...и сейчас создавалось впечатление, будто прошла целая вечность с того самого момента.***
Чон незаметно подошёл ко мне, прислоняясь слишком близко, и я только и делал, что выравнивал сбившийся от волнения ритм дыхания и смотря в пол, потому что выдержать эти пристальные глядели снова не мог. Чувство дежавю не покидало. В его комнате мы впервые сблизились и сейчас я ощущал схожие эмоции, только теперь был уверен в своих желаниях и чувствах, и знал позицию Чонгука. Верил, что он любит меня. Макнэ не унимался, склоняясь миллиметр за миллиметром к моим губам, вожделенно на них пялясь. По крайней мере я думал, что смотрит он на них, а не на мой потупившейся взгляд. Сердечко не давало покоя, поэтому размеренно дышать не выходило — меня знатно потрясывало и ещё бы чуть-чуть, свалился бы тут же, если бы не крепкая хватка макнэ, стиснувшего меня в горячих объятиях. — Я ждал тебя, Тэхён. — Твёрдый и в тоже время нежный голос заставлял меня трепыхать, будто бабочку в логове паука. — Я очень сильно ждал тебя, Тэхён. — Он выдыхал каждое слово мне в плечо, затем утыкаясь носом в шею и будто обнюхивая меня. Я так давно не испытывал его прикосновений, и тело страстно отзывалось на них. — Я тебя никуда не отпущу. — Его сильные руки прижимали мой корпус вплотную к его. Он гладил мои плечи, спину, спускался дальше по позвоночнику, а я с ума сходил от происходящего. Я просто не мог ничего ответить. Меня душили собственные мысли и переживания. Я будто бы выпал из реальности, а заполнившийся черными мыслями и страхом вакуум сознания стремительно расширялся, не давая мне возможности выговорить хоть слово. Обжигающие ладошки Гука трогали мою дрожащую задницу, задирая футболку и пролезая под неё касались обнаженной ледяной кожи до предела напряженной спины. В голове вспыхнули кадры, увиденные мной на вечеринке, и страх прогнал каждую крупицу моего тела. Я будто бы ощутил себя на месте Чимина в той роковой комнате, и стало жутко неприятно. Нахлынувшие эмоции несдержанным потоком выходили наружу, изливаясь на самого близкого и дорогого человека. Я знал, что нахожусь с Чонгуком, что все в прошлом, но я не мог расслабиться, ощутив давно не испытанные прикосновения. Я тщетно боролся с собственными страхами. Я пытался терпеть, не хотел обижать Гукки, но руки не слушались и отталкнули его от меня. Извиняясь я пытался вновь обнять его, но он не позволил. Гук отошёл от меня, ошарашенно глядя и разводя руки в разные стороны, уверяя, что не тронет меня без моего желания и согласия. Я готов был провалиться на месте от двойственных реакций своего тела, а Чон устало прикрыл глаза, отходя подальше. Разбухавший вакуум вот-вот порвётся, покрывая сознание толстой плёнкой воспоминаний. Я чувствовал, что сейчас приношу лишь боль и все, что делаю, лишь отдаляет меня от него. Моё эмоциональное состояние не походило ни каплей на стабильное. Я чувствовал, что снова взорвусь. Я не понимал, сколько ещё буду плакать и жалеть себя — стало жутко противно. Мерзко от самого себя. От трусости. От слабости. От ненавистного страха сблизиться. От боязни боли. Весь этот в миллионный раз нависнуший клубок противоречивых мыслей удар за ударом измельчал сознание. Изнеможённый мозг больше не мог справляться с потоком дерьмовых мыслей, и я опять проваливался. Пустота. Холод. Ничего, что может удержать покосившуюся психику на плаву. Я скатаюсь по двери, почти что падая, но Гук вовремя хватает меня, сгребая на руки, а я с силой хватаюсь за его шею, обплетая её, и исхудавшим кистями рук трогаю любимое лицо. Гляжу в него завороженным, размытым отражением настоящего меня, спрятанного где-то внутри. Пытаюсь сказать о том, что испытываю, а воздух предательских першит в лёгких, блокируя подступающие слова. Я глажу его по щеке, пристально изучая это истерзанное думами обо мне лицо, мягко касаюсь скулы гормошкой сложенными костяшками пальцев, второй рукой плотно держась за шею, повисая на макнэ. Чувствую, что он обнимает меня как можно крепче, не давая вывалиться, поддерживая за спину и под коленками. Если бы я мог, то хотел бы стать с ним одним целым прямо здесь и сейчас, никогда боле не разлепляясь. Моё желание чувствовать Чонгука кожа к коже усиливалось с каждым касанием к нежному, совсем ещё детскому лицу: мягкий и теплый, родной, живой, настоящий, мой. Я сильнее и сильнее прижимался к нему, желая прервать расстояние между нашими телами. Ладошка со скулы спускалась по шее и ключицам к его вздымающейся в рваном темпе груди — его волновали мои прикосновения, и хватка на моей талии и бёдрах увеличивалась. Я не понял, как оказался вжатым в стену, полностью облепляя Чонгука всеми частями своего тела: скрещенные ноги покоились на его пояснице, а руки, больше похожие на тонкие плети-веточки деревьев, свисали по обе стороны напряженных плечей, которые я пытался усмирить поглаживаниями. Гук приподнял меня, устремляясь губами к моим, плотно захватывая их в свой плен, облизывая, кусая, и я громко ахнул, с одной стороны, ощущая грубое вжатие в твёрдую поверхность стены и, с другой, силу возбуждения Чона, упершегося своим пахом в мой. — Тэхён, милый мой. — Гукки терся о меня, руками вновь забираясь под футболку и трогая голую спину. — Пожалуйста. Не мучай меня. — Его голос дрожал, а дыхание сбилось настолько, что я мог своей прижатой грудной клеткой ощутить стук его сердца. Я знал, что это точка. Пик. Кульминация. Я должен был сказать. Я не мог больше отвергать его. Не мог убежать вновь. И не хотел. И бояться больше не было сил. Сознание было чистым, а по всему моему существу разносилось обволакивающее тепло — сказанное и то, о чем Чонгук промолчал, но я чувствовал, грело меня. Он меня любит. Я знаю. — Ты мне нужен. — Все, что я мог вымолвить, прежде чем податься навстречу его губам и впиться в них. В первый раз. Да. Я впервые целовал кого-то. Сам. Я решился, с готовностью подаваясь навстречу желаниям Гукки, ведь я люблю его.