***
Юнги и Чимин уже полдня смотрели сопливые дорамы, и если второй приходил от них в восторг, хныкая во время любой эмоциональной сцены, то первый при каждом удобном случае пытался смыться «отлить», «поесть», «ответить на телефонный звонок». Последний побег не остался не замеченным: когда Шуга вернулся в комнату Чимина, тот недвижно сидел, обхватив колени руками и уставившись в пустой экран. Напрягшийся репер присел рядом, приобнимая маленький колючий и чем-то обеспокоенный комочек, кротко целуя в висок. — Все хорошо? — Тишина пронзала слух не хуже идиотских реплик десятью минутами ранее. — Чимин? — Репер улыбнулся, погладив младшего по щеке и снова поцеловал, мягко касаясь щеки, а затем скулы. — Юнги, как ты думаешь, о чем должна быть моя песня? — Резкая смена темы и не менее быстрое изменение положения тела танцора застали старшего врасплох: теперь он лежал, придавленный пластичным тонсэном, который подобно коту терся мягкими щёчками о руки старшего, сложенные на животе и игриво улыблся, дразнясь и раз от раза плечом надавливая на пах репера. Так умел делать только Чимин — соблазнять движениями и умилять улыбкой и иными телодвижениями одновременно. — Я думаю, думаю, и теряюсь… — Вокалист будто и не замечал «обеспокоенность» Шуги, продолжая то и дело возбуждать его касаниями. Старший привык к таким играм и выдержки у него хоть отбавляй — знает, как усмирить своего малыша. — Отпусти ситуацию, и ответ придёт сразу. — Шепчет Шуга, ладонью зарываясь в мягкие волосы и поглаживая любимую макушку, то и дело дергающуюся вниз и вверх, меняя положение рук и тела. — Не засыпай только, милый. — Смеясь проговаривает младший, будто издеваясь, и удобнее устраивается головой на животе старшего, слышит недовольное хмыкание — Юнги молчит, ожидая более конструктивных мыслей. Так всегда, иногда он кажется невыносимым похлеще ботаника-Намджуна. Только Чимину нравится не меньше. Иногда это молчание очень сильно заводит и тогда-то пониманшь, насколько оно «золото»*. — Ложь. Она важна для людей? — Залумавшийся милый тонсэн медленно гладит бедро, периодически задевая пах, и будто бы не замечая, как напрягается репер. — Я хочу написать песню о ней и поставить танец. Уже говорил с учителем и Хосок-хёном. Можешь помочь мне с текстом, как тогда, помнишь? — Младший говорил о выступлении с «Tony Montana»** и Шуга блаженно вздохнул, прикрыв глаза и наслаждаясь движениями маленьких ручек, и бесшумно кивнув, подтягивая вокалиста ближе к своим губам, прерывая движения рукой и обхватывая милое лицо за подбородок целует, заползая свободной ладонью под широкую футболку игривого младшего, и поглаживает торс, незаметно отстраняясь от пухлых губ: — Ложь — это то, что всех нас объединяет. — Большего говорить не имело смысла, ведь оба понимали, что давно сработались вместе и сотворят ещё не один интересный сюжет. Чимин ценил лаконичность и практичность Юнги, когда тот, напротив, беззаботность и незнание меры. Им было приятно обниматься, целоваться, спать друг с другом, работать над музыкой — все, что они делали вместе, получалось так, как надо. С Шугой не было страшно, тоскливо и одиноко. С ним в жизни Чимина было все, как надо.***
Молчаливый Чонгук уже которую тренировку удивлял говорливого Хосока — тому начало казаться, что может быть он чем-то обидел макнэ, и, проведя ещё одну репетицию в полной тишине, старший решился спросить, что же все-таки происходит, и, возможно, он может помочь. Немного отдышавшись после изнурительной нагрузки оба направились к выходу — тут-то Джейхоуп и «подловил» собирающегося умчаться «ягнёнка»***. — И долго обет молчания держать будешь? — Серьезный тон хёна насторожил макнэ. — Чонгук, поговори с нами, что тебя тревожит? — Хосок располагающе улыбнулся, потрепав младшего за плечо. — Давай как в старые-добрые времена погуляем, поедим, расскажешь все? Сопротивление солнечному хёну приравнивалось к преступлению, поэтому Чон кивнул и вышел вместе с хёном из зала в ближайший магазинчик за раменом, а ещё надо было найти скамейку где-то в тихом месте, чтобы от разговора никто не отвлекал. Взяв достаточное количество еды на двоих и найдя спокойное местечко, танцоры присели на чистую деревянную лавочку, замерев в ожидании, пока кто-либо начнёт разговор. Чонгук жевал какие-то сладкие шарики, а Хосок разделывался с готовым раменом из коробочки, добросовестно залитой нужным количеством воды и добротно прикрытую крышкой. Помешав лапшу, старший разбил тишину очередным вопросом: — Так что у вас с Тэхёном? Вы вместе? — Любопытствующий взгляд изучал мимику макнэ, нахмурившегося ещё больше. — Хосок-хён, у тебя бывало такое, что человек говорит одно, а делает другое? — Гук устало выдохнул, отвечая на неслышный вопрос старшего. — Он мне такие смски написал, а потом сбегал целую неделю, будто я маньяк какой-то! — Чон обиженно стукнул кулаком по скамье, и сидящий с другого края хён ощутил едва заметную вибрацию, исходящую от деревяшки. — Ты бы поговорил с ним, и обсудили бы, чего каждый из вас хочет? Чего драматизируете? — Он говорит, что я нужен ему, что любит. Да он только и делает, что говорит! Даже не обнимает больше. — Расстроенный макнэ выкинул недоеденные шарики, чем сильно насмешил хёна, который собирался попробовать сладость. Ярко улыбнувшись и присев поближе старший молчал, обдумывая, как поддержать мелкого, но понял, что лучше бы устроил откровение совместно с лидером — дело пошло бы быстрее. — Все мы очень любим вас и переживаем, если вы ходите угрюмые, Чонгук. Поговори с Тэ, не отталкивай его. Ты же знаешь, он всегда был не от мира сего. Чего с него взять? — Он играет моими чувствами. Я ведь люблю его. Очень сильно люблю. — Чернеющие глазёнки заглядывали в душу. — Хён, а ты кого любишь? Хосок понимал, как важна откровенность и доверие именно сейчас. Но что он мог сказать? Что сам давно залип на Тэхёна? Что ещё со времён поцелуя**** на одном из шоу не находит себе покоя и периодически ловит на мысли, что Тэ для него не просто младший товарищ? Что даже пытался как-то сблизиться с ним и, возможно, найти путь к взаимности? Что все те ночи, что Чонгук проводил с Тэхёном, неизвестно чем занимаясь, он с удовольствием бы прочувствовал сам? Что ему остаётся быть лишь старшим другом и братом, не смея и думать о том, что Ви ответит на его симпатию? Лицо хёна заметно погрустнело, и младший прислонился к его плечу лбом, продолжая: — Я вижу, как ты смотришь на него, хён, я знаю. Но не отдам его. Никогда не отдам. — Прирывистое дыхание и напряженные мышцы рук выдавали волнение макнэ. Собирающийся с мыслями Джейхоуп сидел мрачнее тучи, уставившись на раскинувшееся ночное небо. — Я ценю вас, как своих младших братьев, и не причиню вреда. Надеюсь, ты мыслишь сходным образом, Чонгук. Не сговариваясь оба встали и направились в сторону общежития, больше не нарушая тишину и лишь изредка поглядывая друг на друга. Каждый витал в собственных мыслях, размышляя над услышанным и пытаясь проанализировать происходящее, отстраняясь от собственных эмоций и желаний: старшему казалось, что он все делает правильно, давя в себе лишние симпатии, а младший думал лишь о сорви голове Тэхёне, умело доводящего его до белого каления своими многозначительными сообщениями. Хосок все же решил прервать размышления: — Когда я был очень юным, младше тебя, ещё до дебюта, то очень сильно влюбился. Я любил её так сильно, что не находил себе места и пытался проводить с ней все возможное время. Но я был очень увлечён танцами, и она не принимала мою страсть, считая, что им я уделяю больше времени и сил. Постепенно между нами появилась едва ощутимая напряжённость, недосказанолсть. Итогом стало расставание. Я уехал из города, встретил всех вас и кардинально изменил свою жизнь. — Тяжело вздохнув и набравшись с силами, старший закончил свою речь: — Я не вспоминаю о прошлом, о ней и не думаю о том, как повернулась бы моя жизнь, будь мы вместе. Я говорю тебе это по той причине, что не хочу, чтобы вы с Тэхёном замалчивали свои обиды и недовольства, если они есть. И если у вас есть, что сказать друг другу, то нужно говорить, всегда. Неважно, что кто подумает, вы вместе и должны быть откровенны с самими собой не меньше, чем друг с другом.***
Чонгук устало кивнул, одаряя танцора полуулыбкой в благодарность за вечер, и молча направился в свою комнату — ему многое нужно было обдумать: слова хёна, его собственные мысли, поведение возлюбленного и его обещания, хотя он ведь ничего не обещал — все это было лишь мечтами Чона, так выходит. Ведь это Гук впервые зажал Тэ у себя в комнате, это он заставил его сблизиться на вечеринке, и это он обхаживал и охранял его постель после дурацкого дня рождения. Он обещал защищать и не бросать, и он сейчас обижается на какой-то бред. Ну, подумаешь, написали друг другу всякие пошлости — это же нормально, когда встречаешься. От желаний и гормонов не убежишь, думалось макнэ. — Я должен взять себя в руки. Я старший в наших отношениях. Если я сдамся, то Тэхён не будет бороться. Он боится быть ответргнутым не меньше моего, думает о своих недостатках и о том, ⎌то не идеален. Знаю я его мысли. Молчание нагнетало, а отжиматься не было больше сил, поэтому недолго думая, золотой макнэ залез в историю сообщений с возлюбленным и придался фантазировать о том, что могло бы последовать, не будь Тэ таким стеснительными и робким. Оперевшись о стену и свободно раскинувшись на кровати, широко расставив ноги, Гук мысленно уже был не один — с ним его мягкий и заботливый Тэхён — вечно улыбающийся и громко смеющийся своим низковатым голосом хрупкий парень, который выглядит младше своего натренированного ухажера и постоянно корчит дикие пугающие рожи. Резко картинка меняется, и перед ним уже совсем другой человек. Податливый и горячий, сам напрашивается на ласки, и позволяет делать все, чего хочет макнэ: потрогать, пощупать, поласкать везде, где захочется, ведь Тэхён и сам этого хочет. Он читает мысли и присаживается между ног младшего, игриво облизываясь и выпячивая пятую точку, словно кот, а Чонгук жадно лапает его и сжимает аппетитную упругую задницу, задыхаясь от удовольствия. Тэ подползает совсем близко, минуя последние миллиметры до губ младшего, и страстно целует: глубоко и жёстко, лишает возможности дышать, крепко вцепившись в волосы и оттягивая прядки, до крови кусает за нижнюю губу и отстраняется. Глаза сумасшедше блестят, и капелька крови попадает на белую футболку Гука, а Тэхён посмеивается над младшим, резко вставая и убираясь прочь. Очнувшись ото сна Чонгук пару раз трогает свои губы и потирает глаза, не желающие разжиматься и впускать свет в тёмный уголок сознания макнэ. Ему жутко неприятно видеть Тэхёна таким развязным и не настоящим. Он знает, какой Тэ на самом деле, и он хочет его таким. Или нет? Может ему лучше снять кого-нибудь и отыметь, если все дело в желании секса. Покрасневший робкий Тэхён машет Гуку ручкой на прощание и испаряется, оставляя младшего наедине с город неразобранных мыслей и неосознанных чувств. — Может мне лучше перестать фантазировать и заняться делом? Где там мои гири… И почему я говорю сам с собой? Я же не Тэхён. Ха. Как смешно. — Угрюмость пропитала комнату, тускло освещаемую едва работающей настольной лампой. Типичный вечер сублимируемого Чонгука — он трогает не податливое тело вожделенного хёна, а холодный металл, отлично входящий в руку. Мысли улетучиваются, а силовая нагрузка быстро лишает способности воздыхать по предмету обожания. Так-то лучше, и никаких иллюзий. Но сегодня отключиться не удаётся — бредовый сон с раскрепощенным Тэхёном Чону совсем не нравится. Он не может допустить даже мысли о том, чтобы Тэ выглядел так развязно и вызывающе и делал все то, о чем его сознание не успело подумать. Это все их ночные переписки — они в обоих оживляли то, от чего днём не оставалось и следа, по крайней мере со стороны старшего — безудержное желание самой интимной близости из всех возможных и полного поглащения друг другом.***
Хён, ты у себя в комнате?Да
Хён Хочешь ещё немного ?Хочу.