Неправда! В моих фантазиях мы всегда вместе!
И вообще, спать пора, а мы тут развлекаемся. Завтра же съёмки, ты помнишь?
Тэхён, ты обо мне правда думаешь?Что за глупые вопросы? Конечно думаю!
И я думаю о тебе Прямо сейчасХи, мы же разговариваем, конечно думаешь: РР
Я о другом Вспомнил нашу переписку, когда ты был далеко Ты очень раскрепощенным бываешь И таким открытым, что дух захватывает, когда представляю тебя рядом Может повторим как-нибудь? Тэхён Хён, ты не спрячешься от меня. Мы ж в одном доме: D Сам напросился. Я полулежал под ворохом одеял, прислонившись затылком к стене, а подушку зажав между ног, на секунду возмутившись, как он мог предположить, что я не вспоминаю о нем, а после задумался — все мои грёзы о Чонгуке: слышу его всегда, вижу его везде, чувствую, как он смотрит на меня. Мы с ним будто бы два магнита, которых бесконечно тянет друг к другу — не можем оторваться. Я не могу оторваться от него, а он — от меня…не можем насытиться друг другом.....но сейчас мы не отлипаем от экранов своих телефонов, как бы смешно это не звучало. Вместо того, чтобы общатьсч вживую: мои стеснения и страхи поглощают целиком. Какой же я недавние. Грустно. Я понимаю, что отталкиваю его, а поделать ничего не мог, хотя и пытался быть с ним честным и тянуться. Айщ! Как перебороть страх? Как стать ближе? Я хочу быть ближе к нему. Я хочу дать ему то, чего хочет он. Хочу показать свою любовь. Я уже и забыл, что переписывался, а очередная настойчивая вибрация все же вытянула меня обратно. Я успел прочитать только последнее сообщение, потому что дверь в мою комнату тихонько приоткрылась, а на пороге стоял никто иной как Чон Чонгук собственной персоной да ещё и в одних пижамных штанах. У двери была повешена неоновая гирлянда с маленькими белосжными шариками, и вот сейчас отсвет от них был размазан на скульптурном накачанном торсе героя моих эротических снов. И не только снов, ещё и фантазий. Мыслей и желаний. И не только сексуальных! Я же не извращенец, в конце концов! Хотя. Может и извращенец, раз думаю о всяком с некоторых пор. Да он сам виноват! Это Чонгук меня растлил и пытается обесчестить! Что я несу? Айщ, сообщение! Если ты сейчас мне не ответишь, я приду и сделаю все, как ты меня однажды просил Всплыли в голове его слова, мои откровенные смски ему, и уже в следующую секунду я оказался без одеяла и подушек, плотно прижатым раскалённым телом макнэ к своей кровати: он чуть потянул меня за бёдра, пододвигая ближе к своему паху, незаметно потеревшись, или он просто заботливый Чонгук, не хочет, чтобы я ударился головой. Да, наивный Тэхён, он о тебе полностью позаботится. Мне было странно находиться в такой, с позволения сказать, позе, потому что я был полностью распластан под ним, да ещё и с поднятой вверх пятой точкой, упирающейся в его твёрдо стоящий член. Он что без трусов там? Ох. Что за дурацкие штаны, не скрывающие его желаний. Ааайщ, ка уже это смущает и заводит одновременно. Я стал таким плохим. Бесстыдником. Пока я вздыхал, последняя защита в виде кусков одежды уже сползала с моих плеч. Здесь-то я понял, что он пытается сделать — снять мою рубашку. Ох, я так отвык от тактильных контактов с ним, что обмер в нерешительности. Я не знал, что и как лучше сделать, я не знал, чего точно хочет Гук. Но я точно знал, что если буду тормозящим бревном, то доведу его до точки, и он навсегда бросит попытки сблизиться со мной. Мы будем общаться, дружить, возможно, но любовь — любовь — это то, что даёт почувствовать только любимый любимому, родной родному, желаемый желаемому, доверяющий доверяющему. Мне кажется, я хочу его. По-настоящему. Чувствую кончики пальцев, очерчивающие моё и лицо и спускающиеся к шее губы, которые оставляют мимолётный след и томно шепчут моё имя так тихо и уверенно, будто вкладывая что-то ещё: это не «раздавайся, Тэхён» и не «я тебя трахну, Тэхён», это безоговорочное «ты отдашься мне, Тэхён, потому что мы — единое целое, и всегда будем вместе». Ах, я тащусь от собственных мыслей, кайфую от того, как мягко Чонгук гладит меня по лицу: сначала одним кончиками пальцев, затем, подключая губы, ласкает каждую свободную от его касаний черту моего лица. Лоб, нос, щеки, скулы — ничто не остаётся без внимания, а губы, мои губы не выдерживают этой напирающей нежности и чарующей глубины поцелуя. Я хочу раствориться с ним. Навсегда. В этом моменте нашей любви. Единственное, о чем в могу думать сейчас, — это руки Чонгука, ведь любовь — это то, что мы делаем сейчас, и я не должен закрывать своё сердечко от него. — Я так ждал, так долго ждал тебя, Гукки, ах, — его ладошка спускалась по шее и ключицам к пуговкам на рубахе, а я задыхался, ощущая, как плотно сжимается ткань на груди, он будто специально возил по ней, раздражая напрягающиеся соски, чтобы я совсем терял контроль, возбуждаясь — ждал, когда ты придёшь ко мне. — меня тихонько трясло от такой нежной и настойчивой ласки, что сил выговорить все свои мысли просто не было, да я и знал, что это не нужно, ведь он понимает меня без слов. Ещё момент, и я в полностью распахнутой рубашке лежу с широко раздвинутыми ногами в спущенных до колен пижамных штанах, взираю на макнэ, который с нескрываемым обожанием присаживается между моих ног на корточки, стягивая одежду до щиколоток, ухмыляется, откидывая брюки в сторону и хватает за обе голени, притягивая к краю кровати, ближе к себе, возит губами сначала по одной, пальцами оглаживая другую, затем меняется. Я закусываю губу, потому что хочу очень громко крикнуть в наслаждении. Прикосновения очень важны для меня, и он это знает, и пользуется, задурманивая мой разум невинными, на первый взгляд, ласками. Шёлк моей кожи манит его губы, оказывающиеся на коленке и выше по внутренней стороне берда подкрадывающиеся короткими касаниями ближе к паху. Я напрягаюсь, потому что это самое интимные прикосновения, которые я когда-либо испытывал: Чонгук просто гладит губами нежную чувствительную кожу бёдер чуть выше колен, пальцами обоих рук держась за них и подбираясь к краю белья. Я не знаю, каково ему так стойко держаться, раз за разом погружая меня в сексуальные моменты, давая привыкнуть к тому, что мы рядом. Что-то, что он делает, это хорошо для меня. Для меня. А для него? Я снова чувствую, будто это я использую его, будто это я тот, кто пришел в его комнату и завалил на кровать. Потому что я ничего не делаю, никогда. Я лишь получаю ласку, но не даю ничего взамен. За исключением редких порывов обнять его и единственной попытки поцеловать. Мои тонкие и обессиленные желанием руки тянутся к его плечам, я уже присел, чуть отстраняя ноги от его губ, и сейчас наблюдаю за ним снизу вверх. Хочу спросить его о том, чего хочет он, что я могу сделать для него? И боюсь. Боюсь своих мыслей, его желаний. Просьбы, которые вертятся в его голове, уверен, все об одном, а я… я не уверен, что доверяю себе так, как ему. Что смогу угодить ему и сделать все, как надо. Что ему понравится. Что ему хорошо так, как мне с ним. Я трогаю его плечи, размышляя над заполонившими голову вопросами, постепенно заходя все дальше вглубь, и окончательно теряюсь. Наш зрительный контакт продлился долгие пар минут, за которые Гук успел поставить колено на край кровати и приблизиться ко мне, заставляя откинуться на простыни — и я снова под ним. Он опять молчит, но слова и не нужны, потому что я знаю, что он хочет сказать, что я не должен волноваться, и он сделает все для меня. А я. Я чувствую себя потребителем. И шлюхой. Опять. Опять я чувствую себя так низко, потому что не знаю, как трогать его, потому что ни с кем не встречался и даже не видел ни одного порно фильма целиком и ничему не научен. Я так боюсь его разочаровывать. Я так боюсь, что он посмеётся надо мной. Но он же не может этого сделать. Мы же вместе. — Чонгук? — я глажу его по щеке, пытаясь контролировать норовящие опуститься уголки губ и сдать моё самочувствие с потрохами, да он и сам все видит, потому что я больше не отзываюсь на поглаживания, и даже холод не берет меня за живое — нет ни мурашек, ни зябкого ощущения, только пустота от собственных глупых страхов. Гук нависает надо мной, оглядывает, внимательно изучая каждую изменявшуюся эмоциональную чёрточку на моем потускневшем лице, смотрит долго, жадно исследуя каждую обнаженную деталь моего тела: вижу, с каким желанием он зависает над моими сосками, сосредоточенно оглядывает пупок, даже на пах смотрит с неприкрытым голодом, а когда осматривает бёдра и колени, мне кажется, что я просто испарюсь, потому что от меня больше ничего не осталось — все поглощено им: мой разум, моя душа, мои желания. Я чувствую, что возбуждение приходит обратно, но не успеваю подать знак. Чон поднимется с кровати, лишая меня жара своего тела, а я ощущаю холод. Мгновение — и мурашки повсюду, я приподнимаюсь следом за ним, пытаясь понять, что он собирается делать, а Гукки накрывает меня одеялом и молча уходит, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я лежу недвижно, с широко открытыми глазами противясь накатывающим слезам. Дождался. Я уже не хочу трогать себя, как было парой секунд ранее, но перестать хотеть Чонгука я никогда не смогу. То, как он смотрит, как двигается, как говорит со мной прикосновениями… Меня накрывает. Снова. Чувствую себя гадкой тварью, играющей с его чувствами, и в тоже время беспомощном ребёнком, не понимающим, как ему вести себя с этой «игрушкой». От подкатившего возбждения и следа не осталось. Я устало вздыхаю, откидывая от себя постельное и поднимаюсь, окончательно скидывая рубашку и ловя себя на том, что это мог сделать Чонгук. Долгие рассаживания по комнате приводят меня к рассвету, и я, заворожённый красотой восходящего солнца, на минуту забываю о том, какой косяк совершил. Я боюсь, что он чувствует моё недоверие и страх. И я так хочу, чтобы он понял, что боюсь я не его и его действий, а себя — своей глупости и незнания. Я так хочу быть лучше для него, а выходит, что я только рушу то хрупкое, что растет между нами. Откидываясь на кровать, я снова думаю о его невероятно чувстванных руках и губах, о том, как хорошо он выучил моё тело, и о том, как я бы хотел ответить ему тем же. Мне вспоминаются наши с ним ночные разговоры по душам и переписки. Я стыжусь своих слов и фантазий, которыми поделился тогда с Гукки, потому что ещё больше запутал его. И себя. Я будто бы застрял в собственноручно сплетенной паутине.