От кого: этот жук должен мне сотку Значимость человека для другого измеряется не количеством времени, проведённым с ним. Чонгук уже успел рассказать мне, и я рад, что ты в целости вернулся домой, однако насчёт него самого я не уверен. Он собирался обзванивать все полицейские участки и научиться водить, оккупировав мой мотоцикл, чтобы найти тебя. До сих пор не понимаю, как мне удалось уговорить его остаться дома.
Чимину приходится повернуться на бок и максимально сосредоточиться на расплывающихся буквах, чтобы разобрать смысл сложных предложений и скачущих в сознании запятых. Не выдерживая и садясь на кровати, Пак потирает ладонью глаза и накрывает босые ноги Чонгука одеялом, вновь приступая к поиску смысла в длинном сообщении. Получается. Так, что теперь находиться в одном доме с Чонгуком невыносимо. В горле жёсткий ком. Кому: этот жук должен мне сотку я позабочусь о нём, обещаюОт кого: этот жук должен мне сотку С тобой всё в порядке?
Смаргивая колючие слёзы и желание разодрать себе от немощности горло, Чимин долго думает, продолжать ли его маленькую ложь. Сжимает и разжимает пальцы, фокусируется на коротких вспышках боли, а взглядом — на чужой спине, и чувствует, как хаос захватывает всё его существо. Кому: этот жук должен мне сотку даОт кого: этот жук должен мне сотку Только, пожалуйста, не скрывай правду от самого себя.
Уже во второй раз за этот час телефон хочется бросить в стену так, чтобы его аккумулятор разлетелся на осколки, чтобы их расплавило взрывом так же, как плавит Чимина. Последний дрожащими пальцами набирает сообщение и тут же стирает его, пытается собрать мысли в кучу и ответить умно, так, как хочется, но всё валится из рук, крошится, испепеляется, и это сводит его с ума. Всё нутро крутит, бросает то в жар, то в холод, и Чимин чувствует, как комната вокруг него сужается, становится враждебной, прямо как в той подворотне. Прямо как тогда, когда Юнги насильно заставлял его дышать, чтобы прийти в себя. Как там?.. Четыре секунды вдох, семь — задержка дыхания и выдох на восемь? Всё плывёт, разом схлопывается, вращается, расширяется до несоизмеримых границ вселенной, и Чимину кажется, что вот он — передел его организма, полное истощение, как моральное, так и физическое. Но он дышит. Сжимает веки так плотно, как только может, постоянно сбивается со счёта, но начинает заново. Вновь и вновь. Снова и снова. Сумасшествие. Эта ночь бесконечна. Все мысли лишь о прошлом, о страхе, о панике и о несоизмеримом ужасе самого первого столкновения с Юнги. Только вот ужас оказался в самом Юнги, оказался раздирающим на кусочки и присоединяющимся к ужасу Пака. Так он чувствовал себя, когда рассказывал о своём прошлом? Так он чувствовал себя, когда открывался, стоя на крыше дома, переплетая тяжелые слова с лёгкостью ночи? Тело Чимина в бреду, но он контролирует сознание. Всё будто бы разделяется на два огромных враждующих лагеря, и никто не может пойти на компромисс, вынуждая Пака метаться из стороны в сторону. Всё это бесполезно. Всё убивает. Хочется закрыть глаза и не проснуться. «Пожалуйста, не дай мне проснуться». Но ладони тянутся к телефону, отыскивая один из незнакомых номеров в недавно использованных. Палец зависает над экраном, не имея возможности одним касанием облечь весь ворох в буквы, поэтому Чимин начинает с малого: добавляет номер в контакты и на месте имени целую минуту выводит всего лишь две буквы «он». Тьма отступает от уголков сознания, стоит взгляду начать фокусироваться всё усерднее и усерднее. Что-то щёлкает, словно щеколда слетает с накрепко закрытой двери. И на этот раз Паку кажется, что это лопаются от напряжения его глаза. Но нет, он всё ещё видит и всё ещё беспомощен. Чимин вспоминает ту ночь, когда Юнги крошился, просто сидя у окна, подставляя лицо под яркие огни фонарей на многоэтажке. Как бросил такой отчаянный, вымученный и убитый временем взгляд на Пака, что последний, позабыв о том, кто именно находился перед ним, молча и не раздумывая подставил свое плечо. Он тогда не знал, что делает, не знает и сейчас. Кому: он к чёрту это всё. я ненавижу всё это так сильно, как ненавижу систему соулмейтов, но в этом нет ничьей вины. я понимаю, что ты чувствовал, хоть и сотую часть, но понимаю. и я не хочу, чтобы каждому из всех нас было так больно. хотя мне кажется, что всё ещё только начинается. я многого не знаю, я не прошел через то, через что прошел ты, и я не имею права судить тебя. я имею право сказать только то, в чем я уверен. я не боюсь тебя. я боюсь жизни, боюсь возвращаться в школу, потому что я чёртов слабак. боюсь стен в собственной комнате, но не тебя. больше не тебя. Прежде чем отправить, Чимин перечитывает это раз пятьдесят или шестьдесят, неизвестно, но каждое слово отпечатывается на внутренней стороне черепа так явно, что когда он убирает экран от лица, то всё ещё видит десятки размазанных чернилами слов. Они словно вытекли прямо из его души, вылились в этот неровный шрифт, неясные предложения, полных смысла и одновременно бессмысленных. Он не знает, что будет с последствиями, но ему легче. Ему легче сейчас, а со всем остальным он обязательно разберётся. Завтра.— ✗ —
Время превращается в вязкую, болотистую материю. Глубоко засасывает в недры кошмарных сновидений прежде, чем Чимин приоткрывает глаза и сталкивается взглядом с чужим силуэтом на пороге комнаты. Стены окрашены в яркий оранжевый оттенок, золотистые блёстки разбросаны повсюду и бросаются в глаза, а фигура оказывается замершей от удивления мамой, которая трёт переносицу. Она медленно закрывает дверь, размываясь в черноте коридора, а жёлтые оттенки затапливают комнату, оказываясь солнечными лучами. Неимоверная тошнота подкатывает к горлу, поэтому Пак тихо стонет и зарывается носом в подушку, откидывая от себя жаркое одеяло. Во второй раз его глаза размыкаются от тяжести, приземлившейся на его спину. Он не обращает внимания на разбежавшихся по пояснице во все стороны змей боли, только чуть приподнимает голову и замечает рядом с собой безмятежное лицо Чонгука. Последний крепко сжимает Пака в своих сильных объятиях, забросив ногу и руку на чужое ноющее тело, и заставляет его улыбаться. Чимин ложится обратно, благодаря внутренним часам понимая, что сейчас уже где-то полдень, и усилием воли поднимает адски горящую руку, чтобы легонько коснуться носа Чонгука и тут же потеряться в подушках. Третий раз он просыпается от холода, еле осознавая, что к его рукам прикладывают нечто грубое. Мгновенно подскакивая, Чимин натыкается на сгорбившегося у кровати младшего, который зажимает непонятный пакет из морозильника и держит около паковой руки, взглядом прося лечь обратно. И Пак падает на спину, трёт свободной ладонью глаза и старается нащупать на тумбочке телефон, чтобы посмотреть на время. — Пятый час, — хриплым голосом тянет Чон и макушкой утыкается в матрац. — Чего? Утра? — Вечера, — зевает. — Погоди, какой сегодня день? — взволнованно тараторя и ловя растекающееся в руках ощущение реальности, Чимин щурится. Пытается разобрать на экране телефона мелкий шрифт, но Чонгук его опережает: — Суббота. — Мы так долго спали. Пересекаясь взглядами, Чонгук мелко кивает и отвечает лишь тихое «Я как кисель», чем вызывает робкую улыбку на чужом лице. Чимин же, мягко отстранив руку, по привычке кусает губы и чуть не дёргается от прорезающей боли, тут же отводя глаза в сторону, потому что беспокойный и одновременно смирившийся с любой участью взгляд Чонгука молит об ответах. — Прости, — произносит Чимин вместо них, пока картинка вчерашнего дня постепенно приобретает смысл и кривой ход времени. Память сдаёт обороты, пятится, пытаясь выпрыгнуть из головы, однако Чимин тянет её обратно. И с каждым новым воспоминанием его лицо всё темнеет и темнеет. Каждая клеточка тела становится новым домом для слабости. — Я… — Смысла врать больше нет. Это полный провал в мглистую бездну. — Я нарвался на тех ублюдков. — Опять?! — вскрикивает Чонгук, не успевает Пак закончить предложение, и давится, начиная сильно кашлять. Выставляет руку вперёд, показывая, что всё в порядке, хотя по выражению лица ползёт трещина. — Где?! Как? — Я не знаю, — вновь ложь. Чимин мысленно бьёт себя, но не может остановиться. — Я дал им отпор. — Какого хуя они-… Повторяя тот же жест, что и младший секунду назад, Чимин безмолвно просит успокоиться и тихо продолжает: — Я думаю, они на некоторое время прекратят свои нападки, потому что нашу драку заметил прохожий. Они убежали. Я сказал, что не знаю этих парней, потом дождался такси и приехал домой. Подняв голову вверх, Пак сталкивается с приоткрытым ртом Чонгука, его помятым, но готовым бросаться в бой видом, и абсолютной усталостью, заполонившей его взгляд. В эти чернильные разводы через секунду присоединяется чувство вины, отчего Чимин тут же садится и мягко касается чужой руки. — Даже не смей винить себя, понял? — твёрдо, уверенно, так, как Чимин не мог себе представить, но смог. Чонгук уводит взгляд в сторону, зарываясь ладонью в каштановые пряди. И вновь силуэт младшего будто бы уменьшается, истончается в этой тяжёлой атмосфере, и сердце Чимина снова болит. Он не может позволить себе расклеиваться в глазах разбитого на кусочки Чонгука, который обнимает себя руками, а в следующую секунду пытается подняться с пола. Молча, ни говоря ни слова. — Знаешь, что? — на удивление бодро произносит Чимин и ждёт, пока Чон обратит на него внимание. — Давай сегодня забьём на всё и на всех, а? — Ничего не понимая, Чонгук перебирает теребит край мятой футболки. — У меня есть какао. И куча маршмэллоу. И спрайт, вроде, тоже, я не помню, что я вчера купил. — Хмуря брови в попытке вспомнить, Пак откидывает назад распушенные волосы. Старается улыбнуться, в надежде рассматривая лицо напротив. — А чипсы? — мягко, еле слышно, с лёгким смешком и слабым взглядом. — А вот это точно есть, только помоги мне встать, — смеётся Чимин и с помощью одних лишь ног свешивается с кровати, другой рукой держась за тумбочку. Чонгук мгновенно оказывается рядом и тянет неуверенно: — Нам задали какой-то проект по биологии, ещё реферат по праву… Надо, думаю… — Отлично, вот и совместим две полезные вещи. Чимин хочет взяться за руку Чона, однако последний рывком поднимает Пака с кровати и ставит того на ноги, чем приводит его в замешательство. Неловко улыбаясь силе своего друга и легонько над ним подшучивая, Чимин твёрдыми шагами подходит к выходу из комнаты и уже раздумывает над тем, как будет выкручиваться перед матерью, хотя единственное, чего сейчас хочется, — это стать страусом. Закопаться в землю, где нет сокрытых внутри чужой души страхов и чувства вины. Он бы с удовольствием покинул эту реальность на несколько недель, уйдя в забвение, если бы это было возможным. Однако приходится идти наперекор всему, чтобы хотя бы улыбнуться младшему. Когда они вместе буквально сползают с лестницы и сталкиваются в гостиной со смотрящей телевизор матерью Пака, то в доме оказывается уже три измученных жизнью человека. Чимин проходит в кухню, на всякий случай нашёптывая Чонгуку на ухо напоминание о том, что его мать зовут Пак Кёнсон, открывает дверцу холодильника, чтобы приготовить всем завтрак, и только потом додумывается, что сейчас уже вечер. Вместо завтрака в его лоб прилетает от матери недоумённо-агрессивное: — Где тебя так помотали? И это выбивает из него весь бодрый дух. Бросая полный паники взгляд на Чонгука, Чимин вновь открывает холодильник и прячется за дверцей, как и в чём ни бывало. И вдруг слышит то, что никак не ожидает услышать: — Прошу прощения, это я виноват, — виновато произносит Чонгук и подходит ближе, заслоняя Пака. — Мы вчера были в хорошем настроении, так сказать… Бесились, и я нечаянно заехал вашему сыну локтем в лицо. Это вышло случайно, я действительно не хотел… В доме оказывается уже два лжеца. Следом Пак Кёнсон шумно выдыхает и забрасывает ноги на диван, больше не говоря ни слова, за что оба парня остаются ей премного благодарны. А потом они лгут самим себе, следующие часы ведя себя так, будто бы ничего не случилось. Будто бы Чонгук не убежал из дома. Будто бы не объявился его предназначенный, высылая ещё одно сообщение, которое Чон категорически отказывается читать. Будто бы в теле Чимина не взрываются петарды даже после таблетки обезболивающего, когда они просто лежат на кровати с ноутбуком на коленях и разбросанными всюду конспектами, едой. Будто бы метка младшего не обливается магмой, а Чимин не смотрит на экран телефона со стыдом и беспомощностью, где маячит отправленное Юнги сообщение. А потом они понимают: то, что они стараются справиться с произошедшим, веселясь, закапываясь в учёбу и листая мемы в ленте Чонгука, — не ложь. Последний не лжёт, молча о произошедшем, подлезая под руку Чимина, который дёргается от неожиданности, но не отстраняется. И Чимин не лжёт, делая всё возможное для того, чтобы сохранить эти улыбки хотя бы на следующую секунду, потом — на минуту и будущий час.Requin Chagrin — Le chagrin
И только тогда, когда на город падают сумерки, заволакивая спальный район ароматом приближающейся ночи, они позволяют себе нараспашку открыть окно и встретиться с засыпающим миром, от которого они прятались весь день. Сваливая все учебники со стола, Чимин забирается на него, следом — на подоконник, ждёт, пока младший последует его примеру, и высовывает нос на свежий воздух. За горизонтом взрываются закатные краски, расписывая их лица в яркие оттенки уходящего вечера, а в воздухе витает запах листвы. Лёгкий ветерок приводит волосы Чимина в сущий ужас, на что Чонгук тут же смеётся и наконец-таки выпускает из рук телефон, в который пялился всё это время, ожидая Тэхёна в сети. Отмахивался каждый раз, убирал с лица грустную улыбку, шутил, что Ким вновь провалился в работе, а потом доставал Чимина, бросая взгляды на темнеющий горизонт. В какой-то из неспешно плывущих моментов они оба замолчали, подставляя лица под дыхание ночи и глазами собирая с небосвода тусклые звёзды. В глазах Чонгука они превращались в сверкающие галактики, и Чимин не мог не подчиниться их красоте, делая пару фото, будучи категорически против, чтобы и младший фотографировал его. Закрывший на несколько часов свою пасть, мир позволил двум парням улыбаться и свешивать ноги с подоконника в попытке не уронить лежащие на них конспекты. Сидя на пересечении потоков ветра, они вслух гадали, какие жизни ведут жильцы далеко стоящих домов, засматриваются ли на красоту ночных улиц, возвращаясь к себе в комнаты. А ещё Чимин впервые попробовал вечно любимые Чонгуком чипсы с соусом Чили. Чонгук радовался как ребёнок, узрев расширившиеся от наслаждения глаза напротив, заявляя, что теперь их двое придурков, помешанных на этих чипсах. Всё остальное время он отговаривал Пака от скупки целой коробки, и неважно, на выигранные это деньги или нет, ровно до того момента, пока они вновь не перебрались на кровать. Приходилось несколько раз убегать в уборную, чтобы замазать все свои ушибы и ссадины, избегая двух внимательных пар глаз в свою сторону. И уже под покровом ночи, рассматривая свои поднятые вверх руки, Чимин глядел в полное спокойствия лицо младшего рядом и понимал, что ему легче. Дрожащие пальцы наконец-таки отпустил нещадный тремор, а сознание, опухшее за утро, вновь наполнилось свежестью. Чонгук улыбается сквозь сон. Чимин не верит. Всего лишь день. Всего лишь день полного умиротворения и свободы делать все что угодно настолько, что на следующее утро Чимин встаёт с кровати с твёрдой мыслью от чего-нибудь избавиться и что-нибудь приобрести. Апатия, захватившая его тело, надоедает, а состояние слизня сидит в горле, отчего хочется то ли вопить, то ли вырвать себя из зоны комфорта, лишь бы больше не находиться в этом адском состоянии. Чонгук на несколько его заявлений расширяет глаза, не соглашаясь даже ступать за порог дома. Роняет ложку с палочками, сидя за столом, в мисо суп, сначала мотает головой из стороны в сторону, а потом вдруг серьёзно задумывается над предложением Чимина вступить в мир с новым имиджем. И соглашается, утягивает Чимина наверх скорее переодеться, крадёт один светлый из его десятка свитеров и чёрные подтяжки. А после, собравшись за считанные секунды, усердно оттягивает друга от зеркала на выход, потому что, как бы ни было всё хреново в жизни, на люди Пак в виде подранного собаками бездомного не выйдет. Пришлось задержаться из-за пальто в стирке, растерзанной куртки и подобрать к чёрному плащу из грубой ткани полностью чёрную одежду. Теперь, выходя из дома как на подиум, сталкиваясь со спиной Чонгука, которая кажется шире раза в два из-за подтяжек и белого свитера, Чимин чувствует себя уверенно. Младший тут же тащит его в сторону главной улицы, где сотни людей спешат развлечься в выходной день, бежит впереди, чтобы через несколько минут оккупировать лавку с мороженым. Чимин покупает им одно на двоих, самое большое, высокое, с шоколадной крошкой и мятным сиропом, дольками фруктов и посыпкой в форме звёздочек. Вручает его младшему, наблюдая, как оно в скором времени начинает стекать у него по пальцам, и приходится покупать влажные салфетки, чтобы оттереть ещё и чонгуков нос. Сердце трепещет, когда они смеются, с затаённой в глазах грустью бегают по людным улицам и слышат в свой адрес автомобильные гудки. Некое предвкушение забирается в грудную клетку, когда они входят в уже третий салон, чтобы найти незанятого мастера и натворить то, о чём они уже успели поразмышлять. Их принимают, и через пару минут Чимин сжимает подлокотник кресла. Кивает, уверенно смотря на мастера, держащего в руках краску выбранных оттенков, открывает глаза, когда вся голова оказывается в фольге. Проговаривая про себя, что, возможно, это всего лишь способ сбежать от прошлого, Пак отбрасывает к чёрту все лишние мысли и ещё раз объясняет мастеру, какую стрижку хочет. А через несколько часов сталкивается с ошалевшими глазами Чонгука, который прекращает красоваться своей химической завивкой и уставляется на Чимина. На чёрные, слово антрацитовые крылья воронов, волосы с вкраплениями ярких рыжих прядей; следом пальцами проводит по андеркату так, будто бы не может поверить в реальность, и щупает завязанный сзади хвостик. А Чимин созерцает это зрелище, поджав от восторга губы, и понимает, что ему чертовски нравится. Его восхищает эта яркость, эта броскость, собственный вид, полностью противоположный тому, что был до этого, а еще шокированная физиономия Чонгука, не сползающая даже тогда, когда они выходят из салона. К шокированной физиономии Чонгука прибавляется не узнающий парней прищур Намджуна, который съехал на обочину с главной дороги, когда Чон помахал ему, выловив среди сотен автомобилей. Снимая шлем и немного тряся головой, чтобы откинуть волосы назад, Ким не сводит с обоих пристального взгляда и застревает им на улыбающемся Чимине. Чтобы показать всю свою радость исполненной прихоти, Пак театрально качает головой, встрёпывая уложенные пряди так, как в голливудском фильме, и у него это прекрасно получается, судя по зависшему лицу Намджуна. — Вы выглядите потрясающе as hell, — тихо выругивается Ким и вздёргивает бровь, бросая нечитаемый взгляд на Пака, который выхватывает его из лавирующих между ними людей и затихает. Чимин знает, что с антрацитовым цветом волос и редкими яркими прядями выглядит шикарно, если не сногшибающе, ведь Ким не противостоит своему говорящему взгляду, описывая вальс вокруг новой прически. Поэтому Пак, поглощённый самоуверенностью и полным удовлетворением от укладки, а не распушенных волос, в ответ не отпускает чужой взгляд. — Предлагаю отметить это дело, — вклинивается между двумя зависшими парнями Чонгук и на секунду вызывает недоумение. Первым выходит из прострации Джун, опережая протестующего Чимина: — Тут неподалёку есть одно заведение, от которого у меня есть акционная карта. Мысленно пересчитав оставшиеся в кошельке купюры, Чимин кусает губы и щурится, поправляя упавшие на лоб пряди. Переводит взгляд на молящий взгляд младшего, вспоминает, каким разрушенным он был до этих ярких моментов, и кивает: — Никакого алкоголя. Середина дня.— ✗ —
— Вижу, ты влюблён в американскую атмосферу, — подмечает Чимин и уже в который раз с неким благоговением запоминает каждую деталь ресторана, в котором они находятся. Чистый плиточный пол, стены коричневых и бурых оттенков, на которых десятки люминесцентных ламп выводят фразы на английском языке, иногда мигая. — Верно видишь, — отвечает сидящий напротив Джун и делает глоток из стакана, в котором плещется минеральная вода. — Я, кажется, тоже влюбляюсь в неё. Чимин, сам того не заметив, задирает голову к потолку и восторженно распахивает губы, завидев тёмные доски и витиеватые лампы, стильно подходящие к бару вдалеке из тёмного дерева. Этот ресторан — кусочек Америки посреди корейских улиц, своей атмосферой и запахом гриля приманивающий каждого из неравнодушных и любящих открывать для себя нечто новое. Вдруг из-за угла высовывается знакомая кучерявая макушка, а следом показывается и весь Чонгук, который загрёб в охапку несколько стаканов с безалкогольными коктейлями и теперь радостно несёт их к столу. — Вы себе представить не можете, как вкусно они выглядят, — делится он и аккуратно выгружает бокалы из своих объятий, отодвигая несколько блюд в сторону. — Вообще-то, уже можем, — в шутку фыркает Пак и тут же любопытными глазами заглядывает в каждый из стаканов, вспоминая, какой он заказывал. Это дело кажется бесполезным, потому что три из шести оказываются зелёного цвета, заставляя Пака зависнуть. — Держи. В поле зрения появляется чужая рука, увешанная серебряными браслетами, отчего Чимин тут же поднимает глаза и благодарно улыбается Киму в ответ, наконец-таки пробуя свой коктейль с кусочком лайма на краешке бокала. — Знаешь, с алкогольными ничего не сравнится, — с видом известнейшего дегустатора заключает Чонгук и дёргает своей завивкой, точно расписная дива, тут же вызывая смех со стороны Чимина. Замечая это, Чон проделывает то же движение ещё раз, в такт играющей из старенького проигрывателя музыке, и Чимин тут же чуть ли не падает со стула, хватаясь за живот и больше не видя перед собой чётких силуэтов. Песня сменяется другой так же, как день сменяется очередным выходным вечером, теперь лишь полным улыбок. Чимин практически умирает от глупого вида Чонгука, однако тут же успокаивается, чувствуя, как по нему несколько раз проходятся тёплым и совершенно мягким взглядом. Некто словно манит, и Пак тут же поднимает голову, пересекаясь с глазами так искренне улыбающегося Намджуна, что Чимин на секунду теряется в тысячах звуков и ощущений, рассматривая только в драконий прищур. Будто бы тот самый величественный дракон с мощными крыльями и вспыхивающим пламенем, сошедший со стены тату-салона. Намджун вновь невероятно красив. Ровный тон кожи контрастирует со смешением платины и фиолетовых оттенков в его волосах, а из-за высокого ворота чёрного свитера проглядывается расписанная татуировками шея, так и зазывающая художников всего мира зарисовать её. Сначала цитату о произведении Рембранда, следом — аккуратный подбородок, изящные губы, нос, и, наконец, сияющие таинственностью глаза, от которых Чимин не имеет никаких сил оторваться. А потом Намджун меняет тёплый взгляд на тот, что выбивает из Чимина душу и внушает желание сбежать. Или сдаться прямо сейчас, поддаться на дьявольские уговоры, броситься в море, утонуть в шторме, угаснуть маленькой звездной, чтобы разгореться сверхновой. Однако Чимин мгновенно переводит взгляд, полный ошеломлённости, на Чонгука, начиная рассматривать собственный белый свитер и маленькую на нём затяжку, прежде чем заметить, что младший смотрит в окно. Напряжённо, будто бы мимо, сосредотачиваясь на чём-то невидимом, отчего Пак молниеносно приходит в себя и аккуратно поглядывает на ладони младшего, что находятся в районе грудной клетки. Намджун забирает на себя всё внимание, задавая Чону какой-то вопрос, на который он вынужден улыбнуться и по привычке забраться рукой в волосы. Некое подозрение атакует сердце Чимина, предупреждает смотреть в оба и не подавать знаков, чтобы в следующее мгновение заметить, как вторая ладонь Чонгука надавливает на рёбра. — Ребят, я отойду на пару минут? — вдруг задаёт вопрос Чонгук, заставляя Пака молниеносно разорвать контакт с незаметным наблюдением. — Конечно. Голос еле слышимый, с хрипотцой, а в груди такая тяжесть, будто Чимин только что выиграл золото на мировом забеге от жутких догадок и мыслей. Сердце колотится в ушах. Чимин смотрит Чонгуку вслед, надеясь на скорое возвращение, и впервые в жизни начинает паниковать после такой мелочи, способной сказать больше, чем глаза. «Если Чонгук избегает говорить им то, что сейчас с ним происходит, значит, он хочет разобраться в этом сам», — заключает Пак и тянется вдруг колотящейся рукой к стакану. Он перечёркивает эту мысль в одно мгновение. Ведь он до сих пор умудряется судить по себе, в то время как Чонгук — абсолютно другой человек. Искренний, тот, кто не заикнётся о своих проблемах, если они загружают остальных. В голове нечто переключается, заставляя Пака подорваться с места, и взглядом, полным внимательности, кивнуть Киму, удаляясь в сторону мужской уборной. В то время как десятки голов реагируют на то, как Чимин задевает рукой барную стойку и чуть не сносит все меню, лежащие на ней, Пак выискивает одну-единственную макушку, пока её хозяин не закрыл дверь. Он успевает схватить ручку и потянуть дверь на себя, замечая растрёпанный вид своего друга, что держится за рёбра и неистово кусает губы. Мгновенно прервав все свои движения, Чонгук немного пугается, но тут же пропускает Чимина внутрь, расфокусированным взглядом уставляясь на чёрную плитку пола. — Болит? — Горит. — И, отстегнув подтяжки, приподнимает свитер, оголяя воспалённую метку, пока Чимин спиной захлопывает дверь. — Сильно? — Ещё медленно и по нарастающей, — раздражённо цедит Чонгук и резко опускает ткань, прислоняясь к стене. Поднимает голову, одними глазами говоря, что время ненавистного принятия решения подбирается всё ближе и ближе. — Я не хочу. «У тебя ещё есть время подготовиться, у меня было в запасе полтора-два дня», — хочет ляпнуть Чимин, но вовремя прикрывает рот. Те ноты убеждённости в том, что они со всем справятся, исчезают из стана, одна за другой покидая вопящее от очередной вспышки боли сознание. — Стоит сходить в аптеку за обезболивающим, — предлагает Пак и тут же хочет воплотить план в действие, однако Чонгук хватает его за руку: — Она не болит. Пока что. Просто горит, а я не могу ни на чём сосредоточиться, блять. — Он практически выдирает себе клоки волос. — Думал, что смогу забыть про это, находясь рядом с вами, но даже Тэхёну на сообщение нормально ответить не могу. Затаённая на всё происходящее и на самого себя злоба пропитывает каждую клеточку тела Чонгука, заставляя его съезжать по стене, а Чимину беспомощно подхватывать его и не мочь произнести и слова. И вновь эти чувства, это отчаяние и тысяча бесполезных попыток справиться с ситуацией, которая вновь и вновь выходит из-под контроля, заставляя подчиняться. Чимин тоже злится, крепко ставит Чонгука на ноги, игнорируя собственную боль, и твёрдым взглядом обещает ему, что всё будет в порядке, что он рядом в любой момент его жизни. Через несколько минут они одновременно заваливаются за стол, в то время как Намджун проезжается взглядом по Чимину, вопрошая, всё ли в порядке, и дожидается лёгкого кивка. Залпом выпивая прохладный коктейль и набрасываясь на остатки картофеля фри, Чонгук игнорирует любой звук в свою сторону и старается улыбнуться, когда Ким осторожно вытирает салфеткой чужой измазанный нос. Чимин же тысяча и один раз обдумывает происходящее, выискивает столько же путей его разрешения, чтобы свернуть с дороги сломленности. Надоедает. Все эти ситуации, полные безысходности, выматывают и убивают, а потом раздражают оставшиеся кусочки растерзанного естества. Надоедают так, что хочется разодрать их хоть не руками, так зубами, и в кои-то веки положить им конец. Вдруг телефон в кармане тихо вибрирует, привлекая внимание.От кого: лучший хён хэй, Чимин-а, Чонгук-и сейчас с тобой?
Сосредотачиваясь на названии контакта, Чимин секунд тридцать пытается вспомнить, когда и кого он так подписывал, а потом в память пробиваются обрывки пьяной ночи у Намджуна. Медленно улыбка возникает на его лице, стоит вспомнить о вредном Чонгуке, который подписал и себя как «лучший хён 2». Быстро пролистывая десяток номеров, Чимин переименовывает оба контакта и заносит пальцы над клавиатурой, пока в голове появляется идея. Кому: тэхён-ши да, со мной, так что не волнуйся. честно, хотел предложить тебе одну идею, ведь в последнее время чонгук слишком сильно погружен в волнения об учебе. вчера весь день не вылезали из-за учебников. может, у тебя есть на примере места, где он сможет отвлечься? максимально. — Что ты делаешь? — словно зная, что речь идёт о нём, Чонгук неожиданно появляется перед лицом и с наигранным недовольством продолжает: — Мы одна компания, а он в телефон залез. — Староста класса привязалась насчёт моих пропусков, я сейчас, — на ходу выдумывает Чимин и даёт себе ментальную пощёчину, не блокируя телефон и ожидая скорого ответа. Последний приходит через минуты три, когда младший добивает гамбургер и успевает покрасоваться перед Кимом своими татуировками.От кого: тэхён-ши всё устрою. вы сейчас где?
Стараясь не спалиться, Пак прячет в себе удивление и кидает геолокацию, наконец убирая мобильный в карман и сознанием возвращаясь за стол. Проходится взглядом по встрёпанным волосам Чона, отплёвывается от собственных и избегает кимовых, ловя в поле зрения только изящные ладони. Сбоку на тарелке примостились несколько остывших картофелин, которые Чимин накалывает на вилку и подносит ко рту, заметив, что парни уже всё доели. Его волнение смешивается с беспокойным взглядом младшего, который всё меньше участвует в разговорах и всё больше бросает взгляды на карман, ровно до того момента, пока дверь в заведение не распахивается. По привычке мгновенно реагируя на вошедшего, Чимин щурится и старается разглядеть в незнакомце того самого Тэхёна, однако натыкается на необычного парня с угольными волосами, в чёрной маске и таком же длинном пальто с белой блузой. Длинная серьга с каждым шагом по направлению к ним троим раскачивается, блестит в тёплом свете, и только спустя несколько секунд Чимин смотрит на Чона. Как и Чонгук, Чимин округляет глаза, а после замечает тысячи взрывающихся эмоций в глазах младшего, стоит незнакомцу раскинуть руки в стороны. — Тэхён… — шепчет Чон и вскакивает с места, замирает, точно завороженный, и борется с накатывающей грустью, надеждой и неверием в происходящее. В то время как Пак боится дышать и клянётся, что видит настоящие загорающиеся звёзды в глазах Чонгука. Намджун мелко улыбается, развернувшись на стуле. И в следующее мгновение Чонгук срывается с места, скидывая висящий на спинке стула рюкзак. Его мир сужается лишь до парня, что искренне улыбается, распахивает руки ещё шире и делает шаг вперед, ловя Чона в объятия. — Тэхён-и… Чимин ошарашенно глядит в спину Чонгука и замечает, как Тэхён подмигивает ему, следом кладя голову на плечо своего парня и вжимая его в себя так, будто бы Чонгук — давно утерянные сокровища в рундуке Дэйви Джонса. В памяти проносятся воспалившаяся на рёбрах метка, чонгуково заплаканное лицо, отсутствие блеска в глазах, который сейчас возвращается буйным штормом, снося Тэхёна с ног. Чонгук улыбается и ни за что не отрывается от Кима, который неспешно подходит к столу парней и аккуратно присаживается на стул, ожидая, пока Чон заберётся на его колени. Со стороны других это выглядит удивительно смешно, а со стороны Чимина — удивительно прекрасно, словно пару секунд назад в человеческих глазах вселенная вновь обрела свои звёзды и планеты. Будто в нескольких метрах случился Большой взрыв. Пак никогда не видел такой искренности, такой отчаянной надежды и таких ярких улыбок в живую. Никогда не сталкивался с такой открытостью, жертвенным доверием и бесконечной нежностью, которыми Тэхён с Чонгуком сейчас окутали заведение, заставляя одного из посетителей чувствовать себя запутавшимся. Заплутавший будто бы в лесу своих чувств, мыслей и принципов, сейчас Пак отчётливо ощущает горячий укол в сердце и раскалённую магму, текущую по сосудам. Всё это время он ни разу не задумывался о любви, такой ценной, такой искренней и вдохновлённой. Даже не брал в голову, не представлял на себе, каково это: иметь человека, в глазах которого читается бесконечная любовь к тебе и твоя для него ценность. Наблюдая за тем, как Чонгук рвано выдыхает Киму в шею и зарывается в его ворот носом, Чимин понимает, что младшему даже незачем бояться о своём соулмейте. Не произойдёт ничего страшного, потому что страх точно окажется слабее, чем крепкие чувства Тэхёна и Чонгука друг к другу. Насчёт себя же Пак не уверен, вцепившись в собственное запястье пальцами и пугаясь этой резкой вспышки боли в сердце. Смотря на свою ладонь и хмурясь, он будто бы… жалеет? Сочувствует самому себе? Ведь ещё ни разу за всю свою жизнь он никому не симпатизировал, сам не влюблялся, и в системе соулмейтов ему не повезло — ноль по каждому фронту. Вопросы, словно пулемётная очередь, прибиваются к черепной коробке, и Чимин неистово отскребает их ответами на каждый, понимает, что ему сейчас это абсолютно ни к чему и он не готов. А после вновь смотрит на парочку… и хочется усмехнуться над самим собой, понимая, что где-то в его словах есть ложь, иллюзорно внушённая себе правдой. Растрепав волосы, Чимин мотает головой и возвращается в реальность, где Чон улыбается, где Намджун пожимает Тэхёну руку, а Чимин должен радоваться за своего друга. В ту же секунду Пак сосредотачивается на этом ощущении, кивает на тэхёнов вопрос «Не против безбашенно провести остаток этого вечера?» и оставляет деньги на столе, как и остальные. Вечерний воздух позволяет остаткам мыслей покинуть сознание, освежая своим резким потоком, пока парни бредут к двум припаркованным мотоциклам. Сгущаясь, сумерки ловят каждого в свои объятия и рассеиваются только тогда, когда две пары фар рассекают темноту парковки. Чиркая зажигалкой, Намджун затягивается, пока тусклый огонёк бросает свет на его лицо, прикрывает глаза и выдыхает дым вверх. Поворачивая голову вправо, Чимин сталкивается с ярко улыбающимся Чонгуком, который чуть ли не подхватывает Кима на руки в попытке шутливо усадить за мотоцикл. Глаза младшего горят. А Чимин наблюдает за красной точкой в сумраке — фильтром сигареты — и поправляет плащ. Вскидывает голову, устремляет взгляд наверх, в окрашенный тёмно-фиолетовым небосвод. Нечто неуверенное закрадывается в сердце, раздражением расходясь до кончиков пальцев, и Чимин понимает, что больше не может выносить эту апатию, эти тяжёлые мысли, этот огромный ком, скопившийся внутри за эти дни. Он устал думать, что правильно, а что неверно, взвешивать все «за» и «против», отказывая себе в том, чего действительно хочет. А он хочет размытых огней города перед взором и адреналин, с каждой секундой всё больше заполняющий кровь. Хочет улыбки друзей, которым он действительно ценен, уверенность жить и наслаждаться. Хочет ветер, сумасшедше атакующий лицо, хочет почувствовать под собой педали мотоцикла, крепкий руль, горящие датчики, однако не может, ведь сердце простреливает вспышками старых боли и воспоминаний. Хочется послать эту надоевшую боль к чёртовой матери, перешагивая через самого себя, но Чимин только прислушивается к себе, на удивление больше не ощущая неконтролируемого волнения и паники. К воздуху, закаляющему лёгкие, к природе. Читает на мигающем вдалеке светофоре отчётливое «да», а деревья шелестят там тихое «лови эти моменты и улыбки». Однако понимая, что будет чертовски сложно, Пак решается. Хватает один из защитных шлемов, дожидается Кима и забирается на заднее сидение под шутливое: — Больше не хочешь взять управление на себя? И сердцем чувствует, что это правильное для самого себя решение, ведь то дрожит, предвкушая мгновений, которых Чимин был лишен такое долгое время. Он не знает, что будет с последствиями, но ему легче. Ему легче сейчас, а со всем остальным он обязательно справится. Огни падающего во тьму города разгораются вдалеке, сжигая остатки отчуждённости и подавленности. Вспыхивают, вальсируют между собой и приглашают в этот сверкающий свободой танец четырёх парней, которые срываются с места, рёвом двигателей принимая приглашение.