ID работы: 5937561

Переворот экспромтом

Слэш
NC-17
В процессе
1254
автор
Размер:
планируется Макси, написано 746 страниц, 36 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1254 Нравится 690 Отзывы 622 В сборник Скачать

XXIII. изнанка

Настройки текста
      Последний автобус маячит вдалеке светом фар и неторопливо плетётся навстречу Чимину, что пропадает в неоновых огнях рекламы на остановке. Голубая подсветка гипнотизирует, сбивая мысли в слипшуюся груду настоящего и прошлого, и он не разбирает, где сейчас находится, почему эта женщина с билборда так ярко и счастливо улыбается, когда на лице каждого прохожего не было и намёка на улыбку. Мир замер на моменте первого осознания; моменте, когда лужи под ногами заставляли в них тонуть, а фонари кружили над головой, и Пак брёл в неизвестность после первой встречи с Юнги лицом к лицу, бросаясь под дождь, что и сейчас стучит по пластиковой крыше.       Гудящий шум двигателя заставляет проснуться, взглянуть на свои руки, подхватить рюкзак и сесть на маршрут прошлого, не прекращая обращаться к самому себе. Колёса мнут песок на мокром асфальте, подскакивают на выбоинах, а Чимин так и продолжает высматривать на ладонях то ли линию жизни, то ли ответы к ней. Головокружение, мотающее из стороны в сторону, не причиняет боли, и он рассматривает огни, прячущиеся в каплях на стекле, разгорающиеся новыми цветами: ускоряются, замедляются, гипнотизируют. Они беснуются в молчаливом танце, кружатся вместе с мыслями, что пьянствующе бьются о череп, падают, поднимаются, падают вновь и вновь бушуют.       Пак нечаянно забывает, что направляется домой, но улыбается, вспомнив. Сжимает и разжимает пальцы, отплёвывается от ощущения покоя, медленно загнивающего в грудной клетке. Безмятежность, облачённая в огненный вихрь, который не спешит раскрыть себя, которого и вовсе будто бы не существует, а Чимин лишь зазря беспокоится. И беспокойство это — иллюзорное, открыто вычурное, — словно навязанное реальностью, словно он сам прилепил его степлером себе на грудь и наказал тревожиться, а теперь вдруг понял всю глупость сценария.       Он чувствует лишь то, что должен что-то чувствовать, и нежится в тепле автобусных сидений, неспешно тлея на перепутье мыслей. Слова, что он так стремился достать из Чонгука, вулканической магмой окатывают с ног до головы, не позволяя забыть об эмоциях, которые обязаны быть — и никак иначе. Пак наломал столько дров и костей, что ни один шкаф не вместит скелетов даже в утрамбованном виде, так почему же он ничего ничего не чувствует?       Чимин откидывается на спинку сидения, с размаху ударяясь затылком о стекло.       А должен ли он что-то испытывать? Откуда в голове эта вбитая и не подающаяся на рассмотрение информация? Почему же он вообще от себя это требует? Зачем?       Автобус вновь подбрасывает на кочках, и его дряхлые запчасти звучно трещат. Неуловимый запах бензина и свежести наполняет лёгкие из-за открывшихся дверей и остаётся позади так же быстро, как и появился. И пусть столкнувшиеся двери рассекли его надвое, как лезвие, этот аромат всё так же безмятежно продолжит окутывать город и салон автобуса. Он не будет требовать от себя навечно застрять в этом душном месте, так почему должен Чимин?       Хриплый смешок вырывается из распахнутых губ, за что Паку хочется влепить себе по лбу, а воцаряющуюся на лице улыбку сорвать, пока никто не заподозрил неладное. Ведь кто в здравом уме будет улыбаться, пройдя через столько трудностей? Но он почему-то улыбается. Какой идиот. Или же идиоты те, кто прячется за страхами быть пойманными с поличным из-за того, что не подходят под нормы системы?       Система. Слово, пропитанное ненавистью ко всему, что движется, вызывающее отвращение и призывающее к бегству. Или же Чимин самостоятельно дал ей такое определение? Пак глядит в смазанное отражение и внезапно не может сосчитать, сколько же на самом деле у этого слова обозначений. В словарях — быть может, несколько десятков, однако это лишь общепринятая сумма всех смыслов. Но сколько же смыслов? Столько же, сколько и людей? Но зачем же тогда они ищут истинное, когда их такое множество правдивых, искренних, реальных? Неужели истин столько же? Или…       Истины нет?       За окном начинают проноситься знакомые силуэты заведений, парков и закоулков. Поездка скоро подойдёт к концу. В салоне откуда-то берутся первые капли дождя с горьким привкусом морской волны и отзвуком детства.       Истины нет. Каждый вздох, каждый нелепый взмах ослабших рук, каждая проблема, иллюзорно кажущаяся неразрешимой, каждая ситуация и каждая эмоция — уникальны. Необходимы. Все истинны. Требования не имеют смысла. Рамки не имеют смысла. Ненависть к себе не имеет смысла. Страх потеряться — тем более. Вот же он, доказательство прямо в оконном отражении, в треморе рук, в боли у рёбер, в нерациональной улыбке — Чимин прямо здесь. Так как он может потеряться и, главное, где? В поисках себя? Желаний? Мечтаний? Целей? Всё уже есть. Всё для того, чтобы создавать. И раз люди придумали определение к слову «система», так почему же он не может придумать определение к самому себе?       Чимин улыбается. Рисует на щеках ладонями разводы, пишет на голове искромётную бурю, вцепляясь в волосы пальцами, и улыбается, не терзая себя. Улыбается, ведь впереди ещё столько препятствий и проблем, которые он наворотит так, что на холсте жизни не останется чистого места, не запятнанного чувствами. Он нырнёт в импрессионизм своей души, что в конце, когда кто-то приставит к его виску ствол, он не побрезгует вновь улыбнуться, получая взоры отвращения, непонимания и пулю.       Конечно, Чимин изменился и ещё не раз изменится. Он абсолютно не знает, нравится ли ему это, но у него всё ещё есть он сам и время. И это — нормально.       Водитель в аккуратно выглаженной рабочей жилетке синего цвета и с яркими линзами металлических очков вежливо привлекает внимание Чимина, сообщая о прибытии на конечную. Ещё раз протерев лицо рукавом, Пак спрыгивает с сидения, с которым уже успел породниться, и низким поклоном прощается с водителем, желая ему доброй ночи. Она встречает его с подозрительной нежностью, оголяя руки и выбрасывая из них карты, и Чимин бредёт по тихому району, изредка оглядываясь на свет фонарей, но чаще — задирая кверху голову. Туда, где уместилась целая вселенная, звёзды, планеты, чёрные дыры, галактики и, даже возможно, другие вселенные. Там, где смысл человеческого существования стремится к абсолютному нулю и — одновременно — к бесконечности. Существует ли понятие смысла без людей? Без человека стремился ли бы кто-нибудь дать всему, что творится рядом и выше, смысл?       Чимин дарит смысл терзаниям, дарит его событиям и их важности, одаривает им мелочи, которые вдыхают в него жизнь и которые её отнимают, — он подарит смысл и себе.       Медленно рассекая главную улицу, он отрывается от созерцания царапин на руках и теперь приковывает взгляд к сонному району. Он даже не знал, что у соседей растёт персиковое дерево, свешивающееся за входные ворота. А ведь можно было аккуратно, пока никто не видит, собирать укатившиеся к дороге персики ещё весной, когда он бежал на конференцию, название которой даже не помнил. Сейчас под корнями уже ничего нет, а на ветках лишь парочка длинных плотных листьев, что всё ещё противятся непогоде прямо как Чимин, чьё пальто уже промозгло.       Неторопливо приближаясь к крыльцу своего дома, он внезапно вспоминает и вечерние прогулки с Чонгуком, и загадочный высокий автомобиль, оказавшийся машиной Юнги, и его неожиданное появление на пороге в самом начале — ещё тогда, когда всё началось. Вместе с Мин Юнги начался Рагнарёк, расколовший веками стоявшие материки. Начались побеги, страх, проблемы, боль и жар, ошеломляющее осознание, сумбур в голове; ценные выводы, редкие моменты, пластыри со зверушками и первые попытки защитить себя.       Замедляя шаг, Пак взирает на далёкие жёлтые огни оживлённого города, что перекликаются в сознании с иссиня-чёрным оттенком подворотен, на которые смотрел из окна в квартире Мина. Как хотел незаметно исчезнуть из чужой квартиры, но сносил всё, что не было привинчено. Как рассматривал наклейку на окне, откровенно взывающую о том, чтобы в него выйти, неживую чистоту и чёрный чай, после которого они сидели под одним одеялом.       Чимин смеётся, замерев на ступеньках и гипнотизируя дверной глазок. Какой абсурд. Подвергал себя опасности и Юнги, и Чимин, но они всё равно продолжали делиться всем, чем делиться не хотелось. Будто не осмеливались признавать существование друг друга в этой реальности, убегая в другую — ту самую парадоксальную, нерациональную и полную глупых решений, за которые никто не осудит, но себя осудят они сами. Теперь же настало время возвращаться в собственную, больше не волнуясь об опасности и страхе, ведь десять таблеток сильных обезболивающих может хватить надолго, если приловчиться их принимать. Чимин не сомневается, что Юнги достаточно умён, чтобы придумать несколько десятков стратегий. Всё это время жаждав ощущения спокойствия, Пак не чувствует, чтобы хотя бы какой-нибудь камень упал с души. Непорядок.       Как только Чимин перешагивает порог, всё остаётся позади. Воспоминания, что застыли тенями здесь, в коридоре на сбитом коврике, или же там, в гостиной на диване, остаются снаружи за закрытой дверью. В этом доме начался подростковый период ребёнка, оставшегося без отца, и матери, оставшейся без мужа. И если она смогла перенести утрату, то Чимин стёр её из своей жизни, потому что не смог. Искусно прятался, скрывался, уничтожал всё то, что было дорого, но приносило одни боль и ужас, и тем самым убивал самого себя.       Он падает на пуфик у зеркала, обрисовывая глазами узор обоев одному ему известными сюжетами. Если захотеть, на клочке этой стены можно устроить целый киносеанс, но Пак не разбрасывается плёнкой, имея на руках не больше одной катушки. Заставляет себя встать.       Он растратил детство, но он всё ещё может позаботиться о настоящем, что взывает к нему отголосками привычного запаха родного дома, любимых сырных булочек и уюта. Пальто он оставляет в коридоре и, не включив свет, бредёт к холодильнику за бутылкой воды, ныряя из тени в свет уличных фонарей. А следом замирает, так и не коснувшись ладонью дверцы: на высокой стойке, в самой её середине, чтобы точно увидеть, стоят сырные булочки. Шесть небольших и пышных булочек, что прорывались своим ароматом сквозь время, но оказались реальными вместе с запиской рядом. Потянув за металлическую цепочку, Пак включает светильники на верхних ящиках и берёт стикер в руки, думая лишь о том, как у мамы получалось расправляться с поисками работы, проблемами сына в школе и заботой о нём помимо своих трудностей. Как у неё получается?       В холодном доме стоит дребезжащая тишина.

«Перед тем, как набрасываться на углеводы, поешь пибимпап! Он в холодильнике Люблю тебя»

      Вытягивая стул, Пак приземляется на холодную обивку, переполненный вернувшимся теплом. Понимает, что всё это время оно было рядом.       И больше не сдерживается.

— ✗ —

      Зеркало в ванной не перестаёт измываться над его утренним силуэтом, являя взгляду всё новые и новые отёки, царапины и другие несовершенства. Первые секунды Чимин старается сопротивляться напору его двойника, но вскоре соглашается с тем, что их двоих выкопали пару веков назад, и впервые за долгое время идёт завтракать. Сидя на еле тёплом солнечном пятне, Пак ковыряет палочками тарелку и сонно радуется полному холодильнику еды и выглянувшему солнцу, которое обещает исчезнуть к полудню. Чимин краем уха ловит речь диктора по телевизору, тягучую, неприятную, ведь однажды именно ей сообщили о новом убийстве Мин Юнги, после чего начались не самые лучшие деньки.       Усталость прибивает к стулу настолько, что всплывший в голове вариант добраться ползком до школы практически сразу принимается, но потом всё же пересматривается уже адекватным мозгом. Решив сегодня избавиться от жужжания назойливых преподавателей и сходить к заместителю научной лаборатории, Пак ныряет за порог дома. Пресекает самого себя, уже было набравшего скорость, и останавливается.       Ветер. Мягкий, но одновременно колкий, щипается за щёки, всё желая отморозить нос. Шелестящие верхушки деревьев, гул высотных зданий, которые, ещё подёрнутые вдалеке рассветной дымкой, выглядывают из кучевых облаков. В соседнем доме дети не поделили розовый зонт с ушами, теперь истязая бедную вещь перетягиваниями. Чимин делает глубокий вдох, выхватывает из атмосферы покой и шагает вперёд.       Дорога впервые ощущается в два раза длиннее. Пак считает каждый шаг, разглядывает сеульские просторы, впивается глазами в мимо проходящих людей и позволяет мыслям медленно посетить свою голову. Хочется знать, что делать дальше, понять и простить свои желания, вспомнить интересы, пропустив их через призму истинности, но раздумья впервые не наводят ни шороха. Взглянуть в будущее не получается, поэтому Чимин пожимает плечами и просто глядит на свой дальнейший шаг, уже заворачивающий к воротам школы. Он не знает, как прописать и проконтролировать то, что ждёт впереди, однако он знает, какой следующий шаг, и собирается его сделать. Неторопливо идя вперёд, отсиживая уроки, закрывая пропуски, отказываясь от того, на что Пак больше не желает тратить своё время, он пропишет свой день. И пойдёт дальше, не требуя от себя покорения гор и вершения неизвестных судеб, однако состояние конкретно одной его сейчас волнует, отчего Чимин сидит весь день на телефоне, одновременно глядя на доску, на прочитанные сообщения и обстановку между учащимися. К нему до сих пор не подходит ни один одноклассник, но Пак, подставив под голову руку, спрашивает себя о том, зачем им это, и кивает головой, поняв, что, собственно, незачем: у них полно других дел. Например, таких как пересчёт рейтинга на следующей неделе, и вот тогда объектом всеобщего внимания уже будет он, съехав на несколько строчек вниз. Многие желающие захотят подойти к нему, чтобы поблагодарить за благородно освобождённое место.       Нечто колит внутри, прибивая руки к парте, дёргает за каждый нерв, отчего приходится насильно напоминать себе о том, что рейтинг оказался не его целью, а от привычки отвыкнуть сложно.       К обеду начинают сгущаться тучи, а после двухчасового перерыва вовсю хлещет дождь, выливая на район ещё осенние слёзы. Пак занимает свою любимую позу, чтобы глядеть в окно на школьный двор, и борется с желанием выйти на улицу под сильный ветер, под свежесть и приближающийся гром.       Как только мобильный вибрирует, Чимин от неожиданности чуть не сносит учебники, засовывая взгляд под парту. Разочарованный выдох не вынуждает себя ждать, так как отправителем оказывается Намджун, но дыхание внезапно перехватывает, стоит пробежаться глазами по тексту.       — Твою-то мать.       — Пак Чимин-ши! — тут же реагирует учитель на нецензурный шёпот из конца класса.       — Прошу прощения! — подскакивает названный и, взвинченный, кланяется на девяносто градусов, чуть ли не отбивая лбом об парту школьный гимн. — Потемнело в глазах, испугался.       — Я сделаю вид, что ничего не слышал, — смиряется преподаватель, отворачиваясь к доске. — Всё потому, что вас, нецензурщиков, здесь полный класс. Садитесь.

От кого: этот жук должен мне сотку Во-первых, приезжай в мой салон и забирай своего друга, который посчитал хорошей идеей перекрыть метку соулмейта, что я запретил, а теперь хочет сесть за руль в невменяемом состоянии. У меня нет времени следить, чтобы он ненароком не убил себя. Во-вторых, в рабочее время доставать меня — кощунство, я в шаге от того, чтобы не набить вам на лбу по одному мужскому достоинству.

      Пальцы замирают над экраном: Чимин не знает, на какой сюр отвечать в первую очередь.       Кому: этот жук должен мне сотку можешь не сдерживаться в выражениях, приношу извинения за Чонгука! у него наступило тяжелое время, я сейчас же приеду. благодарю за то, что присмотрел за ним. я правда тебе благодарен.       С каждым движением к выходу ладони начинают покрываться пятнами всё больше и больше. Стоит коснуться ручки подъехавшего такси, как они пускаются в тремор. Пак точно разорится на такие дальние поездки, однако Чон ждать точно не будет, и Чимин старается не представлять наихудшие варианты развития событий вплоть до самого приезда. Получается из рук вон плохо, однако лицо, облачённое непоколебимым выражением, остаётся нетронутым переживаниями. Дождь стихает.       Когда Чимин вылезает из автомобиля и бросает взгляд на широкие окна тату-салона, то замечает, что все кресла клиентов заняты. Сообразив, что его с Чонгуком тандем совсем не пришёлся по вкусу Намджуну, который работает, согнувшись над спиной клиентки, Чимин практически вбегает в стеклянные двери, но сталкивается с родной фигурой. Раздражённо сверкнувший глазами Чон пытается проскочить мимо, но Пак преграждает путь и не даёт выйти, на что младший цыкает.       — Не выпускай его, — кричит через всё помещение Ким и, отложив машинку, встаёт, обращаясь к клиентке: — Приношу свои извинения, я вернусь через пару минут.       — Всё в порядке, — сразу отмахивается девушка и смеётся: — Весёлый малый, не в каждом салоне такое увидишь.       Чимин, послушно не отходя от двери, слабо кланяется в приветствие Джуну, который старается держать себя в руках и выглядит ещё более изнеможённым, чем утреннее отражение в зеркале. Глаза, кажется, прилипают к полу, ведь спина разгибается, а картинка перед глазами никак не хочет меняться.       — Ещё раз, — твёрдо и сдержанно начинает Намджун, глядя на скрестившего руки Чонгука, — к перекрытию метки готовятся месяцами, а не закипают этой идеей за час, день или неделю. Далее: в дневное время проход дальше порога только для совершеннолетних, как и автострада, куда ты так рвёшься на дурную голову. Теперь, — делает вдох и смотрит на Чимина. — Я бы посадил вас здесь, чтобы вы тихо поговорили, но «тихо» для этого парня — труднодоступное понятие. — Пак, уловив намёк и сделав благодарно низкий поклон, делает шаг навстречу Чонгуку, на что последний отходит ещё дальше. — У меня работа.       — Пойдём, — шепчет Пак младшему, наблюдая за развернувшимся Намджуном, что огибает напольное растение, контрастирующее с красными стенами, и уходит. Чонгук молчит, всё ещё сложив руки, поэтому Чимин хватает его за локоть и ведёт к двери. Забавный колокольчик сверху в виде черепа раздваивается. Чимин щурится.       Небо потемнело ещё сильнее, так и завывая о наступающей бури. Ветер, огибающий дома, чуть не сносит ребят с ног, отчего Пак предлагает найти место, где можно присесть, но вновь не получает ответа. Чон, будто набравший в рот воды, так и порывается уйти, из-за чего его приходится держать ещё крепче. Суставы в руках скрипят. Пак не может сдержать отрешённости во взгляде, когда смотрит на них и просит прекратить этот звон в ушах, ведь не слышит даже собственных мыслей. А может, всё потому, что их нет.       Захват ослабляется, и Чонгук мгновенно пользуется возможностью выскользнуть из рук. Пак смотрит на него, ощущая лишь холод под подушечками, но Чон отчего-то останавливается. Не делает желанного шага назад, не разворачивается в побеге. Вдруг раздваивается уже целый силуэт, на что Пак только скомкано выдыхает.       Буря усиливается.       Асфальт, слабо нагретый ещё утренним солнцем, притягивает своей мягкостью.       Чимин так устал.       Волосы взлетают со лба, холод прошибает спокойствием. Чонгук ощущает чужую непоколебимость, вставшую на защиту от усталости, внимает пустой взгляд и слабо дёргается, стоит Паку посмотреть на младшего. Безмолвие порождает желание разомкнуть губы, дать звуку вырваться изо рта.       — После… — начинает Чон. Чимин не колышется, пытается отыскать внутри ответные эмоции, но прекращает терзать себя. — Я… — справляется с потоком ржавых гвоздей, встающих поперёк глотки, раздирает ими плоть. — Я не знаю, что я так сильно хочу сказать. Прости меня. — Чонгук опускает голову. — Мне так жаль. Я чувствовал, что взорвусь, но не смог сдержаться.       Оправдания хлещут из горла сломленным и печальным голосом, надрывают мышцы, прорезают глазницы — и на кромке ресниц начинает скапливаться влага.       — Кто сказал, что ты должен делать это в одиночестве? — легко отвечает Пак и убирает с глаз растрёпанные пряди. — Я ведь сам заставил тебя впустить себя. Ещё и окно разбил, — улыбается в попытке передать лёгкость другу, но последний даже не шевелится.       — Я должен был…       Шагая вперёд и обвивая плечи Чонгука, Пак крепко прижимает его к себе. Ладонь оглаживает шею, зарываясь в отросшие на затылке волосы, и Чимин кладёт голову Чона себе на плечо.       — Никому ты ничего не должен, — спокойно проговаривает Чимин и продолжает одной рукой обнимать младшего. — Я здесь, рядом с тобой. Для тебя. Когда тебе тяжело, ты можешь отдавать все свои переживания мне. Наши полмозга на двоих справятся с любым делом.       Чонгук не реагирует. Повернув голову к витрине тату-салона, Чимин щурится, высматривая за стеклом знакомую фигуру, и облегчённо выдыхает. Запах угрюмой грозы должен ввергать в бегство к укрытию, но обволакивает чувством комфорта: всё же уют не зависит от места пребывания.       — Честно говоря… — спустя долгие минуты приглушённо отвечает младший. Руки так и висят по бокам. — Я не хочу обсуждать то, что происходит. Ещё никогда в жизни я не знал ничего бесполезнее слов.       Подавляя в себе фразы о том, что музыкальное творчество Чонгука держится именно на словах и их силе, Пак мягко отстраняет его от себя. Следом кладёт ладони на его плечи и не даёт отвести взгляд.       — Я не буду тебя наставлять. У меня только один вопрос. Позволишь? — Чон коротко кивает. — Ты доверяешь мне?       Чимин прикусывает губу изнутри за отчаянную и сломленную интонацию, которую не удалось вытравить из голоса даже изнеможением. Мгновение отрешённый взгляд Чонгука продолжает плавать в пространстве, однако младший фокусируется на услышанном и глядит на Пака с таким укоряющим выражением лица, что последний даже выравнивается от неожиданности.       — То есть, ты заявляешь, что до сих пор не понял? — чеканит Чонгук и складывает руки на груди. — Я считал идиотом себя, но чтобы ты — уму непостижимо.       Уловив в речи веселье, Чимин мелко улыбается и даёт младшему высказать всё, что он о друге думает. А затем в момент длинной паузы кивает в ответ, отстраняется и вытягивает руку.       — Тогда дай мне свой телефон.       Чонгук протяжно выдыхает, моментально расшифровав цели Пака. Подозрительно щурится и хочет отступить на шаг назад, но не позволяет себе сделать этого. Так и стоит, приросший к асфальту, пока из-за его макушки выплывает грозовое облако. Ладони шарятся в карманах, доставая оттуда мобильный и безмолвно протягивая его резким движением, словно в любой момент их хозяин может отказаться от своих слов, которыми распинался около минуты.       — Пароль? — аккуратно спрашивает Чимин.       Чонгук продолжает молчать, отведя взгляд в сторону, в то время как Пак рассматривает нужные значки на экране блокировки с изображением рассветного неба и следом просто вытягивает руку вперёд, чтобы дать смартфону распознать лицо хозяина. Характерный щёлкающий звук оповещает о победе.       Младший резко оказывается сбоку, вцепившись в запястье и сверкая доверчивыми глазами, где скопилось сожаление вперемешку с взбунтовавшимся испугом. Рассматривает экран, над которым колдует Пак с непривычно серьёзным выражением лица, и никак не может вычленить адекватные слова из месива чернильных букв. Проходят мучительные минуты, доводящие до горького головокружения, как вдруг Пак хватает младшего за запястье и бросает короткое «Идём», не роняя и звука до входа в метро, потому что Чонгук и не спрашивает. Их молчание сначала прерывает грохот мчащегося состава, затем — гомон, живущий в центре Сеула, а дальше — рой их мыслей в загруженных до края головах. И если младший считается умельцем хитро игнорировать каждую из них, то Чимин пробивается сквозь завалы напролом, впервые применяя эту тактику на деле.       Без колебаний обхватывая ладонь Чонгука крепче, он рассекает человеческие толпы и высматривает среди десятков известных заведений небольшую кофейню, перед которой и останавливается спустя несколько минут. Ошарашенные глаза младшего, крепко сжимающего зубы, говорят обо всём за их владельца, поэтому Чимин объясняется:       — Чхве Джером около недели назад прилетел в Сеул, чтобы познакомиться с тобой и, следовательно, поговорить. Всё ждал твоего ответа, но времени не терял и уже облазил столицу. Сам он живёт в Штатах, в Аризоне. Оказался на удивление разговорчивым и приветливым, на наше неожиданное приглашение сразу согласился. Я писал от твоего лица. Встреча ровно в шесть вечера, у нас есть ещё пятнадцать минут. Я немного просчитался с час-пиком в метро, — как можно более размеренно выдаёт Пак и обхватывает чужие пальцы, которые начала пробивать дрожь. — Америка, как ты понимаешь, — прогрессивная страна, так что не думаю, что в разговоре возникнут какие-то сложности. Не все мудаки и не все стремятся порушить чью-то жизнь. Он тоже человек и, возможно, вы сможете с ним договориться. Я знаю, что мы с тобой — любители просчитывать наихудший вариант, но, как мне кажется, пришло время менять свой взгляд на вещи. Хотя бы немного. И использовать страх как движущую силу, а не как препятствие или причину, чтобы спрятаться.       Мимо них проезжает велосипедист, громко сигналя, и они спешно отодвигаются на сторону дорожки для пешеходов.       — И всё-таки ты наставляешь, — всего лишь произносит младший и набирает в грудь побольше воздуха. — Это кафе? — Он тыкает пальцем Чимину за спину.       — Да. Держи. — Протягивает Чону телефон.       — Если я не выйду оттуда живым — приди на мои похороны в костюме агента ФБР с чёрным зонтом и стой вдалеке, но на виду у всех, чтобы родители знали, что я был большой шишкой, как они и мечтали.       Цыкнув, Чимин пригласительно хлопает младшего по спине.       — Я не дам тебе умереть.       Теперь смеётся уже Чонгук, и в следующее мгновение они заходят в кафетерий, пропуская несколько посетителей из дверей. Окутанное мягким запахом кофейных зёрен помещение с порога располагает к себе и привлекает коричнево-изумрудной цветовой гаммой. За круглыми резными столиками из тёмного дерева сидят, в основном, либо копании студентов, либо молодые парочки, и парни присоединяются ко всеобщему настроению. Чонгук присаживается за один из столиков. Чимин показывает пальцем на кресло в дальнем углу, и заявляет, что будет следить оттуда. Чон в ответ согласно кивает головой, тужась сохранять напускную храбрость, но Пак всё равно замечает его напрягшиеся плечи и подрагивающие пальцы, нервно теребящие краешек салфетки из середины стола. Заходящее солнце, бросаясь на живописные тонкие колонны, благородно закрывает своими лучами и младшего. Обволакивает нежным покрывалом уходящего вечера, атмосферой пылких и весёлых разговоров, и Чимин не может напоследок не обнять Чонгука, чей нос утыкается в живот Пака. Чимин аккуратно расправляет прядки чужих волос, стягивает с запястья резинку и завязывает небольшой хвостик. Чон отстраняется, доверительными глазками неосознанно заглядывая Чимину прямо в душу, и на искреннюю улыбку прячет мокрые глаза в рукаве.       — Давай снимем куртку, — предлагает Пак и стягивает её с младшего, уставляясь на дверь. — Тебя в любом виде на подиум отправлять, так что плечи ровнее, взгляд — увереннее, и всё будет в порядке. Буду наблюдать за тобой из угла и ехидно хихикать.       Чимин мгновенно получает головой по рёбрам и чуть не лишается речи, пытаясь подавить вспышку боли. Стукает Чонгука по макушке и потирает ушибленное место, рекомендуя с таким рвением не лупасить Чимина, а решать проблемы. Двумя пальцами стреляя то на свои глаза, то на Чона, Пак удаляется под мелодию акустической гитары из колонок в свой наблюдательный пункт.       За окном по правую руку живёт молодостью город. Полнится эмоциями, событиями, спешит вместе с его жителями, тормозит на светофорах и взлетает к небу, до которого всё пытаются дотянуться блестящие здания офисов под аренду. В то время как здесь, в квартале, больше похожим стилем на европейский, уже зажигаются яркой подсветкой музеи и художественные галереи.       В сердце возникает совершенно новое чувство. Оно вкрадчиво шепчет, что что-то не так, и заставляет оборачиваться в поисках потерянного и далеко ушедшего. Чимин не сознаёт, что именно должен так истошно разыскивать. Всё кипит вокруг замершего тела. Живость и мириады возможностей с распростёртыми объятиями встречают его, дарят не то благоговение и нетерпение, не то горечь и тоску.       Стоит Чонгуку подскочить на месте, всё поправляя свою безразмерную жилетку, Пак разворачивается к двери. Порог переступает высокий парень, расслабленной походкой направляясь прямо к младшему. Вынимает из уха беспроводной наушник, кладёт его в небольшую кожаную сумку и очаровательно улыбается, растрёпывая аккуратно уложенные волосы. Истончая атмосферу тепла, он заставляет Пака нахмуриться и продолжать незаметный анализ, делая вид, что лучше его компании с мобильником не сыщешь. Длинный подол чёрного пальто Чхве Джерома не мешает его походке, и он спешно протягивает руку для знакомства Чонгуку, который сначала цепенеет, но спустя минуты расправляет плечи и накидывает на себя уверенный вид.       Скорее всего, Чонгук будет бежать от этого человека как ошпаренный, не отцепляясь от Тэхёна. В последнее время Ким вызывал больше подозрений, чем вызывает сейчас новоиспечённый соулмейт, однако врываться со своими доводами в жизнь младшего Пак не намерен. Это чужой путь. Однако он всегда готов переплести с ним свой, протянув руку помощи.       Но обязательно ли твой соулмейт — это твоя истинная пара, человек на всю оставшуюся жизнь? Или же опять своевольное толкование людей, отражающее собственные желания в определениях?       Парни обмениваются рукопожатиями, улыбками, эмоциональным взмахом рук с объяснениями, а потом становятся в очередь у кассы. Чон прилипает к стойке с мучными изделиями, не решаясь, с чем разделаться первым и что вообще купить. Ему помогают, и они начинают оживлённую дискуссию по поводу порций меню.       Через некоторое время ощутив, что опасность миновала, Чимин отводит от парней глаза, наконец-таки прекращая листать журнал своих контактов то вверх, то вниз. Вновь заглядывает в широкое окно, наблюдая за прохожими, а затем поднимает глаза наверх, где нежнейший голубой цвет неба затмевают собой белоснежные пуховые облака. Солнце, спрятавшись за ними, блеском переливается возвышенным оранжевым и пастельным розовым. Всматриваясь в далёкое свечение, Чимин разворачивается к нему корпусом и всё же признаётся самому себе: он смирился с тем фактом, что жизнь кончена, а сейчас заставляет себя двигаться вперёд. Приговорив себя к концу, теперь Пак не знает, как жить. Горизонт возможностей сначала сузился до единственного выхода — выживания, — но раскрывается бесконечными далями. Чимин не знает, что с ними делать.       Спокойствие, царящее в грудной клетке, не лживое.       Закат разливается красками, затягивая в вальс брызг и Чимина, который умиротворённо принимает приглашение и улыбается: не всех ответов он добьётся сразу. И если бы они могли оказаться у него перед взором, Пак бы без колебаний отказался, ведь будет ли тогда толк идти дальше?       Откидываясь на спинку мягкого сидения, он сосредотачивает своё внимание на том, что уже имеет. Первым делом придётся разобраться с собственными желаниями, угробленными годы назад и всё-таки пробившимися наружу в виде намерений продолжить дело отца, который привил любовь к мотоциклам. Пора бы уже перестать от этого прятаться, позволив нутру совершить кульбит и обрести покой. Держась за слова Юнги, высказанные однажды на заправке ранним утром, Чимин размыкает ладони.       Способов переправить остатки байка на ремонт у Сокджина несколько, начиная от заказа грузовика или аренды автомобиля до звонков по всем знакомым. Первые варианты отметаются сразу после скроллинга ленты объявлений и просмотра стоимости расходов на аренду. Вторые же притягивают своей лёгкостью: стоит начать с просьбы у Намджуна.       Внезапно вспоминая казус в салоне, Пак едва удерживается от того, чтобы не ударить себя по лбу ладонью.       С Тэхёном, имеющим и права, и автомобиль, у них отношения отнюдь не складываются. У Чонгука же есть автокар и нет прав, однако он, заслышав любую идиотскую и нарушающую правила идею, мигом возьмётся за её выполнение. Можно было бы попросить младшего разделить стоимость аренды машины и прицепа напополам, но Пак не осмелится нагружать его иными проблемами ещё больше. Его семье после смерти отца и переезда транспорт не понадобился; у бабушки в Пусане есть, наверное, только старый велосипед, и то вышедший из строя, если она им не пользуется. Как давно он не звонил ей. Точно будет удивлена.       Два часа пролетают неожиданно быстро за размышлениями, неприятно кислым американо и ужасно сладким круассаном с миндальным кремом. Пак наедается на год вперёд, пока Чонгук с Джеромом не надевают верхнюю одежду и не следуют на выход, продолжая о чём-то болтать.       Стоит Чхве пройти мимо Чимина, допивающего кофе, и благодарно кивнуть ему, как Пак замирает на секунду, а потом посылает такой же кивок в ответ, раздумывая о провалившейся конспирации и догадливости парня. Наблюдая за прощающимися ребятами в окно, он даёт им время и выходит на свежий воздух лишь тогда, когда Чон остаётся один.       Выдохнув, младший разворачивается и всем весом наваливается на Пака. Начинает тараторить:       — Поверить не могу, честное слово, — делает он вдох и мгновенно продолжает: — Я не думал, что у ситуаций, касающихся меня, может быть хороший исход. Когда я сидел там, как на эшафоте, и пытался с третьего раза размешать рисунок в чашке, аж в глазах темнело. Он так аккуратно вплёл в диалог то, что у него есть невеста, чтобы я не трясся! Мне стоит поучиться у него коммуникативным навыкам. — Новый вдох и новый взрыв эмоций: — С его появлением боль прошла. Метка должна успокоиться после первой встречи, но мы договорились иногда видеться друг с другом, хотя это и проблематично. Как ты и сказал, он живёт в Америке. Это, конечно, очередные сложности, но произошедшее — наименьшее из зол. Я бы даже сказал, что наилучшее. Мы будем поддерживать связь. В инстаграме. Но мы уже поговорили о многом! Он тоже играет в группе, представляешь? Мы около получаса обсуждали любимую музыку, даже договорились посетить концерты друг друга! Но моя банда, конечно, популярнее, — хихикает Чон. — Когда я услышал, что он ещё и кодит, работает в компании, где создают проги для игр и сами игры, честно… захотелось так же. Совмещать, — Чонгук широко размахивает руками, имитируя жест взрыва. — Он почти каждый день получает новинки техники с его коллегами! Сказал, что уже некуда девать. Я уговорил его сделать меня складом для всяких геймерских штук.       Смеясь, Пак засовывает руки в карманы, решив не раскрывать результаты проваленной миссии по слежке. То, как Чонгук с лёгкостью распахивает душу, позволяя многовековым глыбам с грохотом рухнуть, греет сердце. Чимин сразу же вычленяет из чужой фразы о трудностях факт того, что Чон ещё не рассказал Киму о появлении метки и планирует это скрывать. Подавив в себе ненужные вопросы, Пак, довольно улыбаясь, лишь спрашивает:       — Стало легче, правда?       — Да, — свободно отвечает Чонгук и вскидывает руки к небу. — Преисполнился, — смеётся. Выдыхает и бросает взгляд на последние всполохи заката. — Я… да. Я чувствую, что он мой соулмейт. Глупо это отрицать. Но. — Вскидывает палец вверх. — Мы говорим, что соулмейтство — это любовь, подразумевая лишь одну-единственную. И забываем о том, что она бывает разная.       Рассекая взором дорогу, Чимин мысленно соглашается, в который раз за вечер обретая стойкий покой, впервые не сомневаясь в его прочности. Улыбка облегчения так и просится на лицо — Пак позволяет ей туда забраться.       Очарованный исходом встречи, младший тянет Чимина на прогулку, чтобы высвободить энергию, и едва не растекается под ярким светом фонарей. Половину пути до их домов Пак даёт Чонгуку переварить события вечера, а другую половину они занимают друг друга бессмысленными будничными разговорами то о красоте сегодняшнего неба, то о выпуске новейшей игровой консоли, технические характеристики которой Чон диктует Чимину вплоть до порога его дома.       Распрощавшись, Чимин останавливается у двери с зажатым в руке ключом и бросает последний взгляд за спину, где укрыла район ночь. Даже не пытается бороться с свербящими ощущениями, но не разрешает им занять голову. Пусть бушуют в грудной клетке, пока Пак разглядывает иномарки у соседских домов и в шутку корит Юнги за то, что променял свою первую удобную машину на безжизненное БМВ. Принципиально питая неприязнь к кощунственной пышности салона, Чимин складывает руки на груди.       Лицо неожиданно разглаживается.       Всё безудержно меняется. И он, переставший загоняться в страхе, и Юнги, чей постоянно укоризненный взгляд сменила всепоглощающая и беспокоящая пустота. Тёмно-карие глаза в последнюю встречу будто почернели. Ему пришлось преодолеть многое, чтобы получить этот пугающий взгляд, но Пак уверен, что он совершенно того не стоил. Связано ли это не только с прошлым, но и со смертью его матери? Силясь вспомнить, что Мин рассказывал о других своих родственниках и есть ли они, Чимин не припоминает и фразы. Лента памяти с кадром на крыше многоэтажки практически начисто обесцветилась временем.       Пак трёт переносицу, заходя в коридор и замыкая дверь. Стягивая с себя одежду, отправляет её в стирку и влезает в старые вещи, приятно пахнущие ополаскивателем с запахом сакуры. Ворот свитера погружает то ли в тепло, то ли в сон, когда Чимин сидит на диване в сумрачной гостиной с зависшими над экраном телефона пальцами.       Кому: этот жук должен мне сотку привет. надеюсь, не побеспокоил тебя. я бы хотел спросить, есть ли у тебя сейчас время на телефонный звонок?       Прежде чем Чимин понимает, что был слишком официален из-за чувства вины, то уже нажимает на отправку. И, не успевает Пак укорить себя за поспешность, телефон вибрирует входящим вызовом.       — Привет, — раздаётся деланно бодрое в трубке. — Ты как раз вовремя, только управился с уборкой.       — Устал?       — Больше приятная усталость, но мне нравится иногда повыделываться. — Чимин легко смеётся в ответ. — Так что хотел?       Чимин хочет как можно короче и точнее выразить свою просьбу, поэтому около минуты искусно подбирает слова. Далёкие переливы кантри на том конце провода помогают процессу.       — Сперва хотелось бы ещё раз попросить у тебя прощения за вторжение сегодня, — начинает Пак, уже чувствуя, как Намджун отмахивается от его слов, прося без светских деталей перейти к делу. — И спросить, может, у тебя, случаем, где-нибудь заждалась своего часа машина? Нужно перевезти кое-что из Пусана.       — У меня, как ты знаешь, только байк, поэтому помочь не смогу, к сожалению. Однако расспрошу, свободна ли тачка у некоторых моих знакомых, если ты не против?       — Был бы благодарен! — тут же оживляется Чимин, неосознанно подаваясь вперёд.       — Отлично, тогда скину смс.       — Спасибо за помощь!       — Всегда рад.       Чимин, кротко улыбаясь уголком губ, ожидает, когда Ким положит трубку, однако повисшая тишина не оказывается концом разговора. Продолжая вслушиваться в музыку, Пак облокачивается на колено.       — Что у тебя там играет? — Всё-таки не выдерживает.       — Радио. — И, заслышав смех, добавляет: — Да, настолько я стар. Скоро буду впускать ремиксы под биты моих костей. — Вновь воцаряется молчание, но не неловкое, а благостное, успокаивающее. Ни один, ни второй не нажимают на кнопку отбоя, вырывая себе кусочек спокойствия из бурной рутины. — Устал?       — Есть немного, — выдыхает Пак на переадресованный вопрос. Ещё никогда бесполезные разговоры не казались такой располагающей и уютной тратой времени. — Бродили с Чонгуком по городу. Ему лучше.       — Рад слышать. Сегодня он повеселил моих клиентов, конечно, но как бы этот малый ещё раз не пошёл на поводу у истерики.       — Прослежу, — стреляет обещанием Чимин, твёрдо убеждённый в том, что сдержит его.       — Кстати! Видел сегодняшнюю красоту на небе? Я оказался в нужное время в нужном месте, сейчас скину фото. — На фоне слышны копошения, будто Ким вытаскивает телефон из кармана, всё это время разговаривав через наушники.       — Да, мы как раз были в этот момент в кафе. О. — Воспоминания неожиданно ударяют в голову. — У меня тоже есть пару кадров, Чонгук делал, аргументируя это тем, что на моём телефоне камера лучше передаёт гармонию цвета. Или что-то в этом духе.       Намджун издаёт согласный смешок.       — Кто тут ещё из нас стар присылать фото в ммс? У тебя ведь есть Какао.       — Вместо того, чтобы выходить из меню звонка и искать приложение, я нажал всего лишь одну кнопку, — в шутку выгораживает себя Пак, на самом деле использовав этот способ по привычке.       — Три: открыл журнал сообщений, прикрепил фото и отправил его.       — Если быть прямо как ты чрезмерно дотошным, то ещё больше. Но факт остаётся фактом: в сравнении кнопок я нажал меньше.       Вместо ответа на телефон приходит такая же ммс, вызывая у Чимина тёплое чувство в груди то ли от просмотра красочного неба, то ли от того, что это небо без особой причины прислали ему.       Мысли прерываются несколькими голосами, чьи обладатели, видимо, заглянули на огонёк к Намджуну, который поспешно извиняется и прощается с Чимином — Пак вновь остаётся в тишине и мягком одиночестве дома. Глаза, уже уставшие за день, горят пульсирующей болью, однако Чимин продолжает рассматривать чужую фотографию с высоты пятиэтажного дома. Он узнаёт просторы района, разглядывает мелочи в еле различимых прохожих. На его же фотографии солнце играет в прятки с облаками через окно кафетерия, испещряясь свечением, при одном взгляде на которое в душе туже затягивается клубок тоски. И Чимин опять-таки не может разобрать в неизвестном причину таких эфемерных ощущений.       В голове возникает идея, что могла всплыть лишь в ночное время суток, не сковывающих разум временем и предрассудками. Долго не раздумывая, Пак вновь открывает мессенджер и выбирает пару фото, что нащёлкал объятый воодушевлением Чонгук. Художественные способности младшего проявляются даже в таких повседневных мелочах: отцентрированный горизонт и целостность композиции так и шепчут о скрытых способностях фотографа. На следующий день рождения Пак просто обязан подарить ему камеру.       Выделив фото, отправленное Намджуну, а также пейзаж города, от взгляда на который Чимин вновь окунается в то самое неизвестное чувство, он отправляет их Юнги.       Чимин громко цыкает, теперь уже вслух коря себя за поспешность: пока он отвлекался на мысли о вечере, задрав голову, вместо двух фотографий отправилась ещё одна. Мгновенно ударяясь в поиски кнопки удаления, Чимин вспоминает, что в мессенджере нет такой функции, и хлопает себя ладонью по голове в попытке смириться с мыслью, что Мин увидит не только небо, но и нечёткую фотографию самого Чимина. Он помнит момент, когда на просьбу Чонгука попозировать сначала отвернулся, но затем выставил руку в камеру руку в жесте мира и широко улыбнулся.       Пак бы не за что не поставил такое на фото своего контакта ни у себя в телефоне, ни даже в Инстаграме, даже если он бы у него был: Чимин здесь слишком живой, слишком искренний, слишком открытый.

— ✗ —

      В последнее время случается слишком много «впервые», однако на очередное, когда он просыпается на удивление выспавшимся и отдохнувшим, даже не выказывает своего недовольства. Именно оно даёт толчок подняться с кровати без будильника и заречься очередными планами на сегодняшний день: осталось закрыть пропуски занятий по китайскому, выручив преподавателя и проведя один урок для параллельного класса; постучаться в закрытые двери научного куратора и отказаться от участия в конференции. От мысли о последнем в животе колышется тревога, возрастающая с каждой пролетающей мимо минутой.       Чимин проводит в ванной около получаса, чтобы вновь залечить свои самые старые и просто старые побои, как вдруг останавливает взгляд на метке у основания шеи, покрытой острыми, но почти невидимыми шрамами. Чернила, от которых он катастрофически мечтал избавиться, как и Чонгук, даже не затёрлись, продолжая бросаться в глаза жуткой кляксой. Пак уже перестал носить пластыри, но руки всё ещё тянутся к коробке, чтобы выудить хотя бы один, налепив прямо на середину.       Яростно выгоняя из головы доводы, к которым не хотелось даже прикасаться, Пак опирается руками на раковину. Глядит на её белое покрытие, опускает взор ещё ниже — и сталкивается с концом метки, проводя по ней пальцами, вспоминая, как царапал её раз за разом, размазывая выступавшую кровь. В беспамятстве терзал лезвием ножа и приносил себе ещё больше боли.       Их с Юнги разговоры били в самое нутро. Выкручивали одной на двоих правдой, проникали внутривенно, мешая привычному порядку вещей, но оттого и были такими ценными. Словно стараясь вцепиться в хвост воспоминаний, Чимин сжимает пальцы, ловя лишь воздух.       Чимин ненавидел ошибаться. Он и сейчас не произнесёт этого вслух, но мысленно, разглядывая своего зеркального двойника, Пак допускает, что система соулмейтов не ошиблась, выгравировав метку как у одного убийственно запутавшегося и потерявшегося человека, так и у другого пропащего и давно поставившего на себе крест.       Чимин хмыкает: в своих отрицании всего существующего и проницательности они друг друга стоят.       Сегодня он решает в кои-то веки навести у себя на голове порядок, не распугивая своим видом одноклассников. Вспомнив жилетку Чонгука, откапывает у себя похожую, совмещает её тёмно-коричневую вязь с кофейного оттенка рубашкой. От официальной школьной формы оставляет лишь широкие брюки, вытягивая из гардероба зимнее пальто, что сверкает новизной.       Выйдя на улицу, опять заставляет себя притормозить хотя бы на две минуты, чтобы вдохнуть отрезвляющий утренний мороз и сохранить его в разгорающемся сердце.       Пока Чимин носится по школе, пытаясь успеть со сдачей остаточных долгов, уже к обеду Намджун присылает сообщение с искренними извинениями: свободного автомобиля ни у кого не нашлось. Закусив губу, Чимин ещё раз раскидывает мозгами, цыкает и смиряется с оставшимся вариантом. Выйдя из главного здания школы и пройдя в секцию по волейболу, Чимин заглядывает в широкие двери игрового зала и начинает высматривать Чонгука. Его почти сразу обнаруживают другие игроки, отдыхающие у вентиляции, откуда дует прохладный ветерок, и Чимин не скупается на просьбы, уже через пару минут вылавливая Чона у кладовой с игровым инвентарём.       Чонгук только и рад выкроить небольшой перерыв после двух часов физкультуры, поэтому озирается по сторонам и затаскивает друга в маленькое помещение. Пак чуть не натыкается на швабры, но вовремя сохраняет равновесие, разглядывая полоску света из-под незакрытой двери.       — У тебя нет с собой воды? Я сейчас умру, — начинает изнурённый Чонгук, но сияющие бодростью глаза выдают его настрой. Чимин в спокойствии выдыхает.       — Даже рюкзака нет, в классе оставил. Сейчас перерыв на обед, а ты носишься?       — Не ты один прогуливал, — цыкает на отсутствие помощи и усаживается на холодный пол. — Я так понимаю, что-то срочное, раз ты даже пришёл?       — Не хочу ни торчать в очередях, ни есть, — делится претензиями Пак и заваливается к стене рядом. Проезжается ладонями по скрипучему гладкому полу, роняет на себя коробку с чистящими средствами и недовольно складывает всё обратно под чужой испытующий взгляд. Наконец-таки управившись, достаёт мобильный, проверяя оставшееся время, и размыкает губы: — Помнишь спор с Чон Хосоком, который я выиграл? Оказывается, в пьяном состоянии я бесстрашен. — Упирается локтем в колено и глядит на внимающего Чона. — Он отправил мне адрес, где оказалась автомастерская. Моим выигрышем стала… починка мотоцикла папы. Байк в Пусане. Вернее, то, что от него осталось, поэтому сейчас я ищу автомобиль, да хотя бы Ладу семёрку. — Видя, что Чонгук порывается встрять в монолог, Пак вытягивает указательный палец в просьбе подождать. — Его аренда обойдётся очень дорого. Пока соберу деньги, пройдёт время, а у меня его не так много. И маман тревожить не хочется. И в этом случае мне понадобится водитель. Намджуну я уже звонил, он развёл руками. Есть ещё идеи?       Чонгук отставляет в сторону рвавшиеся изнутри вопросы, почувствовав, что для них сейчас не время. Закатывая глаза и обводя своё лицо пальцем по кругу, он цыкает:       — У нас есть я, если тебе память ненароком отшибло. И моя тачка.       — У тебя нет прав, — бросает Чимин само собой разумеющееся.       — Когда меня это останавливало?       — Слушай, это не гонки под покровом ночи, а пятичасовая поездка по главному шоссе, где нас могут словить.       — Не припоминаешь погоню от полиции?       — На шоссе от погони не скроешься. И… я бы не хотел нагружать тебя в это время.       — Да забей. У тебя есть ещё идеи? — произносит Чонгук и выглядит так, будто не хочет даже участвовать их в поиске. Он взмахивает руками и поднимается на ноги, растягивая мышцы рук и готовясь к следующей тренировке. — Когда решишься — сообщи, выберем день.       Распахивая дверь кладовой, младший трусцой убегает к сетке, врываясь в команду прямо посередине игры, за что получает резкий свист от тренера. Чимин вскакивает от громкого звука и разглядывает высокие складные полки в прострации.       Чимин ожидал такую реакцию и боевой настрой Чонгука, но не настолько быстрый и не настолько такой решительный, чтобы после секунды раздумий уже рваться выполнять просьбу Пака. Либо Чон не сознаёт весь риск данного приключения, либо ему плевать на последствия, либо он готов пренебречь собственной безопасностью ради друга. Разрываясь между вариантами, Чимин отправляется к трибунам для раздумий.       Мысли не пробиваются ни к какому результату даже к вечеру, когда поток школьников стекается в главные ворота и разбредается по домам. Вслушиваясь, как бессмысленно трещит голова, Пак зависает у каменной ограды, прислоняясь к ней спиной. Потуги не дают сдвинуться с места, однако вскоре Чимин бредёт последним в сторону метро через спальные районы, безмятежно пребывающие в своей старости. Деревянные окна смотрят пустыми глазницами, но Чимин, остановившись, так и не может понять, откуда ощущает на себе ещё один пристальный взор. Провертевшись вокруг своей оси, Чимин натыкается на лавочку в небольшом парке, где на мокрой скамейке вальяжно восседает пушистое чудо, угрожающим взглядом прожигая всех, кто может покуситься на его место. Пак, игнорируя предупреждения ярких янтарных глаз, подбирается к коту ближе, рассматривая его пушистую чёрную шёрстку, больше похожую на богатый мех.       Разлёгшись на досках, кот поднимает голову на незнакомца, который уже лезет в карман за телефоном устраивать ещё одну надоевшую фотосессию. Кот подгибает под себя лапки и встряхивает длинными усами.       Чимин присаживается, смотря на пушистого через камеру телефона, и ощущает тягучесть чужих пронзительных глаз, выделяющихся на фоне даже оранжевого покрывала листьев. Они блестят, излучают несгибаемую защиту и густое тепло, заставляя Пака на секунду забыться, но следом прийти в себя и отщёлкать несколько кадров. Кот, посчитав, что оказал достаточно внимания парню, гладиться не даётся, только переворачивается на другой бок и оставляет Чимина в одиночестве.       Пак усмехается, наблюдая за раскачивающимся пушистым хвостом. Рассматривает фотографии в галерее и неосознанно выделяет лучшую, повторяя вчерашние махинации, только теперь приписывает сверху короткое «ты» и отправляет Юнги. Зная, что Мин живьём испепелит его за ненужный спам, Чимин смеётся ещё сильнее.       Разделив свою жизнь на «до» и «после», Пак завис на конечной остановке в ожидании несуществующих рейсов автобуса и созерцает сотни дорог, раскинувшихся перед взором. Внимает, как за спиной шуршит лес, боится обернуться и запрещает себе ступить шагу, всё не прекращая твердить себе о том, что как только он выйдет на проезжую часть — его собьют.       Пора разлепить веки и начать путь.       Открывая диалог с Чонгуком, Пак пишет одно-единственное «ты точно уверен» и, получив в ответ «бля буду», уверенно поднимает голову. В своей метафоре он, находясь на перепутье, с лёгкостью разворачивается и направляется в самую гущу тихо перешёптывающихся с ветром сосен.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.