i luvd ya

Когда думать о сокральном — Юта усмехается — смысле жизни, как не закуривая третью подряд сигарету известной и дорогой марки. У парня в жизни — ничего и завал на учебе. И в единственный свободный вечер — ведь курсы корейского и английского занимают шесть из семи дней недели, — он сидит, прижавшись спиной (лопатки обжигает) к батарее, допивает мерзкое на вкус дешевое пиво и выкуривает по четыре сигареты за раз. Однажды это убьет его. Юта думает, что на его могиле не напишут ничего. Ведь большего, чем двух дат через дефис, он не добьется. Вроде, это должно расстраивать или пугать, но внутри — спокойное море. И редкие — 24/7 — мысли о том, кто понимает и знает его. Единственный, навсегда, от встречи до банки с прахом — Юта не надеется на урну, ведь некому. Тот — единственный — покинул его. Нет, покинул — неверно. Сам Юта оставил его. Хотя все, что желал и желает, — быть рядом. Но Накамото совсем не тот, кто должен быть рядом. Накамото не может дать ничего. Кроме бесконечной любви. Что, впрочем, не дает ему права портить (как он думает) жизнь Сычена. Сычен. Даже при мысли о нем внутри Юты вселенная взрывается и появляется вновь. Сычен слишком светел — несмотря на его характер, от которого Накамото натерпелся боли, — чтобы просить его. Просить простить. Просить вернуться. Просить забыть те слова, то мгновение. У Юты внутри незавершающаяся нежность граничит со злостью и ненавистью. К себе. Он тянется ладонью, пальцами к рисунку на стене. Накамото не художник, но десятками рисует лицо Сычена. Дун заменил ему Бога. Вот только в Бога Юта никогда не верил. Он помнит слезы Сычена. Помнит его последнюю фразу. — Не подходи ко мне. Не позволяй увидеть себя. Юта обещал. Юта исчезает. И мечтает о том, чтобы Сычен исчез из сердца и мыслей. Нет. Все, что держит Юту здесь, в жизни, — воспоминания об их вечерах, ночах, утрах. О завтраке, подгоревшей яичнице, горячем горьком кофе, сонном взгляде и влажных волосах. Уставшая улыбка за пару дней до конца в половине рисунков. Сычен сдал последний экзамен — на отлично, конечно же, — а Юта покрыл квартирку свечами и любимыми белыми цветами. Для него. Но у Юты — отчисление в ближайшем будущем, в планах на которое ничего, кроме Сычена. Юта кричит, бьет бокалы и бутылки, а потом говорит: — Прощай, — смотрит холодно. — У нас только прошлое, и нет надежды на будущее. Сычен плачет, не верит, но Накамото закрывает дверь. Юта думает, что поступил правильно. Сычен заслуживает лучшего, чем Накамото — уже не студент, а безработный иностранец с бр. Сычен ищет момент, когда стал ненавидим Ютой. Не находит. Когда Юта достает четвертую сигарету, в паре километров от него приехавшие врачи неотложки, приехавшие после звонка Донена — соседа и почти друга, — объявляют время смерти Сычена и спрашивают контакты тех, кому сообщить об этом. У Донена только номер Юты. Который не отвечает на входящие уже три месяца. И вряд ли ответит.