So Wise We Grow

~*~ Когда Спок вернулся в свою каюту с мостика, он увидел Сторека в кровати, и Капитана Кирка, лежащего рядом с ним на полу, спящего. Он взял подушку и одеяло Спока, но не его матрас. Если бы Спок когда-нибудь задумывался о том, как Кирк спит, он бы подумал, что тот будет спать растянувшись, занимая как можно больше места, но вместо этого Спок с удивлением отметил, что капитан спал, свернувшись, не слишком сильно, скорее, в форме изящной буквы S, почти не занимая места. Вид их обоих – Сторека на кровати и капитана в очевидно защитной позе, заставил тепло разлиться по груди Спока. Спок присел рядом и потряс капитана, чтобы разбудить, прикоснувшись к его прохладному плечу. Кирк проснулся быстро, тихо и полностью, и вышел вместе со Споком через дверь в его спальню. Он аккуратно положил подушку на кровать и расстелил одеяло, прежде чем повернуться к Споку. - Прости, что я позаимствовал твои вещи. Сегодня… был не очень хороший день, и если вспомнить его кошмары, я не хотел, чтобы он был один. - Понимаю. Но мне интересно, почему вы решили спать в таком неудобном месте? Конечно, вы могли использовать мою кровать, или, если хотели быть ближе к Стореку, он бы не возражал, чтобы поделиться своей. Кирк невесело улыбнулся и слегка напряженно ответил: - Я вроде как стараюсь не оказываться незваным гостем в чужих постелях. Можешь назвать это пунктиком. Спок уже видел эту позу, обычно, когда Кирк упоминал о негативных обстоятельствах своего детства. Это заставило Спока вспомнить о том, как Кирк вскользь упомянул кое-что о своем детстве, о чем Спок не мог думать без злости. Злость, как и все сильные эмоции, заставляла Спока чувствовать себя неуютно, а пока Спок не чувствовал себя достаточно уверенным в своем контроле, он не мог свободно обсудить эту тему с капитаном. Вместо этого он сделал самый логичный и практичный выбор. - В будущем, прошу вас свободно пользоваться моей кроватью, когда вы этого захотите. Спок не понял, почему Кирк внезапно засмеялся, пока капитан не начал весело смотреть на него, указывая на ту самую кровать. - Даже когда ты в ней? – спросил он, кокетливо посмотрев на Спока сквозь ресницы. - Абсолютно верно, – спокойно ответил Спок, и Кирк широко открыл глаза, что выглядело непривлекательно, в какой-то мере вызывало чувство удовлетворения. - Правда? - Конечно. Это будет практично, – сказал Спок. Он постарался не показать удовольствия от потрясенного вида капитана. Кирк прищурился. - Не строй из себя невинную овечку, – сказал он. Спок наклонил голову. - Я не понимаю, почему мое поведение напоминает вам земное млекопитающее, более всего известное за свойства своей шер… - Посмотрим, кто из нас моргнет первым, – нетерпеливо объяснил Кирк. Спок моргнул. Кирк фыркнул. - Мило. Очень мило. Но меня ты не проведешь. - Могу ли я напомнить вам, капитан, что как вулканец я не склонен к обману и неумел в нем. Кирк громко засмеялся, но быстро прервался, виновато посмотрев на дверь, за которой спал Сторек. - Это самое забористое дерьмо из всего, что я слышал, – начал он, указав пальцем на Спока, но без следа злости в голосе. – И не говори мне, что не видишь связи между твоими словами и экскрементами, я знаю, что ты в курсе, что я имею в виду под дерьмом. А ты гонишь чушь лучше всех, кого я когда-либо встречал, кроме меня, конечно, я в этом король. Спок посмотрел на капитана, пытаясь увидеть признаки самоуничижения, но Кирк, судя по всему, чувствовал искреннюю гордость за последнее заявление, на самом деле, он выглядел очень довольным собой. - Восхитительно, – сказал Спок. Он с волнением понял, что это стало его обычной реакцией на поведение капитана, когда он не мог выбрать между «покоряющий» и «раздражающий». - И, – продолжил Кирк, – не думай, что я не заметил, что ты пытаешься отвлечь меня от того, что ты согласился обниматься со мной, когда я захочу. - Увы, – серьезно сказал Спок. – Вы разгадали мой блестящий план. Снова человеческая интуиция победила вулканскую логику. - Учти, – сказал Кирк, проигнорировав Спока. – Я не уверен, что хочу. Ты не похож на… обниматель-ного. - Это очень серьезное обвинение, Капитан. Если вы не сможете предоставить подходящие доказательства своего заявления, мне придется подать на вас иск за клевету на коллегу-офицера. Кирк пытался сдержать ухмылку и остаться смертельно серьезным. Он приложил палец к подбородку, будто уйдя в глубокое раздумье. - Улика А: уши, – сказал Кирк искусственно глубоким и чванливым тоном. – Защита может увидеть, что они, до кончика, острые, доказательством может считаться частое использование термина «остроухий гоблин», которое применяется к обвиняемому. Острые вещи, в основном, не предназначены для объятий; смотрите: ножи, вилки, иголки, коммуникаторы Звездного Флота. - Улика Б: склонность обвиняемого к удушению потерпевшего… – Кирк прервался, увидев выражение лица Спока. – Слишком рано? Ладно, ничего, у меня есть еще. Улика В: поза. Правильные объятия требуют определенного изгиба и оборачивания себя вокруг другого человека, требуют пластичности, совместного движения, и я не уверен, что обвиняемый может достаточно разогнуть штырь, воткнутый ему в позвоночник, чтобы иметь достаточную гибкость. Спок отметил себе заставить капитана снова ходить с ним на тренировки по борьбе как можно раньше, ему всегда нравилось побеждать его в физическом противостоянии, и Спок мог признать, что доказательство его неправоты сделает этот опыт особенно ценным. - Улика Г: жар, – продолжил Кирк, он уже перестал говорить не своим голосом, стал широко улыбаться, наслаждаясь собой. – Обвиняемый ничего не может с этим поделать, но, будучи вулканцем, он отдает много тепла – так много, что я сейчас чувствую его даже отсюда. И представьте, если бы вы были отделены от… него всего несколькими слоями одежды и, может, дюймом пространства между вами… так близко было бы очень… – Кирк замолчал, выглядя растерянно, а потом сказал неуверенным тоном, – горячо. Спок не понял, почему это заключение вызвало у капитана такое смятение – эмпирическим путем легко выяснить, что чем ближе находишься к объекту, излучающему тепло, тем сильнее будешь его чувствовать и сам станешь горячее. Это все элементарная физика и биология. Возможно, капитану было нехорошо? Спок присмотрелся и действительно заметил, что Кирк слегка покраснел и выглядит неуверенно. - Если вам нехорошо, Капитан, вам следует немедленно обратиться в медблок, – сказал ему Спок. - Ага, – сказал Кирк немного отвлеченно, – ага, мне пора. Не в медблок, Боунз мне этого не простит, но… ага. Я… увидимся завтра, Спок. - До завтра, Капитан. - Джим. - … Джим. И Кирк ушел, оставив Спока хоть и обеспокоенным его здоровьем, но довольным событиями этого вечера. ~*~ Конечно, хотя он и сказал Споку, что не будет этого делать, Джим пошел в медблок через три дня после того, как они, наконец, покинули Пек дж’Фен и его чертово минное поле. Боунз был на месте, хоть сейчас была и не его смена («конечно же»), потому что у него не было своей жизни, за что Джим был ему очень благодарен. - Мне нужно спросить у тебя кое-что важное для взаимоотношений командующего состава корабля, – начал Джим. Боунз закатил глаза и сказал: - Да, Джим, ты самая красивая принцесса. А теперь ты пойдешь в кроватку и перестанешь слоняться по моему медблоку? - Боунз, – предостерегающе сказал Джим. – Я бы не пришел сюда спрашивать, самая ли я красивая принцесса. Это я и так знаю. - Лучше б у тебя был веский повод, – пробормотал Боунз, рукой показав Джиму на стул. Джим сел, пытаясь подобрать слова для своего вопроса, ему нужен был наиболее взрослый и дипломатичный подход, поэтому он спросил: - Эй, Боунз, как думаешь, я втюрился в Спока? Боунз поднял бровь, и у него получилось почти так же хорошо, как у Спока. - Полагаю, это был риторический вопрос. Джим обхватил голову руками. - Черт. - Если тебя это утешит, – сказал Боунз, очевидно наслаждаясь моментом. – Я думаю то, что Ухура еще не убила тебя, это хороший знак. Я думаю, что если б она этого хотела, она бы уже это сделала. - Круто, Боунз, – пробормотал Джим. – Он, ну знаешь, привлекательный, я это знаю, я не слепой! Просто, ты знаешь… – Джим нахмурился. – Он всегда так чертовски уверен, что умнее меня, и, черт возьми, иногда он прав, что раздражает меня больше всего в жизни, клянусь, и даже не говори мне про его Брови Саркастичной Смерти. Плюс! – добавил Джим, подняв палец, чтобы усилить эффект, на что Боунз закатил глаза. – Он ругает меня за то, что я калечусь на полевых миссиях, но он рвется в бой сразу позади меня, так что я не понимаю, в чем, черт возьми, его проблема. - У-гу, – сказал Боунз. – Ничего-то тебе в нем не нравится, да? - Этого я не говорил! – запротестовал Джим. – Он хороший друг, он хороший первый помощник, и у него на самом деле есть чувство юмора, что бы люди ни говорили, просто… оно специфическое. Не думаю, что все его понимают, но, я не знаю, почему, меня он смешит. Боунз не сказал ничего, он просто посмотрел на Джима так, будто собирается беспощадно посмеяться над ним, и Джим приготовился защищать саркастичное чувство юмора Спока, говорить о том, какой он подлый и чудесный, когда Боунз сказал: - Так ты мне говоришь, что не ведешь себя с ним, как тринадцатилетняя девочка, потому что он чертовски привлекательный, и умный, и смелый, и веселый – и, конечно же, капитан футбольной команды, я уверен – а ты на самом деле хочешь кого-то мерзкого, тупого, трусливого и скучного. - Я не это… – но именно это он и сказал, понял Джим, подумав. - Ты думаешь, что у меня… чувства к нему! Серьезные чувства! – воскликнул Джим, надеясь, что Боунз скажет Нет, Джим, не будь идиотом… Очень надеясь, потому что Джим знал, что на этот вопрос есть правильный и неправильный ответ, и неправильный ответ может разрушить кучу вещей, которые Джим не готов потерять. - О, это еще один из риторических вопросов, да? – сказал Боунз, неприятно растягивая слова. – Продолжай, я думаю, я уже почти научился их распознавать, еще всего парочка… Но Джим перестал его слушать, он застыл, потому что у него шло все хорошо, пока он думал, что это всего лишь еще один случай, один из тех случаев, как с дружбой с Боунзом на втором курсе, когда он, может быть, думал о чем-то большем, чем-то другом, может, думал об этом много, но в конечном итоге это прошло, он игнорировал это, потому что должен был, и оно прошло, и он говорил себе, что и это пройдет, но было похоже, что… - Черт, – снова сказал Джим, и сам услышал, насколько хриплый у него голос. - Для тебя это действительно сюрприз, – сказал Боунз, и его голос тоже звучал удивленно. - Ага, Боунз, это действительно ебучий сюрприз, благодарю. Я старался не обращать внимания на это дерьмо несколько недель, считал это шуткой, и теперь я понимаю… – злобно сказал Джим, прежде чем прерваться, почувствовав неожиданную вину. – Прости, Боунз. - Ты выглядишь так, будто тебе нужно выпить, – сказал Боунз, доставая одну из своих высоких темных бутылок из, по-видимому, неисчислимых запасов. И хотя Джиму бы действительно это не помешало, он отмахнулся от Боунза, пробормотав что-то об ответственности и ребенке, и… - Пацан, – сказал Джим, сев ровно. - Я думал, когда же ты до этого доберешься, – сказал Боунз, не смотря на Джима, доставая стакан и наливая себе щедрую порцию виски. Джим удивленно посмотрел на него. - Знаешь, это и жутко и раздражает, то, что ты знаешь об этом все. - Ну, я прохожу это не в первый раз, – спокойно сказал Боунз, поболтав жидкость в стакане и внимательно посмотрев на Джима. Поначалу Джим подумал, что Боунз говорит о своей бывшей жене, Джоселин, но потом он понял, что Боунз тоже вспоминает второй курс, как и он сам. Он почувствовал, как щеки загорелись – все было куда очевидней. Было невероятно неловко осознать, что Боунз с самого начала знал о глупой влюбленности Джима. - Воу, – пробормотал Джим, – этот разговор становится все веселее, надеюсь, мы больше никогда его не начнем. - Конечно, – продолжил Боунз, отпив виски, – теперь все немного иначе, теперь ты серьезен. - В прошлый раз я тоже был серьезен, – сказал Джим своим коленям, и ему совершенно не хотелось этого говорить, он надеялся, что прямо сейчас включится аварийная сигнализация, но по какой-то причине, ему пришлось это терпеть. - Я знаю, Джим, – осторожно сказал Боунз, и Джиму пришлось отвернуться, он не хотел видеть доброту в его взгляде. – Я знаю, что это так. Этот разговор зашел слишком далеко. - Мне просто надо потрахаться, – объявил Джим. – Я секс-зависимый, и от этого даже Спок выглядит хорошо. Именно так. Джиму понравилась эта теория, потому что если это был старый добрый недотрах, это означало, что он не испортит дружбу со Споком, не облажается со Стореком, никто не будет просить от Джима больше, чем он уже дал. - Что? – раздраженно сказал он, поймав скорее грустный, чем раздраженный взгляд Боунза. Боунз покачал головой и криво улыбнулся. - О, ничего. Джим кинул на него раздраженный взгляд. - Я прав, – настоял он больше для себя, чем для Боунза. При следующей же подвернувшейся возможности Джим решил доказать свою правоту, а возможность была очень-очень хорошенькая: секретарь луваринненского посла с сиреневой кожей. На скорости варп-пять Энтерпрайзу был нужен лишь день и ночь, чтобы переправить посла на федеративную конференцию по бурению, так что Джим был уверен, что они оба надеялись на одно и то же. Тро-янн – так звали секретаря – обладал гладкой сиреневой кожей, а его три широко-раскрытых глаза светились живым зеленым, и когда Джим позвал Тро-янна в свою каюту, его улыбка была широкой и открытой, и Джим сразу почувствовал себя лучше. Именно это было ему нужно, этого он хотел – прекрасного инопланетянина и двенадцатью двухсуставными пальцами, который исчезнет на следующее утро, и который срывал рубашку с Джима с подкупающим энтузиазмом. Но Тро-янн не стал жаловаться на то, насколько не прибрано в каюте у Джима, он не хотел говорить о политике Федерации или луваринненской культуре, или вообще еще о чем-то, что было… круто, Джим сам любил побыстрее дойти до главного, но было что-то просто… Джим старательно об этом не думал. Когда они терлись друг о друга, Тро-янн чувствовался прохладным, охлаждающим, но когда Джим спросил его, секретарь удивленно ответил, что его температура тела почти человеческая. Джим не стал думать и об этом. Они хорошо провели время, и если Джиму было не настолько хорошо, как он надеялся, это была его вина, а не Тро-янна. Он был милым парнем, хорошим, он делал Джиму комплименты, и они звучали искренними. С ним все было в порядке, он просто… Джим смотрел на себя в зеркало после душа, после того, как Тро-янн ушел, и он заставил себя закончить мысль. Он просто не то, чего я действительно хочу. Джим не стал бить зеркало, он действительно вырос, что раздражало и пугало его, но было хорошо для здоровья, и действительно хорошо для того, кто стал родителем. Джим Кирк до Звездного Флота точно разбил бы зеркало кулаком, а потом еще час вынимал бы из руки осколки, но Джим Кирк до Звездного Флота, и Джим мог признаться в этом самому себе, был козлом. Конечно, он до сих пор был козлом. Но, по крайней мере, он был ответственным козлом. С абсолютно безответственной влюбленностью – Это влюбленность, просто глупая влюбленность – в своего абсолютно незаинтересованного первого помощника. - Я больше никогда ни с кем не пересплю, – пожаловался Джим лицу в зеркале, и поскольку он все еще был Джимом Кирком, не важно было, насколько неуместной была влюбленность, он не мог не полюбоваться пару секунд своим трагичным видом. ~*~ Спок был благодарен за краткую передышку, которую луваринненский посол дал команде – Инженерный отдел смог устранить ущерб, причиненный минным полем дж’Фенни, и у Спока появилось достаточно свободного времени, чтобы побыть в компании капитана. Тем не менее, когда он пошел искать его, Спок узнал, что он ушел раньше, что было неудачей, но не такой большой. Ему удалось получить возможность поговорить с самой послом, и оказалось, что она очень интересовалась дипломатическим опытом отца Спока, и с радостью поделилась со Споком информацией о своей культуре и своей оценкой конференции по бурению, на которую они направлялись. И Споку действительно было жаль, что встреча так быстро окончилась, он думал об этом, когда направлялся в турболифт, чтобы присоединиться к Капитану Кирку в прощании с послом и ее сотрудниками. Когда Спок шел по коридору, недалеко от транспортерной он натолкнулся на Капитана Кирка и секретаря луваринненского посла, которые стояли у стены коридора. Спок замедлил шаг, боясь, что увидит что-то личное, но не в силах отвернуться, пока Кирк и секретарь посла разделяли весьма долгий и страстный поцелуй. Когда поцелуй закончился, Спок услышал, как Кирк тихо рассмеялся и сказал: - Ну, этого я не ожидал. - После такой ночи, было бы невежливо не выказать мое расположение в следующий же раз, как я вас увидел, – сказал секретарь с неубедительной чопорностью, и Кирк снова рассмеялся. - О, тогда я не хочу быть грубым. Капитан протянул руку и утянул секретаря в еще один краткий поцелуй, прежде чем они разорвали объятия и оба прошли в транспортерную. Спок понял, что никто из них не заметил его присутствия. Спок не смог уделить полное внимание отбытию посла, думая над сценой, которую увидел в коридоре. Он не должен был удивляться – он хорошо знал о склонности Кирка к частым и бессмысленным сексуальным связям – но он все равно был обеспокоен. Этим вечером, оставив Энсина Чехова наблюдать за Стореком, Спок вошел в широкую дверь каюты капитана. - Могу я поговорить с вами, Капитан? Кирк посмотрел на Спока так, будто он ведет себя странно. - Я думал, мы договорились, что ты зовешь меня Джим, если это не официальное дело, но в таком случае, разве мы не должны говорить в офисе? Уже поздно, Спок, и я немного устал. - Конечно, – сказал Спок, довольный собственными выводами. – Логично, что вы чувствуете усталость. Полагаю, ночная деятельность не оставила вам много времени на отдых. Капитан резко отреагировал на заявление Спока, он наклонился и прищурился, смотря на него. - Что это должно значить? Спок был рад, что их разговор сам дошел до нужной темы, он хотел как можно скорее внести ясность в необходимые изменения в поведении и покончить с этой неприятной обязанностью. - На самом деле, именно об этом я хотел поговорить с вами, Капитан… - О чем? - О ваших… сексуальных достижениях. - Прости? – Кирк выглядел оскорбленным, но этого и стоило ожидать – люди часто действуют нерационально, когда дело доходит до секса. Спок проигнорировал это, как незначительное, и продолжил. - Я не мог не увидеть вашего поведения с секретарем посла в коридоре этим утром… - Что значит, не мог не? Ты не мог просто уйти? - И я с неудовольствием понял, что хоть ваше поведение и значительно улучшилось с тех пор, как вы приняли командование… - Перестань говорить обо мне, как о собаке, которая научилась не писать на ковер… - … в области ваших сексуальных отношений, если их можно так назвать, вы подвержены инфантильному поиску удовольствия. Кирк быстро встал с кровати, на которой сидел, и вторгся в личное пространство Спока. - Прости, но это ни черта не твое дело… - И хоть я признаю, что это деликатный вопрос, у меня нет выбора, кроме как вмешаться, раз больше никто не хочет этого делать… - Черт возьми, Спок, я взрослый… - … и мне стоит уведомить вас, что я не могу дать вам продолжать вести себя в подобном ключе, если вы хотите оставаться родителем и моральным ориентиром для Сторека. Джим отступил, будто Спок его действительно ударил, и опустился обратно на кровать. Он наклонился вперед, положив локти на колени, и посмотрел на свои сложенные руки, а потом на Спока. Когда он заговорил, его голос был холодным, как лед – как вулканец, Спок не мог не восхититься. - Скажи это, – сказал Кирк, не отрывая взгляд от лица Спока. Не понимая, Спок осторожно спросил: - Прошу, поясните. Я не знаю, что вы хотите, чтобы я сказал. - Если ты хочешь это сказать, тебе стоит назвать слово, не надо ходить вокруг да около. В смысле все эти «неодобрения» и «моральные ориентиры» просто чушь, так? Просто скажи это, Спок, скажи мне в лицо, ты не будешь первым. Спок с раздражением и смущением понял, что теперь Кирк выглядит разочарованным. - Я не знаю, о каком слове вы говорите, – яростно сказал Спок, – и к тому же… - Шлюха, – спокойно сказал Кирк. – Ты об этом думаешь, да? Знаешь, это забавно, мне говорили «ты – шлюха, держись подальше от моей девушки», даже говорили «ты – шлюха, держись подальше от моей дочери», но «ты – шлюха, держись подальше от моего десятилетнего сына» – это для меня что-то новенькое. Чувствуя себя неуютно от неожиданного поворота разговора, Спок попытался продолжить. - Это не то, что я… - О, я понял, – сказал Кирк, все еще ведя себя спокойно, но Спок сам хорошо знал, что это такое – фальшивое спокойствие, чтобы не распознать под ним злость и обиду. – Ничего, все хорошо, ты преподавал лингвистику, поэтому тебе важна точность в словах, я понял. Может, не «шлюха», а скорее «блядь», оно тоже популярно. Или тебя беспокоит, что я сплю с парнями, тогда можешь использовать «членосос». Это даже будет правдой. Слово «блядь» эхом прозвучало у Спока в голове, в своих воспоминаниях Спок смог сохранить контроль на слове «предатель», как он помнил, в жестоких руках своих вулканских сверстников, но «блядь» сломало его контроль. Это было жестокое слово, он никогда не оправдывал тех, кто его использовал, иногда говоря об этом вслух. - Это не то, что я хотел сказать, – тихо ответил Спок, жалея, что не смог выразиться точнее. – Ничего из этого я не имел в виду. Я просто хотел напомнить вам, что у вулканцев иные стандарты сексуального поведения, с более строгими нравами, и вам стоит знать, какой пример вы подаете другим, а не только думать о своих желаниях. Продолжать развлекать нескончаемый поток любовников, когда Сторек может научиться тому же, это более… Спок остановился, потому что Джим странно улыбнулся ему, почти мило, и Спок насладился мыслью о том, что его поняли и простили, пока Кирк не покачал головой медленно и сказал: - Ты даже не слышишь, что говоришь, да? Это восхитительно. Спок был ошеломлен. - Я… я не понимаю, – начал он, но Кирк невесело засмеялся. - Все ты понял, – сказал он с подтекстом. – Послушай, Спок, я очень устал, и не потому, что трахался всю прошлую ночь, между прочим. Растить ребенка и управлять кораблем, как оказалось, довольно утомительно, гораздо более утомительно, чем ночной секс-марафон, это точно… я могу сказать. Я чертовски устал, так что я кое-что тебе скажу, а потом ты уберешься отсюда ко всем чертям, чтобы я мог поспать, и ты не будешь говорить со мной ни о чем, кроме работы, пока ты, блять, не подрастешь. Спок видел утомление на лице Кирка, и знал, что должен был быть снисходительней, но каким-то образом человек решил, что имеет право предъявлять ультиматумы Споку по такому вопросу, и невозможно было избавиться от растущего раздражения по поводу этого упрямства. Капитан, со своей стороны, отступать не собирался. - Я не знаю, откуда взялось твое мнение обо мне – нет, знаешь, я точно знаю, кого за это благодарить. Нашу любимую Лейтенанта Ухуру, за то, что рассказала тебе все самые сочные истории о Кадете Кирке, шлюхе всея кампуса, «девочки, не бойтесь, всем достанется», об уебке, который хоть чего-то добился, это забавно, не правда ли. И дело в том, что даже если бы ты был прав, даже если бы я до сих пор, как ты там сказал? «Развлекался нескончаемым потоком любовников» или что там… Даже если так, это не твое собачье дело, потому что я взрослый человек, а секс это естественно, здорово и весело, и я старался идти на компромиссы с твоей вулканской моралью, но я не перестану быть человеком только потому, что ты считаешь это противным. Вернулась мерзкая улыбочка Кирка, и он наклонил голову на сторону, как делают маленькие дети, когда рассказывают шутку. - Но знаешь, что смешно? То, что ты полон дерьма. Ты знаешь, как часто я спал с кем-то за последние восемь месяцев, Спок? Пять раз. Пять чертовых раз. Все они – дипломатические работники, и я хочу сказать тебе секрет, Спок, о дипломатических работниках. Они ужасны в постели. Всегда. Не спрашивай, почему, но это так. Так что вот. По стандартам Джеймса Т. Кирка, я жил, как монах, а ты все это время думал обо мне, как о… – Кирк попытался подобрать слова, и злость улетучилась с его лица, оставляя только усталость и боль, а еще апатию – Черт тебя дери, Спок, – наконец, сказал он. – Я иду спать, один. Я заберу Сторека утром. Спок тихо ушел в большом смятении. Он забрал очевидно сонного Сторека от Чехова, и они оба в тишине пошли в их общую каюту. Когда Сторек был готов ложиться спать, Спок, сам противореча себе, сел в кресло рядом с его кроватью, где обычно сидел Джим. Не имея уверенности, как начать разговор, он решил начать с главного. - Капитан Кирк – человек, – сказал Спок, и остановился. Сторек только спокойно посмотрел на него, ожидая продолжения. – Люди отличаются от вулканцев, – попробовал Спок еще раз. - Да, – согласился Сторек. - Капитан, как человек, ведет себя иначе, чем вулканцы. Это тебя как-то… беспокоит, Сторек? – Спок внимательно смотрел на мальчика, но даже усталый Сторек ничего не показал. Все, что Спок смог понять, это то, что он медленно обдумывает его слова. - Я знаю о человечности капитана, – наконец, сказал Сторек, видимо, считая, что Спок его как-то проверяет. – Было бы нелогично ожидать от человека поведения такого же, как от вулканца. Спок еще раз напомнил себе о человеческом афоризме – «устами младенца», и в этот раз он остро осознал его. Нелогично было бы, если бы человек вел себя, как вулканец. Тихий голос Сторека прервал мысли Спока. - Она… – Сторек замолчал, но потом продолжил, после кивка Спока, выглядя взволнованным и готовым защищаться. – Она – человечность Капитана Кирка… нравится мне. В первый раз, когда Спок заметил Кирка, кусающего яблоко и принимающего решения, недоступные ни одному вулканцу, предлагая то, от чего Спок не мог отказаться – от вызова; легкость, с которой он начал доверять этому человеку проистекала из этого ужасного, сложного дня, основываясь на совершенно иррациональной и инстинктивной вере, которую Джеймс Т. Кирк невероятным образом вложил в Спока, на бесконечной интриге в их шахматных играх, на непредсказуемости, из-за которой Спок ждал каждый матч с нетерпением, на привязанности, которую Кирк щедро дарил своей команде, Споку и Стореку, не желая ничего в ответ: и все это были признаки и следствия человечности Капитана Кирка. Настаивать на том, чтобы капитан проявлял контроль и бесстрастие вулканцев, означало бы потерю всего этого, как и много другого, что заставило Спока считать Джима Кирка своим первым и единственным другом. Было бы нелогично ожидать от человека поведения, как у вулканца, повторил себе Спок, и его человечность нравится мне. Я помедитирую над этим. Боюсь, я причинил вред, и путь, которым я могу его исправить, неясен. - Весьма… тонкий анализ, – ответил Спок. Ответ был недостаточен, но Спок не чувствовал в себе сил продолжать разговор сейчас, он надеялся, что будет еще возможность, когда его разум будет не в таком смятении. Он ушел в свою комнату, медитировать. Он очень жалел, что матери нет рядом, чтобы дать ему совет. Она бы знала, что делать, Спок был уверен. Вместо этого Споку придется двигаться наугад, вооруженному только своим небольшим опытом в человеческих эмоциях, который в основном представлен яростью, которую он пытался изгнать, и любовью, которая отошла в тень с тех пор, как его мать умерла, а Ниота разорвала их отношения. Сторек сказал непререкаемую правду. Что же ослепило Спока настолько, что он не увидел этого и повел себя так нерационально? Если бы Спок увидел, что человек ведет себя, так, как он повел себя, он бы предположил, что действия вызваны ревностью, но это точно не подходило к случаю Спока. В конце концов, даже после продолжительной медитации, Спок не смог найти причину своих действий – только их негативные последствия. Спок заключил, что у него нет выбора, кроме как включить это в длинный список необъяснимых событий, каким-либо образом не напрямую вызванных хаотичным влиянием Капитана Джеймса Т. Кирка.