So Wise We Grow

~*~ Лицо отца появилось на видеоэкране, и Спок понял, что нелогично чувствует облегчение. Он всегда жаждал советов отца и много над ними думал, но в последнее время, из-за сложных и часто непостижимых вопросов, Спок находил их бесценными. - Отец. - Спок. Как Сторек? - Он в порядке, Отец. - Как проходит его обучение? - Он многообещающий ученик, – сказал Спок. Он подумал, что это может быть идеальным моментом, чтобы попросить совета по вопросу, который занимал его в последнее время. Он начал осторожно. – Сторек начал обучаться боевым искусствам с несколькими членами экипажа, которых он посчитал экспертами в выбранных техниках, включая Лейтенанта Сулу и Капитана Кирка. - Стоящее стремление. - Вполне, – Спок слегка замялся. – Он не стал просить моего совета по своим тренировкам, хотя я являюсь мастером в вулканских искусствах. - Ты считаешь это признаком отторжения вулканской культуры и ценностей? - Нет, Отец. Этому заключению нет подтверждения, – Спок замялся еще раз. – Я полагаю, что это идет от более… личного отторжения. Сарек терпеливо ждал. - Отец, я заметил, что Сторек предпочитает компанию Капитана Кирка моей, предпочитает Капитана Кирка мне. Спок не пытался скрывать, в какой степени этот вывод оказал на него негативное влияние – было время, когда он сделал бы такую попытку, но сейчас его отец хорошо осознавал, в какой степени аспекты воспитания часто являются источником необычного возмущения вулканского спокойствия в Споке. Спок был удивлен, увидев искру смеха в глазах отца в ответ на его признание. - Это удивительный парадокс, не так ли, Спок? Хотя все вулканцы растут в отрицании эмоций и их проявления, когда мы сталкиваемся с исключительными представителями человечества, с их прямыми и неконтролируемыми чувствами, чаще всего это заставляет нас предпочесть их хаос порядку наших вулканских собратьев, вместо того, чтобы отрицать их, как нас учили. Так было со мной, когда я понял, что предпочитаю твою мать всем вулканским женщинам, которых я знал; так же было и с тобой, когда ты предпочел твою мать мне; и то же действует и для Сторека. Несомненно, в таком свете эти конкретные предпочтения можно возвести в ранг семейной традиции. Спок не знал, как ответить. Он не мог отрицать, что в детстве и во взрослом возрасте он предпочитал компанию своей матери, но будучи ребенком, он никогда не задумывался о том, что отец может заметить это, и это может причинить ему боль. В свою защиту он мог сказать, что не слишком заботился о чувствах своего отца отчасти потому, что он был введен в заблуждение (и из-за действий самого Сарека тоже), что у его отца не было чувств, о которых стоило заботиться. Тем не менее, Спок хотел поддержать его, хоть и знал, что это может быть необязательным. - Я всегда благодарен вам за советы, – сказал Спок. – Особенно за ваше желание открыто поделиться со мной своим опытом отцовства. Это привило мне благодарность за ваши усилия в деликатном деле воспитания. - Это всего лишь мой долг, – ответил Сарек, но было видно, что он доволен. – Как Капитан Кирк? - Он тоже в порядке, Отец. - Ты считаешь его подходящим родителем для Сторека? - Я считаю его более чем подходящим, – твердо сказал Спок. – Я считаю его… – Спок вспомнил слова своего отца, – … исключительным, Отец. Исключительным представителем человечества. - Восхитительно, – отметил Сарек, и Спок почувствовал неконтролируемую нервозность в ответ на слова отца. – Я очень хочу встретиться с ним, – продолжил Сарек, – в более подходящих условиях, чем в последний раз. Спок не знал, почему, но он внезапно ощутил совершенно нелогичный страх, что это закончится непредсказуемым хаосом и неизбежным унижением, в основном для него. - К сожалению, – быстро сказал Спок, – я не думаю, что это будет возможно в ближайшее время. Хотя наше последнее столкновение с дж’Фенни заставило нас патрулировать Нейтральную Зону, Энтерпрайз все еще является флагманом флота и редко бывает свободен. - Я понимаю, – сказал Сарек. – Тебе разрешено раскрывать цель вашей следующей миссии? Спок кивнул. - Нас пригласили на Ило Ипсилон, чтобы взять под стражу главного исполнительного директора их планетарного правительства. Ему предъявлены неизвестные нам обвинения, и из-за трудностей, связанных с попыткой обеспечить сбалансированное и беспристрастное судебное разбирательство на его родной планете, его перевозят на Андорию, чтобы его судил суд Федерации. Эта миссия должна быть не опасна, и я не ожидаю трудностей. - Я доволен нашим разговором, Спок, – сказал Сарек. – Жду скорой встречи с тобой и Капитаном Кирком. Прежде чем Спок смог снова указать на малую вероятность этого события, видеоэкран потемнел. Пару секунд Спок размышлял о том, что перспектива встречи между его отцом и капитаном вызывает в нем волнение, но вскоре его мысли вернулись в нужное русло – к грядущей миссии на Ило Ипсилон. Он на мгновение почувствовал благодарность за то, что эта миссия должна быть простой и понятной, как показали последние три месяца, попытка обеспечить нужды Сторека уже сама по себе была тяжелой задачей. ~*~ Кирк кивнул людям на видеоэкране, получив в ответ от них тщательно рассчитанные поклоны. - Приветствую вас, Министр Леша и Министр Фон с Ило Ипсилон, – сказал Кирк, получив довольный кивок от Ухуры за то, что произнес все правильно. – Меня зовут Капитан Джеймс Т. Кирк с звездолета Энтерпрайз. Мы слышали, у вас есть небольшие проблемы. - Несомненно. Капитан, – сказал Министр Фон, молодой мужчина в официальном костюме и с темными волосами. – Вы знакомы с деталями нашей ситуации? Джим окинул взглядом мостик, но никто не был в курсе, как и он, даже Спок. - Нет, Министр Фон, к сожалению, Звездный Флот лишь кратко описал нам вашу проблему. Я знаю, что мы здесь, чтобы взять под стражу вашего Первого Министра и перевести его в суд Федерации на Андории. Министр Леша кивнула, она была старше, чем Фон, и ее волосы уже седели. - Вы правы, Капитан, – сказала она. – Первый Министр Чор совершил… - … Его обвиняют в… – прервал Фон. - Он повинен… – Леша посмотрела на Фона предостерегающим взглядом, – … в самом гнусном преступлении. Фон протянул руку к экрану и сказал: - Мы не можем гарантировать его безопасность или беспристрастность суда здесь. - Он разозлил многих людей, – безэмоционально сказала Леша. - Есть те, кто хотели бы линчевать его на улице, – сказал Фон, посмотрев на Лешу так, что не оставалось сомнений, кто, по его мнению, эти «те». - Как есть и те, кто хотел бы простить его без суда. Первый Министр – влиятельный человек, и он дергает за ниточки многих, – сказала Леша полным яда тоном, смотря прямо на Фона. - Что вы хотите от нас, министры? – спросил Джим. Теперь он понимал, почему суд на родной планете был не такой хорошей идеей. - Нам нужно, чтобы вы послали команду охраны, чтобы забрать Первого Министра Чора из камеры, где он содержится сейчас, – сказал ему Фон. – Большую, для его же безопасности. Между портом для шаттлов и местом его заключения всего три мили, но в городе толпы, за эти три мили произойти может что угодно. - Как только он окажется на борту шаттла, – продолжила Леша, – мы просим вас переправить его на Андорию как можно скорее, чтобы мы, люди, могли как можно быстрее оставить его зверства позади. - В каком преступлении его обвиняют? – взволнованно спросил Джим. Он ожидал обвинения в коррупции, в растратах, но слова, которые выбрала Леша, заставили его подумать о чем-то большем, чем-то более отвратительном. Леша и Фон несколько мгновений смотрели друг на друга, не говоря ничего, пока Фон кратко не сказал: - Я не буду говорить об этом. Я не могу. Леша, прошу, придерживайся подтвержденных фактов. - Зачем мне, когда даже эти факты уже отвратительны сами по себе? – ответила она, слегка мотнув головой, пока Фон отвернулся и начал ходить за ее спиной. - Правительство Ило Ипсилон, – начала Леша, – всегда гордилось своей способностью обеспечить каждого члена нашего общества, давая приют бездомным, еду голодным, заботу сиротам и излечение больным. Так было с тех пор, как мы были только колонией, шестью тысячами фермеров на невзрачном комке грязи, затерянном в дальнем углу галактики. Даже сейчас, когда наши поля кормят людей бесчисленных миров, и наш народ и наше имя уважают, мы не забыли своих обязательств, – она глубоко вздохнула. – У нас есть сеть приютов, – сказала она, и Джим внезапно почувствовал холод внизу живота, который начал медленно растекаться по венам. - Эти приюты – гордость нашей социальной программы защиты, многие дети из этой программы стали прекрасными художниками, политиками, атлетами, бизнесменами, они получают лучшее образование и лечение. Конечно, ничто из этого не может компенсировать потерю родителей, или утешить ребенка в горе. Но мы делаем, что можем, и гордимся своими приютами. Первый Министр Чор особенно гордился ими, имел в них особый интерес. Это не было необычно. Они стоят этого внимания. Джим с холодной и ясной отстраненностью увидел, как дрожат руки Министра Леши, которые она держала по бокам. Он сам схватился за ручки кресла настолько, что костяшки пальцев побелели, но это не помогло. Его руки тоже дрожали. - Он так часто их посещал – особенно приют Плен, который был в нескольких минутах ходьбы от его офиса, – ее голос надломился, и ей пришлось застыть на минуту, будто следующий шаг для нее был слишком болезненным. Когда стало понятно, что она не может продолжать, вперед вышел Фон. - Несколько недель назад выяснилось, что годами Министр Чор посещал приют Плен по ночам, записи камер наблюдения были изменены, но недостаточно качественно, вероятней всего он делал это сам. Но его цели могли быть абсолютно невинны… – сказал Фон просящим тоном, будто отчаянно хотел поверить в собственные слова, но Леша оттолкнула его, ее руки были сжаты в кулаки, а лицо искривлено гневом. - Ты дурак, ничтожный дурак! – прокричала она. – Не ты говорил с детьми, ты боялся услышать то, что они скажут, но я говорила с ними, более чем с дюжиной, поначалу они боялись даже смотреть мне в глаза, пока раскрывали правду. Я собрала их признания для суда, и слушала, как они отвечают на холодные формальные вопросы. Я, а не ты – жертва добровольной слепоты! Она снова повернулась к экрану, и Джим застыл от иррационального чувства, что она смотрит прямо на него, что каким-то образом ее глаза смогли проникнуть к нему в душу сквозь тысячи миль. - Он говорил им, что это его право! – сказала Леша, почти плача. – Он сказал им, что он… имеет право. Потому что он был Первым Министром, так что они не должны были никому говорить. Что они должны гордиться его… вниманием. Посреди ночи, он проскальзывал в их кровати, как змея, в кровати малышей, которых вручили его заботам, нашим заботам… – теперь она точно плакала, наполовину от злости, наполовину от стыда. Джим подумал о гордости, о которой она ему говорила, о гордости народа Ило Ипсилон за то, что они заботились о нуждающихся, как хорошо они обеспечивали беззащитных, и он почувствовал эхо стыда, который чувствовала она. Он верил, что Министра Чора могли разорвать на улицах. Джим старался не думать о словах, которые она использовала, о картинах, которые открывали темные уголки его памяти, которыми он не хотел делиться со Споком, но он замер в кресле, без сил, думая о мужчинах, которые берут то, что им не предназначено, о скользящих в ночи змеях. - Спасибо за то, что поделились этим с нами, – Джим услышал свой осторожный голос. – Мы заберем Первого Министра в течение следующих пяти часов, и отправимся на Андорию, как только обеспечим его камерой на корабле. Я сожалею о вашей боли. Ухура закончила передачу, а потом повернулась, чтобы посмотреть на Джима. Боже, подумал Джим, я, наверное, хуево выгляжу, потому что все на мостике, кто не сидели, застыв от ужаса, прямо сейчас смотрели на него. Джим подумал о том, чтобы собраться, проигнорировать все это и уцепиться за свое капитанское кресло настолько сильно, насколько можно, но он знал, что это будет нечестно. Он знал, что должен сделать. - Мистер Спок? – позвал он, и его первый помощник подошел к нему за плечо. - Капитан, – ответил он. Джим глубоко вздохнул и смог изобразить улыбку, увидев которую, Ухура дернулась. - Понимая всю иронию ситуации, я официально передаю командование Энтерпрайзом вам, Коммандер Спок. Я… эмоционально вовлечен в текущую миссию. Все, кроме Спока, выглядели шокированными, Спок же выглядел так, будто хочет возразить. Джим успокоил его взглядом, и того, что Спок увидел в его глазах, или голове, было достаточно. - Я буду ждать вашего возвращения после успешного завершения этой миссии… Джим, – тихо сказал Спок, и Джим кивнул в ответ и ушел с мостика. Взгляды, которыми провожали его все в Инженерном отсеке, сказали ему, как удачно, что передача достигла почти всех уголков корабля. Ну, подумал Джим, надо постараться хоть что-то извлечь из этого потока дерьма, по крайней мере, мне не придется с каждым объясняться лично. Он нашел ту, которую искал, склоненной над бумагами в офисе Инженерного отсека. - Гейла. Ты можешь… посидеть со Стореком какое-то время? Гейла посмотрела на него широко открытыми глазами и кивнула. - Конечно, Капитан. В ее тоне не было осуждения, но Джим не мог не попытаться защититься. - Не то чтобы я не хотел его видеть, или что не хочу… - Капитан, Джим, – Гейла посмотрела ему в глаза. – Я понимаю, – сказала она. – Я понимаю. Неожиданно Джим вспомнил день в классе Базовой Ксенологии, когда профессор вел лекцию по работорговле на Орионе, и как Гейла, которая сидела рядом с ним, делала прекрасные, исчерпывающие заметки, не смотря ни на что, кроме лица профессора и своего ПАДДа. Все остальные кадеты повернулись, чтобы посмотреть на нее, но она смотрела на свои записи, настолько сильно водя стилусом по экрану, что на нем появились радужные разводы. Когда занятие окончилось, Джим попытался поговорить с ней, но она просто тихо сказала, что хочет побыть одна и ушла. Она понимала. - Спасибо, – сказал Джим. - Мне не трудно, – улыбнувшись, ответила Гейла. – Я люблю Сторека, мы все любим, – она замолчала на мгновение. – Никто из нас не даст ничему плохому случиться с ним, – с нажимом добавила она. - Я знаю, я… Спасибо. - А что по поводу Коммандера Спока? – спросила Гейла, и снова Джим почувствовал себя неуютно от того, что она видит больше, чем он хочет показать. - Действующий Капитан Спок замечательно справится с миссией, – сказал Джим, но он знал, что она не это имела в виду. Как только у Спока появится свободная минута, он объявится в каюте Джима, требуя объяснений, и Джим знал, что ему стоило рассказать все раньше. - Ты поступишь правильно, – сказала Гейла с абсолютной уверенностью. – Человеческие традиции говорят, что когда кто-то переживает трудный опыт, его стоит обнять и дать ему пространства. Я не думаю, что могу сделать все одновременно. Чего хочешь ты? Джим без слов раскрыл руки, и Гейла тепло обняла его. - Сестры осеняют тебя звездным светом, – прошептала она ему на ухо, – осеняют все темные уголки твоей души, чтобы ты мог смотреть на них без страха. Такова моя молитва, я закрепляю ее прикосновением, – она медленно отстранилась и мягко поцеловала его в лоб. - Я не знал, что ты религиозна, – сказал Джим, что прозвучало глупо, но он был сейчас не в лучшем состоянии. - На Орионе есть кое-что еще, кроме работорговли, – спокойно сказала она ему. – Пойди поспи, или помастурбируй, или почитай книгу. Спок найдет тебя, когда сможет. - Спасибо, Гейла, так и сделаю. Предложения Гейлы все были хороши, но в конце концов, Джим просто лежал в кровати и смотрел в потолок, думая о том, что ему говорить, пока дверь не зашипела. Игра началась. ~*~ Когда Спок вошел в каюту, он увидел, что Джим сидит на кровати, смотря на него с безразличием и спокойствием, которому позавидовал бы даже вулканец. - Мы забрали Первого Министра Чора, и Мистер Чехов уже прокладывает курс на Андорию. - Вы были с охраной? – спросил Джим. Спок кивнул. - Все было хаотично, и я полагаю, что Первый Министр не выжил бы, если бы нас не было с ним, но мы довезли его до шаттла нетронутым. Команда охраны получила небольшое количество повреждений, три сломанные кости и несколько ран и ссадин. - Теперь они в медотсеке? - Конечно, – ответил Спок. Он сомневался, стоит ли продолжать, но поскольку его затруднение несло эмоциональный характер, он не знал, у кого еще спросить. - В толпе была женщина, – начал он. – Она следовала за нами до самого шаттла. Она плакала. - Это хреново, – отметил Кирк. - Она… спросила меня, есть ли у меня дети. Она спросила, как бы я чувствовал себя, если бы с моим ребенком так… обращались. - Что это вообще за вопрос? – пробормотал Джим, не смотря на Спока. Его тон был пренебрежительно-недоверчивым, но что-то в его спокойствии говорило Споку, что там под поверхностью есть что-то, о чем он не знает. - Ее вопрос… – сказал Спок, – … если бы такое произошло со Стореком, я… – он вздохнул и попробовал снова. – Я был бы эмоционально вовлечен, – наконец, сказал он. – Как и вы, как я предполагаю. Но… ничего такого не случалось, – сказал Спок, и в тот момент, когда он услышал свои слова, его настигла холодная неопределенность, и он повернулся к Джиму. Что бы ни было в его глазах, это заставило Джима резко встать с кровати и взять Спока за руку, качая головой и говоря: - Нет, нет, нет, – снова и снова. - Это не Сторек, – сказал ему Джим, – со Стореком ничего не случилось, Сторек в порядке. Спок снова медленно вздохнул и смахнул несуществующую пылинку со своей туники. Сказать, что он успокаивался, означало признать, что был период, когда он не был спокоен, что было бы не по-вулкански. Тем не менее, это было правдой. Спок пытался понять, как будет лучше ненавязчиво задать личный вопрос, который он должен задать, когда он услышал, как Джим говорит что-то настолько тихо, что даже вулканские уши Спока не смогли различить. Когда Спок вопросительно посмотрел на него, Джим твердо встретил его взгляд и сказал, громче, чем в предыдущий раз: - Это я, Спок. Хотя он не должен был удивиться – все это время были намеки, которые Спок игнорировал из уважения к частной жизни Джима и собственной некомпетентности Спока в сфере человеческих эмоций – он все равно застыл от простого признания Джима. Он продолжил молчать и двигался скованно, когда Джим заставил его сесть на край кровати и сел сам. Спок, из-за своей высокой температуры тела, не чувствовал тепла в тех шести дюймах, что Джим оставил между ними, но было что-то другое, напряжение, бросившее тень на его сознание, когда Джим перевел взгляд вдаль и начал говорить. - Помнишь, как Министр Леша сказала, что он… «имеет право»? Мой… мой отчим думал, что у него есть право. Так он мне говорил. Что, когда он женился на маме, он думал, что она будет рядом, но ее не было, так что моей работой было возместить ему ущерб. Что я был виноват в том, что она ушла, так что я должен был ему за это заплатить. Но я не верил ему, ни на минуту, но это все равно меня бесило. Спок не знал, как справиться со злостью Джима. Он мог лишь предложить свою собственную злость, злость на мужчину, чьего имени он не знал, но ударил бы, как только увидел, если бы они когда-либо встретились; злость на мать, которую Джим не мог винить, а Спок не был настолько щепетилен. Но Спок каким-то образом почувствовал, что Джиму не нужна злость, что он даже может ошибиться в ее объекте и принять за неприязнь. Так что, вместо этого, Спок собрал все свои скудные эмоциональные ресурсы и обратился к чувству горя и потери, укрытых под злостью Джима – к тому, на что он знал, как ответить. - Я горюю с тобой, – сказал он Джиму, и обрадовался, увидев, что Джим успокоился от таких формальных слов. - Я раньше никому не рассказывал, – тихо сказал Джим, а потом уточнил. – Ну… однажды. Однажды, два года назад, когда я… очень, очень напился, я сказал Боунзу. - Была ли реакция Доктора Маккоя огорчительной? – спросил Спок, и прежде чем он успел снова разозлиться за Джима, капитан покачал головой. - Нет… не огорчительной… по крайней мере, не так, как ты имеешь в виду. Он не стал издеваться надо мной, не стал обзываться и не заставил меня почувствовать себя… я не знаю. В смысле, все было в порядке, то, что я помню. Он… Ты никому не должен говорить. Спок кивнул. Он нелогично подумал, что в этот момент было мало того, о чем Джим мог попросить, и он бы не выполнил. - Боунз… блять, – Джим провел руками по волосам. – Он заплакал. Я даже не… знаешь, сколько прошло с тех пор, как я плакал над этим? Годы. Я перестал плакать над этим до того, как оно прекратилось, в смысле, наступает момент, когда у тебя больше нет сил. Но да. Он плакал, что меня напугало. И следующие две недели были тяжелыми, потому что я почти не помнил, что произошло, а Боунз не мог решить, лучше ли будет вести себя со мной помягче, или притвориться, что все в порядке, – Спок отметил себе, что стоит избегать этих двух линий поведения, если возможно. – Мы пережили это, – продолжил Джим, – снова стали лучшими друзьями. Так что, в любом случае… – Джим замолчал на мгновение. – Боунз был единственным, кому я сказал, – мягко продолжил он. – До этого момента. До тебя. - Почему? – вопрос Спока был удручающе неточным, но Джим его понял. Он тяжело вздохнул и потер ладонями по коленям, прежде чем сказать. - Время не самое… Я бы не стал говорить об этом сейчас, но… ты должен знать. В смысле, ты позволил мне растить своего ребенка. Ты должен знать. Наверное, мне стоило сказать тебе это в самый первый день, но… да. Спок не мог понять, почему в словах Джима чувствовался след стыда. - Вы полагаете, что мое мнение о вашей пригодности в качестве родителя Сторека изменится после этого признания? Джим пожал плечами, что Спок уже умел расшифровывать, как подтверждение. - Ты мог бы, – сказал Джим. – Это не было бы странно. В смысле, ты знал, что я ебнутый, я это никогда не скрывал, но… не настолько. Не в таком смысле, знаешь? – Джим отвернулся. – К тому же, теперь ты, наверное, захочешь… наблюдать, думаю. Я клянусь тебе, – сказал он, снова посмотрев на Спока с отчаянием, – я клянусь… этим кораблем, всем, чем хочешь, что я люблю этого малыша больше жизни, ладно, и что я никогда не наврежу ему. Боже, я бы отрезал себе руки, если бы когда-нибудь хотя бы подумал об этом… – он замолчал, и тени под его глазами выглядели, как синяки. – Но я понимаю, как это все выглядит, – сказал он, стараясь контролировать голос. – Я знаю, что статистика говорит, что дети… насильников, что бы это слово ни значило на самом деле, часто сами становятся такими же, так что… да. Я не стал бы тебя винить. Джим сосредоточенно смотрел в пустоту, что было неприемлемо, потому что Спок знал, что визуальный контакт является признаком честности в человеческом общении, и было очень важно, чтобы Джим поверил в честность ответа Спока – любой другой исход был неприемлем. Именно по этой причине Спок мягко положил руку на подбородок Джима, низко, чтобы не возникло ощущения, что он предлагает слияние разумов, и повернул его лицом к себе, пока они не встретились взглядами. - Джим, – просто сказал Спок. – Нет. По движению глаз Джима было понятно, что он не понял, так что Спок нашел слова, которые могла бы использовать его мать. - Я знаю тебя, Джим. Мы были честны друг с другом. Если ты думаешь, что не можешь верить себе, я предлагаю свою веру. Она абсолютна. Джим медленно обдумал это, ища что-то во взгляде Спока, и найдя это, сказал: - Это мне подойдет. Между ними упала тишина, тяжелая от значимости, но не неприятная. - Гейла присматривает за Стореком, – сказал Джим, и Спок кивнул. - Мне надо сказать ему, – Спок с удивлением повернулся к Джиму и увидел решительное выражение его лица. – В смысле, если ты не против. Он захочет узнать, почему я передал тебе управление кораблем, во-первых. И… – Джим посмотрел на свои руки на коленях. – Никто не в праве, – сказал он низким и твердым голосом. – Я уверен, что он знает. Но просто чтобы убедиться. Вулканское общество всегда ценило мужество – в эру до Сурака, во времена воинов, оно было наиболее ценным качеством, которым мог обладать вулканец, если верить поэтам и историческим данным. Оно до сих пор являлось желаемой целью – сила воли, необходимая, чтобы сделать то, что логично, даже если это может принести тебе вред – но оно перестало цениться само по себе, теперь оно стало служить самой важной цели – абсолютной логике. В этот момент Спок подумал, смотря на то, как Джим гордо держал голову так, будто не он всего пять минут назад сгибался под грузом стыда, на то, как он сжимал кулаки так, будто страх – это враг, которого можно победить чистой силой воли, как всех остальных, кого он побеждал – Спок подумал, что, возможно, вулканцы что-то потеряли в этом обмене. - Я не возражаю против вашего плана, – сказал Спок, что прозвучало сухо, но не в его природе было раскрываться сильнее. – Если вы посчитаете это уместным, я хотел бы сопровождать вас… – начал он, но Джим покачал головой, прерывая его. - Знаешь, чего я действительно хочу? - Полагаю, что нет, – признал Спок, и Джим грустно улыбнулся и показал на него пальцем. - Вот это. Мне нужно, чтобы… ты смеялся надо мной. И поднимал свою бровь. По поводу брови Спок был склонен подчиниться, хоть он и до конца не понимал, почему. - Вот так, – сказал Джим, кивнув. – И скажи мне, насколько я нелогичен, и принимай все мои идиомы буквально. - Почему, – спросил Спок в замешательстве, и Джим ответил ему твердым взглядом. - Потому что ты можешь. Так мы поступаем, и так и будем поступать. Спок хотел сказать, что никогда не считал Джима хрупким, что Спок знал, что для Джима, как и для него самого, обращение с ним, как с обузой, было бы самой большой травмой, но получалось, что Джиму нужно не это. Так что вместо этого, он сказал: - Я не уверен, что это заявление могло бы быть более туманным, даже если вы бы вложили больше усилий в то, чтобы сделать это. И Джим сказал: - Могу поспорить, что я бы смог. И Спок снова поднял бровь, вспомнив положительный эффект прошлого раза и сказал: - Я хочу отметить, что верю в то, что такой исход невозможен. И Джим подмигнул Споку и сказал: - Я Капитан Джеймс Т. Кирк. Я ем невозможные исходы на завтрак. Когда Спок напомнил Джиму, что сейчас он никакой не капитан – кратко упомянув, что именно он сейчас занимал кресло Джима на мостике, что вызвало желаемый уровень раздражения, выраженный в том, как Джим прищурился и сжал зубы – прежде чем перейти к весьма педантичному объяснению невозможности поглощения нематериальных концепций в любое время дня, даже ранним утром, он снова почувствовал напряжение между ними. В глубине сознания, той частью, что не была занята перепалкой с капитаном, он проанализировал свои ощущения, и заключил, что может отследить наличие почти незаметной связи, вызванной мелдингом. За последние несколько месяцев, отметил Спок, собрав все свои воспоминания, она становилась сильней. Сейчас она стала еще сильнее. После того, что Спок посчитал невероятно фривольным количество времени, проведенном за разговором, Джим вернулся в свою каюту, пообещав следить за Стореком во время миссии. Спок подождал, пока Джим ушел, а потом быстро подошел к своему терминалу. Он начал поиск с «Вайноны Кирк», зная, что имя приведет его к свидетельствам о браке, что приведет его к имени, что приведет его к адресу. Компьютер закончил поиск, и появился список результатов… или, по крайней мере, должен был появиться. На самом деле, появился пустой экран, на котором было шесть слов: ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ, СПОК. Спока это позабавило и немного впечатлило, но не лишило решимости. На Андории будет много терминалов с доступом к базе данных Федерации, не подвластных влиянию Джеймса Т. Кирка, хотя теперь, подумав, Спок решил, что с Джима станется взломать всю компьютерную систему Федерации, удалив из доступа файлы о своей матери. Это не имело значения. Спок всегда воспитывал в себе терпение. В свое время, будь то недели или месяцы, бдительность Джима упадет. Спок будет готов. Удовлетворенный этой перспективой, Спок умылся и скользнул в кровать к необходимому сну. ~*~ На следующий же день, Энтерпрайз передал Первого Министра Чора в руки правосудия Федерации, и Спок вернул командование Капитану Кирку. Команда оказалась в сложном положении – в воздухе витала невыраженная злость, атмосфера разочарования, которую Спок находил угнетающей. В этой неустойчивой ситуации выступил Капитан Кирк, который, в неподражаемой манере Джеймса Т. Кирка, узнал, что у Энсина Чехова на следующий день восемнадцатый день рождения, и настоял на том, чтобы отпраздновать это событие в общем зале в тот же вечер. Спок изначально сомневался в том, что собрать в одном месте несколько сотен людей, переполненных жаждой мести, а потом снабдить их угнетающими мозговую активность веществами, было хорошей идеей, но после второго часа вечеринки, вскоре после того, как Лейтенант Сулу изобрел алкогольный коктейль, который он называл “Усилитель Сексуальной Честности”, (что было нелепо – нет такого понятия, как ”сексуальная честность", насколько знал Спок, и если он ошибался, то он не желал, чтобы его исправляли), Спок был вынужден признать, что капитан, возможно, выбрал чрезвычайно эффективную стратегию отвлечения экипажа от разочарования в прошедшей миссии. И если к всеобщему веселью примешивала толика отчаяния от различных членов экипажа, то это было ожидаемо. Однако по большей части удовольствие и чувство товарищества были неподдельными, члены экипажа разных рангов и из разных отсеков перемешивались, обменивались юмористическими анекдотами в атмосфере уюта и вседозволенности. - Кто может сыграть нам немного музыки? – прокричал Кирк. Спок не был уверен, но, в конце концов, слишком много времени прошло с тех пор, как он играл для кого-то, кроме себя. - Я могу сыграть, Капитан. Если это приемлемо, я принесу инструмент из своей каюты. - Это круто, – Кирк снова повернулся к залу. – ЭЙ, РЕБЯТА, СПОК БУДЕТ ИГРАТЬ ДЛЯ НАС! - Капитан, я не уверен, что подобный уровень громкости был необходим… - Тебе нужно что-то, нужно, чтобы кто-то спел или сыграл с тобой? – спросил Кирк, не обратив внимания на слова Спока. Его вопрос заставил Спока задуматься, особенно учитывая то, что он увидел, что Ниота смотрит на него. Он очень скучал по их музыкальному партнерству, но он не чувствовал в себе права просить ее возобновить эти отношения. В конце концов, вспомнив о политике честности, Спок решил сказать правду. - Ка’атира обычно сопровождается сольным вокалом, Капитан. - Круто! ЭЙ, РЕБЯТА, МОЖЕТ КТО-НИБУДЬ СПЕТЬ СО СПОКОМ? Воу, никогда не думал, что скажу это. - Я могу, – сказала Ниота, спокойно встретив взгляд Спока. - Хм, круто, – пробормотал Кирк, определенно почувствовав всю неловкость ситуации. - Мне нужно забрать свой инструмент, – И собраться с силами, подумал Спок. Но Ниота подошла к нему и сказала: - Я пойду с тобой. Пока они вместе шли по коридору к турболифту, они оба молчали. Когда двери турболифта закрылись перед ними, Ниота быстро произнесла: - То, что я злилась на тебя, не значит, что я больше не беспокоюсь о тебе. Турболифт прибыл на палубу командования, но ни Спок, ни Ниота не сделали ни шага. - Я… рад слышать это, – ответил Спок через мгновение. – Я боялся, что наши отношения невозвратимо испорчены. Эта мысль… была довольно огорчительной, – признался он, и лицо Ниоты смягчилось, и она положила руки ему на плечи. - И то, что я думала, что не знаю, как быть матерью, не значит, что я забыла, как быть другом. Или что я перестала хотеть быть твоим другом. - Я тоже, – Спок замялся. – Хочешь ли ты… возобновить наши музыкальные упражнения с сегодняшнего дня? - Очень, – руки Ниоты были теплыми, и она предложила Споку выйти из турболифта. – Давай покажем этим людям, что значит настоящая музыка. Прежде чем вернуться в общий зал, Ниота остановилась, положив руку Споку на локоть. - Еще я хочу, чтобы ты знал, что хоть ты и знаешь меня со стороны ксенолингвистики и музыки, я также являюсь квалифицированным преподавателем лингвистики… и нянькой. Если ты не знал. И я серьезно, Спок, – Ниота посмотрела на него. – Зови меня. В любое время. Мы все хотим помочь. - Спасибо, – пробормотал Спок, прежде чем вернуться в общий зал. Когда Ниота пела с ним, их дуэт был не так хорош, как раньше, гармония была не настолько идеальной, ритм немного сбивался… Но, подумал Спок, мы все исправим с практикой.