***
Было как-то странно и непривычно вновь ступить на порог Бартса спустя столько лет. Каблуки лакированных туфель отдавались на плиточном полу звонким постукиванием, пока Джон шёл по коридору, проходя мимо ненужных дверей. Вообще он, как правило, предпочитал более удобную обувь — что-то вроде кроссовок на высокой подошве. Но сейчас, о чём вскользь сказал Майк, ему предстояла встреча с большой шишкой, и пришлось несколько изменить своему обычному обмундированию, надев вместо свободного тёплого свитера хорошенько отглаженный костюм, который вот уже лет пять как висел забытым в шкафу. В этом был какой-то повод для гордости — и пиджак, и рубашка, и брюки всё ещё смотрелись на нём прилично. Значит, не смотря на то, что армия осталась позади, он по-прежнему держал себя в форме. Чтобы в очередной раз убедиться в этом, Джон Уотсон подмигнул самому себе, отразившемуся на глади окна. Вскоре перед ним оказалась знакомая дверь, ведущая в лабораторию — её не тронула перестройка, что подтверждала табличка, висящая поверх матового стекла. Её заменили, но надпись была всё та же — как и десять лет назад, когда в госпитале Святого Варфоломея не было ещё целого крыла, отведённого для помещения «спящих». Это не было официальным названием, но такой эвфемизм стал предпочитаемым ещё до того, как правительство Великобритании легализировало добровольный переход в Лимб с помощью этерния. Тогда людей, нелегально лежащих в подпольных лабораториях, называли официальным термином — лимбозависимые (лимбо). Теперь, когда никто уже так открыто не выражался, сам термин остался за пределами белых комнат с белыми стенами, где врачи в белых халатах следили за эмоциональным и физическим состоянием «спящих», опасаясь заглядывать в их белые лица, с почти механической точностью меняя капельницы с аккуратной маленькой надписью «этерний». Позволить себе такое мог не каждый. Джон знал, что обеспечить себе долгую жизнь в Лабораториях могли только люди высшего класса или же те, чьи жизненные достижения оказали пользу обществу и Англии. Это не всегда были люди, совершившие значимые научные открытия. Художники, писатели, математики, физики, химики, биологи, выдающиеся врачи и как минимум дважды на памяти Джона полицейские, все они переодически награждались Синей Лентой, сопровождаемой множеством привилегий, таких как бесплатное жильё или скидки. Бесплатный проход в Лимб — лишь одна из них. Однако был и третий способ остаться в Лимбе на пять лет или пока позволят эмоциональное и физическое состояния. Стать подопытным кроликом, завещать своё тело и вены, пропитавшиеся этернием тем, кому оно ещё сможет пригодиться. Джон не особо интересовался этим способом, потому что такие люди не имели право на возвращение. Когда их мозг начинал давать сбой, а линии на эмоциональной шкале скакать вверх и вниз или же совсем падать, их отключали и практически мгновенно проводили эвтаназию — до того, как человек проснётся после многолетнего сна с невыносимой болью и начнёт судорожно глотать воздух. Подумав об этом, Джон Уотсон поморщился. Не то чтобы его пугали трупы — он врач, военный врач, он видел много искорёженных тел и рваных ран, смерть всегда шагала с ним бок о бок и совсем не пугала его. Боль причиняло осознание неизбежности — люди, подписавшие контракт, обрекали себя на смерть в забвении, приход которой нельзя было остановить. Джон специализировался на других — тех, кого можно спасти, к кому допускали гостей. Обычно это были молодые обладатели Синей Ленты в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти. Джон за пять лет повидал их немало и уже сделал для себя кое-какие выводы. Основной причиной ухода в Лимб являлась несчастная любовь, вторым по популярности шло непринятие обществом, потом проблемы с карьерой. Джон выучил эти причины вдоль и поперёк и знал, как разобраться с каждой из них. Может, так хорошо у него получалось отчасти из-за того, что ему самому не раз приходилось встречаться с проблемами. Он часто делился со спящими историями из жизни. Лаборатория встретила Джона ослепительно-белыми стенами в сочетании с начищенным полом. Джон ухмыльнулся в усы, подумав, как это всё нелепо — блестящая лаборатория и его отглаженный костюм. Располневший Майк сидел на стуле у монитора. Увидев его, он поднялся и, улыбнувшись — то ли приветливо, то ли неловко, похлопал Джона по плечу. — Уотсон, я бы тебя не узнал! Всё-таки пришёл! Я и не надеялся… Думал, что ты забросил после… — Поняв, что можно было остановиться и на первой фразе, Майк замолчал, но тут же встретился со спокойно-грустным взглядом Джона, его обветренные губы тронула грустная улыбка. — Как будто бы я мог не прийти. Ты сказал, что нужна помощь… я лучше других знаю, как это важно. — Как всегда готов броситься на помощь, не так ли? — Тут же растаял Майк и добродушно посмотрел из-под старых очков. — Признай, тебе это доставляет удовольствие. — А кто-то думал, что я мазохист? Майк Стэмфорд рассмеялся и подошёл к своему столу, выдвинув большую синюю папку. Достав с самого края свежую стопку бумаг, скрепленных степлером, он быстро вложил её в руки Джону. — Ты это, почитай… Можешь сесть на диван. Я сейчас вернусь. — И с этими словами он торопливым шагом полустёртых каблуков вышел из помещения. Джон остался один. Рассеянно глянув на зелёный диван, серое облезшее пятно на котором свидетельствовало о том, что Джон далеко не первый, кому посоветовали присесть, мужчина всё-таки решил постоять, задумчиво рассматривая стопку бумаг. На первой странице было крупно напечатано шрифтом из «Таймс»:ДЕЛО О ПРОВОДЕ В ЛИМБ ГРАЖДАНИНА ВЕЛИКОБРИТАНИИ
, а ниже синими чернилами было выведено крупным разборчивым почерком:Уильяма Скотта Шерлока Холмса
Джон поднял брови. Неудивительно, что Майк говорил что-то там про оплату — человек с таким именем вряд ли мог принадлежать к среднему классу. Интересно, что сподвигло его перейти в Лимб? Был ли он обладателем синей ленты? Чисто из принципа не желая применять к неизвестному мужчине навязчивые стереотипы, Джон Уотсон продолжил читать досье. Возраст: 24 года 5 месяцев Дата рождения: 6.02.2181 (Значит, лежит полтора месяца. Почему же обратились только сейчас? Искали?) Привелегии: отсутствуют (Синей ленты нет. Значит, лежит за деньги? Семейные? Если да, то почему они не знали об этом?) Однако следующая графа заставила Уотсона побледнеть. Она была напечатана в самом низу листа. Тип погружения: стационарный Стационарный. Без возможности выхода. На титульном листе так же стояли печать больницы и две подписи — директора лаборатории М.Т. Стэплтона и самого спящего. Джон почувствовал, как при виде аккуратно выведенных с уверенным нажимом букв у него по спине пробегает дрожь. Этот человек подписал себе смерть. Добровольно. Он подписал себе медленную пятилетнюю смерть, которая будет медленно травить его вены, пока совсем не убьёт. И он был, кажется, вполне спокоен. А ведь ему было (есть?) всего двадцать четыре. Двадцать четыре. Чёрт. Джон подумал и всё-таки присел на диван, чувствуя в мышцах странное напряжение. Тот недовольно заскрипел, но Джон не обратил внимания. Огрубевшими подушечками пальцев он сильнее сжал документ, наблюдая, как заминаются края. Зачем его вызвали? Он не может вызволить смертника, это запрещено законом, это абсолютно бессмысленно! Так что они от него хотят? И как пробудить человека, с такой уверенностью сделавшего выбор в пользу Лимба? Внезапно стеклянные двери вновь отворились, на секунду промелькнул в проёме тёмный коридор, а затем вместо Майка в лаборатории оказался мужчина лет тридцати в элегантном тёмно-сером костюме в полоску. Его тёмные волосы с едва заметной рыжиной были идеально уложены, а губы слегка поджаты. В правой руке мужчина как трость держал чёрный изящный зонт с деревянной лакированной ручкой. Остановившись, вошедший сосредоточенно посмотрел на Джона, как будто бы изучая его, а затем вдруг кивнул, как бы одобряя. — Доктор Уотсон, я полагаю? Джон поднялся, оставив досье на зелёном облезлом друге Майка. В общем-то, кого-то такого он и ожидал. Хотя, наверное, постарше. — Зовите меня Джон. — Он протянул руку, и незнакомец осторожно пожал её. Теперь Джон заметил, что его руки были в перчатках, встретив холодную кожу вместо ожидаемого тепла человеческого пожатия. Мысленно закатил глаза. — Хорошо… Джон. Моё имя Майкрофт Холмс. Как я вижу, вы уже изучили основную информацию о моём брате? Брат. Брат. Вот оно что. Джон кивнул. — И, полагаю, у вас возникли вопросы? — Мистер Холмс, если б они у меня не возникли, то я не посоветовал бы себе доверять. Вы же понимаете, что такое стационарный уровень? — Джон посмотрел незнакомцу прямо в глаза и удивился, какие они бесцветные — блеклые и как будто бы прозрачные, в одновременно напряжённом и флегматичном взгляде лишь едва проглядывался голубоватый оттенок. — Поверьте, Джон, я знаю это не хуже вас. Но мой брат… необычный человек. — Необычнее других смертников? — Джон вдруг наплевал на все свои «не-суди-человека-по-внешнему-виду» и разозлился на этого человека, возомнившего, что из-за денег может делать всё что угодно. — И вы думаете, что я помогу вам? Считаете это справедливым? Джон подумал, что Майкрофт разозлится, но тот лишь вздохнул, по-хозяйски присаживаясь в кресло Стэмфорда. — Я понимаю вашу ярость, Джон. Вы ведь много их видели, правда? Возможно, видели, как их отключают? Или… как отключают досрочно? Поверьте, мне тоже тяжело видеть этих людей. Беспомощные… зависимые… Мне довелось навещать лаборатории по моей… работе. И, конечно же, моей целью является как можно скорее вызволить своего брата из этого круга, так уж получилось, что это в моих возможностях. Но вы ведь подумали про деньги, верно? Это стоит денег. Но вряд ли мне просто так могут оказать такую… услугу, нет. Главную роль сыграло то, что способности моего брата воистину впечатляют. Я сделал ставку на то, что он будет полезен обществу. — И чем же он так уникален? — Нахмурился Джон. — Он — единственный во всём мире детектив-консультант.