***
Но Рэйчел не совсем звезда, не что-то далекое, недосягаемое, под ее кожей бежит кровь, а в глазах, лисьих, огненных, горит боль, такая ненависть, что Хлое хочется спрятаться. Иначе захлебнешься ею, только раз вдохнув. — Оставь меня в покое! — она кричит, надсадно, горько, прячет взгляд и отшатывается, стоит Хлое приблизиться. — Ты ничерта не понимаешь, ясно? Просто. Оставь. Меня. Одну. Она смотрит на Хлою так, словно та причина всех ее страданий. И бита в руках наощупь как битое стекло, колкое, острое, но уже поздно отпускать, если ладони пробиты насквозь. Хлоя крушит все, что попадается под руку. Сбивает голову манекену — он пялится на нее своим безглазым лицом, идеально-ровным, как у Рэйчел, такой же пустой, лишенный сердца. Проходится по машинам — и стекла брызжут дождем из осколков. Даже, когда Рэйчел нет рядом, ни ее самой, ни запаха — белые цветы, как те, что кладут на могилу — лучше не становится. Потому что, когда взрываются звезды, умирают не только они. Куда хуже тем, кто оказался рядом.***
В постели Рэйчел другая, мягкая, нежная, искренняя. Она закрывает свои лисьи глаза, подставляя шею поцелуям, стонет так тихо, не разобрать — больно ли ей или слишком хорошо, а Хлоя так боится. Не знает, как держать ее за руки — вдруг она рассыплется на осколки, вдруг исчезнет. Не умеет, и поцелуи выходят странные, такие неумелые. — Ты поможешь мне? — стонет Рэйчел, и слова ее словно колючки, накрепко впиваются в память, потом их уже не стереть. — Помоги мне, Хлоя. Пожалуйста... Ради нее, ради ее лисьих глаз и смеха Хлоя согласна на все. Украсть, убить, какая разница... — Поможешь? — от ногтей остаются следы, тонкие лунки, но Хлое они даже нравятся. Это — и одна-единственная фотография — все, что у нее есть, все, что останется потом. Вместе с кипой воспоминаний. — Да, — клянется она. Задыхается, потому что воздуха внутри слишком мало, чтобы дышать, потому что Рэйчел слишком близко, и ее слишком много — горячей словно огонь — чтобы удержаться на краю и не соскользнуть вниз. А потом все исчезает, останавливается вместе с дыханием, временем и чертовым миром, и под зажмуренными веками пляшут белые искры, такие яркие, будто на расстоянии протянутой руки взорвалась звезда.***
Когда Рэйчел исчезает, от нее не остается ничего. Одним прекрасным утром Аркадия Бэй попросту просыпается без нее. Пропадает фотография, та самая, где они вместе, в ту самую первую ночь, пропадают ее браслеты, ее одежда, и люди... они тоже больше не хотят помнить ее. Шлюха, дрянь, трахалась за деньги — пестрят надписями стены туалетов на первом этаже, вот и все, что осталось от Рэйчел. Кипа листовок в руках Хлои кажется ей неподъемной, бессмысленной, но она старательно расклеивает их на каждом стенде. Загоняет острые кнопки в доску с такой силой, что пальцы синеют, налившись кровью. Как будто это может помочь. Черно-белый не в силах передать ее цвет, неоново-синий, как перо серьги — это была сойка, самая настоящая сойка, и она оставила мне свое перо прямо на подоконнике, клялась Рэйчел. Огненно-красный, в тон глазам. Таких цветов у дешевой листовки из местной печати для пропавшей Рэйчел нет. А что есть? Взгляды. Чужие взгляды, все как один, испуганные, озлобленные, связанные тайной, о которой Хлоя не знает. Пока. Но Аркадия не выдаст своих секретов за просто так. Только если заплатить.***
Хлоя платит смертью. Своей, конечно. Она знает, прекрасно понимает, чем это все должно было закончиться, стоя над обрывом. — Не надо, — просит ее Макс. — Пожалуйста, не надо... — как будто это что-то изменит. Ее не было тогда, когда в ней нуждались, и от этого еще хуже. Словно это она, Хлоя, предательница, словно во всем — как обычно — ее вина. Может, так оно и есть? — Прости, Макс... — то, что до сих пор остается между ними, эта странная детская дружба, этот холод после, стена, о которую Хлоя разбила все руки, не зная, как еще достучаться, оно останется и позже. Черно-белыми листовками — Никто не видел Хлою Прайс? Сообщите, если... бла-бла-бла, старательно забытыми воспоминаниями, открытым тюбиком синей краски для волос на полочке в ванной. Одной дурацкой фотографией, которую Макс будет хранить так бережно, что однажды забудет о ней, погребенной в пыльных недрах фотоальбома. Ураган не унять одними мольбами, и Хлоя храбро шагает вперед, в пустоту. Она знает, что сегодня станет звездой. Сверхновой, что обречена взорваться в тот самый момент, когда появляется на свет. Как и Рэйчел.