Разноцветные осколки

Сурана поднимает руку, чтобы поправить волосы. От этого чисто женского, кокетливого жеста Алистер чувствует, что у него начинает сильнее биться сердце. Он видит на тонком запястье причудливый рисунок шрамов – и от этого рисунка, который может означать только одно, у него чешутся пальцы, ладони, зудит где-то внутри. Убить малефикара! Покончить с магией крови! Сурану Алистер убить не может. У неё тонкая шея, тонкие руки, тонкая талия. Вся она тонкая – кажется, сожмешь посильнее и сломается. Мантии, которые они добывают из вскрытых тайком Лелианой сундуков, покупают у случайных торговцев, как правило, Суране велики – и в них она кажется еще меньше. Вся – тонкость и хрупкость, грива черных волос и огромные глаза. Эльфийки красивы по человеческим меркам, красивы особенной полудетской красотой. Наверное, красива и Сурана. Алистер не знает точно. Что-то внутри него протестует, когда через пальцы Сураны льется кровь. Своя, пролитая нарочно, без страха заразиться – она ведь Серый Страж. Что-то заставляет его сильнее сжимать рукоять меча и пытаться увидеть врага – в друге. В том, кто сейчас спасает им всем жизнь. Алистер часто видит Сурану в обществе Морриган. В этом нет ничего удивительного, они немного похожи даже внешне – белокожие, черноволосые, диковатые. Представить волчицей Морриган? Легко. Представить кошкой Сурану? Еще легче. Алистер гонит от себя мысль о том, что на самом деле она превращается в ядовитого паука. Наверняка. У Сураны ядовитые губы – иначе почему тогда, когда она в благодарность за подарок быстро целует его в щеку, Алистер чувствует этот поцелуй, наверное, несколько дней. Как несмываемое клеймо. Место, которого коснулись её губы, горят, Алистер то и дело прикасается к нему кончиками пальцев – стереть? Почувствовать еще острее? Вечером он не может не смотреть на губы Сураны. Узкие ядовитые губы. Он боится её – но не тогда, когда она сидит вот так, у костра, закутавшись в мантию, которая ей велика, и протягивает бледные руки к огню. Тогда Алистер чувствует жалость. Ему хочется обнять, согреть, как-то стереть шрамы – тоже своего рода клеймо – с хрупких запястий. Совсем юная девушка, моложе его самого, совсем дитя. Почему она так? Алистер не видит этого, но Морриган усмехается, словно читая его мысли - но ей этого и не нужно. Он хочет поговорить с Сураной, о том, что так нельзя, хочет убить её, хочет обнять её. Хочет поцеловать её в эти узкие розоватые губы, которые наливаются цветом от тепла костра. Как цветок или как открытая рана. Алистер барахается в паутине своих желаний – а Морриган усмехается, понимая все. Сплести эту паутину было нетрудно, но так забавно наблюдать за попавшей в неё мухой. Сурана поднимает голову, когда слышит голос Алистера. Приоткрывает губы – от удивления? Хочет что-то сказать? Алистер знает только то, что хочет её поцеловать. Сурана поднимает руку и опять поправляет волосы. Рукав мантии длинный, но широк, слишком широк, и сваливается почти до локтя. Алистер видит шрамы-шрамы-шрамы, кажется, еще чуть-чуть, и на одном из них выступит кровь. Волшебная эльфийская кровь. Алистер чувствует себя зачарованным. Он смотрит на эти шрамы – и знает только то, что хочет прикоснуться к ним. Губами, руками. И не только к ним – ко всей Суране, к всему её телу под просторной мантией. Магия крови – грех. Храмовнику вожделеть мага – грех. Убивать друга, товарища по оружию, одного из немногих оставшихся членов древнего ордена – грех. Алистер чувствует пролившуюся кровь Сураны остро, словно зверь. Нет, она всего лишь порезалась ножом, разделывая жестковатое мясо, доставшееся им сегодня на ужин. Алистер следит за этой каплей неотрывно – скользит по пальцу, скользит по ладони… На мгновение Алистеру кажется, что сейчас он не выдержит, и, рванувшись с места, слизнет эту каплю, пока она не пролилась на землю. На мгновение, вероятно, это кажется и самой Суране – она вскидывает на него огромные глаза, и в них читается удивление, почти испуг. Смех Морриган, сидящей у своего костерка, слишком тих, чтобы Алистер мог его услышать.