Настало утро именин короля Джоффри — яркое и ветреное, и длинный хвост кометы был виден сквозь летящие по небу облака. Глория смотрела на него из окна своей опочивальни, вспоминая старые добрые легенды об этом чуде природы.
В одной из тех книг, что ей посчастливилось прочесть в своей жизни, говорилось о том, что однажды по небу простирался алый след, остающийся от кометы, когда на свет появились первые в мире драконы. Всё это было сказкой, но, возможно, именно такие истории позволяли людям поверить в себя и совершить невозможное.
— Как думаешь, что это означает? — спросила она невзначай у служанки, затягивающей корсет.
— Комета пророчит славу вашему брату, ваше высочество. Смотрите, как пылает она на небе в день его именин, словно сами боги подняли флаг в его честь. В народе её называют кометой короля Джоффри.
— Я слышала, многие считают это знаком, — пробормотала девушка, — рождения драконов.
— Все драконы давно мертвы, ваше высочество, — пробормотала служанка, — их больше нет.
— Ты права, — согласилась с ней та.
Неожиданно Баратеон почувствовала, как лёгкие её сжались, а воздуха в них стало всё меньше и меньше. Боги, зачем вообще придумали эти вещи? Ни шелохнуться, ни вдохнуть спокойно. Служанка, перевязав шнуровку на корсете, взяла платье из жёлтого шелка. То самое, которое принцесса одевала тогда, в Винтерфелле. То самое, что подарил ей Ренли.
Это одеяние она одевала нечасто, лишь на особые торжества, и она не знала, почему решила одеть его именно сегодня, в день именин своего брата-бастарда. Возможно, так она хотела напомнить себе о былых временах, когда всё было хорошо и прекрасно, но, почему-то люди начинают ценить что-то лишь тогда, когда потеряют это.
Шёлк скользнул по её плечам и, на мгновение ей показалось, будто бы она почувствовала ветер, дующий с моря, вкус соли на губах… Улыбающегося дядю рядом… Он всегда был добр и… мягок. Был не таким, как отец или же дядя Станнис. Ренли любил хорошо одеваться… И не любил принуждать людей к чему-нибудь…
Служанка принялась приводить в порядок то гнездо на голове, что было её волосами. Глория вспомнила те чудесные моменты, проведённые ею с дядей. Они весело смеялись и говорили по душам, забывая о всех тех приличиях, что были так нужны в обществе. Девушка не была похожа на него. Он любил красивые одеяния, вычурные причёски и дорогие украшения, а она — махать мечом и ездить верхом.
Не смотря на то, что они были так различны по своим характерам, они любили друг друга. Так, как дочь может любить своего отца, а отец может любить свою дочь. Никакая война, никакие предъявления Ренли на престол не могли заставить её разлюбить эту кучерявую голову. И сколько бы Глория не старалась подавить в себе эти мысли…
Она понимала, что скучает по нему.
Наконец, когда девушка была готова к выходу в свет, пришло время вновь повидаться со своими «любимыми» родственниками. На выходе Глория взяла со своего туалетного столика позолоченную шкатулку с узорами в виде переплетённых стеблей роз. Внутри и находился подарок её брату.
На днях Джоффри спросил её о том, что же она принесёт ему, так сказать, в дар, и она ответила, что подарок будет достоин короля. Хотя, она не слишком хорошо разбиралась в его вкусах и предпочтениях, потому, как если бы именины были у Ренли, принцесса точно знала, что ему подарить — одежду.
Девушка одернула себя на том, что думала о каких-то глупостях, совсем позабыв о настоящих проблемах, в которые уже были вовлечены практически все дома Вестероса. С каждым мигом становилось яснее то, что Ренли, Станнис или Робб Старк могут погибнуть. И, если первым двум она хотела помочь, ибо они были её семьёй, и она любила их, то Старку, ныне уже Королю Севера, ей не позволяла не помочь честь. Возможно, Варис был действительно прав, когда посоветовал поехать на переговоры с ними тремя и попытаться уговорить их закончить войну, что они начали. Хотя, здесь был исключительно виновен Джоффри.
Когда лорд Эддард попросил её помочь его семье, она, может, не обещала сделать этого и не клялась, но и не отказалась помочь. Всё же, девушка посчитала нужным поговорить об этом с королём и Малым Советом, только после именин Джоффа, дабы тот не закатил очередную истерику или ещё что-нибудь в этом духе…
Плотники поставили во внешнем дворе галерею и устроили ристалище. Поле и правда получилось жалкое, и горстка зрителей заполняла только половину сидений. Большей частью это были солдаты городской стражи в золотых плащах или красные гвардейцы дома Ланнистеров. Лордов и леди при дворе осталось совсем немного. Серолицый лорд Джайлс Росби кашлял в розовый шелковый платок. Леди Танда сидела в компании своих дочерей, скучной тихони Лоллис и языкатой Фалисы. Был зедсь также чернокожий Джалабхар Ксо, изгнанник, которому больше некуда было деваться, и леди Эрмесанда, малютка на коленях у своей кормилицы. Говорили, что ее скоро выдадут за одного из кузенов королевы, чтобы Ланнистеры могли получить ее земли.
Король сидел под красным балдахином, небрежно перекинув одну ногу через резную ручку кресла. Принцесса Мирцелла и принц Томмен устроились позади него. В глубине королевской ложи стоял на страже Сандор Клиган, держа руки на поясе.
— Прекрасно выглядишь, сестрица, — поприветствовал её Джоффри, — надеюсь, ты не забыла, какой сегодня день?
Она поняла, что брат намекал на подарок, находившийся в руках принцессы. Глория учтиво кивнула, после чего подошла к нему ближе и поднесла позолоченную шкатулку. Баратеон отворила крышку шкатулки, давая присутствующим королевской ложи узреть её маленький подарок.
Брошь в виде льва, полностью сделанного из золота, глядела на короля своими изумрудными глазами. Глория, конечно, не слишком сильно старалась над подарком, просто дав указание слугам ко дню именин короля принести какую-нибудь золотую безделушку. И, в общем, те хорошенько постарались, судя по реакции Джоффри.
Брат отнёсся к подарку не слишком трепетно и радостно, но был им удовлетворен. Не церемонясь он оторвал брошь от алой бархатной поверхности внутри шкатулки и поспешил примерить её на себя. Когда золотой лев грозно рычал на его груди, король благодарно кивнул и сказал:
— Прекрасный подарок, сестрица, — заметил он, — спасибо.
Глория слегка кивнула, после чего отдала золотую шкатулку своей слуге и велела отнести её к остальной куче подарков, выставленной на круглом столе в углу королевской ложи, на котором красовалась, будто бы сделанная из золота, скатерть.
Принцесса села рядом с королём, подле которого пустовало одно место. Джоффри не возражал, похоже, глубоко втянувшись в собственные мысли. Баратеон поняла, что турнир в честь именин его величества не начнётся, пока на место не прибудут все гости. Глория огляделась и поняла, что не было Серсеи и Сансы. На появление первой она не слишком рассчитывала, так как королева-регентша сейчас, должно быть, была занята очень важными делами по управлению государством.
Волчицу же долго ждать не пришлось, она появилась немного позже, чем сама Баратеон.
— Леди Санса, — кратко доложил Пёс, увидев её. Голос у него был как пила, входящая в дерево, и одна сторона рта из-за ожогов на лице и горле дергалась, когда он говорил.
Мирцелла робко кивнула Сансе в знак приветствия, зато пухлый маленький Томмен таки подскочил.
— Санса, ты слышала? Я сегодня тоже участвую в турнире. Мама мне разрешила.
— Я опасаюсь за жизнь вашего противника, — серьёзно сказала она Томмену.
— Его противник будет набит соломой, — сказал Джофф, вставая. На нем был позолоченный панцирь со львом, стоящим на задних лапах, — впору на войну отправляться.
Сегодня ему исполнилось пятнадцать, и он был высок для своего возраста, даже не смотря на то, что Глория была старше, брату не приходилось смотреть на неё снизу вверх, а прямо в глаза. Зеленоглазый и золотоволосый, как все Ланнистеры.
— Ваше величество, — сказала Санса, присев в реверансе, — поздравляю вас с днем ваших именин.
— Садись, — приказал Джоффри, указав ей на свободное место рядом с ней.
Леди Санса, остановив свой взгляд на Глории, робко кивнула и покорно села возле неё. Баратеон знала, что Старк испытывала особую неприязнь ко всем им, но старалась тщательно это скрывать.
— Вы сегодня будете сражаться, милорд? — спросила она.
— Моя леди-мать сказала, что мне не подобает участвовать в турнире, устраиваемом в мою честь. Иначе я стал бы первым.
— Ну, конечно, — усмехнулась про себя принцесса.
Запели трубы. Король сел на место и подперев свой подбородок рукой, стал ожидать предстоящее зрелище.
— Сир Меррин Трант из Королевской Гвардии, — объявил герольд.
Сир Меррин появился с западной стороны двора в блистающих, украшенных золотом белых доспехах на молочно-белом скакуне с пышной серой гривой. Плащ струился позади него, как снегопад. В руке он держал двенадцатифутовое копье.
— Сир Хоббер из дома Редвинов, что в Бору, — пропел герольд.
Сир Хоббер выехал с восточной стороны на черном жеребце в винно-красной с синим попоне, с копьем, раскрашенным в те же цвета. Его щит украшала виноградная гроздь — герб его дома. Близнецы Редвины, как и леди Санса, были гостями королевы помимо своей воли.
Оба рыцаря подъехали к королевскому ложу и поклонились королевской семье. Сир Хоббер, дождавшись, пока стихнет шум аплодисментов, перевёл свой взгляд прямиком на неё и сказал громко, чтобы все его слышали:
— Свою победу я посвящаю принцессе Глории Баратеон!
— Забавно, — прошептал Джоффри, поглядев на сестру, — не уж то он думает, что сможет победить? А даже если так, на что он надеется?
Глория промолчала. Она поняла, что король имел в виду то, что Редвин, возможно, захотел породниться с представительницей великого рода, а потому Джоффри высмеял рыцаря в её глазах. Конечно, он был прав. В мире существуют лишь правила выгоды, которые нужны всем, кого бы ты на своём пути не встретил. Девушка слегка смутилась, когда сир Хоббер решил посвятить свою, ещё не состоявшуюся, победу ей. Никто и никогда не делал для неё что-то подобное, но Баратеон быстро отогнала эти мысли прочь, вновь поймав себя на том, что мыслит, как шестилетняя девочка.
По сигналу мастера над ристалищем бойцы опустили свои копья и пришпорили коней. Зрители, солдаты и знатные господа, подбадривали их криками. Рыцари сшиблись посреди двора в грохоте дерева и стали. Копья, и белое и полосатое, раскололись в щепки. Хоббер Редвин пошатнулся, но удержался в седле. Повернув коней, рыцари разъехались по своим концам поля, где оруженосцы вручили им новые копья. Сир Хорас, близнец Хоббера, кричал, поддерживая брата.
Но при втором наскоке сир Меррин ударил острием копья в грудь сиру Хобберу и выбил его из седла. Тот с грохотом рухнул наземь, и сир Хорас, выбранившись, поспешил ему на помощь.
— Скверный бой, — сказал король Джоффри и скривил губы, — жалкое зрелище.
Королю становилось скучно, и это беспокоило не только её, но и всех остальных, ведь все знали, что это дурной знак. Глория украдкой посмотрела на леди Сансу, которая опустила свой взгляд вниз и молчала. Баратеон поняла, что их мысли со Старк были очень схожи, ведь обе знали, что когда Джоффри Баратеон пребывал в дурном настроении, любое неосторожное слово могло привести его в ярость.
— Лотор Брюн, вольный всадник на службе лорда Бейлиша, — выкрикнул герольд. — Сир Донтос Красный из дома Холлардов.
Вольный всадник, маленький человечек в щербатой броне без девиза, появился в западном конце, но его противника не было видно. Затем на поле рысцой выбежал гнедой жеребец в красных и багровых шелках, но без сира Донтоса. Рыцарь появился миг спустя, ругаясь почем зря. Кроме панциря и пернатого шлема, на нем ничего не было. Он гнался за конем, сверкая толстыми бледными ногами, и его мужское естество непристойно болталось. Глория отвернулась, чтобы не глядеть на это. Зрители покатывались со смеху, выкрикивая оскорбления. Ухватив коня за уздечку, сир Донтос попытался сесть на него, но скакун не желал стоять смирно, а рыцарь был так пьян, что никак не мог попасть босой ногой в стремя.
Боги, и это те величавые рыцари, служащие своему королю и его народу?
Все уже просто изнемогали от смеха… все, но не король. Глория также не смеялась, как и он, сгорая со стыда. Странно, что позорится пьяный рыцарь, а стыдится именно она… Баратеон узнала выражение в глазах Джоффри — такой же взгляд был у него, когда он в Великой Септе Бейлора приговорил к смерти лорда Эддарда Старка. Сир Донтос Красный наконец отказался от своих бесплодных усилий, уселся в грязь, снял свой шлем с плюмажем и крикнул:
— Сдаюсь! Принесите мне вина.
Король встал:
— Подать сюда бочку из подвалов! Сейчас мы утопим его в ней.
Глория хоть и сама была возмущена таким проступком рыцаря, но уже хотела вмешаться в это дело и отговорить брата от этой идеи, правда, леди Санса опередила её, громко выкрикнув:
— Нет, так нельзя!
Король повернул к ней голову:
— Что ты сказала?
Глория посочувствовала девице, ведь, похоже, та и вовсе забыла о том, что стоило бы ей держать язык за зубами, и тогда не было бы никаких хлопот. Хотя Баратеон впечатлило то, что, даже не смотря на опасность, нависающую над Сансей, Старк не промолчала, как все остальные здесь, а попыталась помочь. Принцесса ценила в людях такие качества.
— Ты сказала «нельзя»? Я не ослышался?
— Прошу вас, ваше величество… я хотел только сказать, что это было бы дурным знаком… убивать человека в день ваших именин, — она попусту не умела врать.
— Лжешь. Тебя следует утопить вместе с ним, если он так тебе дорог.
— Он мне ничуть не дорог, ваше величество, — отчаянно лепетала Санса. — Топите его, рубите ему голову… только умоляю, сделайте это завтра, а не сегодня, не в ваши именины. Это очень несчастливый знак… для всех, даже для королей, так во всех песнях поется.
Джоффри помрачнел. Он понимал, что она лжет, он это видел. Глория знала, что он заставит её поплатиться за это, и помолилась Семерым, чтобы те защитили беззащитную Старк.
— Девушка верно говорит, — вмешался Пёс. — Что человек посеет в свои именины, то пожинает весь год. — Он говорил равнодушно, словно его вовсе не заботило, верит ему король или нет.
Джоффри, недовольно поерзав на сиденье, щелкнул пальцами в сторону сира Донтоса.
— Убрать его. Я казню этого дурака завтра.
— Вот-вот — он дурак, — сказала Санса. — Ваше величество очень тонко это подметили. Ему больше подходит быть дураком, чем рыцарем, правда? Его следует одеть в шутовской наряд и заставить веселить вас. Он не заслуживает такой милости, как быстрая смерть.
Король пристально посмотрел на неё.
— А ты, пожалуй, не так глупа, как говорит матушка. — Он возвысил голос. — Ты слышал, что сказала миледи, Донтос? Отныне ты мой новый дурак. Будешь спать вместе с Лунатиком и одеваться в пестрое.
Сир Донтос, которого близкая смерть отрезвила, упал на колени.
— Благодарю вас, ваше величество. И вас, миледи. Благодарю.
Гвардейцы Ланнистеров увели его прочь, и к королевской ложе подошёл мастер над ристалищем.
— Ваше величество, как мне поступить — вызвать нового соперника для Брюна или огласить следующую пару?
— Ни то, ни другое. Это комаришки, а не рыцари. Я их всех предал бы смерти, не будь это мои именины. Турнир окончен. Пусть все убираются с глаз долой.
Мастер над ристалищем поклонился, но Томмен был не столь послушен.
— А как же я? Я должен выехать против соломенного человека.
— В другой раз.
— Но я хочу сегодня!
— Мало ли что ты хочешь.
— А мама сказала, что можно!
— Да, сказала, — подтвердила Мирцелла.
— Мама, мама, — передразнил король. — Что вы как маленькие?
— Мы и есть маленькие, — заявила Мирцелла.
— С этим не поспоришь, — засмеялся Пёс.
— Пусть играют, — Глория взяла брата за руку, — тебе ведь ничего не стоит приказать вывести на поле соломенного сира?
— Хорошо, — сказал Джоффри. — Даже мой брат не может быть хуже, чем они. Мастер, поставьте кинтану — Томмен хочет поиграть в комара.
Томмен весело завопил и побежал одеваться, мелькая толстыми ножками.
— Желаю удачи, — сказала ему вслед Санса.
В дальнем конце поля поставили кинтану, и для принца оседлали пони. Противником Томмена было кожаное, набитое соломой чучело ростом с ребёнка. Оно стояло на поворотной опоре, со щитом в одной руке и тряпичной палицей в другой. Кто-то нацепил ему на голову пару оленьих рогов. Лишь Баратеоны носили короны и шлемы с оленьими рогами, и сердце больно кольнуло, когда она вновь напомнила себе о горькой правде.
Двое оруженосцев облачили принца в его нарядные, красные с серебром, доспехи. На шлеме у него высился пышный плюмаж из красных перьев, а на щите резвились вместе лев Ланнистеров и коронованный олень Баратеонов. Оруженосцы усадили Томмена на коня, а сир Арон Сантагар, мастер над оружием Красного Замка, вручил принцу тупой серебряный меч с клинком в форме листа, сделанный по руке восьмилетнего мальчика.
— Бобровый Утес! — прокричал он тонким ребячьим голосом, пришпорил своего пони и поскакал по утоптанной земле к кинтане. Леди Танда и лорд Джайлс разразились ободряющими возгласами, и к ним присоединилась как и сама Глория, так и Санса, сидящая рядом. Король же угрюмо молчал.
Томмен перевёл пони на мелкую рысь и нанес мечом солидный удар по щиту чучела, проезжая мимо. Кинтана повернулась, и мягкая палица хлопнула принца по затылку. Томмен вылетел из седла и упал, дребезжа, словно груда пустых котелков. Меч он потерял, пони ускакал прочь, а зрители грохнули со смеху. Джоффри смеялся громче и дольше всех, но Мирцелла выскочила из ложи и бросилась к младшему брату. Глории тоже было не до смеху, поэтому она поспешила за младшей, боясь, что Томмен мог сильно ушибиться. Всё же, для неё сейчас было неважно то, что они бастарды Джейме Ланнистера. Они были её братьями и сестрой, в их жилах текла одна кровь — кровь Ланнистеров.
Они с Мирцеллой подбежали к распластавшемуся на земле Томмену. Глория быстро оглядела ребёнка, пытаясь понять, всё ли с ним в порядке. Принцесса приподняла голову брата, и тот тут же расчихался от пыли, после чего заявил:
— Я хочу ещё!
— Точно? У тебя ничего не болит? — на всякий случай спросила Баратеон.
— У воинов ничего не болит, — покачал головой Томмен.
— Да, ты — настоящий воин, — Глория улыбнулась ему, после чего помогла встать.
— Это пугало поступило нечестно, — сказала ему Мирцелла, — ударило тебя в спину.
— Ничего, сейчас ты увидишь, как я поставлю его на место, — заверил её мальчик.
— Оно и так стоит на месте, глупый, — хихикнула младшая. — Просто смотри по сторонам, ладно?
— Ладно, — повторил он.
К ним подошли двое оруженосцев, которые поднесли принцу меч и помогли сесть на пони. Томмен уже приготовился вновь столкнуться в схватке с соломенным человеком, но его остановил шум, донесшийся у ворот замка. Загрохотали цепи, решетку подняли, железные петли заскрипели, и ворота открылись.
— Кто приказал? — вскричал Джоффри. В городе было неспокойно, и ворота Красного Замка оставались закрытыми день и ночь.
Под решеткой, позвякивая сталью, проехал конный отряд. Клиган приблизился к королю, опустив руку на меч. У новоприбывших был изнуренный, пыльный и обтрепанный видя, но ехали они под штандартом с Ланнистерским львом, золотым на красном поле. Несколько человек имели на себе красные плащи и кольчуги ланнистерских солдат, но большинство составляли вольные всадники и наемники в разномастных доспехах и острой стальной щетине… а следом ехали дикари, о которых Глория, кажется, читала в какой-то книге о первых лордах Долины. Косматые и бородатые, они были одеты в звериные шкуры и вареную кожу. У некоторых на руках и головах виднелись окровавленные повязки, у других недоставало глаз, ушей, пальцев.
В середине на высоком рыжем коне в странном седле с высокими луками спереди и сзади ехал брат её матери, карлик Тирион Ланнистер, тот человек из Ланнистеров, за которого принцесса, пожалуй, всё время переживала. Они так давно не виделись и, казалось, что его появление здесь было первым счастливым моментом Баратеон после смерти отца.
Томмен пришпорил своего пони и с восторженным воплем поскакал через двор. Один из дикарей, громадный и такой заросший, что видны были одни глаза, выхватил мальчика из седла во всех его доспехах и поставил на землю перед дядей. Томмен закатился смехом, отразившимся от стен. Тирион хлопнул его по панцирю, улыбаясь мальчику. Мирцелла схватила Глорию за руку и потащила к карлику через всё поле, пока они не дошли до него и толпы дикарей, что пришла с ним. Мирцелла подбежала к брату, отпустив руку Баратеон. Тирион схватил её в охапку и закружил.
Поставив визжащую девочку, он поцеловал её в лоб и повернулся к Глории. Девушке пришлось нагнуться, чтобы посмотреть в глаза карлику. Тирион подошёл к ней и крепко обнял. Принцесса заметила, как сильно он исхудал с того самого момента, как они распрощались на распутье дорог. Лицо его покрывала колючая щетина и от него жутко разило вином, потому Глория облегченно вздохнула, понимая, что с ним всё в порядке, что он жив и здоров.
— Я рада, что ты жив, — прошептала она ему на ухо.
— Я тоже, — усмехнулся Ланнистер, после чего отстранился от неё и оглядел с ног до головы. — Интересно, это ты выросла, или же я стал ещё меньше?
Девушка подавила возникший смешок, после чего они с Тирионом направились через весь двор к Джоффри, всё это время глядевшему на них из далека. Два человека Тириона последовали за ним — чернявый наемник с кошачьей походкой и тощий парень с пустым отверстием на месте одного глаза. Томмен и Мирцелла замыкали процессию.
— Тайвин передаёт «привет», — просто так сказал он, пока они шли к королевской ложе.
— Вы с ним виделись? — спросила Баратеон. — Почему он не приехал?
— Война, — объяснил карлик. — И пока его не будет, он поручил мне занять его место в Малом Совете.
— То есть… быть десницей вместо него?
— Именно, — Тирион улыбнулся, после чего их кроткая беседа оборвалась, когда они оказались в Королевской Ложе перед его величеством.
Глория забыла о всех и вся, думая о том, что, возможно, боги не оставили её и помогают ей. Ведь, если теперь Тирион будет десницей короля, то это значительно облегчает ту ситуацию, в которую она попала. В голове девушке уже сложился прекрасный план, с помощью которого она сможет отправится на переговоры с тремя королями.
Дядя преклонил колено перед братом.
— Ваше величество.
— Ты, — произнёс Джоффри.
— Я, — подтвердил Бес, — хотя как ваш дядя и старший по возрасту я заслуживал бы более учтивого приветствия.
Глория почувствовала, как напряжение между двумя нарастает. В их говор вмешался Пёс:
— Мы слышали, что ты умер.
Глаза маленького человечка — и зеленый, и черный — обдали большого холодом.
— Я говорю с королем, а не с его шавкой.
— Я рада, что ты не умер, — сказала Мирцелла.
— Полностью разделяю твоё чувство, милое дитя, — сказал Тирион, после чего обратился к Сансе: — Миледи, я сожалею о ваших потерях. Поистине боги жестоки.
— Ты жалеешь предателя, — прошипел брат.
— Прими и ты мои соболезнования, Джоффри, — сказал карлик. — Глория, мне жаль.
Девушка благодарно кивнула за то, что хоть кто-то вспомнил о недавно умершем короле и посочувствовал их горю.
— По поводу чего?
— У тебя, помнится, был отец. Такой здоровенный, свирепый, с черной бородищей — припоминаешь? Он был у нас королем до тебя.
— А, ты о нем. Прискорбный случай. Его убил вепрь.
— Так говорят у вас при дворе, ваше величество?
Джоффри нахмурился. Казалось, что каждый из них пытается вывести из себя другого.
— Я сожалею, что моя леди-мать взяла вас в плен, милорд, — пролепетала Санса.
— Об этом многие сожалеют — и пожалеют еще сильнее… однако благодарю вас за участие. Джоффри, где я могу найти твою мать?
— Она с моим советом. Твой брат Джейме продолжает проигрывать сражения. — Джоффри сердито глянул на Сансу, словно это была её вина. — Старки захватили его в плен, мы потеряли Риверран, а теперь её глупый братец называет себя королем.
— Кто только не называет себя королем в наши дни, — с кривой улыбкой ответил карлик, и Баратеон в этом была полностью с ним согласна. Джоффри не совсем понял, что он хотел сказать, но вид у короля сделался подозрительным и немного растерянным, но Глория знала, о чём шла речь, и её догадки о том, что практически пол королевства знало, чем занимались её мать и дядя, и при этом молчало, подтвердились.
— Это верно. Хорошо, дядя, я рад, что ты жив. Ты привез мне подарок ко дню моих именин?
— Да. Свой ум.
— Я предпочел бы голову Робба Старка. — Джофф покосился на Сансу. — Томмен, Мирцелла, идемте. Глория, не стой столбом, пошли.
— Прошу прощения, государь, с вашего позволения я хотела бы обговорить со своим дядей кое-какие вопросы, — Глория учтиво кивнула и заметила на себе не только возмущённый взгляд Джоффри, но и вопросительный и заинтригованный взгляд Тириона.
— Позволяю, — наконец ответил король, после чего поспешил удалиться.
Вместе с ним ушли Томмен и Мирцелла. Остальные лорды и леди тоже стали расходится, а вместе с ними ушла и леди Санса. Наконец, когда в королевской ложе остались только она, Тирион и парочка его людей, карлик заговорил:
— Позволь спросить, что это за вопросы такие?
— Да, кстати об этом… — девушка тяжело вздохнула, — я должна попасть на заседание Малого Совета.
***
Они подошли к двери, ведущей в зал заседаний Малого Совета. В белом одеянии королевского гвардейца сир Мендон Мур походил на мертвеца в саване.
— Ее величество приказывала ни под каким предлогом не прерывать заседания совета.
— Позвольте мне все же побеспокоить ее, сир. — Тирион достал из рукава пергаментный свиток. — У меня письмо от моего отца, лорда Тайвина Ланнистера, десницы короля. Вот его печать.
— Ее величество не желает, чтобы ее беспокоили, — медленно, словно тупице, не способному понять с первого раза, повторил сир Мендон. Глория поняла, что до королевского гвардейца не скоро дойдет всё то, что только что сказал ему дядя.
— Прошу вас, сир, это очень важно и не требует никаких отлагательств, — попросила она его.
— Вы и лорд Тирион можете пройти, миледи, — сказал он и отступил в сторону, — но без них.
Ланнистер глянул на двоих своих людей и жестом руки приказал им оставаться на месте. Всё же, хоть Баратеон и не любила все эти привилегии о том, что вежливые слова и улыбка всегда помогают, но в этот раз ей они действительно помогли. Они вошли в зал заседаний Малого Совета, и пять королевских советников, что-то бурно обсуждавших, внезапно умолкли, прервав свою беседу.
— Ты, — сказала мать, глядя на дядю.
— Теперь я вижу, у кого Джоффри перенял свои манеры. — Тирион полюбовался валирийскими сфинксами, стерегущими дверь, с видом небрежной уверенности в себе. Серсея чует слабость, как собака — страх, в этом Глория давно убедилась.
— Что ты здесь делаешь? — зеленые глаза королевы вперились в него без малейшего намека на привязанность.
— У меня письмо от нашего лорда-отца. — Тирион вразвалку подошел к столу и положил на него туго скатанный свиток.
— Как любезно со стороны лорда Тайвина. И каким красивым золотистым воском он пользуется, — Варис, взяв письмо, повертел его в своих руках, после чего поднес к глазам. — Печать, по всей видимости, настоящая.
— Разумеется, она настоящая, — Серсея вырвала письмо у него из рук, сломала печать и развернула пергамент.
Все присутствующие в зале затаили дыхание, ожидая, когда же королева наконец раскроет содержимое послания. Серсея отложила письмо в сторону, сказав:
— Бессмыслица какая-то… Мой лорд-отец шлет моего брата, чтобы тот занял его место в малом совете. Он просит нас считать Тириона десницей короля вплоть до того времени, когда прибудет он сам.
Великий мейстер Пицель погладил свою пушистую белую бороду и важно кивнул.
— Полагаю, нам следует уважить волю лорда Тайвина.
— Согласен, — лысеющий лорд Янос Слинт смахивал на лягушку, которая пыжится, силясь казаться больше, чем есть, после чего обратил внимание на Глорию. — Миледи, чем мы обязаны вашему присутствию здесь?
Тирион взобрался на стул десницы, что было вполне уместно, и объявил присутствующим:
— Принцесса Глория желает обсудить с членами Малого Совета вопрос о войне, которую начал наш король, — объяснил он.
— Правда? — Серсея вскинула свою бровь вверх, недоверчиво глядя на дочь.
— Если дитя имеет какие-то вопросы, пусть говорит, — проскрипел великий мейстер.
Члены Малого Совета устремили свои взоры на неё, всё это время тихо стоявшую в сторонке. Девушка вздернула свой подбородок вверх, а затем со всей уверенностью, которую она сумела в себе собрать, сказала:
— Я желаю отправиться на переговоры с другими королями.
Присутствующие замерли, явно не ожидая от нее этих слов. Лишь Варис остался спокоен, по тому как в знак поддержки кивнул ей, зная, что она решила последовать его совету.
Мейстер Пицель, всё это время казавшийся старым и беспомощным, заметно выпрямился и с удивлением в глазах глянул на нее. Тирион, сидевший за столом на месте десницы, заинтересованно уставился на неё, ожидая дальнейших слов принцессы, а мать, устроившаяся на королевском месте, зло поглядела на свою дочь, заставив на мгновение всю уверенность Баратеон куда-то деться, но Глория быстро собрала всю свою волю в кулак и продолжила:
— Я отправлюсь на переговоры с ними и попытаюсь отговорить их идти дальше на Юг.
— Здесь тебе не детский сад, — наконец сказала Серсея, — мы решаем важные государственные вопросы и ведем войну…
— Войну сейчас ведет Тайвин Ланнистер и, как мы знаем, ведет он ее против трех королей с их армиями. Думаете, мы сможем победить, имея у себя под рукой лишь войско Ланнистеров?
— Ваше величество, — вмешался в их разговор лорд Бейлиш, — я знал лорда Ренли, и он любил принцессу, как собственную дочь. Возможно, он выслушает её доводы и примкнет к нам, как вы считаете?
— Поступать так, как сказала нам моя дочь, глупо и безрассудно, — ответила королева, — и очень опасно.
— Да, но некоторые ее доводы весьма верны, — заметил всё это время молчавший Тирион. — У нас всего одно войско, а за тем же Ренли идет армия Штормовых земель и Простора, насчитывающая сто тысяч воинов. Станнис тоже мог бы помочь нам, ведь он, если я не ошибаюсь, сейчас находится во власти красной жрицы, как сообщают верные источники, и не может думать трезво и ясно.
— Правда? Может, тогда ты сам отправишься к ним? Думаю, за чашей вина ты с ними найдешь, о чем поговорить, — прошипела мать, после чего обратилась к Глории: — Я запрещаю тебе делать этого.
— Позволь, дорогая сестра, у нас, если ты не забыла, скоро под боком будет сидеть армия Короля Севера. Дай-ка я вспомню, по чей вине она сейчас идет сюда? Ах, да, как я мог забыть? Наш милый король решил отрубить голову Неду Старку.
— Я пыталась отговорить его, тем более, он был изменником… А Робб Старк… Он всего лишь мальчишка…
— Да, это всё очень чудесно, правда, — усмехнулся Ланнистер. — Но, если ты не забыла, этот мальчишка не проиграл ни одного своего сражения, и именно у него сейчас в плену находится наш брат. Для обмена у нас было три пленника, сколько их теперь? Две?
— Одна.
— Одна? — Тирион взглянул на королеву исподлобья, чувствуя, что застал её врасплох.
— Арья… Это маленькое животное… Она сбежала…
— Прекрасно, — Тирион откинулся на спинку своего стула, — одному вы отрубили голову, а другой дали сбежать. Как думаешь, дорогая сестра, Король Севера согласится обменять ценного пленника сира Джейме Ланнистера на свою сестру — Сансу Старк?
— Старки только и думают о семье, конечно, он пойдет на обмен…
— Мы тоже должны думать о своей семье, дорогая сестра, — решил карлик, после чего обратился уже к самой Глории: — я разрешаю тебе пойти на переговоры с твоими дядями и Роббом Старком с целью переманить хотя бы одного из них на нашу сторону и ускорить окончание войны.
— Что? Ты не имеешь права! Только король может… — возразила Серсея.
— Наш король — малолетний дурак, сидящий на троне и ковыряющий подлокотники. И сейчас, когда я являюсь его десницей, то просто обязан выполнять свои обязанности и помогать Семи Королевствам, пока твой сын занимается не пойми чем.
— Лорд-десница, — сказал наконец Петир, — позвольте мне сопровождать принцессу Глорию на переговорах. Я был очень дружен с Кейтилин Старк и считаю, что она также может внять моим словам.
— Хорошо, позволяю, — согласился Тирион, — заодно с этим отдайте Старкам тела лорда Эддарда и его людей, — он немного помолчал, — снимите головы с пик и также верните семьям умерших.
— Благодарю вас, десница, — Глория сделала реверанс, чувствуя, как пылает в ней уверенность. Это была её маленькая победа.
— Когда мы можем выезжать? — поинтересовался лорд Бейлиш, вставая из-за стола Малого Совета.
— Думаю, у нас нет нужды терять драгоценные минуты. Сегодня у вас будет время, чтобы собраться в дорогу, а завтра на рассвете вы сможете отправиться в путь.
— Как посчитаете нужным, милорд, — уголки рта Мизинца поднялись, и на лице его заиграла хитрая улыбка, после чего мужчина поклонился присутствующим и поспешил уйти.
— Вы все можете идти, — приказал Тирион, остановив свой взгляд на матери, — а ты останься, нам нужно поговорить.
Глория чувствовала, как план ее приходит в действие, правда, присутствие Мизинца могло помешать ей, но, ничего, его она могла бы послать куда-нибудь за чем-нибудь, чтобы тот не мешал. Тем более, Баратеон не доверяла ему, зная, что он предал лорда Эддарда и теперь желал притвориться верным другом его жены Кейтилин.
Варис был прав, она не должна бездействовать. Только она может остановить начавшуюся войну между её семьёй и Старками. Она может помочь им всем, и она может спасти жизни стольких людей. И она сделает это ради блага не только своей семьи, но и всех остальных…
***
— Я знала, что найду вас здесь, леди Санса, — тихо сказала Глория, отвлекая девицу от молитвы богам. С помощью подвывания волка легко было узнать. Леди лежала возле своей молящейся хозяйки, тихо посапывая.
— Ваше высочество, — девушка, стоявшая на коленях, поспешила встать и сделать реверанс. Леди тоже вскочила и радостно завиляла хвостом из стороны в сторону.
— Я не хотела отвлекать вас, — решила извиниться Баратеон, — но нам необходимо поговорить.
— Да, конечно, — девушка знала, что Сансе категорически не хотелось этого, но та по причине обстоятельств согласилась.
Глория подошла к мраморной скамейке, находившейся неподалёку от них, после чего легко на неё села и пригласила присоединится к ней Старк. Санса села рядом, а её лютоволчица устроилась у ног хозяйки. Ветер дул на них с моря, отчетливо слышался шелест листьев чардрева — единственного, что остался на Юге. Баратеон, хоть и молилась Семерым, уважала веру других людей и ей казалось, что в богороще она чувствовала себя намного лучше, чем в какой-либо из септ.
— То, что произошло тогда у септы… — начала было она, но Санса тут же её перебила:
— Прошу вас, не злитесь на меня. Я была напугана и шокирована, я не хотела обидеть вас… Вы не предательница…
— Скверно врать в таком благочестивом месте, — заметила принцесса.
— Клянусь всем богам, что никогда так о вас не думала…
— Вы не должны клясться, Санса. Ты имеешь право так обо мне думать.
— Я бы никогда… — повторила она. — Прошу вас, не говорите королю…
— Не скажу, — пообещала ей Глория, накрыв её ладонь своей. — Я должна была извиниться перед вами за все те страдания, что вам пришлось пережить. Мне жаль вашего отца…
— Он был изменником, — сколько бы девушка не пыталась вывести Сансу на искренний и душевный разговор, та всё равно не поддавалась, боясь, что это какая-нибудь очередная проверка в сторону её верности им.
— Нет, Санса, ты не должна так говорить… Он — твой отец…
— Но он предал вас… — прошептала девица. — Я знаю, вы тоже считаете меня предательницей, но это не так…
— Ты не предательница, — сказала Баратеон. — Сейчас всем нам тяжело… Началась война, наши семья подняли меч друг против друга… Я завидую тебе, Санса… Твоя семья держится вместе, а моя раскололась на части, и я не могу понять, кому из них помочь.
— Я сожалею об этом, ваше высочество.
Глория посмотрела на неё и узнала в Сансе саму себя, такую же несчастную и запуганную. Сколько бы она не пыталась выглядеть храброй, сильной и прекрасной одновременно, у неё ничего не получалось. Единственное, чего ей удалось достичь — это глупая наивность. На мгновение девушка захотела рассказать Старк о том, что произошло на самом деле, и что сейчас все её родные живы и здоровы. Но она быстро отогнала эти мысли прочь, вспомнив не только предупреждение Вариса, но и то, что её брат, хотя, нет, скорее — мать, умела манипулировать людьми. Потому Серсее не составило бы особого труда развязать язык Сансы и выведать у неё правду. Нет, принцесса не могла так рисковать, зная, что ставит под угрозу не только свою, но и жизнь самой Сансы, её отца, которого при таких обстоятельствах начнут искать, и лорда Вариса.
— Завтра я уезжаю из Королевской Гавани, — сказала она ей, — на переговоры… с вашим братом.
— Моим братом? — в глазах Сансы загорелись искорки радости, которые быстро потухли. — Но он же… предатель.
— Я хочу уговорить его окончить войну и увести свою армию на Север, — объяснила Глория. — Вы бы хотели передать ему что-нибудь? Какое-нибудь послание? Я отдам его независимо от содержания.
— Нет, — Старк отрицательно покачала головой. — Мой брат предатель… Моя мать предательница…
— Если вы захотите передать им послание, отдайте мне его до того, как я покину столицу, — предупредила она, после чего поглядела на Леди. — Постарайтесь держать её подальше от Джоффри. Слишком боязно оставлять милое животное рядом с ним, — Глория тяжело вздохнула. — И, леди Санса, даже если ваши родные считаются изменниками, они не перестают быть вашей семьей.
Санса молчала, кажется, не зная, что и сказать. Глория понимала её, ведь сама она недавно убедилась в том, что здесь нельзя доверять никому, и любой в столице ищет лишь собственную выгоду. Потому, наверное, Старк говорила с ней так скованно и даже не пыталась поверить в правдивость её слов, зная, что, возможно, её к ней могла отправить Серсея или Джоффри. Принцесса встала со скамьи и медленным шагом направилась прочь из богорощи, осознавая, что ей не удалось хоть чем-то помочь Сансе.
— Она узнает, — напомнила она себе, уходя от Сансы всё дальше и дальше, — придёт время, и она узнает. Узнает и поймёт, что на самом деле всё не так, как кажется…
***
Глория встала с первыми лучами солнца, дабы успеть подготовиться к отъезду вовремя. Мысли о предстоящем пути не давали ей покоя, заставляя каждую секунду содрогаться от одного лишь представления их встречи с Ренли. Что они скажут друг другу? Примет ли он её, или даже не пустит в свой лагерь?
Даже мысли о том, что ей придётся говорить с настырным, словно бык, Станнисом, не вызывали у неё такую дрожь, как эта. Всё же, Станнис редко приезжал к ним, так что у них не было особой возможности сдружиться и научиться понимать друг друга без слов.
Что касалось Робба Старка… Глории было тяжело осознать то, что, можно даже сказать, мальчик, которого она встретила ещё тогда, в Винтерфелле, сейчас вел армию северян на Юг. В мире и впрямь не существовало никакой справедливости, как не существовало богов, которые ответят на твои молитвы. Все они не успели побыть детьми, как уже ввязались во взрослую войну, полную пламени и крови.
На мгновение Баратеон задумалась о лорде Эддарде, который, должно быть, уже прибыл в Чаячий город и уже держал путь в Орлиное Гнездо. Пусть боги будут снисходительны к нему и огородят его путь от всяких неприятностей. Хотя, вряд ли боги сейчас помогут лорду Старку. Теперь жизнь бывшего десницы находилась в его же руках…
— Да помогут нам боги, — прошептала она одними губами, заплетая свои волосы в немудреную косу.
Принцесса не позволила служанкам помочь ей одеться по причине того, что хотела побыть одна. Но, даже если бы такого желания у неё не было, всё равно слуги стали дивиться тому, что вместо прекрасного бального платья и позолоченных туфель она одела черные бриджи, поверх которого было надето такого же цвета вороньего крыла утепленное платье, что она носила в Винтерфелле, и кожаные сапоги.
Глория знала, что за стенами Красного Замка её ждали сплошные опасности, потому она спрятала у себя под плащом своё любимое оружие — меч, подаренный Ренли. Вряд ли, конечно, кто-то удивился бы тому, что дочь покойного короля Роберта Баратеона носит с собой меч, ведь сейчас важнее всего было суметь постоять за себя, если произойдёт что-то неладное. Тем более, это даже давало ей большое преимущество, ведь навряд ли кто-нибудь вообще сможет догадаться о её ношении оружия под плащом, что, в нужный момент, могло послужить внезапной атаке с её стороны.
Она ведь такой опасный противник, который может напасть из подстежка и ударить со спины. Да, честь, как, например, лорда Эддарда, не заботила её столь сильно, что девушка подвергла бы себя и свою семью опасности, но, в тоже время она уважала это качество в людях и постепенно развивала его в себе, обещая, что больше никогда не ударит кого-нибудь в спину, как того королевского гвардейца.
С этими мыслями принцесса шла ко двору, где её должны были ожидать Мизинец и дюжина солдат Ланнистеров, которых обещал дать ей Тирион в дорогу. Да, может, было тяжело поверить в то, что на неё может напасть Станнис или же Ренли, но стоило вести себя мудро и осторожно, дабы в неподходящий момент не оказаться одной против стотысячной армии.
— Ваше высочество, — поприветствовал её Варис, только заметив из далека.
— Ваше высочество, — сделал тоже самое рядом стоящий с ним Мизинец.
Во дворе стояла дюжина солдат, а это означало, что всё-таки Тирион не соврал и позаботился об их безопасности. В тени колонн стояло его величество и королева-регентша, а вместе с ними Томмен и Мирцелла. Тирион тоже решил попрощаться, правда, стоял он чуть поодаль от них, общаясь с одним из ланнистерских солдат.
— Сестра, — улыбался Джоффри, подходя к ней. На груди его до сих пор блистала брошь, подаренная ей ему вчера.
Серсея, подошедшая и вставшая рядом с ним просто кивнула для приветствия, не произнеся ни слова. Томмен и Мирцелла среагировали более бурно, со все ног бросившись в сторону Баратеон и мелькая своими короткими ножками. Дети прямо-таки врезались в неё, крепко обняв за ноги.
— Почему ты уезжаешь? — захныкала Мирцелла. — Нам ведь было так весело…
— Мирцелла, у неё важное задание, — объяснила дочери мать.
— Пусть его выполняет другой, — запищал Томмен. — Джоффри — король, пусть прикажет Глории остаться…
— Не волнуйся, когда я приеду, мы обязательно поиграем во что-нибудь, — заверила его та.
— Хватит пищать, идите уже… — отогнал их прочь Джоффри, после чего обратился к Глории: — Я, конечно, благодарен тебе за подарок, но был бы не против, если бы ты принесла мне голову Станниса или Ренли.
— К сожалению, ваше величество, цель её уезда имеет немного другое назначение, — к ним подошёл Тирион, при виде которого Серсея смерила его пренебрежительным взглядом.
— Я считаю, нам уже пора ехать, ваше высочество, — сказал Бейлиш.
— Верно, не стоит терять времени, — согласился с ним Тирион.
Глория присела, чтобы обнять дядю. Тот крепко обхватил её своими маленькими ручками и прошептал ей на ухо:
— Не забывай, что ты едешь к ним с мирной целью, — напомнил он ей. — И обещай, что не встрянешь в какую-нибудь передрягу, как твой отец.
— Постараюсь, — не нужно было давать ложных обещаний, если она не могла их исполнить.
— Удачи, — Тирион отстранился, после чего Баратеон выпрямилась в свой полный рост.
Все сели по коням. Впереди всех шел капитан стражи, за ним шла пара-тройка солдат, и несколько таких же замыкали процессию сзади. Глория и Петир ехали в центре, по бокам от них ехали ещё по двое стражников. Умная стратегия. Так, если на них нападут, важных лиц будут прикрывать солдаты, и потому до них будет сложно добраться.
Когда они выезжали за стены Красного Замка и ехали по улочкам Королевской Гавани, Глория всё ещё думала о словах дяди. И мысль эта не покидала её даже после того, как они покинули город. Тирион был прав, при любых обстоятельствах она должна была вести себя мирным образом, чтобы не настроить королей против себя.
Баратеон даже не знала, зачем она вызвалась поехать самостоятельно… Знала, но сейчас поняла, что, возможно, это была не самая её лучшая идея. Что, если под предлогом уехать она решила сбежать к Ренли, сама того не понимая? Что будет, если ни Ренли, ни Станнис, ни Робб Старк не согласятся на её условия мира? Она знала, что тогда это будет значить…
Ей придется выбирать одну и единственную сторону, на которой будет сражаться.
Продолжение следует…
