Sexual Revolution 2.0

      День прошёл в обычных отрядных делах и заботах: утреннее построение, раздача нарядов, указаний и заслуженных наказаний от капитана, разминка, тренировка, проверка… Ичиго носился по плацу вместе с рядовыми шинигами, уже не вызывая у них недоуменных взглядов. Всего за пару недель все привыкли, что рыжий риока ошивается при отряде, вваливаясь на территорию как к себе домой. Раз капитан не гонит пришельца, а лейтенант и вовсе доволен его присутствием, то чему будут возмущаться верные солдаты? Куросаки, конечно, в личном составе не числился, правилам не подчинялся, но и на рожон особо не лез, геройскую свою сущность не выпячивал. Боккенами машет как все, пробежку и разминку отрабатывает как все, над заклинаниями пыхтит как все — чего ещё с него взять?       После обеда бойцы разбрелись по своим дела — мыть полы, стирать шихакушо, чистить и умасливать (во всех смыслах) занпакто. Ренджи зарылся в бумажки, которых даже без чуткого руководства командира Ямамото меньше не стало, с трепетом ожидая условленного часа.       И он настал. Ближе к вечеру верный лейтенант подал капитану полдник, с замиранием сердца следя за тем, как светлый дайме аккуратно обнимает бледными ладонями чашку с чаем и подозрительно изучает еду на тарелке.       — Кто у нас сегодня дежурит по кухне? — задумчиво спросил капитан, за кончик бамбуковой палочки приподнимая на тарелке якитори.       — Такамару, — сипло отозвался Ренджи, с ужасом понимая, что подставляет сослуживца.       — Странно, — Бьякуя откусил от шашлычка, прожевал, нахмурился. — Он, как будто, неплохой кулинар. Что это он сегодня подал?       — Не могу знать, тайчо. Вроде все как обычно.       — М-да? — Бьякуя продолжал жевать, с неосознанным подозрением поглядывая на Ренджи. Тот как заворожённый следил за каждым съеденным кусочком, помимо воли обливаясь холодным по́том. — Что-то безвкусное оно какое-то. И жестковатое. Странно…       — Может, это дичь? Я слышал, она жестче домашней птицы бывает.       — Ну, может быть, — покладисто кивнул Бьякуя, ввергая Абарая в ещё больший трепет. — Ты вот что, Ренджи… Приходите-ка вы сегодня в поместье.       — А? — Ренджи шумно сглотнул.       — Бэ, — внезапно и совершенно не аристократично передразнил капитан. — Говорю, жду тебя и Куросаки в начале часа кабана у себя. Есть разговор.        Бьякуя пристально посмотрел на побледневшего лейтенанта и добил его одним коротким словом:       — Серьёзный.       Ренджи плохо помнил, как провёл вечернее построение и раздал ночные дежурства. Ичиго, нервничавший не меньше, держался всё-таки чуть лучше, но видно было, что и ему не по себе. Освободившись, два незадачливых интригана сходили в баню, переоделись и отправились навстречу судьбе — в роскошный холодный дом своего ненаглядного тайчо.       Тем временем Бьякуя тоже готовился к встрече. Омовения и натирания различными маслами в этот раз заняли непривычно много времени, и молодой князь с удивлением обнаружил, что… волнуется? Собственно, почему бы и нет, решил Бьякуя, разглядывая себя в зеркало в своих личных покоях. У него слишком давно не было близких отношений ни с кем, он уже и забыл, как оно бывает. Тем более эти мальчишки такие юные, такие неопытные. Если у Ренджи ещё были возможности приятно проводить время с руконгайскими прелестницами, то Ичиго, скорее всего, весь свой опыт почерпнул из шунга… или как там срамные картинки называются в Генсее? И совсем непонятно, как гости поведут себя. Можно и поволноваться немного…       Ренджи и Ичиго явились за полчаса до назначенного срока — Бьякуя слышал, как их проводили к энгаве его покоев, как они переминаются у входа и даже не перешёптываются. Он представил их волнение, их некоторую растерянность, и у него сладко засосало под ложечкой, а в животе стало горячо. Бьякуя не придал этому значения, однако через несколько минут, когда он самолично впустил посетителей в помещение и с лёгкой улыбкой наблюдал, как они усаживаются, жар перетёк ниже, скрутил напряжением и предвкушением, пощекотал… Это было странно.       Он любовался молодыми людьми, напряжённо застывшими перед ним, и улыбался своим мыслям. На краткий миг на краю сознания мелькнула заполошная идея, что он всё мог не так понять, что-то придумать, передёрнуть, но Бьякуя прогнал истеричку. В конце концов, если он ошибся, это выяснится достаточно быстро. Князь уже совсем было собрался заговорить, когда у Ичиго сдали нервы.       — Слушай, Бьякуя, — начал парень немного резковато, — у нас с Ренджи есть к тебе предложение!       Абарай тихонько застонал и шлёпнул ладонью по лицу.       — А что?! — вскинулся Ичиго, почти злобно посмотрев на подельника. — Сколько можно ходить вокруг да около? Вы вдвоем ещё лет сто эти ритуальные танцы плясать будете!       — И что ты хочешь мне предложить? — мягко поинтересовался Бьякуя, сам от себя не ожидавший таких мяукающих интонаций.       Ичиго и Ренджи снова переглянулись. В глазах Куросаки загорелась решимость, он быстро облизнулся и каким-то неуловимым, плавным движением оказался вплотную к Бьякуе. Свежее горячее дыхание коснулось княжеской щеки, твердая ладонь легла на ключицы, прошлась вниз по грудной клетке.       — Ты же сам всё понимаешь… — от низкого, вибрирующего шёпота в самое ухо по телу Бьякуи пробежала мелкая дрожь. Собралась внутри, сконцентрировалась — и закрутила тугие узлы напряжения.       Так же неуловимо за спиной оказался Ренджи. Широкие ладони надавили на плечи, спустились по лопаткам, по бокам, огладили ягодицы. Даже сквозь шёлк домашнего кимоно Бьякуя чувствовал исходящее от рук своего лейтенанта тепло.       У Ренджи были очень сухие губы, кончик языка оставлял влажный след на шее, плечах, на нежном местечке за ухом. Губы Ичиго, более мягкие, но отнюдь не неумелые, поднимались от ключиц по шее, по кадыку — к послушно приоткрытым губам Бьякуи. Эти сильные юноши в четыре руки гладили дайме, ласкали, изучали его тело, норовили оказаться в самых интимных местах, прикоснуться там, где не касался до них никто.       Целовался Ичиго жадно: проводил языком по кромке зубов, ласкал чувствительную внутреннюю сторону губ и ни на миг не прекращал трогать, гладить, легонько сжимать, водить самыми кончиками пальцев по ставшей невероятно нежной коже. Ренджи прижимался сзади, обхватив Бьякую руками поперёк живота, и тоже наглаживал, сжимал, щекотал… Когда жёсткие абараевские пальцы осторожно сжали сосок, Бьякуя не выдержал и застонал.       Это стало сигналом для его любовников. Стоп-кран сорвало, теперь остановить этот состав не смогла бы никакая сила в мире — во всех мирах. На полсекунды Бьякуя подумал, что вздумай он сейчас пойти на попятный, они его не отпустят. Ренджи просто подхватит под мышки, Ичиго придавит ноги к полу… но сопротивляться и не хотелось. Разве не к этому всё шло в последние дни? Разве сам он позвал их не для этого?       Удивляла лишь реакция собственного тела. Изголодавшееся по ласке, оно не просто радовалось вниманию — оно требовало продолжения, требовало более активных действий. Ренджи и Ичиго как будто почувствовали это. Куросаки решительно скинул с себя одежду, демонстрируя идеальное тело атлета и воина. Его пожелтевшие глаза, с невероятно большим зрачком, метнулись по лицу Бьякуи, а потом он наклонился к его паху и провел языком по стволу каменно стоящего члена. Бьякуя задохнулся, голова закружилась. Что он там думал про опыт Куросаки? Меноса лысого! Этот пацан умел всё, и даже больше!       В непродолжительные моменты просветления Бьякуя понимал, что ведёт себя не просто развязно, а откровенно бесстыдно. Он извивался в абараевском захвате, двигал бёдрами навстречу умелому рту Куросаки, стонал, метался по широкой лейтенантской груди, на которую откинулся. Ему было плевать. Поколения благообразных, достойнейших предков? Аристократическое воспитание? К пустым! Разве могли вся честь и благопристойность давно почивших зануд дать ему то, что дарили жадные губы и наглые руки?       В казалось бы самый последний момент, когда перед глазами уже всё плыло, а жаркий узел в паху вот-вот должен был взорваться, Ичиго вдруг сбавил обороты — его прикосновения стали нежнее, движения медленнее. Ренджи подтянул Бьякую повыше, усаживая к себе на колени, и тот протестующе замычал, не желая терять сладкую истому и близкий финал. Но плохо же он знал своих мучителей! Ичиго продолжал ласкать Бьякую, теперь ещё поглаживая внутреннюю сторону бёдер, а Ренджи завладел губами, ловя судорожные вздохи, и осторожно, очень медленно проник пальцами в тело дайме.       Бьякуя дёрнулся. Замер, напряжённый, словно заледеневший.       Это было странное, непривычное, совершенно новое ощущение — прикосновения изнутри. Но Ичиго целовал, гладил, Ренджи шептал что-то нежное, успокаивающее… Бьякуя выдохнул и расслабился. Ему было внове так открываться перед другими людьми, так доверять кому-то, так свободно отдавать своё тело — отдаваться. Но он рискнул.       Когда Ичиго вдруг отстранился, Бьякуя потянулся за ним, не вполне понимая, зачем его юный любовник разрывает объятия. Но Ичиго не ушёл далеко — развернулся спиной к князю, широко развёл бёдра, прогнулся… У Бьякуи кружилась голова и слегка дрожали руки, когда он положил ладони на ягодицы, осторожно раздвинул их, затаив дыхание и чувствуя гул в ушах, потёр пальцем вход. Головка собственного члена казалась слишком большой, слишком тёмной на фоне золотистой кожи. Тогда Ренджи приник к Бьякуе сзади, положил свою ладонь поверх руки дайме. Второй рукой размазал по съёжившейся коже входа немного масла, скользкими пальцами провел по стволу своего капитана и уверенно направил член, помогая проникнуть в Ичиго.       Широко раскрытыми глазами Бьякуя смотрел, как Ичиго принимает его, как подрагивают мышцы, как все больше раскрывается отверстие. Зрелище было завораживающим. Он медленно двинулся вперёд, сквозь шум в ушах услышал сдавленный стон Ичиго, замер на несколько секунд, опасаясь причинить боль. Рыжий нетерпеливо повёл задницей, подался назад, требуя не останавливаться, и у Бьякуи отпали последние сомнения.       Он двигался, двигался, не в силах думать ни о чём, кроме жаркой тесноты, в которую проваливался всё больше, всё глубже. Он даже не сразу сообразил, что за его спиной Ренджи вернулся к прежнему занятию — ввёл пальцы в тело самого Бьякуи, двигал ими, подстраивался под ритм. Когда пальцы сменились членом лейтенанта, Бьякуя лишь на мгновение прикрыл глаза, шумно выдохнул, привыкая к давлению внутри себя, к новым ощущениям. Дальше были синхронные движения, стоны, жар — и яркая вспышка перед глазами, на какое-то время лишившая всех троих самоощущения в пространстве. <***>       Лежать, с двух сторон придавленным разморенными, уставшими, до неприличия довольными Ренджи и Ичиго, было приятно. Из приоткрытых сёдзи немного дуло, но лейтенант и его генсейский друг так притёрлись к Бьякуе, что было даже жарковато. Тем не менее ни Абарай, ни Куросаки и не помышляли выпускать Бьякую из объятий.       Ренджи умудрился обнять обоих, и теперь пофыркивал над ухом Бьякуи. Кучики иногда чувствовал, как вытягиваются в улыбке губы его полосатого лейтенанта, и тоже слегка улыбался — самыми уголками губ, едва заметно. Ичиго уткнулся носом в шею, под самым ухом, и умиротворённо сопел. Бьякуя даже поверил бы, что тот мирно дремлет, если бы пальцы Куросаки изредка не пробегали по его бёдрам, норовя подобраться к паху. В такие моменты Ичиго непроизвольно начинал дышать чаще, облизывался, и его язык едва ощутимо проходился по чувствительно коже.       — Я так понимаю, что выспаться с вами двумя мне не светит, — не открывая глаз, произнес Бьякуя.       Ренджи хмыкнул и стиснул своих любовников чуть сильнее. Ичиго тихо засмеялся и полез рукой к паху Абарая, как бы невзначай задевая и интимные части тела Бьякуи.       — Вот скажите ещё, капитан, что вы против, — протянул Ренджи.       — Какой он тебе «капитан» после того, что было?! — возмутился Куросаки, не отрываясь от своего занятия.       — Ну… то, что мы уговорили-таки нашего капитана стать нашим же возлюбленным, не отменяет того, что он мой руководитель… — рассудительно заметил Абарай, в свою очередь оглаживая шершавой ладонью бёдра Бьякуи с внутренней стороны.       Кучики скривил рот на бок, наслаждаясь восхитительной наглостью своих юных любовников. Нет, в самом деле — было в этом что-то… умиротворяющее. Этакая ленивая, доверительная фривольность, способная возникнуть только между близкими людьми. Он усмехнулся уже не скрываясь, томно потянулся и, повернув голову, поймал губы Ичиго своими. Парень ответил мгновенно и охотно, и когда Бьякуя отстранился, недовольно заворчал. Между тем расшалившийся князь подмигнул рыжему и резким быстрым движением перевернул Ренджи на живот. Лейтенант взбрыкнул от неожиданности, но, почувствовав, куда направились руки капитана, замер, заинтересованно косясь через плечо.       Сзади на Бьякую навалился Ичиго, не столько ради участия в творимом безобразии, сколько из любопытства.       — Гляди-ка, Рен! — радостно выдохнул он. — Работает!       — Придурок, — простонал Ренджи, роняя голову на сложенные руки.       — И что же у вас работает? — вкрадчиво поинтересовался Бьякуя, проникая пальцами в Абарая.       Ичиго смутился и, залившись краской, принялся бормотать что-то невразумительное. Ренджи даже оправдываться был не в состоянии — всё же Бьякуя рос и воспитывался в благородном клане, а будущих дайме учили обходится не только с любовницами, но и с любовниками. Ренджи было не до объяснений…       Из сумбурного лепета Куросаки удалось выудить главное.       — Афродизиаком, значит, меня накормили, — промурлыкал Бьякуя, склоняясь к самому уху своего фукутайчо. — Интриганы! — насмешливо протянул он — и легонько прикусил Ренджи за ушную раковину. Тот застонал. Сзади обиженно и откровенно завистливо запыхтел Ичиго. Кучики повернулся к нему и одарил многообещающим взглядом. — Не огорчайся, Ичи, на тебя тоже хватит. Кажется, я съел всё, что вы мне там подсунули. Разве нет?       В ответ Ичиго, до глубины души потрясённый тем, что Бьякуя назвал его таким интимным «Ичи», подался вперёд и приник к дайме в нежном, горячем, исполненном благодарности поцелуе. <***>       Рукия часто-часто заморгала и захлопнула открывшийся было от удивления рот.       — Нии-сама? — с сомнением пробормотала она. И требовательно посмотрела на Абарая. — Ренджи?       — Я думал, ты за нас порадуешься, — почти с вызовом заявил тот.       — Ичиго?! — Рукия обратилась к тому, на кого привыкла наезжать и давить.       — А что? — Куросаки удивительно ловко прикинулся придурком. — Зато теперь никто не посмеет хоть слово сказать тебе! Так вы не нарушите эти дурацкие традиции, что младшие могут строить свою личную жизнь только после старших.       — Но… но… вы…       — Я тоже считал, что ты порадуешься за нас, — голос Бьякуи звучал немного глуховато от обиды. Или от глубокого минета, который дайме освоил этой ночью — но Рукии не обязательно было про такое знать.       — Уважаемый брат, я буду не просто рада — я буду счастлива за вас, если только это действительно ваше желание!       — Так оно и есть, Рукия, — Бьякуя прикрыл глаза и немного склонил голову.       Чего он не ожидал, так это того, что его сестрёнка кинется к нему на шею с горячими поздравлениями. Уходя от брата с его новой семьёй, Рукия раздала своим боевым товарищам по превентивному подзатыльнику и пообещала страшные кары, если они посмеют обидеть или хоть как-то расстроить нии-сама.       На выходе её ждал Хицугая. Маленький капитан свёл брови на переносице, по самые крылья Хьёринмару впечатлённый выражением лица своей невесты.       — Рукия, у тебя веко дёргается, — заметил Тоширо, когда они отошли подальше от поместья Кучики.       Рукия красочно и эмоционально поделилась своими мыслями насчёт новой семейной ячейки, в которой отныне состояли её горячо любимый уважаемый брат, разухабистый Абарай и вообще-не-шинигами Куросаки.       — Представляешь, Тоширо, рыжий к нам переедет! В Сейретей! И будет служить у брата в отряде! Ты представляешь?!       — Но это логично… — неуверенно пробормотал Хицугая, сбитый с толку столь сильными эмоциями Рукии. Ему-то давно казалось правильным, чтобы Куросаки перебрался из Генсея к ним.       — А Иноуэ?! — возмутилась младшая Кучики.       — Ну, если Куросаки любит твоего брата и Абарая, то Иноуэ-сан точно не была бы с ним счастлива.       Рукия перестала размахивать руками. Замолчала. Остановилась. Невидящим взглядом уставилась перед собой. Хицугая озабоченно помахал ладошкой перед лицом девушки. Она моргнула, отмерла и улыбнулась.       — Знаешь, ты прав. Иноуэ умная и добрая девочка, она должна понять, как важно, чтобы нии-сама был счастлив!       Тоширо только головой покачал. Счастье «нии-сама» уже стало знаменем их семейной ячейки, несмотря на то, что сам капитан шестого отряда об этом даже не догадывался. Но ни Сасакибэ, ни Котецу, ни самого Хицугаю это не волновало, потому что они все любили Рукию и желали счастья ей, а значит — и Бьякуе.