Обезболивающее

Я несколько минут молча и не шевелясь смотрела на коробку, стоявшую прямо перед моей входной дверью. Не самые радужные мысли переплетались в моей голове, особенно после зловеще странных разговоров Моники и Мелиссы, свидетелем которых я стала пару часов назад. Вдруг это посылка от того самого сталкера? Подарок, так сказать. Но что там может быть? Да всё, что угодно. От какой-нибудь самодельной бомбы до яда или невинных цветов. Но я всё же склонялась к более смертельному варианту сего «сюрприза». Ещё раз оглянувшись по сторонам и убедившись, что на улице совершенно пусто и в окнах пустующего дома напротив тоже (помнится, именно там я заметила того парня с биноклем… Быть может, он и есть сталкер? Кто знает…), я наклонилась и подняла с земли взявшуюся непонятно откуда длинную ветку. Помедлив ещё с мгновение, я, зажмурившись, осторожно сдвинула на сантиметр с её помощью крышку. Ничего. Но вдруг ветку как будто кто-то схватил, и она едва не выпала из моих рук. Я открыла глаза и ошарашенно смотрела перед собой. В коробке сидел маленький белый котёнок, который и хватал лапой ветку. Пробыв в состоянии «загрузки» ещё немного, я, наконец, откинула назад голову и рассмеялась. Боже, какой же я чёртов параноик! Бомбы, яды… Сталкеры, в конце концов! Чёрт побери, Сэм, ты просто чокнулась уже… Опасность, смерть, уу! А это оказался просто белый и пушистый котёнок, причём в буквальном смысле. Я присела на корточки и медленно протянула зверьку руку. Он отвлёкся от ветки, которую увлечённо точил своими крохотными зубками, и, тщательно обнюхав палец, решил, что он будет гораздо вкуснее ветки, а потому изо всех сил прикусил его, ещё и для удобства придержав лапками. — Ну уж нет, мистер, так дело не пойдёт! Вас стоит научить манерам, а то такое обращение с дамами создаст вам не самую лучшую репутацию в приличном обществе. Ухмыльнувшись своей же нелепой шутке, я вынула покрасневший палец изо рта у пушистого чудика, и задумалась. Я, конечно, слышала, что в больших городах частенько так и делают — подбрасывают на крыльцо котят, щенят, иногда даже и младенцев, но вот уж о чём я никогда не думала, так это о том, что это когда-нибудь коснётся меня самой. Домашних животных у меня не было никогда, хотя иногда посещали мысли о том, чтобы завести себе друга хотя бы из числа четверолапых. С детства я считала, что завести зверушку дома — большая ответственность, и надо к этому готовиться заранее, как к материнству. И сейчас я как раз была абсолютно к этому сюрпризу не готова. Но оставить его на улице было бы преступлением, которое я себе никогда не прощу. Взять домой? Ну, а что дальше? Понятия не имею, что делать теперь с этим котёнком. Пушистый комочек тем временем увлечённо кусал свой хвост, удерживая его лапкой, чтобы тот не вырывался. Но вдруг остановился, звонко чихнул и посмотрел на меня. Прямо в глаза. Клянусь, так на меня ещё никогда не смотрели. Как будто он прочитал мои противоречивые мысли в этот момент, и поэтому взгляд был не бессмысленно-пустым, а светил явным укором и даже горькой иронией. И тогда я приняла решение. Спустя пару минут Мон-Мон уже исследовал мой диван. Почему такое имя? Как ни странно, но белая шерсть и голубые глаза напомнили мне одного человека… Вот теперь только не хватало видеть в котятах своих соседок по парте. Я сидела на полу, прикрыв глаза и прислонившись спиной к дивану. Левой рукой нашла закатившуюся под него пустую бутылку и теперь катала её взад-вперёд, пытаясь сосредоточиться. Надо было решить, что теперь делать с моим соседом по комнате, но нужные мысли никак не шли в мою больную голову. Рука сама собой проскользила к джинсам, и я нащупала в кармане кое-что, о чём уже и забыла. Я медленно достала синюю ручку, которую подобрала в коридоре. Ручку Моники. Колпачок был слегка покусан. Зачем-то повертев предмет в руках (ну вот что тут рассматривать? Ручка как ручка), я поднесла его к губам и легко коснулась колпачка в том месте, где он был неровным и хранил следы зубов. В памяти сразу всплыл момент, когда Моника, задумавшись, прислонила ручку к губам, скользя взглядом по потолку, потом провела ей вдоль по щеке и прикусила губу, бросив беглый взгляд на меня — застывшую и едва не с раскрытым ртом уставившуюся на неё. Моника… Хотела бы её разгадать. Более загадочной девушки я не встречала. Она словно сфинкс с бесконечным числом загадок, и как только тебе кажется, что разгадал одну, как она дарит тебе другую. Все эти переодевания, парики, двойная жизнь… Похоже, что даже тройная. Я и не подозревала о её знакомстве с Мелиссой, а главное, о том, что она как-то связана с «моим делом». Тогда она сказала, что не допустит моей смерти… Даже если сохранение моей жизни — всего лишь условие какой-то её сделки с дьяволом, я всё равно радуюсь этому, как ребёнок. Как бы я ни пыталась подавить в себе это нелепое чувство, оно с каждым днём, как назло, становится всё сильнее. В голове постоянно всплывает её образ, её улыбка, её голос, её запах… С кем бы она ни сотрудничала, пускай даже против меня — даже если она попытается сама меня убить, это чувство не исчезнет. И что-то мне подсказывало, что со временем оно лишь продолжит усиливаться, пускать корни всё глубже в моё сердце и разум, и совершенно затмит даже те жалкие попытки здраво мыслить, которые я временами предпринимаю. Наверное, это то, что люди называют «любовь», хотя… в этой области я точно не эксперт, и ставить себе такой серьёзный диагноз пока боюсь. Но, ах, этот задумчивый взгляд, когда она прикусила губу, о чём-то задумавшись — кажется, в тот миг остановилось время… По телу пробежала горячая дрожь, и я резко открыла глаза. Котёнок продолжал пищать, ползая позади меня, и я почему-то ужасно смутилась, осознав, что помимо меня в комнате был кто-то ещё, пускай и не человек. На миг внутри даже поднялась мимолётная ненависть — кажется, в одной из прочитанных мною книг её называли ненавистью убийцы к свидетелю. Но, к счастью, это странное чувство тут же испарилось. Тяжело вздохнув, я встала, положила ручку на стол и потрепала Мон-Мона по спинке. — Думаю, мистер, вы не будете против, если я отлучусь на полчаса. Это для вашего же блага, так что не скучайте без меня! Если придёт дядя сталкер, передайте ему, что меня нет дома! Мон-Мон одобряюще пискнул, и я, схватив кошелёк и куртку, выскользнула из дома. Итак, моя старая добрая карта и мои жалкие попытки отрицать врождённый топографический кретинизм, где там ближайший зоомагазин?.. Как ни странно, но попытки не заблудиться в станциях метро и понять, на какой улице я нахожусь, заняли всего каких-то два с половиной часа, за которые я успела как минимум пятнадцать раз проклянуть своё решение взять этого пушистого засранца к себе домой — хотя и понимала, что он ну никак не может быть виноват в моём неумении пользоваться картами и ориентироваться в пространстве больше моей комнаты. Стемнело, и с океана наползла сырая мгла, прохладными щупальцами пробираясь за ворот лёгкой куртки. Климат здесь, похоже, под стать моему настроению — то есть меняется быстро, непредсказуемо и на абсолютно противоположный. Наконец, мне удалось оказаться в огромном торговом центре с кучей прозрачных витрин, на каждую из которых приходилось столько народу, сколько в моём городке не собиралось даже в церкви по воскресеньям. С трудом протиснувшись сквозь столпишихся туристов из Китая (на что они, чёрт побери, вообще здесь смотрят?!), я открыла большую стеклянную дверь, ведущую в зоомагазин. Удар пришёлся сразу по двум фронтам: слух и обоняние. Множество попугаев, морских свинок, хомячков, и, господи, это что, крокодил? — словом, самых разнообразных зверушек, издавали слишком громкие звуки, и к тому же пахли весьма… специфично. К тому же, между рядами бесконечно шастали маленькие дети, китайские туристы, очень шустрые старушки и множество других людей. Мне стало не по себе, и я едва не поддалась своему первому инстинкту: бежать, и как можно дальше. Но кто тогда купит еду для Мон-Мона? Может, попросить Теда?.. Нет, это совсем чушь какая-то. Что он скажет? «Саманта, ты что, даже в магазин сходить не можешь? М-да, я слышал, что ты какая-то больная на голову, но это уже совсем». Скрепя сердце, я направилась к отделу с кошачьим кормом, как вдруг увиденное краем глаза заставило меня застыть на месте. Две белые косички, джинсовая куртка, грязный розовый рюкзак, небрежно висевший на одном плече, и ботинки на пару размеров больше. На корточках возле клетки с хомячком сидела маленькая сестрёнка Моники, с которой я встретилась лишь однажды возле её дома. Она не замечала ничего вокруг, потому что была полностью поглощена общением с белым комочком — я, стоя в паре метров, слышала её забавный шепелявый шёпот. Похоже, она что-то ему рассказывала, причём с таким серьёзным лицом, как будто говорила с каким-нибудь взрослым. Вся эта сцена заставила меня невольно улыбнуться. Но вдруг к девочке приблизилась одна из продавщиц и наклонилась над ней. — Послушай, — мягко начала она, но девочка, видимо, от неожиданности, вздрогнула, резко обернулась и упала на пол, наступив на свой же шнурок. — Послушай, я тебя каждый день здесь вижу, когда ты приходишь поговорить с этим хомячком. Почему бы тебе не забрать его домой? Уверена, что мама не будет против твоего маленького друга. Девочка встала, отряхнув юбку от пыли, и грустно опустила голову, смотря в пол. Шмыгнув носом, она тихо произнесла: — У Полли нет мамы. Продавщица, похоже, не была готова к такому повороту, и её дежурная улыбка сползла с лица. — Ох, прости, я не знала… С кем ты тогда живёшь? — С сестрёнкой! — гордо заявила Полли, и её глаза заблестели. Похоже, я нашла нового чемпиона по сменам настроения. — Думаю, она как раз не будет против мистера Розенкроффа, — она кивнула на хомячка, — но… — Но?.. — У меня нет денег, — уже тише произнесла девочка, и снова погрустнела. Кажется, продавщица сказала ей что-то ещё, но что именно — я уже не расслышала, поскольку прямо над моим ухом внезапно активизировался ярко-зелёный попугай, едва не заставив меня упасть в обморок своим истошным криком. Я видела только то, как Полли кивнула, и, помахав ладошкой хомячку, направилась к выходу из магазина. Я подошла к клетке с хомяком и взглянула на цену, а затем заглянула в свой кошелёк. Увы, мистер Розенкрофф, вам придётся подождать до лучших времён, иначе не только мой новоиспечённый сосед, но и я сама останусь голодной. Но я мысленно уже поставила галочку сюда вернуться и непременно купить этого хомячка. Кажется, я превращаюсь в спонсора этой маленькой девочки… И нет-нет-нет, я совсем не пытаюсь таким образом подкатить к её сестре, конечно, нет, честно-честно. Вскоре несколько пакетиков корма оказались в сумке, и я поспешила выбраться на улицу, а то отдалённый звон в ушах и размытые фиолетовые круги перед глазами начали напоминать о том, что в этой стеклянной коробке для меня не подходящие условия — слишком людно и слишком душно. Наверное, это и есть главный недостаток «Парижа Запада» для меня. Я никогда не любила большое количество народа, предпочитая тишину и одиночество. Но при этом каждый раз за все свои школьные годы, когда я вновь оставалась одна во всём доме на несколько дней, была готова продать душу, лишь бы рядом со мной хоть кто-то был. Лишь бы не плакать, слушая, как всхлипы эхом отскакивают от холодных стен. Парадокс. Странное воспоминание, но я вдруг возвратилась в памяти к тому моменту, когда начала дружить с Ней. Она — это моя воображаемая подруга Вероника. Она появилась у меня в средней школе, что, насколько я знаю, слишком поздно. Обычно дети заводят воображаемых друзей ещё в дошкольном возрасте, а потом они постепенно исчезают из их жизни. Но у меня было скорей наоборот. Я довольно долго продумывала её — Веронику — и в результате у меня получилась идеальная подруга. Правда, я, кажется, слишком увлеклась, и однажды… Я услышала её голос. Он звучал тихо и отдалённо, как будто из другой комнаты, но в то же время словно в моей голове. Должно быть, это была просто игра моего богатого воображения, или мне вообще показалось — всем знакомый момент, когда ты один в доме, и вдруг слышишь, как будто кто-то зовёт тебя по имени. Тогда я так испугалась, что больше почти не вспоминала про Веронику, а сейчас она почему-то пришла мне на ум. Впрочем, лучше не вспоминать то, что повлечёт за собой боль. Чудом не заблудившись хотя бы на обратном пути, я вернулась домой достаточно быстро. Ещё возясь с замком, я услышала дикие вопли, то есть мяуканье брата своего меньшего. Едва я зашла в коридор, как белый мячик тут же бросился мне под ноги. Я улыбнулась и осторожно погладила его замёрзшими пальцами. — Ну, и как ваши дела, мистер? Никто чужой не заходил? Вырвавшись из цепких лапок, обхвативших мою лодыжку, я прошла на кухню и стала вынимать пакеты с кормом, попутно пытаясь найти какое-нибудь подобие миски среди гор грязной и не очень посуды. Наконец, это мне удалось, а Мон-Мон, судя по всему, голодный не меньше, чем я, уже вертелся под ногами. — Шеф-повар Саманта докладывает — обед готов! С этими словами я торжественно водрузила блюдце перед котёнком. Ну всё, Саманта, вот ты и превратилась в ту самую жрицу сорока котов, осталось всего тридцать девять, и получишь звание «истинно сильной и независимой женщины», поздравляю. Пока Мон-Мон хрустел своим не очень-то аппетитно пахнущим кормом, я помыла руки и решила наконец-то избавиться от одежды, которая, судя по всему, уже намертво ко мне приросла. Но как только я осталась в одном нижнем белье, снаружи послышался настойчивый и странный звук. Кот перестал есть и поднял голову, повернув ушки в сторону входной двери. Не помня себя от страха, я на ощупь нашла брошенную на спинку стула с неделю назад рубашку и быстро накинула её на себя, а затем схватила попавшийся под руку большой кухонный нож. Скрежет в замке продолжился. Кто-то пытался открыть дверь в мой дом. Сердце стучало в горле, из потных от страха рук едва не вывалилось моё оружие. Кто может лезть в мой дом поздним вечером? Неужели это и есть сталкер? Я неслышно (хотя мне от страха казалось, что я топала погромче стада слонов, а стук сердца эхом отдавался в комнате) пробралась в коридор и встала так, чтобы меня не было видно, когда гость войдёт. Выглянув из-за угла, я с ужасом наблюдала, как ручка повернулась… Дверь распахнулась, и я с криком выскочила из своего укрытия, выставив нож перед собой. — Боже, Сэмми, ты совсем рехнулась, что ли, или у вас тут так принято?! Я ошеломлённо открыла глаза и посмотрела на стоящую на пороге фигуру. «Сэмми» меня называл только один человек. — Мам?!