Обезболивающее

«Солнце», «солнце», «солнце» — билось сердце. Туда, к ней — к звезде, звезде по имени Моника — и — всё меркнет, тускнеет. Я встала за пару минут до будильника, и вот уже — знакомый шелест покрышек велосипеда по дорожке, навстречу — невыспавшиеся лица, проклинающие понедельник последними словами, солнце блистает в каждой витрине, щедро осыпая моё осунувшееся лицо с неуверенно выползшей улыбкой кипами лучей, а кофе, взятый с собой, кажется на удивление вкусным и ароматным. Подъехав к колледжу, я остановилась и, метко попав стаканчиком в урну, лёгкой походкой направилась ко входу, наверное, впервые не согнув спину и убрав волосы с лица. Никто, как и обычно, не замечал меня, да и для меня бесконечные лица казались размытым калейдоскопом, пока я не выловила одно — то, что я искала. Я расплылась в улыбке и прошла к своему месту, про себя отметив пустоту за ним — Теда не было. «Солнце». Вот бы она произнесла это ещё раз. Я готова слушать её голос целую вечность и даже немножечко больше. — Доброе утро, — бодро улыбнулась я, на что Моника слабо кивнула. Порывшись в сумке, я достала кошелёк и высыпала перед ней на стол деньги. — Как и обещала. — Ох, да ты что… Не стоило… Это-то за что? Я столько не давала… — смутившись, забормотала Моника, отодвигая их от себя, но я протестующе выставила руку. — Это за еду, и немного сверху в качестве… компенсации за моральный ущерб и психологическое насилие. — Чёрт побери, какая ещё компенсация?! Ну ладно, хорошо, если ты хочешь… Спасибо. Я лишь скромно пожала плечами. Занятия прошли как обычно — я, стараясь подавлять зевки, набрасывала чьи-то лица ручкой на полях, время от времени что-то записывая, но всё чаще — поглядывая на свою соседку. Сегодня от неё снова пахло сигаретами, а ещё — домашним кофе, и чем-то, похожим на карамель. Я заметила на её тёмно-синей рубашке пару белых волос и осторожно, двумя пальцами сняла их. Моника вздрогнула и обернулась, на что я показала на волосы, и она, кивнув, снова принялась записывать. Я спрятала их в карман, мысленно отметив про себя, что надо будет в конце концов найти её ручку и даже завести коробку, в которую я буду складывать какие-то вещи Моники. Звучит безумно. Но для меня сейчас главное то, что это делает меня хоть сколько-то счастливой. Каким бы ни был выход из бесконечного запоя и депрессии — главное, что он есть. Когда занятия закончились, и все встали со своих мест, я почувствовала руку Моники на своём плече. — Пойдём, как договаривались. Теда опять нет. Ах да, точно. Как я могла забыть. Моё настроение резко ухудшилось, и я мрачно кивнула. В молчании мы вышли из здания и сели вдвоём на мой велосипед — Моника сзади обвила руки вокруг моей талии, и я, втянув и без того тощий живот в спину, нервно сглотнула и с трудом начала крутить педали. Дальше я словно погрузилась в чей-то сон. Мы добрались до полицейского участка, и Моника осталась снаружи, а мне пришлось идти внутрь одной. Все, казалось, с подозрением и обсуждением пялились на меня; я несколько раз была на грани обморока. Ноги подгибались, и когда меня, наконец, оставили с каким-то мужчиной в форме наедине, я буквально рухнула на подставленный стул. Фразы не складывались; к счастью, он мне помогал, подсказывая слова и задавая наводящие вопросы. Внимательно рассматривая календарь с фотографией Ниагарского водопада на противоположной стене, я монотонно рассказывала свою версию, будто по сценарию, отвечала на все вопросы о подробностях, передавая свою уверенность ему, — словно я сама верила в то, что говорю. Однако всё шло как-то вяло, и, стандартно пообещав непременно заняться этим делом как можно быстрее и сообщить мне, если что-то прояснится, он распрощался, выставив меня вон. Я поняла одно: никто искать Теда не собирается, по крайней мере, пока не всплывёт его труп. Взрослых и в самом деле ищут еле-еле — документалки об убийствах оказались правы. Странно, но в какой-то степени это меня даже успокоило. Когда я вывалилась из-за стеклянной двери на свежий воздух, всё моё тело дрожало от слабости и облегчения. Моника выбросила сигарету и подошла ко мне. — Как всё прошло? Тебя как будто пытали. — О, всё по обычаям. Ничего такого. Но, кажется, они не особо торопятся его искать. — Тем лучше. — Что? — мне показалось, что я ослышалась. — Мне нужно тебе кое-что рассказать. Кое-что, что ты должна знать. Поехали куда-нибудь подальше. — В парк? — севшим голосом спросила я. — Подойдёт. Ближайший парк, который я знала — Буэна Виста. Туда я и направилась. Почему-то педали крутить стало в разы труднее, хотя дорога и шла вниз по холму. Я кожей чувствовала напряжение, повисшее между нами. Предстоял трудный разговор, который мог перевернуть всё моё представление о мире; она должна была рассказать что-то ужасно важное, огромное, что накроет меня с головой, подомнёт под себя, как цунами, и от этого мне стало страшно. Моника соскочила с велосипеда у входа, я медленно слезла следом, зацепившись штаниной за педаль так, что едва не упала. И вот мы шли рядом, погружённые в свои мысли. Снова отовсюду вылез туман, заслонив город влажной полупрозрачной занавеской. Моника смотрела себе под ноги, то и дело поглядывая то назад, то куда-то вбок, — только бы не встретить мой вопрошающий взгляд! — то кусала губу, то заламывала тонкие пальцы, то наматывала на них пряди волос, но наконец решительно выдохнула и выпалила сразу: — Тед мёртв. — Что? Откуда ты… — опешила я, но она не дала мне договорить. — Так, ладно, лучше начну издалека. Прости меня, просто я… Немного тоже нервничаю. Постарайся воспринимать информацию, хорошо? Я работаю на одного человека, может, лучше сказать — с одним человеком, а может, лучше будет просто сказать, что я периодически трахаюсь с ним за деньги, за что он обещает мне очень крупно помочь в ближайшем будущем, не больше ни меньше — спасти мне жизнь. Его зовут… Кей. И вот, когда-то давно у него была девушка, её звали Ханна. Кажется, она была откуда-то из Ирландии — не суть. А потом на арену вышел наш с тобой Тед, только тогда он был под другим именем. Теодор Джеффри Найман — лишь один из его псевдонимов, как и во всех, каждая из частей его имени отсылает к известным серийным убийцам. И вот, этот Тед мило общался с Ханной, они отлично дружили и учились вместе, а потом вдруг полиция приезжает в её дом и находит там окровавленный труп изнасилованной и задушенной девушки, заодно из дома пропали некоторые ценные вещи — но в это время в другом районе как раз ловят крупного наркобарона, полиции не до мёртвой девушки, и всё списывают на неудавшееся ограбление, несмотря на то, что буквально через неделю Тед, дав показания полиции и предоставив сомнительное алиби, уходит из университета и исчезает, сказав, что нашёл какую-то работу в Северной Каролине. И тогда появляется убитый горем Кей. Он пытается что-то доказать полиции, ФБР, но кто будет слушать безработного программиста, которого выперли из отцовской компании из-за того, что он — скорее всего, он — в качестве хакера участвовал в ряде ограблений? Правильно, никто. И тогда он решил провести собственное расследование. И вот тут начинается самое интересное. Моника на миг замолчала, а я в шоке пыталась хотя бы разложить — какое уж там принять! — только что услышанную информацию. — Кей нанял одного человека для этого. Её зовут Мелисса. Вы, кажется, как-то уже пересекались. Так вот… В итоге она выяснила много нового. Оказалось, что Тед на самом деле — Аарон Джеймс, двадцать девять лет, родом из Колорадо. В десять зарезал сестру и застрелил мать, потом несколько лет отсидел в исправительных учреждениях и наконец выбрался на волю — видимо, все как всегда смотрели на безопасность сквозь пальцы. И тогда начались его приключения. Он ездил по штатам, каждый раз меняя имена и изменяя внешность. Известно, что он убил как минимум троих, пока не приехал в Сан-Франциско. Схема была всегда одна и та же: он поступал в какое-либо учебное заведение, один раз даже в школу — из-за каких-то проблем в физическом развитии он выглядит моложе своего возраста, — выслеживал подходящую жертву, — как правило, одинокая тихая девушка с длинными волосами, обязательно невысокая и худая — потом втирался к ней в доверие — в его понимании это, наверное, и есть дружба, — а затем — приходил к ней домой, оглушал, связывал, насиловал, попутно избивая и нанося порезы ножом в виде разнообразных узоров, после чего душил, уничтожал самые явные улики, забирал кое-что ценное и пропадал. — Так я… — Да. Видимо, после убийства Ханны этот ублюдок решил осесть в Сан-Франциско. Когда Кей выследил его, Тед бросил одну девушку — какая-то блондинка из нашего колледжа — и положил глаз на тебя. И он решил использовать тебя в качестве приманки, поймать Теда в тот самый момент, когда он соберётся убить очередную жертву, и отомстить. Я и Мелисса… Мы приглядывали за тобой. Я поникла. Так значит… Это всё — не более, чем её задание? Ей плевать на меня? Впрочем, что-то такое я и ожидала услышать… — Но всё пошло не по плану. Тед начал что-то подозревать. В тот день… Мелисса отправилась ко входу в парк — туда, где вы и должны были встретиться, а я, ничего не подозревая, была на… работе. Мы поняли, что что-то не так, когда было уже слишком поздно. — Так он… — Вы встретились у тебя дома. Он оглушил тебя… те следы побоев и раны — его рук дело. И ещё он… «Так вот зачем она давала мне тест на беременность.» — Он тебя изнасиловал. Но дальше что-то пошло не так… Ты смогла выбраться и чем-то ударила его, так, что он потерял сознание и провалялся в таком виде до тех пор, пока его не забрала Мелисса. Ты же была в шоке, поэтому ничего не помнишь. Ты добралась до моего дома… Бормоча что-то про кролика. На его футболке был нарисован белый кролик; похоже, это отпечаталось в твоей памяти… У тебя в руке был нож. Видимо, ты смогла разрезать скотч, которым он тебя связал, с помощью него. Я избавилась от него, потому что на нём была кровь Теда. — Но как же улики? — Пока ты была у меня дома, Мелисса устроила в твоём доме «генеральную уборку». А Тед… Она отвезла его к Кею. И если ты хочешь знать — он сполна заплатил за всё, что сделал. Они пытали его… Очень, очень долго, и с той же жестокостью, с какой он мучал своих жертв; с какой он мучал тебя. Потом Кей убил его… и поручил своему знакомому в Луизиане избавиться от трупа, отдав аллигаторам где-то в болотах, словом, его уже давно нет с нами. Знаю, тебе сейчас от этого не легче, но всё же… — И что теперь? Зачем ты рассказала это мне? Зачем… — в горле встал горький ком, а в носу защипало, и я не стала продолжать, чтобы не расплакаться. Я склонилась пополам, как от удара в живот — только мне было в сотни раз больней. — Кей… да и я тоже… Мы считаем, что ты имеешь право знать. Этого всего не должно было быть. Послушай, мне правда жаль… — Моника наклонилась, пытаясь заглянуть в лицо, и мягко положила руку мне на плечо. — Да засунь ты себе эту жалость знаешь куда!.. Пошли вы все, и твой Кей, и все остальные! Это какое-то безумие… И почему именно я, почему, за что? За что?! Ты… Тебе всегда было наплевать на меня! И это правильно, так мне и надо, да, кто я такая — всего лишь игрушка, приманка, червяк на крючке! Ты выше этого! Я сама виновата, да! Лучше бы я и не рождалась… Лучше бы он убил меня, задушил, как драную кошку, чем так жить! — Саманта, выслушай… — Не хочу я ничего больше слушать! — крикнула я, какой-то частью себя понимая, что со стороны выгляжу как капризный подросток, но уже не могла остановиться. Как же мерзко. Как же… Больно. — Всё понятно — и с тобой, и со всеми остальными! И что дальше? Каждое моё движение, каждый встреченный незнакомец в баре — тоже часть вашего плана?! Я — ваша марионетка, верно? Правильно, так со мной и надо! Кто я такая? Давайте просто используем её, вперёд! Нет, правда, лучше бы вы меня убили! Я выдохлась и вдруг поняла, что у меня давно охрип голос, а по щекам без конца текут горячие и горькие, как перец, крупные слёзы. Лицо Моники расплывалось… Оно и к лучшему. Сейчас мне было больно его видеть. Слишком больно. — Прости, я больше не могу… не могу. Увидимся завтра, — тихо прошептала я, и, развернувшись на каблуках, бросилась бежать к велосипеду, чтобы — быстрее — попасть домой. «Я больше так не могу». Моника за моей спиной так и осталась стоять, поникнув и тускло смотря мне вслед.

***

День с самого начала не задался — по дороге в свой магазин Мелисса умудрилась разбить новую машину так, что капот остался валяться где-то на улице. Казалось бы, что тут такого — пойди и угони новую, не помятую тачку, но всё это занимало слишком много сил и внимания, которое после пары ночей без сна и без того было в дефиците. Поэтому Мел пришлось разворачиваться в сторону мастерской Тесс. «Моника бы справилась с такой задачей за пару минут, а мне нужно тащиться к этому существу! Господи, дай мне сил…» У Тесс, несмотря на утро понедельника, уже была очередь из клиентов, так что Мелиссе пришлось ждать почти до самого обеда, подавляя желание расстрелять всех к чертям и взорвать мастерскую. Когда Тесс, наконец, начала охать и причитать, — «как же ты жестоко с этой бедной малышкой» — она лишь закатила глаза и коротко попросила починить тачку как можно быстрее. Завершив ремонт, Тесс театрально уселась на новый капот, безуспешно пытаясь одновременно выставить и неестественно прикленную грудь, и зад, и воскликнула «тада-а-а!» — Отлично, вот деньги. — Нет, постой, посмотри сюда! — надув губки, остановила её Тесс. Мелисса начинала терять терпение. — Как думаешь, я ведь когда-нибудь окажусь на обложке «Плэйбоя»? — Ты спрашиваешь это каждый ёбаный раз, и знаешь, что я отвечу сейчас? Непременно окажешься, если им вдруг понадобится поместить туда нарциссичного трансвестита средних лет с резиновыми сиськами! А теперь брысь отсюда, пока я не перестреляла всех твоих клиентов к чертям собачьим! — рявкнула Мелисса и хлопнула дверью со всей силы, а потом газанула так резко, что Тесс едва успела соскользнуть с капота и отскочить в сторону, крича что-то в духе «Божечки, и за что так грубо, в тебе столько агрессии!» — Да, мать твою, во мне предостаточно агрессии! — ответила Мел, глядя в зеркало заднего вида, — и на полной скорости помчалась в свой магазин. Книжный магазин был, разумеется, лишь прикрытием. И хотя в последнее время покупателей стало в разы больше, особо много прибыли он не приносил. Самое интересное располагалось на втором этаже — прямо наверх по винтовой лестнице за кассой, куда Мел и направилась. Весь второй этаж представлял собой склад самого разнообразного оружия, а также под полом имелась небольшая заначка наркотиков «на чёрный день». В частности, там был очаровательный пакетик с несколькими круглыми «обезболивающими», за которыми девушка и приехала сюда. Каково же было её удивление, когда, поднявшись наверх, она увидела перед собой сидящего на полу Пако, рядом с которым играл маленький мальчик — сын Кармен. — Что за хуйня? — вырвалось у неё. Пако тут же вскочил со своего места и подбежал к ней. — Послушай, я всё объясню! Только не злись, хорошо? «Если я разозлюсь ещё больше, то наверняка взорвусь.» — В нашем районе сегодня… была облава. Копы кругом… А у нас всё почти одни нелегалы. Стройку, где я работал, всех, всех повязали! Но нас предупредили за пару минут, мы успели убраться. Кармен отдала его, — Пако кивнул на мальчика, — и сказала бежать к тебе, потому что нам… нам больше некуда. Я нашёл только твой магазин, залез сюда через окно, решил посидеть на втором этаже, потому что мелкий начал кусать книжки, и я побоялся, что он их порвёт… — Так, хорошо, — Мел подняла руки, и Пако умолк. — Облава в вашем районе. Понятно. А где сама Кармен? Пако пожал плечами. — Сказала ждать её здесь. Может быть, опять пошла за коксом, если её не схватили. Сегодня надо быть осторожней… — То есть она вас вот так просто бросила? Парнишка, хотя и очевидно не хотел мириться с этой мыслью, но всё же кивнул, не найдя чем возразить. Мелисса тяжело вздохнула. — Хорошо, можете пока оставаться здесь, но у меня есть пара условий. — Конечно, какие? — Первое: ты сам следишь за этим шустрым парнем, — Мел махнула рукой в сторону кувыркавшегося мальчишки, и Пако взял его на руки. — Второе: оружие на стенах ни в коем случае не трогать. Даже не прикасаться. Если что-то будет сломано — будете ночевать на улице; хоть ты и мой приятель, но я не шучу. И, наконец, третье: кто-то должен почистить всё внизу от пыли и посидеть за кассой. Идёт? — Отлично! Глаза Пако заблестели, и он вновь подскочил, готовый к работе. — Швабра и всякие тряпки под лестницей. Только не забывай приглядывать за мелким, окей? — Будет сделано, мэм! — приставив руку ко лбу козырьком, ответил Пако, и спустя мгновение его и мальчишки наверху уже не было. Девушка задумчиво почесала затылок, затем, оглядываясь, склонилась над небольшой дыркой в полу и выудила оттуда прозрачный пакетик, который был немедленно отправлен в карман. Немного походив туда-сюда, она взяла со стены «Глок» и запихала себе под куртку, а затем спустилась вниз. Мальчик сидел на кассе и увлечённо ковырялся в носу, а Пако, закатав рукава, уже вовсю драил пол, и был так занят этим делом, что даже не заметил, как Мелисса проскользнула мимо. — До встречи, парни, не разнесите тут всё! — на прощание помахала она и пошла в сторону брошенной машины. На заднем сидении оказался забытый уже давно обед из «Макдоналдса», который Мел не побрезговала съесть, бездумно кружась по городу под «Криденс Клируотер Ревайвал» на плеере и то и дело застревая в километровых пробках. Вышедшее было солнце скрылось за унылыми низкими свинцовыми тучами, что медленно ползли по небу, как киты, задевая животами верхушки стеклянных небоскрёбов в центре и плавно переходя в бело-сизые туманы, что опускались в низины и кружили вокруг многочисленных холмов, которыми так известен Сан-Франциско. «Вот тебе и «в Калифорнии всегда солнечно»! Проклятый сезон дождей…» Устав от бесконечного потока машин, она остановилась у парка Буэна Виста — «даже не пришлось полтора часа кружить в поисках места, неужели!» — и вышла. Несмотря на плохую погоду, среди деревьев можно было различить многочисленные силуэты — кто-то из романтиков просто гулял, любуясь погодой, кто-то рисовал, кто-то занимался спортом, словом, кругом кипела жизнь. «Как в муравейнике», — с раздражением подумала Мелисса и сунула руки в карманы, недовольно зыркая по сторонам, напоминая самой себе нахохлившуюся ворону. В более безлюдной части парка, вдали от широких дорожек, её взгляду наконец предстало почти что свободное место — на скамейке с краю сидела скучная по всем параметрам женщина и что-то печатала, уставившись в ноутбук и в упор не замечая подошедшую Мел. Девушка какое-то время постояла, перекатываясь с пятки на носок, и, так и не дождавшись никакой ответной реакции — даже взгляда, — села рядом, широко расставив ноги и закинув руки назад так, что левая легла на плечо незнакомки. — Простите, но я вообще-то здесь работаю! — возмущённо повысила голос женщина в очках и демонстративно отсела, вновь уставившись в свой ноутбук. Мелисса передёрнула плечами. Всё в этой женщине казалось ей омерзительным и раздражающим — от жиденького чёрного хвостика на прилизанной гелем голове, заляпанных очков и пятна на юбке до её пискляво-визгливого голоса и щёлкающих по клавиатуре аккуратных ногтей. В груди нарастало знакомое щекочущее чувство, заставляющее кулаки сжиматься, а голос звенеть. Вспышка гнева вот-вот должна была дать о себе знать, и уже ничто не предотвратило бы это. — Работаешь, значит. И над чем же? — Я пишу сценарий, — неохотно ответила та, но Мел подняла руку и, поднимаясь со своего места, перебила её. — Что, писать любишь? О, надо же, какое совпадение, я тоже! Поэтому пропишу-ка тебе прямо в твою отвратительную рожу! Женщина вскрикнула, — всё тем же писклявым мерзким голоском — когда Мелисса вырвала ноутбук из её рук и изо всех сил ударила им по голове. Послышался звук, напоминающий треск, очки отлетели куда-то в траву, глаза закатились, крик прервался, и тело сценаристки обмякло. Мелисса швырнула ноутбук на землю, разломав его напополам, несколько раз хорошенько ударила каблуком и затолкала часть крупных обломков в мусорку, после чего схватила женщину под руки и скинула в куст за скамейкой, а затем села обратно, сплюнув себе под ноги. — Вот же падаль… — пробормотала она себе под нос, расставив ноги и откинувшись на спинку. Чуть поодаль стояла парочка парней в костюмах для йоги и тревожно переглядывалась, смотря на неё и что-то обсуждая между собой. Усмехнувшись, Мелисса подняла правую руку и показала им средний палец, и те, испугавшись, схватили свои коврики и быстро испарились в неизвестном направлении. «Надеюсь, они бегут в свою нору, а не в сторону полицейского участка… Впрочем, насрать!» Порывшись во внутреннем кармане куртки, она достала прозрачный пакетик, из которого на сухую ладонь высыпались две таблетки, тут же отправленные в рот. Обезболивающее, наркотики — не всё ли равно? Главное — хотя бы немного притупить что-то острое, режущее, щемящее в груди, хотя бы немного освободить тяжёлую, уставшую, переполненную тревожным хламом черепную коробку. Мел заложила руки себе под голову и прикрыла глаза, наблюдая за какими-то причудливыми разноцветными кругами и узорами, что, вспыхивая и угасая, завертелись во мраке под веками, усыпляя ясность сознания. «Что за безумие вокруг? Эти люди, этот… город… Забавно, поначалу кажется, что уж здесь-то нет места насилию и агрессии — наверное, всем так кажется, когда только сюда приезжаешь. А потом вся эта мерзость выползает наружу… Прилизанные писклявые твари вроде этой мымры, чёртовы китайцы и мексиканцы, мать их, драные нео-хиппи, выхоленные любители гольфа, бомжи в центре города-муравейника, пидорасы, — кому в двадцать первом веке до сих пор не насрать на твою ориентацию?! — толпы айтишников, всяких дизайнеров и прочего псевдотворческого и псевдоинтеллектуального отребья, собирающегося в ничтожные кучки. Живут кучками, думают кучками, как и эти дома — один на другой лезет, поглощает. Как тут выжить одиночкам? Таким, как я? Как она, как Кей? Что ещё более забавно, так это то, что мы сами ведь тоже… Вроде кучки. Адаптируйся или умри, вот мы и нашли друг друга. Естественный отбор в действии!.. Что за чушь… Это ведь мои мысли, я не говорила этого вслух? А, к чёрту! Иногда всё-таки в голову приходят интересные вещи — бред вроде этого или пуля, к примеру…» Из куста послышался слабый стон. Мелисса с трудом открыла глаза и обернулась. Стон повторился, за ним последовал шелест листьев. Мел надула щёки и медленно выдохнула, пытаясь сконцентрироваться. Подождав, когда подтянутый мужчина с дурацкой неоново-зелёной повязкой на лбу, пробегавший мимо трусцой, скроется за поворотом, она перепрыгнула через скамейку и опустилась на корточки, шаря рукой в кустах. Наконец, её пальцы встретились с чем-то мягким — лицо. Оглянувшись ещё раз и начав насвистывать приевшийся мотив одной из песен своих любимых «Джефферсон Эйрплейн», Мел выудила «Глок» — её любимый, с глушителем — и приставила к виску тихо завывающей женщины. Звук выстрела — словно кто-то наступил на очень большую сухую ветку — прокатился эхом по парку и был поглощён шумящими от ветра кронами деревьев и гулом автомобилей со стороны дороги. Мелисса вытерла руку о куртку и спрятала оружие обратно, встала, и, продолжая посвистывать, села, затем и легла на скамейку. Очки тотчас свалились на лоб, а куртка задралась, обнажив живот для холодного ветра, но девушка ничего этого не замечала. — И всё же не оружие убивает людей, — едва заметно шевеля губами, шёпотом заметила она. — Нет, нет, не оружие… Убивают люди. Убиваю я. Переживания по поводу магазина и Пако, тревожные мысли о пропавшей Кармен, и, что более важно, — размышления о бедной и наивной, но дьявольски красивой Монике, за которой волочилась придурошная алкоголичка, о Кее, который совсем расклеялся и на себя больше не похож, наконец, о самой себе, о двух прибавившихся килограммах, заканчивающихся деньгах, участившихся вспышках гнева, сменяющихся депрессией, потере контроля за употреблением наркоты, переезде, который должен был изменить её жизнь в лучшую сторону — отошли на второй план. Всё потеряло смысл — если вообще когда-либо его имело. В голове крутились её любимые мелодии, сменяющиеся отрывками комментариев из недавних игр «Бостон Ред Сокс», затем какие-то фейерверки, калейдоскоп, и — падение, падение в никуда — то самое «никуда», о котором ей всё твердил Кей, когда он ещё был собой — тем безумным психопатом с такими же безумными планами и играми, что давали ей энергию, силы жить, вставать каждый день, чтобы быть марионеткой, ведь без этого она бы вновь не смогла найти ни одного повода поднять ослабевшее и потяжелевшее тело с кровати. Странно, как в одном теле умещались два совершенно противоположных человека. Старая, уже отживающая своё Мелисса с бейсбольной битой и пистолетом в руках, что без ума от сумасшедших планов, игр, перестрелок, погонь, всего, связанного с разрушением, смертью, кровью, жестокостью, и — совсем свежая, пока только зародившаяся тень новой Мелиссы, которая своевременно оплачивает своё жильё на окраине Бостона, платит налоги, подписывает петиции, встречается с друзьями по выходным в итальянском кафе и в свободное от работы время играет на гитаре или что-то готовит вместе с детьми. Пока что всего этого у неё не было, но она уже очень ярко видела картинку своей новой, рутинной и скучной для многих, но такой прекрасно-глянцевой для неё жизни. Её сон прервался, когда кто-то начал дёргать её за плечо. Мел недовольно приоткрыла глаза, и, сфокусировав зрение, разглядела перед собой Монику. Крякнув и почесав спину, она с трудом села, тут же покачнувшись. — Ола, принцесска. Как жизнь? — Ты что, опять под наркотой? Господи, Мел, ты же в розыске! — прошипела Моника, садясь рядом. Мелисса передразнила её выражение лица и, насупившись и сложив руки на груди, отвернулась. Моника достала сигарету из сумки и сжала её в зубах. Маленький огонёк зажигалки осветил ужасно уставшее и измотанное лицо с чуть размазанной помадой и крошкой туши на щеке. — Кому ты продала задницу на этот раз ради колёс? Души ведь у тебя нет, — выдохнув дым, спросила она. — А я-то думала, что это ты у нас тут специалист по этой части! — Пошла ты! — скривилась Моника. — Мои ноги закрыты сегодня. — В самом о деле? А мистер Кей так не думает. — Что, опять? Ханна? Снова парик цвета мёда, снова реплики по сценарию и — обезумевший взгляд напротив, слёзы, капающие на колени, алтарь, свечи, кровь — куколка в кукольных декорациях. Тошнит, невыносимо тошнит от этого. Зато потом — хруснувшие в мокрых ладонях купюры, потом — новая шелестящая розовая юбка с блестками на тонких белых ножках и благодарный лепет сестры, потом — обед в самом настоящем ресторане, тёплая, вкусная еда, потом — сон ночью, правда, прерываемый кошмарами, но сон дома, а не в кровати с каким-то безымянным джеком. Потом — долгожданное избавление от этой боли. Потом — свобода. Если ты в любом случае несчастен, то не лучше ли быть несчастным с деньгами, чем без них? Как пела Мадонна — «мы все живём в меркантильном мире», и Моника была с этим полностью согласна. — Ага. Неприятно, когда тобой заменяют другого человека? — Мне не привыкать, — как-то безэмоционально и тускло ответила Моника, и вдруг её взгляд остановился на чём-то за спиной Мелиссы. — Это что, чья-то нога?! Мел быстро поняла свою ошибку и замахала руками. — Ээ, нет, конечно, должно быть, кто-то просто туфли забыл! Господи, на кой ты туда лезешь? Моника! Моника, сядь обратно! — Твою мать, Мелисса, только не говори, что ты сидишь в метре от трупа! Какого хрена? — Ладно, хорошо, ну, я погорячилась немного, не умею я ладить с людьми, и что с того? — «Что с того»?! «Что с того», мать твою? Моника, раскрасневшись от перепалки, быстро преодолела расстояние между ними и дала звонкую пощёчину, от которой очки на носу Мел сползли на бок. Мелисса сморщилась и потёрла щёку, виновато смотря на девушку. — Хорошо, хорошо, я дура последняя, прости меня, больше такого не повторится. Лицо Моники просветлело. — Ногу в куст запихай, убийца недоделанная, — Мел тут же кинулась исполнять поручение, а Моника заглянула в мусорку. — Это чьё? Жертвы? Она достала из кармана зажигалку и подожгла кусок салфетки. Миг — и по дну мусорки уже расползались языки пламени, уничтожающие отпечатки. — Пойдём отсюда. Нечего тут сидеть. Я надеюсь, ты на машине? Сможешь за руль сесть? — Конечно, — с готовностью ответила Мелисса, быстро моргая в попытке отогнать большой ярко-розовый цветок, что выплыл откуда-то и теперь мерцал перед глазами. — Подвези меня к Кею, ладно? А я по дороге тебе расскажу, что сегодня было… Два силуэта вскоре скрылись вдали, оставив труп мокнуть в сырых кустах, а языки пламени — разгораться и тянуться к небу всё выше.