* * *
Что выдаёт солдата, даже если он не одет в форму? Взгляд матёрого волка, закалённого горнилом множества боёв: жёсткий, решительный и прямой. Походка словно ход броненосца, стремительно рассекающего волны: по-военному чёткая, решительная и твёрдая. В последнюю очередь фигура: широкие плечи, высокий рост, сильные руки, привыкшие держать оружие. Всем этим в полном комплекте обладал капитан Кэйл Нарэш и прекрасно вписывался в разношёрстную компанию прибывших на военный симпозиум офицеров различной маститости и внешности. Он сидел в третьем от демонстрационной кафедры ряду, положив ногу на ногу и небрежно откинувшись на спинку кресла, парящего в полуметре от пола. На колене лежал графический планшет. Изредка Кэйл доставал заткнутый за ухо стилус и что-то фиксировал на дисплее. Облачённый в ладно сидящую на нём форму тёмно-синего цвета, которая выдавала в нём офицера пятой эскадры первого звёздного подразделения, капитан, казалось бы, ни на кого не обращал внимания, полностью поглощённый тем, что показывали на огромном голографическом экране впереди. Конференция, основной темой которой являлось ознакомление с новейшими медицинскими и военными разработками в рамках совместного проекта азари и дивинов, длилась два часа. Первые полчаса Кэйл сидел с непроницаемым выражением на хмурой физиономии, мрачно зыркая на кафедру и изредка пописывая что-то в планшете, а потом занервничал. Щекотное ощущение, как будто в затылок кто-то подул, только изнутри, возникало, когда кто-то за ним следил. Естественно, Кэйлу это абсолютно не понравилось, но он ни разу не обернулся на задние ряды, чтобы посмотреть, кто с такой настойчивостью сверлит его затылок. А пару раз даже ощутил попытку проникнуть за его щиты. Но Кэйл не беспокоился за сохранность своих мозгов. Когда Эйл погиб, первое, на что ему посоветовали делать основной упор, — это становление ментальных щитов, так как у него больше не было псишки, который мог бы позаботиться о прикрытии напарника. Кэйл записался на курсы повышения квалификации и два года угрохал на прохождение углублённого курса по менталистике. Благодаря этому он научился ставить энергетические блоки. Псишки сооружали отражающие щиты по типу зеркала, а танки — правда, таких было мало — лепили их прямо из собственной сырой энергии. С годами Кэйл только укреплял энергетические барьеры, так что в конце концов его мозг оплёл энергетический каркас из таких толстых и запутанных плетений, что пробиться в его разум можно было только двумя способами: разрубив ментальным вектором всю эту громоздкую конструкцию или… впитав эту энергию. «Впитать» её мог только псионик, причём желательно свой — для сохранности обоих, а поскольку Эйла не было уже лет пятнадцать как, Кэйл по этому поводу не беспокоился. К тому же, когда он ещё проходил эти курсы по повышению квалификации, вычитал в каком-то учебнике, что ставить энергетические блоки умеют только танки, переступившие порог двадцатого уровня взаимосвязи со своим псиоником. Капитан Кэйл Нарэш вряд ли когда-либо переступал даже одиннадцатый, поскольку никакой тактильной связи с погибшим Эйлом они установить не успели — хоть это и необязательно, — а потому сейчас Кэйл имел о таком типе отношений танков и псиоников весьма смутное представление. В обычном понимании большинства этот контакт можно было назвать сексом, а что такое секс, Кэйл знал отлично, хотя лично ему не довелось попробовать, да и желания не было. Но для полноценного и эффективного взаимодействия танка и псионика как боевой единицы тактильный контакт с проникновением был самым надёжным и крепким способом преодолеть рубеж восьмого уровня и дальше. Вот и получалось, что разбить защиту его мозгов можно, только трахнувшись с ним и будучи при этом его псишкой. Так что второй способ исключался полностью. На конференции присутствовало очень много существ, которые владели менталистикой на расовом уровне, как, например, азари. Кэйл решил просто не обращать внимания, что кто-то на протяжении всего оставшегося семинара вертится возле его мозгов. Чужое присутствие, причём не в физическом плане, было скорее любопытным, чем агрессивным. Мало ли кому могла быть интересна его личность. Он не впервые сталкивался с нездоровым любопытством со стороны коллег по военному ремеслу. Ведь сходу определить его расовую принадлежность было весьма затруднительно. Но когда семинар закончился и Кэйл направился к себе в номер, чтобы перекусить и освежиться до вечерней программы — должна была состояться экскурсия в зал военных технологий с последними разработками и возможностью их опробовать для всех желающих, — то почувствовал, что слежка за ним не прекратилась. Крайне взбешённый таким навязчивым вниманием, капитан Нарэш устроил «горе-следильщику» засаду и подкараулил за углом. Но «следильщик», как видно, был безмозглый. То ли совсем неумеха, то ли очень неосторожный, потому что такую пустяковую засаду не сумел обнаружить вовремя и угодил прямо в руки Кэйла. Ну как угодил… Грохнулся на пол, налетев ему на грудь и вытаращившись на него, пискнул что-то вроде: «Не ешь меня!» Кэйл даже растерялся. Парень перед ним был на вид совсем молодой, но это ничего не значило: в необъятной галактике сохранить молодость и цветущий вид, будучи уже матёрым волком, ничего не стоило при таком высоком уровне развития медицинских технологий, которого достигли азари и другие расы. Кэйл окинул парня нечитаемым взглядом, но потом на его вечно свирепой физиоморде проступило выражение крайнего раздражения. К какой расе принадлежал этот гуманоидный индивидуум, он определить не смог. А может, этот юнец и вовсе натянул электронную личину, или это генно-модифицированная оболочка. Неприродных метаморфов сейчас развелось столько, что хоть отстреливай. Если бы это ещё помогало. Увидев на нашивках чужой формы три звезды и две волнистые линии, Кэйл признал в нём офицера по связям с общественностью или внешним коммуникациям и вперил в него хмурый взгляд. Чего это офицеру по связям от него надо? Протянув руку, Кэйл рывком поднял выглядевшего совсем мальчишкой офицера на ноги и неприветливо поинтересовался: — Зачем за мной следил? Если бы они столкнулись при других обстоятельствах, Кэйл бы обязательно соблюдал субординацию и даже выказал некое подобие пиетета. Но, во-первых, этот юный молодчик-офицер очень невежливо, грубо и некрасиво следил за ним, а во-вторых, он первый нарушил субординацию, обратившись к нему на «ты». Мог бы, по крайней мере, сказать: «Не ешьТЕ меня».* * *
Что именно только что ляпнул, Нирэн понял лишь спустя несколько мгновений и, спохватившись, прикусил язык, хотя было уже поздно. Об этом более чем красноречиво говорил пригвоздивший к месту взгляд удивительно ярких, красивых глаз капитана. Псионик непроизвольно вздрогнул и поёжился. Чужой взгляд прошёлся по нему лазерным лучом — оценивающе, пронзительно и сурово. Словно многотонной скалой к полу придавили. Нир невольно поразился такому дикому контрасту. Ведь сам по себе Нарэш не был страшным, наоборот… привлекательным. Правильные черты лица, квадратный волевой подбородок, прямой нос… Несмотря на резкость, будто скульптор лазерным резаком в чувствах расчертил камень, его черты не были лишены некоего изящества. Так воспринимается опасный хищник, в первобытной нескладности и грубости обретающий животную грацию. Вот и у капитана в облике проглядывало нечто хищное. Особенно подкупали глаза: насыщенного синего оттенка, точно два больших сапфира — настолько чистым был цвет. В них хотелось утонуть, потеряться в мерцающей глубине… Если бы не откровенно опасное, угрожающее выражение, застывшее на лице капитана Нарэша. — Я… — Нирэн даже не пытался ничего придумать в своё оправдание, все умные мысли выветрились. Он просто сидел и хлопал глазами, не в силах оторвать взгляд от танка. Дикий контраст, просто дичайший! Именно он притягивал, гипнотизировал, завораживал… Нир пришёл в себя, когда его резко вздёрнули на ноги. Не руки, а стальные клещи! Танк до того сильно сдавил его тощую конечность, что Райнэ зашипел от боли. — Я не… ни за кем я не следил! — яростно тряхнув головой, отчего на глаза упало несколько отросших прядок, выбившихся из хвоста, возмущённо вскинулся он. Собравшись с мыслями, Нир сделал шаг вперёд и запрокинул голову, чтобы заглянуть в васильковые глаза. — Я просто шёл следом. Ты такой… яркий, — сбивчиво попытался объяснить он. — Очень яркий… Райнэ и сам понимал, что оправдание выглядит как жалкий лепет, но терять ему уже нечего. Какая разница, что о нём подумает танк, когда внутренний таймер отсчитывает последние часы его жизни? Безвозвратно потеряв нить логической цепочки, чего с ним никогда не случалось, Нир хрипло выдохнул, машинально облизнув пересохшие губы, и сделал ещё один маленький шажок, почти вплотную прижавшись к танку. — А ещё горячий, — чуть хрипловато поделился наблюдениями он, легко касаясь пальцами груди капитана. Исходящий от него жар был настолько силён, что руку опалило теплом даже через слой одежды. — Я тебя нашёл, — уже не совсем понимая, что именно говорит и делает, Райнэ вдруг пьяно хихикнул, окончательно ошалев от свалившейся на него прорвы энергии. Обычно Нирэн Райнэ отличался сдержанностью и рассудительностью, не теряя хладнокровия в любой ситуации, как и полагается уважающему себя псионику. За три года эти качества лишь усилились, так что иногда он всерьёз опасался, что вместе с его напарником погибла и способность что-либо ощущать. Но сейчас… Куда только подевалась его сдержанность? Он вцепился в этого незнакомого танка как клещ и не сумел бы отпустить, даже если бы рядом взорвалась бомба. Истосковавшееся по родной, вкусной, а самое главное, насыщающей энергии тело утопило псионика в ощущениях с головой. Казалось, он весь обратился в спутавшийся комок оголённых электрических проводов. Первый план зрения был забыт — танк рядом нестерпимо пылал огромным слепящим солнцем энергии. И не было в мире больше силы, способной оторвать Нира от его единственного шанса выжить.* * *
То, что вместо ответа этот мелкий задохлик пялится на него своими серыми, поблёкшими глазами, начинало всерьёз раздражать. Да ещё и выражение такое… Кэйл, повидавший на своём коротком веку немало, поёжился. Задохлик-офицер смотрел так, будто нашёл самое драгоценное в мире сокровище. Такой взгляд мог бы принадлежать сумасшедшему, но никак не существу в здравом уме. А если учесть ещё и общий вид этого странного типа, то впечатление складывалось не самое радужное: больной тусклый взгляд, взъерошенные, свалявшиеся, чуть длиннее среднего волосы неопределённого цвета, серая кожа и глубокие мешки под глазами. Да и сам худой настолько, что о торчащие скулы можно порезаться, а форма болтается как на вешалке. Спустя минуты три подозрительный субъект будто отмер, начал отнекиваться, шагнул к Кэйлу и потянул к нему свои худющие конечности. С трудом удалось побороть желание перехватить тонкие запястья, испещрённые синими нитями вздувшихся вен, как у заправского наркомана. Глядишь, сломаются. Задохлик принялся бормотать что-то про то, какой Кэйл яркий, при этом оказавшись настолько близко, что обоняния коснулся его запах — на удивление чистый и приятный. Мыло и что-то ещё. Прикосновение чужих пальцев к груди капитан ощутил даже через толстую и плотную ткань формы и едва не вздрогнул. Как будто свежим ветерком с моря подуло. Причём показалось, что это было только в его воображении. В реальности же серые глаза смотрели на него с таким восторгом и надеждой, что у Кэйла перехватило дыхание. На него никто и никогда так не смотрел. Словно в такт его мыслям, незнакомый офицер выдохнул едва слышно всего три слова, совсем как в дешёвой любовной мелодраме: — Я тебя нашёл. Кэйлу оставалось только недоуменно хлопать ресницами и стоять как истукан. Контроль над ситуацией стремительно ускользал из его рук. Подобное случалось с ним впервые. И сейчас капитан понятия не имел, во что вляпался и какая линия поведения от него требуется. Парень продолжал смотреть выжидающе, даже не думая убирать загребущие ручонки, а Кэйл… растерялся. Впервые за много лет он не знал, что делать и как реагировать. Нет, лицо его всё ещё сохраняло каменное непроницаемое выражение, но оно было неуместно сейчас. А его горе-преследователь вдруг как-то пьяно хихикнул. В голове что-то щёлкнуло, и Кэйл стремительно отшатнулся от чужого и явно о-о-очень голодного псионика. Псионика, твою мать! Вот уж кого он не ожидал встретить здесь. Он не видел псиоников уже довольно давно, а тут такое. Целый единичный экземпляр, неебически голодный, настолько голодный, что уже начинает бредить с голодухи, раз набрасывается на первого попавшегося танка и лапает где ни попадя. Он сказал: «яркий», «просто шёл следом». Яркий. Кто-то может подумать, что это обычное описательное прилагательное, но в рамках обучения ТиП это слово было кодированным шифром, термином, синонимом танков. Танк — огромное пышущее солнце, очаг энергии, сгусток, неутомимый генератор — для псиоников виделся именно так — ярко. Когда Кэйл в далёком прошлом ещё учился в академии, на их сленге танков называли по-разному. «Яркий» или, ласково, «солнышко» были основными их прозвищами. Не раз и не два, проходя мимо двух болтающих псишек, он слышал ироничную фразу: «А твоё солнышко красное где?» Также «солнышко» было одной из разновидностей энергетических щитов, и поэтому, чтобы не путать эти понятия, танков назвали светлячками. Обижаться на такое глупо — псионикам закон не писан. Танки и не обижались. Мозгов не хватало. Поэтому Кэйл очень давно не слышал этих терминов применительно к себе. И тут его словно ледяной водой окатили. Отшатнувшись от незнакомого офицера, глядевшего на него страшными голодными глазами, как от чумного, капитан на краткий миг потерял самообладание. Но почти сразу же взяв себя в руки, встряхнул головой и окинул одичавшего псишку ещё одним внимательным взглядом. Псионик, оставшийся без танка, — это очень страшно. От нехватки родной энергии они становятся совершенно невменяемыми. А парень продолжал на него пялиться и глупо улыбаться. Псионики, даже неадекватные, так себя не ведут. С этим явно что-то не так. Заподозрив неладное, Кэйл быстро просканировал себя и обнаружил, что энергии стало меньше. Ещё утром была, как обычно, ровно соточка, а сейчас девяносто пять и шесть десятых процента. Тех крох, четырёх и четырёх десятых процента, которые успел стырить у него чужой псионик, видимо, хватило тому, чтобы опьянеть в дрова. Вдруг глаза Кэйла расширились, когда до него дошло: этот самоубийца только что без зазрения совести свистнул у него энергию. Нет, ему-то не жалко — Кэйл этого даже не заметил, — но папочка-дивин, а если бы они оба сдохли из-за этой кражи?! — Ты… — Кэйл открыл рот, чтобы смачно выругаться и обматерить незнакомого псионика всеми хорошими и нехорошими словами, но смог только беззвучно глотнуть воздуха. — Идиот. Просто идиот. Ты хоть понимаешь, что… Продолжать не стал, только головой покачал. Не сдохли же, хоть и могли, да и хрен с ним. Живые вот оба стоят. И получается, что их коды совпадают. Невероятно. Просто невероятно. — Долбоящер, — прокомментировал Кэйл, буквально сплюнув вертевшееся на кончике языка ругательство, подхваченное на одной захудалой планетке. Но почти сразу став серьёзным, окинул оголодавшего псионика, смотревшего на него, как на шведский стол, внимательным взглядом и спокойно поинтересовался: — Давно на энергозаменителях сидишь? Пережрал сдуру, да? — Сам пиздюк, — радостно откликнулся тот, нисколечко не обидевшись на оскорбление, и снова пьяно хихикнул, широко, слегка безумно улыбнувшись. Парень потянулся к нему, но тут же неустойчиво покачнулся. По инерции ухватился за первое попавшееся (оказавшееся плечами Кэйла) и, испустив блаженный вздох, пробормотал: — Так тепло… Кэйл уже подумал было, что вопрос он опять проигнорирует, но псионик, уткнувшись носом ему в грудь и постояв так немного, внезапно заполошно шарахнулся от него, при этом едва снова не упав на пятую точку. — Что… Я не… Три года… Я ведь… Нет! — почти испуганно выпалил он. Как будто пришёл наконец в себя. Схватившись за голову, парень застонал, как от мучительной боли, и тяжело привалился к стенке рядом. — Это всё из-за тебя! — с трудом восстановив дыхание и глянув на танка воспалёнными, покрасневшими глазами, с ощутимой яростью хрипло выпалил он. — Это ты виноват! Ты слишком яркий! И горячий… Зачем, ну зачем ты меня мучаешь? Кэйл взглянул на псишку как на умалишённого, поражаясь его идиотскому поведению. Мало того что пожрал на халяву, так ещё и обвиняет в том, что он его якобы мучает! Но с другой стороны, если тот на сухом пайке уже три года… Немудрено. И кровь носом пошла. Кстати, с чего это вдруг? Стремительный бросок внутрь себя, обзор внутренних энергетических потоков — и вот, пожалуйста, Кэйл смог увидеть, как долбаный псионик отрывает свои векторы от его энергетического каркаса едва ли не с кровью. А он, сука, и не заметил, как тот к нему присосался. Слишком, слишком сильно привык быть один, забыл, как тонко работают псионики. И этот факт, что не заметил, как его укрыло пси-сетью, лишний раз говорил ему: невероятно, но этот псионик ему подходит. — А нехер жрать до передоза, — рявкнул Нарэш в ответ не менее злобно, но закрываться даже не подумал. — Неудивительно, что тебе стало так плохо. Вытащив из нагрудного кармана белоснежный платок, он подошёл и осторожно утёр кровь с губ и подбородка задохлика. — На вот, прижми и закупорь каналы, пока ноги не протянул, — сухо посоветовал капитан. — Двигайся. Легонько подтолкнув невменяемого псишку вперёд и придержав за плечо, чтобы не грохнулся, Кэйл повёл его к себе в номер, благо дойти оставалось всего ничего. Один поворот — и всё. Псионик не особенно сопротивлялся, слишком занятый тем, чтобы остановить кровь, и угрюмо сопел где-то под боком. А Кэйл же думал, что теперь делать. Вот ведь… свалился на его голову! Танк понял, что бросить его не сможет. Теперь он, зная, что его энергия позволит выжить этому незнакомому псионику, чувствовал за него ответственность. И всё же вот так с бухты-барахты потащить его за собой… не получится. У каждого из них есть обязанности, не говоря уже о том, что он не знает его имени. Ситуация требовала немедленного решения, но принять его Нарэш не был готов психологически. Идентификационной картой открыв дверь в номер, Кэйл пропустил гостя внутрь. — Ванная там, приведи себя в порядок, потом ляг проспись. Вечером приду, поговорим, — сказал он и вышел.