Разбитое зеркало

Темнота вокруг Нушрока в первый момент испугала его едва не до крика. Может быть, при падении он ухитрился разбить голову и ослепнуть? Первый министр понимал, что это возможно. В спину больно впивались края ступеней. Сломанная рука онемела, но это, по крайней мере, было лучше, чем еще один источник мучений. Поморгав и немного привыкнув, коршун понял, что пока он лежал в беспамятстве, наступила ночь. Окно почти не давало света, и даже звезд видно не было. Нушрок с облегчением вздохнул, закашлялся и почувствовал медный привкус крови. В боку кольнуло, резко, словно стилетом ударили. Сесть удалось, только опираясь спиной о стену, а в ответ на его манипуляции неприлично громко разоралась сова. Наипервейший министр выругался хриплым шепотом и задумался, что делать дальше. В таком состоянии спускаться вниз – безумство. Стража враждебна, его просто добьют. Вот только другого способа выбраться не представлялось. Подождать? Чего? Появления Анидаг или кого- то из королевской свиты, отправленного на поиски пропавшего министра? Внизу они услышат, что «Нушрок разбился», если только носители алебард не решат напрямую поддержать мятеж и не нападут сами. А если на его поиски уже приезжали? В любом случае спускаться придется. Дернула же его нелегкая расстаться не только со шпагой, но и с пистолем. Так был бы шанс привлечь внимание стражников и перестрелять их по одному, а теперь… а теперь шансов почти не осталось. Бежать он не сможет, ноги не держат. С голыми руками выходить на алебарды – красивая смерть, только никто ее не увидит, и ничего не расскажет… Мысли двигались по кругу, как белки в королевском зоопарке в колесе. Голова закружилась, и первый министр лег на ступени, надеясь, что станет легче. Опять завопила сова. Легче не стало. Стало хуже – дыхание занялось, пришлось снова кашлять и садиться, глотая кровь. Холод камней вползал под мокрый камзол, но, по крайней мере, успокаивал боль. Далеко внизу лестничного колодца заскрипела дверь. Нушрок мысленно проклял стражников до третьего колена, и замер. - Да посмотрю, чего сова орет, и назад. Идите, я догоню. Сова тоже получила свою порцию безмолвных проклятий. Шаги запрыгали по ступеням гулким эхом. По стенам пополз оранжевый отсвет факела. Наипервейший министр понял, что мимо него точно не пройдут. На подъем потребуется пять-семь минут. Есть, конечно, шанс, что алебардист не полезет так высоко и ограничится первыми пятью сотнями ступенек, но он не слишком велик… - Эй! Тут есть кто-нибудь? Сова захохотала. - Э-эй! Голова закружилась сильнее, дышать стало совсем тяжело, словно он снова попал под синий девчоночий взгляд. В полубеспамятстве, Нушрок сполз на ступени и бессильно раскинул руки. В конце концов, сейчас у него нет даже кинжала, чтобы защищаться. Если его решат добить, он, конечно, попытается вцепиться стражнику в горло, просто чтобы не умирать, как беззащитная овечка под рукой мясника. Но, может быть, его сочтут мертвым и просто вышвырнут … Или похоронят, заживо. Сапоги стражника грохотали все ближе. Сквозь прикрытые ресницы Нушрок увидел тень, вытянувшуюся на целый этаж, черную, дрожащую. Пламя металось на конце факела, танцевало на сквозняке. - Мать моя… - глухо прошептал стражник, здоровяк с квадратной бородой и мордой. Коршун узнал его – этого туповатого солдата с забавным именем Ацинис он сам определил на службу в Башне Смерти в награду за героическую службу в гвардии его наикоролейшества. - Мать моя, - повторил Ацинис. – Вот оно как вышло то… То-то я думаю, шпага… Первый министр приготовился драться. Не такой уж он идиот, этот Ацинис. - Ох, неладно вышло-то, ваша светлость. Как же так… А дочка-то ваша как теперь? А Его Величество? Нешто жаб сможет с королевством управиться?.. Стражник воткнул факел в кольцо на стене и присел на ступеньку рядом. Возможно, Ацинис – тот третий, кто не устраивал шумной радости по поводу гибели злого министра. Может быть, ему стоит открыться? Примерно в тот момент, когда Нушрок почти решился открыть рот и заговорить, безмозглый стражник со вздохом опустил ладонь на грудь министра, разом вытеснив из легких весь воздух. - Не бойтесь, ваша милость… хоть вы и никогда ничего в самом деле не боялись, ну уж так говорится. Никто не узнает. Никто мертвому телу оскорбления не нанесет. «Я живой, идиот!» - отчаянно хотелось крикнуть министру, но ни вдохнуть, ни как-то сопротивляться не было сил, а роняющий стекляшки в бороду Ацинис в упор не видел слабых признаков жизни своей находки. - Никто не узнает и не поглумится, уж я-то сделаю. Его сгребли на руки, осторожно, но от такой осторожности коршун снова свалился без памяти на несколько минут, а потому спуска не увидел. В себя пришел только когда стражник прикрыл за собой сапогом дверь оружейной и уложил первого министра на пороховые бочки, как раз спиной на неудобные выступающие края – в боку словно вспыхнуло пламя. Пока Нушрок был вынужден задержать дыхание и пережидать боль, Ацинис успел выместись вон. Человек-коршун тихо застонал сквозь зубы. Ситуация становилась абсурдной – из наилучших побуждений единственный верный ему человек вот-вот его же и похоронит заживо… Наипервейший министр попытался приподняться, и понял, что не сумеет сам даже сесть, по крайней мере так, чтобы ничего не своротить с грохотом. Идея стащить пистоль или хотя бы кинжал отпадала. За стеной в караулке переругивались алебардисты, дуясь в карты на щелбаны. Потянулись минуты. На более или менее теплых по сравнению с камнем бочках, Нушрок задремал. Не открывая глаз, и даже не просыпаясь до конца услышал, как вошел Ацинис, снова оказался на руках здоровяка. Его вынесли из Башни смерти в знобкий холод и отправились в неизвестном направлении. Над пиками гор зеленело предрассветное небо. Коршуна опустили на землю, и Ацинис – серая тень в серости сумерек, - начал собирать камни и складывать из них что-то вроде стенки вокруг неподвижного тела. Стенка медленно росла. Первый министр попытался шевельнуться, но едва смог наклонить голову на бок. Тело отнялось от холода, усталости и боли. Стражник навис над ним, словно башня. Словно Башня смерти над столицей. Словно смерть. - Спите спокойно, ваша милость. Спите спокойно, господин маршал. - Я ранен! Помоги! – Нушрок попытался закричать, но сам не услышал своего голоса. Грубая рука прошлась по лицу, закрыв веки, а потом вокруг снова потемнело. Над его головой опустился и замер кусок камня, завершивший гробницу.