Разбитое зеркало

На какое-то время темнота вокруг Нушрока истончилась, словно по лицу заскользил солнечный луч, но открыть глаза не было сил. Потом она навалилась снова, закружилась водоворотом, грязным, мутным, и первый министр понял – все. Это конец. Больше он не проснется. - Я люблю вас, моя принцесса, - прошептал он водовороту. И тогда… тогда случилось чудо. Сквозь тьму, сквозь ночь, словно в дурацкой песенке синеглазой девчонки, пробился голос, звонкий и чистый голос Анидаг. Этой песни он никогда от дочери не слышал, но ошибиться не мог – в конце концов, кому еще пришло бы в голову желать ему не смерти? Он потянулся к этому голосу всем существом, как из омута, и ощутил, как чьи-то пальцы бережно перебирают волосы, уловил легкое дыхание на щеке. И темнота отступила. Обернулась зеленоватым полумраком замковой спальни с ее тяжелыми бархатными портьерами. Он дома. Он в безопасности. Первый министр вздохнул, расслабился и впервые после падения с башни спокойно заснул. Пробуждение воспоследовало не слишком скоро, но весьма запоминающееся. - Явились. Слово, почти вскрик, разбило сон на тысячу осколков. - А не мог бы ты говорить тише, дорогой мой брат? Второй, чистый, высокий, как колокольчик, очень походил на голос дочери, но говорила явно не она. С огромным трудом разлепив веки, первый министр тут же пожалел о содеянном, потому что реальность не радовала. Вместо спальни замка вокруг шелестел какой-то распадок – зеленоватый полумрак ему щедро дарили молодые деревца. Он сам лежал на попонах – две лошади обгладывали ветки в поле зрения, - укрытый плащом. Над ним сидела с какой-то флягой дражайшая племянница Кинбред, а ее брат немного выше и дальше залег за большим валуном, разложив под ним на земле три пистоля. - Где Анидаг? Да, это был не самый вежливый вопрос из возможных, но именно он интересовал коршуна больше всего. - Не знаю. – Кин потупилась. – Пожалуйста, выпейте, а после продолжим беседу. - Где моя дочь? – уперся Нушрок. – Я слышал ее голос. Девушка вскинула золотистые глаза и нахохлилась, как настоящий орленок. - Клянусь всеми зеркалами королевства, не знаю! Мы давно не виделись. - Но голос… - Это был мой голос. Это я пела. Наипервейший министр всмотрелся в лицо племянницы и на душе заскребли кошки. Он не хотел обижать дочь своего брата, в довершение всего, спасшую ему жизнь. - Мне известно, что с вашей дочерью мы поем абсолютно в унисон, - отчеканила Кинбред, - а потому я позволила себе спеть, чтобы вернуть вас с края гибели. И мне это удалось. А теперь выпейте лекарство, прошу вас… и покончим с этой темой. Нушрок позволил влить в себя глоток несусветной травяной дряни. От нее почти сразу стало легче, по крайней мере хватило, чтобы дотянуться до узкой ладошки в десяти сантиметрах от его собственной и чуть пожать ее. - Простите меня, дорогая Кинбред. Я глубоко ценю ваше тепло и помощь, и никогда не забуду оказанной мне услуги. Но я люблю свою дочь и беспокоюсь о ней, тем более в виду последних событий. Я был непозволительно груб и приношу свои искренние извинения… Племяшка коротко глянула из-под ресниц, но уже не так гневно. - Я не сержусь. И, наверное, вам пока нельзя говорить так долго. Фраза вымотала его не меньше, чем подъем на вершину башни. Нушрок прикрыл глаза, и из-под ресниц наблюдал за дочерью Лёро. - Явились, и что-то разгружают, - со своего поста отчитался Локос. – Сдается мне, что в мешках – порох, и господа намерены взрывать башню. - Что?! – Наипервейший министр рывком сел, но тут же свалился обратно, на руки девочки. - Но… нас же под ней похоронит! – ахнула Кин. Это Нушрок и так понимал. Распадок находился явно ниже Башни смерти, недалеко и под уклон. Глыбы взорванного строения обязательно покатятся, выкорчуют деревца и завалят скрытых ими наблюдателей. В лучшем случае убьют лошадей, в худшем – всех вместе. - А отсюда идти только по открытому месту, у всех на виду, - безмятежно продолжил Локос. – Можно до тракта тихо, а потом галопом, но... - Но? – уточнил Нушрок, хотя сам прекрасно знал ответ. В данный момент именно он был причиной того самого «но», обузой, способной погубить своих спасителей. - Но неизвестно, насколько этот галоп испортит вам самочувствие. Коршун предполагал немного иной ответ, в конце концов в кругу семьи они были честны друг с другом. Впрочем, Лёро вряд ли бросил бы его на месте близнецов. Более того, Нушрок и сам не бросил бы брата. Локос засовывал пистоли за пояс. - У них всего два тяжеловоза и оба в упряжке. Нашим коням не ровня. Мушкетов я не видел, но могут лежать в телеге. Все пока заняты мешками и башней. Если выедем в тот момент, когда рванет, можем вообще проскочить незамеченными. - Нужно будет остановиться, как только уйдем из вида, - напомнила Кин. - Не сразу. Сразу остановиться негде, дорога по гребню холма, просматривается даже с окраин. За вторым поворотом пойдем вниз, там есть вроде грота, помнишь? - Помню. Нушрок улыбнулся. Он не знал, доживет ли до привала в гроте, но план близнецов был в высшей степени удачен. Кинбред подвела рыжую лошадь и приказала ей лечь. Животное повиновалось. Вороной ее брата тоже покорно подошел и улегся. Упряжь с лошадей не снимали, даже нагрудники и шлеи, так что теперь не нужно было тратить время. - Хорошая дрессура, - похвалил коршун. – Дорогая Кинбред… у вас ведь есть пистоль, верно? - Есть… - Отдайте его мне. Вашему брату, если будет погоня, придется стрелять, вам – править конями. А я смогу убавить нашу свиту хотя бы на одного человека. Кинбред засомневалась, это было хорошо видно по ее лицу, но все же кивнула. - Хорошо. Девушка закрепила углы широкого квадратного плаща на специальных кольцах упряжи – первый министр с усмешкой подумал, как предусмотрителен его брат, и, соответственно, воспитанные им орлята. Даже на прогулку выезжать, словно на войну… Кони поднялись разом, но коршуну все равно пришлось сдерживать стон. И это всего лишь шаг… Но когда его рука принимала от Кинбред оружие, она не дрожала. - Подходи, сестренка, - Локос нервно хихикнул. – Господа поджигают фитиль. Наш выезд. Копыта оттолкнулись от земли. Юноша запрыгнул в седло и подал вороного вперед. Ни Башню смерти, едва не убившую создателя, ни бунтовщиков Нушроку видно не было, только близнецов, прилегших к гривам, конские крупы и зелень гостеприимной низины. А потом громыхнул взрыв и земля задрожала. Испуганные кони дернулись и помчались, как ветер. Грохот падающих камней, рев обвала и эхо слились в единый хор. Туча пыли, в которой рушились этаж за этажом, заслонила половину неба. Каждый прыжок коней отзывался для первого министра нестерпимой болью, но он все равно смотрел на гибель своего творения, не опуская головы. Погони не было. Пока не было.