Разбитое зеркало

Утром Кинбред проснулась от лютого холода, такого, что зуб на зуб не попадает. В просвете входа плыл туман. На здоровенном валуне хохлился Локос. Увидев, что сестра открыла глаза, он подмигнул, поднялся, занялся разминкой. Анидаг спала, свернувшись клубочком рядом с отцом – за всю ночь, похоже, так и не пошевелилась, опасаясь причинить ему боль. - Ничего не отморозил? – шепотом спросила Кинбред у брата и села. - Чуть к камню не примерз, - так же тихо рассмеялся тот. – Ладно, до дома доберемся, а там все станет проще. - Ага… Нушрок тоже спал, но коснувшись его лба, Кин едва не отдернула руку от жара. От касания раненый проснулся, глянул устало. - Ваша дочь нашлась, - Кинбред взглядом указала на спящую сестру и увидела, как коршун улыбается. Кинбред отыскала в котомке нужные порошки и оглянулась в поисках воды, чтобы их растворить. В наличии имелась, кажется, только речная, холодная, как лед… Плохо… Локос тихо свистнул, и когда сестра обернулась к нему, перебросил ей маленькую поясную флягу, даже на ощупь теплую. - Ты ее… высиживал что ли? – со сдержанным восторгом уточнила Кин. - Почти, - улыбнулся ее замечательный брат. – Забыл снять и половину ночи думал, что же мне так неудобно в спину упирается. - Молодец. – Она ссыпала порошок мастера Нилифа во флягу и старательно взболтала. – Так, Ваша светлость, продолжаем лечение. - Так точно, ваша светлость, - улыбнулся дядюшка. Находясь в сознании, он старался помогать Кинбред, как мог, но получалось плохо. Сил Нушроку не хватало на самое элементарное, и каждый раз ей становилось страшно. Анидаг подняла растрепанную голову, дико оглянулась, не понимая, где и почему оказалась. Осознала происходящее, увидела отца. У нее жалко задрожали губы, и ледяная королева, как в шутку звали красавицу-кузину орлята, заплакала. Локос сразу занялся лошадьми. Кин знала, что брат не переносит девичьи слезы и не умеет утешать, поэтому при нем сама старалась не реветь. А вот Анидаг раньше пыталась этой слабостью пользоваться, хотя зачастую добивалась именно того, что и сейчас – вместо обещаний короны, звезд с неба и прочих цветов с самой высокой горы, получала очень занятого чем-нибудь полезным кузена, - вспомнилось Кин. - Не плачьте, моя принцесса, - первый министр улыбнулся дочери, попытался сесть. На миг орлице захотелось придушить обоих, и она удержала дядю за здоровое плечо, аккуратно, но твердо. Впрочем, Ани все поняла правильно, ящеркой перебралась по камням, обеими ладошками сжала руку отца, приникла к ней мокрой щекой. - Отец… Дорогой мой, вы живы… Я больше никогда… никогда вас не покину. Никогда… Кин отвернулась и чуть отодвинулась, чтобы не мешать. Лёро всегда уделял близнецам достаточно внимания, но очень редко проявлял отцовскую нежность – разве что в самом раннем их детстве. Плачущую Кин, до смерти боявшуюся платяного шкафа, он обычно не жалел и не утешал, а сажал на сгиб левой руки и со шпагой в правой просил ее открыть дверцу. Затем они вместе обыскивали шкаф в поисках чудовища, и слезы на щеках девочки высыхали сами собой. Смертельно обиженного на весь белый свет Локоса он сажал играть в шахматы, не торопясь, слово за словом сводя на нет детское горе. Гладить по голове, целовать или трепать по щечке своих детей герцог не привык, и иногда Кин был даже завидно наблюдать, как кузина ластится к первому министру. Локос сидел на корточках и осматривал Ворону переднюю ногу. - Кин, а зелья для обработки ран у нас еще достаточно или на исходе? - Достаточно. - А будь добра, поделись снадобьем, и полотном заодно… - Бабку сбил? Сильно? - Сильно. За ночь обо что-то ухитрился, как бы вообще не захромал… - Хромого его в пару ставить нельзя, - передавая пропитанную целебным составом тряпку, напомнила Кинбред. - Знаю, что нельзя. Придется мышастого в пару ставить, а на Вороне я так поеду. - Мышастого я не знаю, - поморщилась Кин. – Простите, что прерываю, но Анидаг, это твой конь? - Нет. Он из конюшен Абажа. - Не было печали, - фыркнул Локос. – Ладно, перевяжу Ворона и пойду, гляну на приобретение… Но он довольно пугливый. - Это плохо. - Как есть, по крайней мере здоров. Если Ворон свалится, то лучше подо мной. Впрочем, спустя примерно полтора часа Кин услышала, что серую собственность министра Абажа в пару с Ретевом ставить можно. В эти полтора часа он исчезал из пещеры вместе с приобретением, вернулся с несколькими крепкими жердями – стволиками молодых деревьев, и с их помощью усовершенствовал средство перевозки раненого. За это же время она с помощью Анидаг закончила утренние лечебные процедуры над наипервейшим министром. Ани больше не плакала, хотя, увидев в момент перевязки рану коршуна, побелела, как полотенце. В обморок не упала, глупостей не делала, спорить и советовать не пыталась, видимо, признав за двоюродной сестрой некий целительский опыт. Отчасти такое доверие радовало Кин (если бы Ани пыталась вставить свои пять грошей куда надо и не надо, было бы хуже). Но и чувствовать на себе умоляющий взгляд огромных черных глаз, безмолвное «Спаси его, ну пожалуйста, ну ты же можешь…», было не слишком приятно. - Дорога до поворота свободна, дальше я не ходил, - отчитался Локос. – Над городом дым. - Гори он дымным пламенем, - тепло пожелала Анидаг, - вместе с проклятыми зеркальщиками! - Ну что ж вы так, дорогая моя, - криво усмехнулся Нушрок. – Наша столица еще недавно была самым очаровательным городом королевства, и не ее вина, что жители этого не ценили. - Еще оценят, - пообещал Локос. – Кин? Можем трогаться? - Можем, - кивнула Кинбред. На душе почему-то скребли кошки. Ей не нравилась замена коня, очень не нравилась. Во-первых, потому что с Анидаг рядом она не каталась несколько лет, мало ли – не вовремя пришпорит или осадит коня, а лететь кувырком всем троим. Во-вторых, Локос оказывался один, на подранке, неизвестно сколько еще способном бежать. Ее бы воля – Кин посадила бы брата на мышастого, а Ани – на Ворона, но вороной по характеру точно соответствовал своему имени, и никого кроме хозяина не слушался. Первым из грота выехал Локос, уже в седле и с оружием наготове. Свистнул горной куропаткой, как условились, и девушки вывели груженых лошадей. Пока поднимались на дорогу, кони шли в поводу, и только наверху приняли всадниц в седла. Юноша выдвинулся вперед – даже со сбитой ногой Ворон шел лучше, чем парадный жеребец Абажа… Кин мысленно ругала двуногую жабу последними словами, наблюдая, как Анидаг борется с лошадью, и сама постоянно вынужденная то торопить Ретева, то одергивать. Слава небесам, на галопе мышастый пошел более-менее ровно. Второй поворот, третий, четвертый, пятый… Солнце поднималось по небосводу, скальные громады плыли мимо, эхо удваивало звон подков. Первый министр Нушрок, до белых костяшек сжимает в руке ее пистоль, ему скверно, но чтобы не пугать дочь, сдерживает стон. С близнецами он все-таки обращался чуть более свободно. Анидаг, закусив губу, школит зловредную лошадь. Кинбред взглянула на мчащегося впереди брата – Ворон пока не хромает. За гребнем впереди гулко ударила пушка. Анидаг вцепилась в повод. Ретев тряхнул башкой, но скорости не изменил. Пушка рявкнула еще раз, и еще одна, и еще. Кинбред поняла, что говорит вся батарея, расставленная на передней стене Орлиного замка. Чуть позже, тише и более раскатисто забормотала артиллерия башен. Локос, едва достигнув гребня, привстал в стременах, повернул коня и помчался обратно к ним. - Войско на перевале. – Выдохнул он. Конь храпел и грыз мундштук. – Пока видно только кавалерию, думаю, поднялись на рысях по-быстрому. Под огонь идти боятся, выжидают. - Лёро принял бой, - глухо сказал Нушрок. – Проклятье… Ведь он окажется в осаде. - Мы успеем добраться до замка? –спросила Анидаг. - Должны бы, - пожал плечами Локос. – Но заметят нас издалека, и в меткости поупражняются с гарантией. - А могут и выслать делегацию для встречи, - усмехнулся коршун. Бледный, с проступившей на губах кровью и кривой ухмылкой, он страшен. – Но отступать нам все равно некуда, так что – вперед и только вперед. - С делегацией я пообщаюсь лично, - с той наигранной легкостью усмехнулся сокол. – Давно мечтал оказать подобную честь гостям. - Будь осторожен, - тихо попросила Кин, чувствуя, как сердце сжимает ледяная рука. Да, они вместе мечтали сражаться на поле боя, но ведь сейчас все выходило совсем не так!.. Одно дело – армейский строй, и совсем другое – вчетвером, на усталых конях, с раненым, под носом у вражеской кавалерии… - Буду, сестренка. Это совпадает с моими планами, - процитировал отца Локос. – Итак, господа, тронулись… Удачи всем нам. - Удачи, - пожелал наипервейший министр. – Я горжусь вами, юные души. Кони двинулись коротким галопом. Локос снова выехал вперед, но уже недалеко, экономя силы Ворона. На гребне холма Кинбред окинула долину взглядом. Серые ряды всадников остановились в устье скального коридора, за иссеченной ветрами громадной скалой, защищающей от огня. На просторе долины искрящимися грудами лежали осколки – артиллерия сняла первый урожай. Их увидели – спели трубы. Из массы всадников выметнулось с десяток на легких, быстрых конях, помчались врассыпную в их сторону. Две или три пушки выстрелили, но мишень оказалась слишком мала и подвижна, Год наверняка запретил бессмысленную пальбу. Орлица сжимала бока рыжего скакуна коленями, распустив повод. Услышала, как над головой свистнула первая в ее жизни пуля, прилегла к гриве, оглянулась. Облачники приближались, Локос держался чуть позади, он вроде бы цел. Перепуганный мышастый конь буквально стелется над дорогой, перекашивая плащ. Кин взвизгнула, Ретев в два прыжка выровнялся с собратом, пошел вровень, скаля зубы. Еще одна пуля прожужжала мимо, как шмель – стреляли всадники. Кинбред снова оглянулась – Локос вместо того, чтобы мчаться за ними, развернул скакуна и летел на ближнего врага. Тот выхватил палаш, и почти в упор получил пулю, рухнул под копыта. Локос одним движением перемахнул на трофейного скакуна, выстрелил в следующего противника, и, кажется, промахнулся. С медлительным достоинством поползли вверх замковые ворота, лег на камень язык подъемного моста. Их кони влетели в тень коридора смерти, а навстречу им выметнулся конный отряд – проскакал совсем близко, салютуя, Дрок, начальник конной полусотни гарнизона. Рыжий и серый едва вписались в поворот. Кин увидела белое лицо Анидаг и поняла, что мышастый понес. Он остановится, только когда расшибется о стену… Что с ним делать? Пристрелить? Не из чего, и даже если забрать пистоль у Нушрока, не успеть. Что бы сделал отец? Пара влетела во двор – от них шарахнулись псы и несколько слуг, - а потом на дороге оказался с детства знакомый силуэт в широком плаще. Именно этот плащ, расшитый перьями, окутал голову обезумевшего животного, погружая его во тьму, а герцог Орлиного клина широко шагнул под конские морды, хватая поводья. - Папа! Кони встали в каком-нибудь метре от внутренней стены. Лёро похлопал абажевского труса по взмыленной шее, успокаивая, и вскинул голову – из-под поля шляпы блеснули карие, почти красные яркие глаза. - Добро пожаловать домой, пусть и в осаду, брат. Приветствую, дорогая племянница. Кин перекинула ногу через седло, и почувствовала, как ее пальцы на луке сжала сильная рука. - Прекрасная операция, Кинбред. Браво, орлята. Кин проскользнула под мордой храпящего рыжего, прижалась к отцовскому суконному колету. Слуги сняли плащ с раненым, над Нушроком склонился мастер Нилиф, ему что-то говорила Анидаг. Тяжелая рука Лёро обнимала Кинбред за плечи. Отряд Дрока влетел в ворота – у седла командира тяжело и неровно скакал Ворон. Ворон с пустым седлом. Кин задрожала, закусила губу. Дрок махнул с незнакомой сивой лошади, широко шагнул к герцогу. - Ваша милость! - Ну? - Граф Локос поскакал в столицу за помощью. Взял моего коня, и двух заводных, – рявкнул едва ли на весь двор старый кавалерист. - Самоуверенный мальчишка! - ахнул наипервейший министр. - Ты плохо его знаешь, брат, - усмехнулся Лёро и заглянул в глаза дочери. – Верно, Кин?