Разбитое зеркало

В этот день Оля должна была вернуться из школы на целых два часа позже обычного, так что отражать было совершенно некого. Яло полистала книжки, посидела и даже подремала в кресле, и задумалась – чем бы еще заняться? Ведь за три дня приключений в Королевстве кривых зеркал она так привыкла, что рядом есть подруга, что можно совершать подвиги, что где-то там есть храбрый Гурд, которого надо спасти. А что, если… - А что если мне сходить и навестить Гурда? – спросила она у Зеркала, но то почему-то промолчало. - Можно будет посмотреть, как все устроилось в королевстве, - продолжала вслух Яло, все больше радуясь своей выдумке. – Там ведь на самом деле очень красиво, а еще, наверное, меня вспомнят и обрадуются. И тетушка Аксал угостит мороженым… Перспектива показалась такой соблазнительной, что Яло даже облизнулась, приставляя книгу «Икзакс» к стене и открывая нужную страницу. Книга послушно превратилась в огромный том, вот только ветер, подувший со страницы, почему-то пах гарью. Яло пожала плечами, подумала, сбегала в отраженную спальню и натянула вместо платья спрятанный в ящике комода пажеский костюм. Этот нарядный костюм ей с самого начала очень нравился, а одевать его было совершенно некуда. Весело напевая про флажок, она перепрыгнула рамку с завитушками, и застучала каблучками по ступенькам стеклянной лестницы. Если бы в этот момент Яло смотрела не под ноги, чтобы не оступиться (ведь она все-таки немного боялась высоты), а по сторонам, она еще вполне успела бы вернуться назад. Но увы – Яло посмотрела вокруг только когда ступила на мостовую. И город оказался совершенно не таким приветливым, как раньше. Было очень раннее утро, такое раннее, что даже птицы еще не распелись, а небо вместо голубого было бархатно-синим. На площади не было никого, ни единого человека. На мостовой поблескивали осколки и нелепо громоздились рамы разбитых зеркал. Фонтан почему-то не работал. - Наверное, дворники еще не проснулись, - решила Яло. – Только куда же теперь идти? Дворец далеко, да и зачем мне во дворец? А где живет Гурд, я ведь не знаю… Она решила добраться до зеркальной мастерской, и спросить у кого-нибудь там, где искать Гурда, и свернула в знакомый переулок, но черные стекла встретили ее тишиной и пустотой – там никого не было. - Ну да, они ведь освободились… - Яло вздохнула. – Надо найти хоть кого-нибудь, и спросить, куда мне идти. Улицы, светлые и праздничные всего какую-нибудь ночь назад, выглядели совсем неприветливо. Стеклянные стены домов кое-где треснули, окна оказались выбиты, словно тут пробежала по меньшей мере сотня хулиганов с рогатками. Где-то далеко, может быть, на самой окраине что-то иногда бумкало, как гром. Солнце потихоньку всходило, и картина разгрома становилась все более видимой и немного пугающей. - Что же тут случилось? – рассуждала вслух Яло, осторожно ступая по хрустящим под башмачком осколкам. – Ну хорошо, побили зеркала, но ведь надо же прибрать за собой! Ну хорошо, прибирать ночью неудобно, можно порезаться и руки занозить. Но ведь уже утро, пора бы и вставать. А то совсем безобразие! Между домами, испуганно озираясь, промелькнула женщина в зеленом платье и переднике. В переднике она что-то несла, и очень торопилась. - Постойте! – крикнула Яло. – Скажите пожалуйста!.. Но женщина только ускорила шаг и скрылась за дверью ближайшего дома. - Наверное, она меня не услышала, - решила Яло и продолжила путь. – Ну в самом деле, идти что ли во дворец? Может, тетушка Аксал еще там? Но это так далеко… Она вышла на маленькую площадь. На ней двое молодых и довольно грязных людей, запрягали в повозку большого коня, а тот кусался, прижимал уши и всячески сопротивлялся. - Простите пожалуйста, - обратилась Яло к одному из них, - Вы не подскажете… Парень повернулся и так зыркнул на девочку, что душа Яло ушла в пятки. - Пошел прочь! – рявкнул он. – И радуйся, что у меня времени нет, гаденыш! Яло отшатнулась, едва не упала, уцепилась за пустую зеркальную раму. Человек отвернулся, ударил коня по морде, так же страшно закричал на него, и девочка предпочла скрыться в переулке. - Здесь точно случилось что-то ужасное, - грустно сказала она пушистому коту, подошедшему потереться об ее ноги. – И я совсем не понимаю, что. Кот мурлыкал, изгибал спину коромыслом и несколько раз жалобно мяукнул, трогая ее чулки мягкой лапой. - Ты хочешь кушать, - догадалась Яло. – А у меня с собой нет ни крошки. Ладно, давай зайдем куда-нибудь и попросим тебе молочка, хорошо? Подхватив кота на руки, девочка вышла на улицу. По обе стороны ее были витрины лавок, и Яло повеселела. - Ну вот! Тут обязательно должен кто-то быть! Кот согласился. Где-то прозвенели копыта. Дверь молочной лавки оказалась открыта настежь, и Яло, дернув колокольчик, вошла внутрь. В нос сразу же ударил запах кефира и творога, но кот почему-то совсем не обратил на него внимания. Более того, он распушился и зашипел. И тогда Яло услышала очень страшный звук – злое собачье рычание, доносившееся с лестницы на второй этаж. Девочка отпустила животное, и кот стремительно исчез за дверью. Она и сама была бы рада исчезнуть следом, но в эту минуту оттуда, с лестницы, донесся тоненький, умоляющий детский голос: - Не надо… Я больше не буду… Неужели Оле было так же страшно, дрожа, подумала Яло, и огляделась. У двери лежала палка, которой, наверное, ее подпирали, чтобы не захлопывалась. Девочка взяла палку и решительно ступила на лестницу. Она поднялась на одну ступеньку, на две – ноги противно дрожали, а рука вспотела. На десятой ступеньке ей стало видно коридор, но в нем не было собаки – над мальчиком лет шести в грязной рубашке с кружевами и бархатных штанишках нависал высокий жилистый дядька в переднике молочника. Его глаза налились кровью, а в руке он сжимал за ручку тяжелый бидон. - Я больше не буду… - прошептал малыш, размазывая по мордашке слезы. - Не будешь, змееныш. Больше никогда не будешь, это точно, - прорычал молочник, если это, конечно был он. – Я тебя отучу воровать, на всю жизнь отучу! Нынче, небось, не старое время… И он замахнулся бидоном. То, что Яло сделала потом, она даже сама не успела понять, но когда жилистая рука пошла вверх, девочка взмахнула палкой и со всей силы ударила, и закричала, как Оля в зеркальной мастерской: - Не трогайте его! Не смейте! Он же маленький! Что он вам сделал?! Пальцы дядьки разжались. Бидон отлетел в сторону, стукнулся об стеклянную стену, и, кажется, оставил на ней сетку трещин. Дядька развернулся, и, уперев руки в бока, уставился на Яло. - Ну вот, еще одна ехидна выползла… Нынче не старое время, а воровать я никому не позволю. - Он маленький! – сердито повторила Яло. – Он даже слова такого не знает! Он, наверное, потерялся и захотел кушать. - Все хотят кушать, - процедил молочник и шагнул вперед. – И раньше хотели, так ведь это думать надо было, а не бедняков обирать, кровопийцы… Девочка попятилась, запнулась на ступеньке, едва не шлепнулась, а здоровяк одним движением вырвал палку у нее из руки. - Ну ничего, вам теперь все припомнится, мироеды проклятые. Нушрок уже сдох, и остальным не отсидеться, попугайский ты выкормыш… Яло отступала, но броситься бежать не могла – а если этот сумасшедший опять вернется к малышу? Здоровяк медленно приближался, сгибая пружинящую палку между сжатых кулаков. - Я ищу Гурда, - отчаянно прошептала она, глядя в налитые кровью глаза. – Мы спасли его из Башни смерти. Или тетушку Аксал, или Бара… - Ага, - кивнул молочник, - а нашел ты, поганец, меня, и никуда-то теперь не уйдешь. Он взмахнул палкой, задев Яло по плечу. Рука мгновенно онемела, и тогда Яло поняла, что сейчас ее убьют. И завизжала. Что-то хлопнуло сзади, словно хлопушка, и лицо молочника вдруг рассыпалось стекляшками. «Как разбитая ваза,» - подумалось Яло, а предательские коленки подломились, и она села на пол. Разбитый молочник свалился там, где стоял, но смотреть на него отражению Оли больше ни за что не хотелось. Она посмотрела на дверь и задрожала от страха, потому что в дверях стоял министр Нушрок, который должен был, судя по рассказу Оли, тоже давно разбиться. «Это сон,» - сказала себе Яло. – «Это просто страшный сон, я задремала в кресле и сейчас проснусь, и буду отражать Олю, и все будет хорошо…» - Вставай паж, - сказал Нушрок каким-то совершенно незнакомым звонким голосом. – Впервые видишь, как убили человека? Ну же, поднимайся!