Ultraviolence

Фрея почти не могла ничего видеть, затрачивая практически все свои силы на то, чтобы остаться в сознании еще хотя бы жалкие пару минут. Глаза то и дело застилало густой темной пеленой, руки давно онемели от холода и недостатка крови, неприятно ныла нога, которую она случайно подвернула, когда Люсьен за ненадобностью небрежно бросил ее на промозглую листву. Совсем рядом раздавались звуки боя. Удары, рычание, болезненные вздохи и саркастичные комментарии главного виновника кровавого торжества. Было несложно понять, на чьей стороне нынче был перевес. Крайне быстро из схватки выбыл самоотверженный паренек с пистолетом — Фрея услышала, как его лишенное сознания тело глухо упало где-то неподалеку. Судьба его, впрочем, не особо волновала ни ее, ни Люсьена, который даже не удостоил его своим вниманием, крайне быстро выбив юношу из строя, словно надоедливую мушку. Надежда оставалась лишь на двух братьев, но и в их успех верилось с огромным трудом — недаром Касл все чаще извергал в воздух глумливые смешки и замечания. Фрея лишь тщетно пыталась высвободить запястья из пут, чересчур прочно и въедливо сидевших на ее руках. Даже несмотря на то, что Люсьен, сжалившись, видимо, над мучавшейся от страшной боли ведьмой, постарался немного их ослабить, окончательно избавиться от толстой веревки просто не представлялось ей возможным. А значит, пользы от нее было не больше, чем от валявшегося рядом парня. Оставалось только беспомощно смотреть куда-то вперед, надеясь на исход хоть немного лучше, чем в ее самых светлых прогнозах. Здесь открывался прекрасный вид на холодное, бесчувственно-голубое небо, по которому бесконечными вереницами пушистого белого пуха скользили незатейливых форм облака. Пошатывались на ветру оголенные черные ветви скрипучих раскидистых елей, где-то вдалеке обрывисто выкрикивала свои бесталанные песни какая-то неизвестная Фрее птица. А воздух был так свеж и чист, что хотелось вдохнуть его еще глубже, сильнее, настойчивее, чего, увы, сделать совершенно не получалось, и вместо долгожданного глотка свободы с губ ее срывался лишь простуженный болезненный хрип, возвращающий ведьму из секундного транса в безысходную реальность. А ей так хотелось верить, что ее больше не окружает ничего, кроме скудной промозглой природы и мерзкого птичьего гогота. Гогот, к слову, оказался совсем не птичий. Воздушный замок Фреи был окончательно разрушен беспомощным криком Финна, а секунду спустя он и Элайджа тяжело упали где-то поблизости. Казалось, дело было совсем плохо, и, возможно, именно ее вмешательство могло нынче решить исход этого боя. Девушка, собрав последние силы попыталась уронить — по-другому и не скажешь — свое окоченелое тело вперед. И план ее вполне мог удасться, если бы не Люсьен, завидевший ее последний порыв заранее и мгновенное метнувшийся ей за спину. Ведьма успела лишь сдавленно пискнуть перед тем, как на ее горле уже второй раз за этот день сжались сильные мужские пальцы. Больно, беспощадно. Сейчас вампир был уже достаточно разгорячен, чтобы переломить ее тонкую шейку, избавившись тем самым от последней защитницы Майклсонов. Но он медлил. Медлил специально или же просто продумывал дальнейшие действие? Фрее было уже неважно. Дышать становилось все тяжелее, когда он сильнее сдавливал нужные точки, а ей приходилось изо всех сил выпрямляться, вытягиваться, словно гитарной струнке, лишь бы схватить ртом еще хотя бы один глоток столь необходимого кислорода. Дернуться было страшно. Дрожали маленькие вздувшиеся венки на шее, собственный замедляющийся пульс озверело стучал в ушах. Безумно хотелось выдать какое-нибудь сильное и очень болезненное заклинание, но пока же боль, предназначавшаяся Люсьену, медленно расползалась по ее — не его — телу. На волосок от гибели. На жалкий миллиметр от такой безмерно близкой кончины. Люсьену стоило лишь сильнее напрячь мышцы, чтобы этот самых вдох вдруг стал для нее последним. Вопреки ожиданиям, не проносились перед глазами ни жизнь, ни счастливые моменты, ни даже самые обыкновенные воспоминания. Только слезы накатывали все с новой силой, перемешиваясь с алой пеленой, застилающей собою солнечный свет. Фрея не ожидала, что это будет так долго. С каждой секундой становилось все хуже, холодными приливами к сердцу, вместе с кровью, циркулировало равнодушие к своей собственной судьбе. Изо рта вырвался почти предсмертный кашель, и девушка, превозмогая страх, отчаяние и веревки на запястьях, инстинктивно потянулась к мощной руке, перекрывающей ей доступ к воздуху. Удивительно, но хватка ослабла, стоило ей только начать мягко оттягивать его ладонь, едва касаясь ее непослушными холодными пальцами. — Давай же, Элайджа! — нетерпеливо начал подгонять Люсьен медлящего первородного, — смотри, она уже еле дышит. Готов рискнуть собой ради сестренки? А? — он угрожающе оскалился, выдохнув в волосы девушке злорадный смешок, — ей страшно, Элайджа. Чувствуешь? Фрея, ощутив, как слишком увлекшийся своим спектаклем вампир стал постепенно забывать о ней, еще больше послабляя свои удушающие обьятия, поспешила воспользоваться этим и наконец опустила голову, открывая себе полный обзор на всю картину происходящего. В паре метров от нее в ужасных муках корчился Финн. Он зажимал пальцами кровоточащую шею, вгрызался ногтями в промозглую каменную землю, до скрипа сжимал зубы, видимо стараясь не усугублять положение единственного боеспособного брата своими воплями и стонами. Смотреть на него Фрее было невыносимо больно. Казалось, сердце ее сжималось за них двоих, словно на ковре сухих иголок они и погибали сейчас вдвоем, вместе. И ведьма с удовольствием разделила бы его участь, если бы на ее плечах не лежала ответственность за другого младшего брата. Элайджа стоял чуть ближе. Застыв в боевой стойке, он раз за разом оценивающе оглядывал поле боя, надеясь найти хоть одну малейшую пробоину в положении Люсьена. Но ее не было. Как не было у Элайджи и шанса на победу. Люсьен просто дразнил его, приманивал, словно тигра на свежий кусок мяса, который, казалось, парил лишь в одном прыжке от мощного хищника. Будь он чуть импульсивнее и злее, ловушка сработала бы сразу, стоило ему только на долю секунды недооценить врага и броситься сломя голову в столь очевидный капкан. Но Элайджа был не так глуп, а может, просто боялся понести лишние потери. Он продолжал выжидать. Люсьена же ожидание заставляло скучать, приводило в ярость и вынуждало еще сильнее жаждать скорейшей расправы. Нетерпеливый ребенок с незаслуженной смертоносной силой — так бы сказала Фрея, не играй она роль недобровольно избранной приманки. — Эла-а-айджа. Смотри, что я с ней делаю, — Люсьен убрал запутавшиеся волосы от ее дрожащей шеи и нацелил на тонкую кожу белоснежные клыки. Девушку снова обдало горячим дыханием, словно стакан кипятка внезапно залили ей за шиворот и заставили молча терпеть, пока мгновенно остывающие капли добирались до встревоженной мурашками кожи. Лишь когда острейшие бритвы его зубов угрожающе коснулись ее шеи, Фрея пугливо вздрогнула, не сдержав едва уловимого всхлипа. — Бедная девочка сейчас расплачется, — с театральной жалостью в голосе прокомментировал Люсьен, беззвучно усмехнувшись куда-то в воздух. — Оставь ее, Люсьен, тебе нужен я, — скося взгляд Фрея увидела, как у глаз брата медленно прорезалась паутинка черных жилок, а верхняя губа на пару мгновений обнажила вампирский оскал. Внутри нее в один момент поднялся настоящий вулкан. Элайджа столь глупо лез на рожон, бездарно подставляя свою жизнь тому, кто только и ждал подходящего случая, чтобы ее отнять! Она хотела выкрикнуть ему это, но Люсьен, снова почуяв неладное, поспешил сильнее сжать ее горло. Фрея снова могла лишь хрипеть что-то невнятное, в то время как совсем рядом с ней раздавался отчаянный рык ее идущего на верную смерть брата и глумливые смешки его потенциального убийцы. — Нет! Фрея, внезапно для самой себя, со всей силы ударила локтем в живот потерявшего бдительность вампира, и, с трудом выставив перед собой окоченевшие руки, произнесла свое, должно быть, последнее заклинание. Быстро пришедший в себя Люсьен мгновенно рванул вперед, намереваясь закончить наконец начатое, но, словно клоун-мим, смешно ударился о невидимую стену и чуть не упал оземь. — Какого черта, Фрея?! — Он быстро обернулся на ту, что заточила их в одной безгранной клетке, яростно сверкнул на нее своими темными глазами, для большей точности несколько раз ударил кулаком по прозрачному барьеру, прежде чем снова ринуться к ней. — Фрея, зачем?! — По другую сторону Элайджа со всей силы зарядил по стене ладонью, самостоятельно убеждаясь в сумасшедшем поступке его сестры, — Убери это, сейчас же, Фрея! Не обрекай себя! — Правильно, дорогуша, лучше не лезь в мужские разборки. Послушай братика и пусти его поиграть! — Сквозь зубы процедил Люсьен, с трудом сдерживая свои эмоции в узде. — Ты хотел череду смертей? — Голос ее дрожал, но в то же время был парадоксально тверд, — придется начать с моей. Фрея понимала — теперь она точно подписала себе приговор. Увядающих сил ее едва хватало на один несчастный барьер, дарующий жизнь Элайдже, а ведь ей еще надо было как минимум оставаться в сознании, что с каждой секундой казалось все менее возможным. Но и виду подавать было нельзя. В противном случае, Люсьен крайне быстро осознал бы свое внеочередное превосходство и непременно нашел бы в себе силы просто дождаться окончательной потери контроля измученной ведьмой. Если, конечно, он не решился бы этому поспособствовать, что представлялось Фрее страшнее даже самой смерти. Только не подавать виду. Люсьен опять хохотнул, словно ставя под сомнение серьезность намерений старшей Майклсон. Лицо же его, тем не менее, выдавало некую растерянность и даже долю волнения, будто бы он все-таки начинал ощущать, как контроль над созданной им лично сценкой постепенно ускользал из его рук, обращался в воду и неумолимо стекал сквозь пальцы, и это казалось ему по-настоящему унизительным и недостойным его нового статуса. — Милая моя. Неужели ты готова погибнуть раньше времени за несколько секунд бессмысленной форы для тех, кто в любом случае обречен? — О, поверь, ты слишком плохо знаешь мою силу, — Фрея улыбнулась, вымученно, болезненно, но все же вполне правдоподобно, — Барьер не исчезнет с моей смертью. Это фора на сутки, а не на пару секунд, — нагло соврала она, стараясь придать голосу столь неуместную уверенность. — Даже так? — Люсьен, специально изобразивший на лице понимающую гримасу, не сумел скрыть разочарования. — Что ж, за твое упорство и мою личную симпатию я предлагаю тебе супер-игру. Условия просты: ты убираешь эту ненужную стенку и остаешься сегодня в живых. Как тебе идейка? Фрея недолго надеялась на то, что в разговор вмешается Элайджа и поможет ей выиграть хоть немного времени, но младший брат стоял ровно, словно каменный истукан, и, казалось, усиленно пытался разгадать тайный план своей сестры. Жаль, что никакого плана у нее не было. — Ты убираешься отсюда прочь и остаешься в живых. Сегодня. Как тебе идейка? — Передразнила она интонацию Люсьена, мысленно уже браня себя за такую опрометчивость и абсолютное отсутствие инстинкта самосохранения. Вампир лишь устало потер переносицу, начав медленно надвигаться на нее. — Фрея, прошу, выключи свои эти штучки, или я заставлю тебя на глазах у твоих братьев. Как там Финн, кстати? Еще жив, бедняга? — Он окинул быстрым взглядом постепенно затихающую жертву его первого укуса, и, вполне удовлетворя свое любопытство приятными слуху предсмертными стонами, вернул наконец внимание застывшей на земле девушке. — Еще шевелится. — Зато тебе не жить, жалкое подобие Никлауса. — Наконец подал голос Элайджа. — Черт, я уже устал от этого балагана, пришло время покончить с этим. Фрея? — Люсьен за один шаг оказался рядом, угрожающе нависнув над ведьмой, уже полностью осознавшей всю никчемность ее затеи. — Убери это, сейчас же. — Не дождешься. Наконец стало по-настоящему страшно. Страшно до чертиков, до коликов, до пульсирующей ссадины на коленке. Он был слишком близко и слишком зол, воздух рядом с ним, казалось, становился липким и вязким от количества отрицательной энергии, темные, бесчувственные глаза сверкали садистически-стальным блеском, полностью выдавая дальнейшие намерения, а на губах застыла такая мерзкая, издевательская ухмылка. Фрее очень захотелось отползти еще хоть немного назад, чтобы увеличить это несчастные сантиметры между ними, но показать свой страх значило заранее проиграть и без того невыигрышную битву. А это было непозволительной роскошью. — Боишься? И правильно. Он одним движением поднял девушку на ноги, продолжая удерживать ее слабое, продрогшее и лишенное сил тело специально напротив ошеломленного Элайджи. — Последний шанс, милая. — Хватит! Остановись, Люсьен, не вымещай свою злость на ней! — Элайджа с вновь появившейся энергией забарабанил по барьеру. — Фрея, сними это! Сними заклинание! — Уходите. — Тихо пролепетала девушка в ответ, не веря своим же словам. Нет. Не уходите. Нет. Нет! Не уходите, прошу, не бросайте меня с ним! Умоляю, я не хочу здесь умирать! Фрея прикусила губу, чтобы не выдать вслух мыслей, и без того полностью описанных на ее лице. — Как знаешь. Люсьен с пугающим равнодушием оголил ее шею и мгновенно впился в нее клыками, под аккомпанемент из беспомощных криков Элайджи и тяжелых хрипов Финна. Сначала было не больно. Фрея даже не сразу осознала, что произошло, только через пару секунд принявшись извергать в воздух преисполненный болью вопль. Люсьен не ставил задачу напиться ее похолодевшей кровью, нет, он лишь хотел добить злосчастных Майклсонов, раз не физически, то эмоционально. Он даже не стал впускать яд в ее вены, это было слишком благородно. Ведьме предстояло нечто намного страшнее. — Умоляю, остановись! — Взмолился внезапно Элайджа, поняв, что первообращенный настроен абсолютно серьезно, а его крики не приносят Каслу ничего, кроме удовольствия. — Это наша с тобой война, Фрея не виновата! Люсьен наконец оторвался от лакомства, продолжив придерживать девушку за кровоточащую шею. — Я с тобой полностью согласен, мой древний друг, вот только твоя сестрица опять портит все планы. Подставляет себя, чтобы вы сбежали, такая глупенькая. — Люсьен любовно провел пальцами по посеревшему лицу Фреи, внимательно наблюдая за незамедлительной реакцией ее братьев. — Отпусти ее, дай мне с ней поговорить. Прошу. И мы разберемся с тобою один на один. Вампир уже был готов честно бросить едва живое тело девушки к невидимому барьеру. Фрея была не готова к броскам. — Элайджа, уходите. Бери Финна и бегите домой, это не просьба. — Прохрипела она, изо всех сил стараясь не обращать внимания на острую боль и горячую кровь, сочившуюся из ее тонкой шеи. — Что ты несешь?! Мы тебя не оставим! — Дорогуша, и правда, не неси чепухи. — Поспешил вмешаться Касл в семейные разборки. — Вернись домой. Ищите лекарство. — Говорить становилось все сложнее. — Я ни за что не сниму заклинание, спасайте себя. Идите! — Прикрикнула она, и в голосе ее отчетливо послышались нотки настоящей и вполне осознанной обреченности. Она готова была разодрать всю глотку криками, лишь бы прогнать наконец неугомонного брата с поля боя. С каждой секундой все ближе она была к тому, чтобы передумать, уничтожить этот чертов барьер и подарить Элайдже игру в выживание, которую он так жаждал, раз до сих пор не сдвинулся с места. Но Фрея, увы, прекрасно понимала: она уже проиграла. Проиграла, когда позволила Люсьену выпить эту сыворотку, проиграла, когда выставила эту стену. Проиграла, зато, возможно, спасла хотя бы одного своего брата. По крайней мере, дала ему единственный шанс, что тоже немало. Умирать ей не хотелось. Жить с осознанием того, что она не сумела спасти свою семью, хотелось еще меньше. — Знаешь что? — Снова заговорил Люсьен, уже придумавший игру поинтереснее. — Мне все равно. Идите. Если милая Фрея выбрала отдать мне свою жизнь, то я буду только рад воспользоваться этим даром. Вы ведь все равно придете за ней, не так ли? Конечно придете, читаю твои мысли, Элайджа. — Его губы расползлись в довольной улыбке. — А я… А мы будем вас ждать. Помаши ручкой, дорогая, пока еще можешь. Люсьен за долю секунды скрылся со взгляда первородного, прихватив с собой его полуживую сестру. Вряд ли Фрея понимала в тот момент, на что именно она подписала себе приговор. Добровольно отдать себя в руки настоящего маэстро садизма и различных издевательств Люсьена Касла — разве может быть что-то глупее? Едва ли.