Пусть нас рассудит море

      Тусклый свет вечера с трудом проникал в каюту за зашторенный иллюминатор. Ночь постепенно надвигалась на небо вместе с темными тучами, грозила штормом в наказание за разрушенное тихое утро в морских водах. Чудом спасенный адмирал Ламер до сих пор не открыл глаз… Бледные губы чуть заметно шевелились, грудь вздымалась от частого и неровного дыхания, ресницы дрожали, а на лбу проступали капли холодного пота. В пелене своего мучительного сна он все еще сражался в одиночку против целого мира, самой его несправедливости.       А ведь всего несколько часов назад под опущенными в штиль бело-красными знаменами Сэлтии молодой адмирал Кай Ламер, изъеденный собственной одержимостью, впивался взглядом в горизонт. Соленый воздух заполнял грудь, от волнения часто стучало сердце. Он так долго ждал возможности столкнуться в честном сражении с человеком, что позволил ему ощутить вкус настоящей битвы… Так долго шел он к этому моменту, что в оглушающей утренней тишине происходящее было подобно сну. Годы морской службы показались мгновением, пролетевшим перед глазами и растаявшим без остатка.       Военное время диктовало свои правила формирования высшего командования. Даже внешняя угроза не страшила тех, кто вел внутренние интриги, но король Сэлтии был достаточно мудрым, чтобы отделить истину от лжи. Потерпев на море множество поражений, в которых выбиралась лишь небольшая часть людей под командованием юного командора Ламера, он пришел к выводу, что молодой человек не так прост, как кажется на первый взгляд. А когда масштабная битва по разработанному им плану оказалась выиграна — сомнений не осталось. Восхищенный талантом Кая в тактике морских сражений, король назначил его в верховное командование, водрузив на молодые и сильные плечи весь груз ответственности. Только вопреки ожиданиям дворцовых старожил, они не сгорбились даже под тяжестью адмиральских погон.       Хуже всего давалось новоиспеченному адмиралу пережить потери — неизбежность любого боя. Совсем недавно он сам стоял с ними в едином ряду и прекрасно понимал их чувства. Каждый матрос для Кая прежде всего был другом и человеком со своей судьбой, своими страхами, а потом уже — важная, неотъемлемая часть мозаики боевого плана. Даже получив высокое звание, за сражениями Кай никогда не наблюдал с безопасной точки. Всегда сам участвовал в них и после лично, закатав рукава, ремонтировал свою очаровательную трехмачтовую «Сент-Виржини». Требовательный и строгий на суше, на море он становился другим — надежным и верным товарищем для своих матросов. Однако, молодого адмирала изрядно недолюбливали в кругу командования за упрямство и решительность, за гибкость мыслей и природную удачу. Непросто было смириться с решением короля и надрываться в боях до победного конца, следуя плану того, кто совсем недавно был их подчиненным. Считая себя более опытными и надежными, многие командиры ждали возможности дослужиться до высочайшего звания, как только погибал очередной адмирал. Молодой человек, внезапно открывший свой талант и несущий победу за победой своей удивительной хваткой, оказался совсем некстати.       Никому и невдомек было как много страхов таилось в юном сердце, какая кровавая война была в душе. Война с самим собой. Не видно ее за белоснежной формой.       Часто перед очередным столкновением Кай стоял на баке*, смотрел вперед на бескрайний горизонт, будто застеленный атласным полотном. Глаза, похожие на море, вглядывались в его проклятую синеву. Кай был уверен, что однажды эта синева сомкнется над его головой и навсегда лишит его возможности увидеть свет. Другой участи быть не может. Но до этого момента он будет сражаться с гордо поднятой головой, как положено морскому бойцу, и ни за что не позволит реять над собой позорному белому флагу.       Сейчас впереди лежал только один, единственно верный курс — навстречу к своему врагу. В ком угодно Кай мог непростительно ошибаться, но был человек, в котором он был уверен сильней, чем в самом лучшем друге. Сэр Ричард Моллиган внушал ему уважение. Не было на море более смелого бойца и более мудрого стратега. Сталкиваясь с ним, Кай словно оказывался на шахматной доске, с энтузиазмом просчитывал каждый свой ход, но получалось, что побеждал всегда лишь благодаря своей природной удаче. Однажды довелось ему увидеть Ричарда пересаживающимся в шлюпку и покидающим свой корабль. Но это не было поражением. Кай знал. Он тогда видел небывалый огонь во взгляде Айрийского адмирала. А такому пламени не суждено погаснуть раньше, чем бренное тело настигнет смерть. И потому в этом столь долгожданном прямом их столкновении молодой адмирал не посмеет отступить до тех пор, пока силы не покинут тело окончательно. Только так он может проявить свою абсолютную честность.       В этот раз — лоб в лоб, не убегая. Взять лишь бесконечностью залпов и стойкостью корабля. Точно при первой их встрече, когда от скрещенных мечей летели искры и жажда жизни плескалась в глазах. Теперь их оружие — целый флот, корабли и матросы, их поле для дуэли — море. Их трофей не жизнь, а победа.       Кай был готов к любому исходу. Подойдя на расстояние, оптимальное для выстрелов, он невооруженным глазом сумел разглядеть Моллигана, стоявшего на верхней палубе своей «Эрнестины». Улыбка коснулась губ молодого адмирала.       «Приветствуете меня, значит… Великодушно позволяете начать…» — он слегка коснулся рукояти висевшего на поясе меча и резко скомандовал:       — Пли!       В ту же секунду, слившись со звоном сигнала грянул первый залп. Не дав даже выдохнуть, последовал ответ. Кай лично взялся за штурвал, управляя кораблем. «Сент-Виржини» вздрагивала от выстрелов, качалась на волнах, уворачиваясь от вражеских снарядов. Но огромные и частые водяные столбы загораживали обзор. Оба корабля шли почти вслепую, но не сходили с траверза друг у друга. Несколько залпов грянули у самого носа, «Сент-Виржини» накренилась, и огромная волна захлестнула рубку, выбивая стекла. Штурман, докладывавший об изменениях в курсе вражеского судна, оказался ослеплен. Кай будто сам лишился глаз. Все крепче его руки сжимали штурвал, все сильнее липла к телу мокрая рубашка, вызывая дрожь. Он слышал стоны раненых, но увести корабль в сторону не мог. Если это сделать сейчас, получится, что все их старания бессмысленны.       Пробоина в носу ширилась, заделать ее получилось с большим трудом. Враг продолжал бить в слабое место, тянул ко дну «Сент-Виржини» всей силой своего огня. Наряду с ужасом происходящей битвы Кая терзало какое-то совершенное чувство счастья. Вот каков честный бой, который вожделел он всем своим пылким сердцем. И нет здесь места чувству жалости, но и в то же время нет здесь места ненависти.       Успех на левом фланге и весть об отступлении Айрийских кораблей Кай воспринял спокойно. Такого исхода он и ждал, Ричард оказался довольно предсказуем. Осталось только отбросить правый фланг на норд, к центральному построению. В проливах на курсе зюйд-вест врагов будет ждать ловушка — эскадра в тринадцать кораблей во главе с новейшим линкором «Рикардо». Подобраться к проливам нелегко, да и чужая земля далеко не приветлива, но Кай настоял, чтобы все корабли достигли цели и прошли через нейтральные южные острова, заселенные отсталыми племенами. Теперь самому флоту не было нужды преследовать противника, корабли которого уже можно было обезвредить прямо на подходах к проливу по одиночке. Командовавший эскадрой вице-адмирал Моро, человек закаленный, но не потерявший боевого энтузиазма, поддержал план молодого адмирала, несмотря на его высочайшую сложность. Любая мелочь была способна разрушить эту стратегию, как карточный домик. Засада на вражеской территории, в коварных водах при скалистом береге — что могло быть абсурднее? И все же, вице-адмирал Моро верил в Ламера и его особое чутье.       Фигуры сдвинулись. Только два короля, белый и черный, восточный и западный, сражались друг против друга.       — Ал, держи штурвал! Отклонись на два румба вправо, — Кай передал управление кораблем своему старшему помощнику, а сам корректировал курс у развернутой на столе карты. — «Мика» остается на позиции, придерживается курса норд 12 градусов. Остальные берут зюйд-ост, движутся к оборонительным силам противника, что позади их флагмана.       Не успел он отдать приказ сигнальщику, как в рубку, едва держась при сильной качке, залетел матрос с опаленным наполовину лицом.       — Адмирал Ламер! «Рикардо» взорван! Экипаж всей эскадры пленен.       Сердце Кая болезненно сжалось.       — Что с вице-адмиралом?       — Вице-адмирал Моро погиб при взрыве на корабле.       Молодой адмирал стиснул зубы, понимая, что в смерти такого стойкого и храброго офицера виноват только он сам. Его просчет — отправить Моро, свою единственную поддержку, в столь рисковый рейд.       — Диверсия?       Матрос пожал плечами.       — Похоже на то.       Кай выбежал на верхнюю палубу, забрался на приподнявшуюся корму. Крен «Сент-Виржини» увеличивался, орудия грохотали, вода гулкими фонтанами рассыпалась по деревянному настилу, смывая кровь… Каждый звук, каждый едва слышный стон острыми иглами пронзали живое, трепещущее, сочувствующее сердце. Но внешне молодой адмирал был холоден. Он прильнул к подзорной трубе, находя ближайшие свои корабли с правого фланга и собираясь поменять им курс. Но вместо этого на ближайшей шхуне «Сальма» разглядел белый флаг, над которым красовалось черно-синее Айрийское знамя.       — Что за черт? — держась за поручень, чтобы не упасть, Кай добрался до фок-мачты и крикнул, что было силы.  — Марсовой! Доложить обстановку на правом фланге!       Но никто не отозвался.       — Марсовой!       Крик утонул в хлынувшей на палубу воде. Едва Кай в потяжелевшем, насквозь промокшем кителе собрался лезть наверх и даже ухватился за конец спущенной с марса веревки, как на палубе показался бегущий с донесением боцман.       — Адмирал Ламер, все корабли правого фланга сдались и подняли вражеские знамена. Никто не пострадал, судна исправны.       То, что никто не пострадал, заставило Кая облегченно выдохнуть. Но теперь он понял, что его битва проиграна. Его сил не хватит на отпор врагу.       «Это была не диверсия, — губы молодого адмирала дрогнули, — а измена».       Он решительно направился к рубке. Но внезапно раздался оглушающе громкий хлопок, в бок впилось что-то твердое и горячее, а перед глазами появился черный туман, настолько едкий, что из-за него даже дышать было трудно. Кай противостоял этому туману, как мог. Удерживаясь за шаткую и почему-то горячую стену рубки, он нетвердо ступил внутрь, встав на что-то скользкое. Опустив голову, адмирал замер. Для него это ужасное мгновение показалось бесконечным. Мгновение, в котором под его ногами оказались внутренности разорванного пополам верного старшего помощника, служившего вместе с ним с самого начала, с самых низов.       — Ал… — беззвучно выдохнул Кай. Рукой он потер лицо, надеясь развеять это мгновение, этот жуткий туман, наплывающий на веки. И вдруг почувствовал знакомый запах, которым насквозь пропитался его корабль. На его ладони была кровь.       Очередной всплеск от вражеского снаряда заставил «Сент-Виржини» подскочить, а молодого адмирала пасть на колени. Раненный осколком в плечо боцман кое-как смог усадить его у стены рядом с трупом старпома.       — Кажись, тонем, адмирал… — выдохнул он.       Недолго думая, Кай выдал ослабленным голосом.       — Спустить шлюпки. Всему экипажу, включая раненых, уходить, взять курс ост-норд-ост. Там до ближайшей земли не так много.       — Но ведь враг…       — Моллиган не станет обстреливать… Я знаю. Выполняйте.       — Есть.       Пока боцман спешил выполнять указания, Кай неуверенно поднялся, не сводя глаз с окровавленного лица своего верного сослуживца и друга.       — Что же сказать твоей сестре, Ал… Она ведь будет плакать… — вздохнув глубоко, до боли в поврежденном боку, молодой адмирал направился в нижнюю палубу, сам стал за одну из пушек, продолжая до последнего пускать снаряды во врага, отвлекая его своей умирающей «Сент-Виржини» от шлюпок, на которых уходили уцелевшие матросы. Он не чувствовал боли от физической раны. Просто что-то мешало, сковывало движения. С каждым тяжелым ядром из раны с хлюпаньем сочилась кровь, но Кай будто не замечал, продолжая простой алгоритм: заложить ядро, поджечь, пустить. Неугомонный боцман нашел его и здесь. Вместе с несколькими оставшимися матросами они вывели почти обессилевшего, бледного адмирала на верхнюю палубу, сильно наклоненную носом к воде и с висящей над водой кормой. Взбираться до брошенной к шлюпке веревке было неудобно. Кай вывернулся из рук боцмана, падая и медленно скатываясь вниз.       — Без меня.       — Адмирал, не говорите ерунды! Пока противник затих, мы сможем вас вытащить!       — Не нужно, — хрипло выдохнул он, бросив на все еще не решавшихся матросов свой ледяной взгляд. — Уходите. Быстро.       — Мы не уйдем без вас!       — Да! На дно пойдем вместе с «Сент-Виржини»!       Крен увеличивался. Кай осторожно поднимаясь, ухватился за мачту.       — Это приказ, — выдохнул он как можно строже. — Не стойте вы. «Сент-Виржини» не продержится долго, уходите.       — Адмирал, — боцман оглянулся на угасающего своего командира, до последнего метаясь между долгом военным и человеческим, — неужели вас никто не ждет? И невесты нет?       — Есть, — на бледных губах Кая промелькнула тень улыбки. — Оглянитесь вокруг. Вот моя невеста… Фата аж до самого горизонта…       С этой улыбкой он слушал неясный гул отбывающих с тяжким сердцем матросов, слушал шуршание поглощающих его судно волн и смотрел на голубой простор неба, что медленно затягивался черным туманом. Он не жалел ни о чем, кроме, разве что, одного: ему так и не удалось снова по-настоящему скрестить мечи с адмиралом Моллиганом.       Когда туман начал рассеиваться, Кай снова услышал плеск волн, спокойный и отдаленный, словно за стеной каюты. И неловкий скрип пера по бумаге. Бледные тени играли на потолке со светом единственной свечи. Все это было до боли родным, и сердце сжималось от сладкого и в то же время убивающего осознания: «Я жив».       Жив.       Словно вернулось все на круги своя, но ты сам уже совсем другой. Ты переродился в очередной раз. Любой человек перерождается, теряя что-то очень важное. Перерождается, если хватает сил.       Кай устало смотрел на шевелящуюся тень от пера. Где он? Сколько прошло времени? Душой он намертво застрял в бою. Спокойный полумрак каюты, ощущение легкой качки были так похожи на волшебный сон. Наверное, он все-таки умер. В памяти смутно промелькнуло ощущение перекрывшей дыхание воды. Кай вздрогнул.       — Адмирал Ламер, — прозвучал тихий знакомый голос, — вы очнулись?       Перед глазами появилось обеспокоенное лицо сэра Моллигана с бинтом на лбу, из-под которого слегка топорщились отросшие витки светлых волос. Кай непонимающе разглядывал его заострившиеся черты, словно искал в темных линиях морщинок, что пролегли около глаз и губ, ответы на свои вопросы.       — Адмирал, как вы себя чувствуете? — Ричард слегка улыбнулся. Натянуто, чтобы скрыть свое непозволительное званию беспокойство.       Но вместо ответа последовал вопрос.       — Я в плену? — Кай уже знал ответ, но хотел услышать это из уст своего противника, которому не хватило духу отпустить его в объятия смерти.       Ричард поджал губы.       — Да, — вымолвил он, вздыхая, — считайте, что так.       — Что с моими людьми?       — Несколько ваших кораблей сами подняли наши знамена, их экипажи уцелели. Они идут вместе с вами, как пленные.       Глядя на бледное лицо молодого адмирала, Ричард не мог не чувствовать щемящей боли в груди. Он так боялся, что сейчас заклейменный поражением Кай может потерять свой пыл и тогда… Тогда вместе с ним угаснет и сам Ричард. И неизвестно еще что хуже: погасшая душа или смерть.       — Вам надо поесть, Кай. Вы два дня были в бреду.       С трудом вдохнув неполной грудью, молодой адмирал попытался приподняться на кровати. Боль при первом же движении прострелила поврежденный бок и застыла острым лезвием под ребрами. Выдохнув и постаравшись ее не замечать, Кай смог полусидя устроиться на узкой кровати. К тарелке, что протягивал Ричард, он не притронулся. Впился в него ледяными иглами своего дерзкого, ясного взгляда, спросив:       — С чего такая любезность? Зачем вы спасли меня, сэр Моллиган?       Ричард боялся этого вопроса. И этого пристального стального взгляда, от которого мурашки бежали по спине.       — Затем, что я не признаю такой победы, — оставив тарелку на краю кровати, он прошел к открытому иллюминатору, впускающему ночную прохладу. — Думаю, это вполне весомая причина.       Мельком оглянувшись на своего ослабленного и уязвимого сейчас врага, Ричард слегка улыбнулся. Для него Кай — сущий мальчишка, едва оперившийся птенец, волею судьбы рано распустивший свои крылья. Но этот мальчишка даже сейчас, осунувшийся и измученный тяжелым ранением, держался так гордо, будто родился уже с адмиральскими погонами на плечах. Только боль свою никакой маской не укроешь.       — Уж простите, Кай. Наш док погиб… Я забинтовал, как сумел, — мягко произнес Ричард, глядя на то, как дрожат плотно сомкнутые губы молодого адмирала, сдерживая стон. Зато Кай дотянулся до тарелки с привычным для матросов супом из консервов и начал есть.       Ричард вернулся за стол, остановив свой взгляд на пламени свечи. Робкое, готовое исчезнуть от малейшего порыва ветра, оно трепыхалось и тянулось к жизни, что таилась в глубоко спрятанном за твердой стеной воска фитильке. А как много зависело от этого огонька… Как много дарил он света и тепла. Молодой адмирал сейчас был подобен этому маленькому кусочку большого пламени, что согревал сердце Ричарда одной своей жизнью.