Когда компания спешно вернулась обратно, их встретили пугающе мрачные и пустые стены Института. Эрен чувствовал, как напряжены все, даже сохраняющий привычную холодность в лице Леви. Изабель вперед всех взбежала вверх по ступеням и, толкнув тяжелую дверь, скрылась в черном нутре собора. Остальные, не медля, ринулись за ней. Армин пошел вместе с ними, отказавшись оставлять лучшего друга одного, несмотря на уговоры оного вернуться домой, потому что в Институте может быть небезопасно.
Войдя внутрь, они несколько растерялись, не зная, куда следует идти, но быстро сориентировавшийся Леви толкнул Фарлана в плечо и негромко сказал ему что-то. Фарлан кивнул, окликнул остальных, и они побежали в библиотеку.
Пиксис выходил из библиотеки редко, и Леви, с момента своего появления в Институте, всегда при необходимости находил его именно там. Дот любил копаться на книжных полках, перебирать и переписывать древние рукописи, ухаживать за небольшим расположенным в библиотеке институтским музеем. Это место стало его рабочим кабинетом. На небольшой тумбочке у стола стоял электрический чайник, в выдвижном ящике расположились красивые чашки и дорогой вкусный чай с пакетиком печенья. Леви любил иногда приходить сюда, пододвигать стоящий в углу стул поближе к мягкому креслу, в котором сидел Пиксис, забираться на него с ногами и разговаривать с учителем, отхлебывая из чашки чай, такой вкусный, который умел делать только этот старик.
Библиотеку заполнил шум шагов и встревоженные голоса.
— Где он?! — кричал Фарлан, в панике мечущийся из стороны в сторону.
Изабель мужественно сдерживала накатывающие всхлипы, заглядывая в каждый угол, под стол, и за статую Ангела у окон. Эрен, помогая с поисками, наблюдал за Леви, движения которого были резкими и быстрыми, даже торопливыми. Армин же, не растерявшись, оставил всех внизу, а сам побежал вверх по лестнице на второй этаж. Скоро оттуда раздался его голос:
— Здесь!
Все бросили поиски и поспешили по очереди туда, где стоял Армин — к стеклянным стеллажам с экспонатами музея. Арлерт, пока ждал их, поднял и облокотил спиной о колонну бессознательное тело мужчины-блондина в помятом костюме. Вокруг валялось битое стекло и выскользнувший из безвольной руки мобильный.
— Ох, черт, — выдохнул Фарлан, как только увидел наставника, и упал возле него на колени.
Пока остальные собирались у него за спиной, не решаясь подойти ближе, парень приложил ухо к груди Дота и прислушался, затаив дыхание.
— Дышит, — с облегчением прошептал он, прикрывая глаза и лбом упираясь учителю в плечо.
— Он ранен, — донеслось со стороны Леви, и парень вышел вперед, присаживаясь на корточки рядом с Фарланом и осторожно отводя в сторону оборванный лоскут пропитавшейся кровью белой рубашки, скрывающий глубокую рану поперек ребер чуть ниже груди.
Он повелительным жестом остановил Изабель, дернувшуюся вперед, и, больше не медля, взял ситуацию в свои руки:
— Нужно принести носилки из лазарета, перенесем его туда, — Фарлан без лишних слов метнулся вниз и выбежал из библиотеки.
— Блондинка, — переключил внимание на Армина Леви, — помоги Изабель убрать беспорядок. Эрен, — полуоборот головы к оному, — поднимай его и помоги мне спустить вниз.
Эрен положил руку на плечо Иззи, нервно грызущей короткий ноготок, и осторожно погладил ее спину между лопаток, пытаясь успокоить. Ответом ему был полный искренней благодарности взгляд мокрых глаз с размазавшейся вокруг подводкой.
Все занялись делом, следуя распоряжениям Аккермана. На правах старшего он в любой ситуации, когда они действовали самостоятельно, брал ответственность на себя. Эрен закинул руку Пиксиса себе на шею, придерживая его за спину, краем глаза видя, как Леви отзеркаливает его движение, и они осторожно понесли его на первый этаж. Как только они опустили мужчину на пол, чтобы никак не напрягать тело и чтобы рана не закровоточила сильнее, в библиотеку вернулся Фарлан, тащущий подмышкой примитивные носилки из деревянного каркаса и натянутого на него куска плотной ткани. Леви и Фарлан осторожно переложили Пиксиса на них и, подхватив носилки за два конца, понесли его в лазарет. Эрен пошел вместе с ними.
Лазарет представлял собой большую светлую студию с рядом заправленных стерильно-белыми простынями кроватей, так неудобно расположенную на третьем этаже. Но оказалось, что это вовсе не было проблемой, потому что — к удивлению Эрена — в Институте имелся лифт. Просторная кабина на прочных стальных тросах, огороженная кованной витиеватой решеткой. Выглядело вполне надежно, и носилки поместились легко.
— Надо обыскать Институт, — встрепенулся Фарлан, когда Пиксиса бережно переместили на одну из кроватей.
— Нет, — пресек его Леви. — Они ушли. Нарежь бинтов.
— Я могу помочь? — спросил Эрен.
— Набери теплой воды в таз, — жест руки куда-то в сторону.
Там, куда указал Леви, была дверь, за которой отыскался совмещенный санузел. Эрен вернулся обратно с небольшим железным тазом, наполовину наполненным водой, и поставил его на стул у кровати, а сам присел на соседнюю койку, чтобы не мешать Леви. Пока он ходил за водой, тот уже осторожно снял с Пиксиса пиджак и расстегнул рубашку. Эрен наблюдал, как он снимает с рук перчатки, бросает их в изножье, берет небольшую чистую тряпочку, подсунутую Фарланом, смачивает в воде и начинает очень осторожно, промакивающими движениями отмачивать присохшую к коже ткань и стирать кровь.
Глядя на Леви, Эрен сразу вспоминал, как тайком смотрел на мамины руки, когда она рисовала. Он сидел рядом, пока она работала, и калякал что-то в своем альбоме. Потом уставал, откладывал карандаш и тихонько смотрел, как мама мелкими штрихами рисует шедевры. Работы Карлы были прекрасными, и ни одна не была похожа на другую. Она всегда пробовала что-то новое, училась у других, во всем искала вдохновение и никогда не старалась следовать чему-то одному. Эрен с тоской понял, что думает о маме в прошедшем времени. Так, словно ее нет.
Рядом с Леви засуетился Фарлан. Принес прямоугольный поднос с какими-то баночками и полосками марли. От этих баночек шел приятный аромат трав, пропитывающий весь воздух в лазарете, смешиваясь с едва уловимым запахом хлорки. Эрен прикрыл глаза и глубоко вдохнул этот лекарственный дух, густо заполнив им легкие. Хлорка слегка щипала нос. Леви колдовал над телом учителя, смачивая марлю в лечебной жидкости, прикладывал ее на рану, сверху выкладывая толстый слой растительной кашицы, и накладывал на грудь тугую повязку. Фарлан помогал. Эрена привлекало то, как слаженно они двигались, словно читали мысли друг друга. Фарлан подхватывал движения своего друга, вовремя подкладывал нужные средства, но всегда оставляя Леви достаточно места для оказания помощи. После наложения повязки, Пиксису вкололи обезболивающее и положили холодную тряпку на лоб.
— Может, все-таки мага позвать? — с беспокойством спрашивал Фарлан.
— Не нужно, все в порядке, — Леви убрал поднос с лекарствами и стоял сейчас лицом к Эрену и Фарлану, вытирая руки чистым полотенцем.
— Когда будешь наносить руну?
— Вечером, когда припарка подействует.
На самом деле, рана оказалась действительно не такой страшной, какой показалась в начале. После того, как Леви смыл всю кровь, открылись два длинных, но не очень глубоких пореза. Фарлан сказал, что это оставил демон. Конечно, все могло быть хуже, но, очевидно, Пиксису удалось кое-как увернуться, легко отделался. Оказалось, демон-дусьен может принять любую форму, но не способен детально изображать других существ.
Сейчас было раннее утро. Как раз когда Леви закончил с врачеванием, дверь лазарета тихо приоткрылась, и внутрь проскользнули Изабель и Армин. Последний сказал Эрену, что сейчас пойдет домой, потому что не хочет волновать маму и злоупотреблять гостеприимством, но обязательно будет наведываться, чтобы проведать друга. Эрен проводил его до ворот, где они и попрощались. Утренняя прохлада бодрила, пуская легкий холодок по коже. Эрен поежился, недовольно прищурился на восходящее над Нью-Йорком солнце и, обнимая себя за покрытые мурашками плечи, пошел в свою комнату отсыпаться после насыщенной событиями ночи.
Только в ванной он вспомнил, что на нем все еще та одежда Фарлана, которую на него нацепили на вечеринку. Мда, ну и видок. Волосы всклокочены, футболка помята, глаза тусклые и уставшие, и весь в каплях блесток. Пальцы пробежались по болтающейся на шее подвеске «Praetor Lupus». Из-под футболки выскользнул золотой ключ и закачался из стороны в сторону. Эрен поймал его на ладонь и долго рассматривал в рассветных лучах, просачивающихся сквозь окна. «Его они искали?».
Подумав, он снял с шеи медальон и положил его в прикроватную тумбочку. Потом стянул с себя одежду и несколько минут сидел под горячим душем, перекинув ноги через бортик ванной и затылком упираясь в стену. Закрыв глаза, Эрен просто наслаждался теплым шелком, журчащим по плечам, груди, подтянутому животу. Вода, стекая по волосам, ручейками пробегалась по векам, огибала скулы и струилась по обветренным губам. Он приоткрыл глаза и проследил, как ручейками, смешиваясь с водой, в сток убегает серебро глиттера. С трудом собрав в кучу все конечности, он взбил пену на мочалке и жесткой губкой стер с тела весь пот, запах и блеск. Потом густо намылил волосы, промыл водой и вылез из душа. Быстренько пробежавшись полотенцем по волосам и телу, завязал его на бедрах и уставился на себя в зеркало. Теперь еще и мокрый. Но хотя бы не пахнет. Не, до мытья никакого неприятного запаха не было, но после вечеринки от него пахло алкоголем, сексом и животной страстью. Это осело на коже, забило поры и дышать словно тяжелее стало. Сейчас щеки и кончик носа покраснели, влажные волосы опали вниз, ресницы склеились и шипами топорщились в разные стороны. На нижней челюсти и подбородке Эрен заметил легкую щетину. Да, побриться бы не помешало.
Его разбудил вежливый, но настойчивый стук в дверь и голос Изабель:
— Эрен? Эрен, ты там?
Он заворочался. Голос затих, за дверью прислушались, а потом продолжили:
— Ты спишь? Я захожу.
Дверь бесшумно открылась, и к кровати проследовала цепочка осторожных шагов.
— Ты спишь с тех пор, как мы вернулись? — краешек одеяла приподнялся, открывая помятое, усыпанное разметавшимися волосами лицо. По закрытым глазам ударил лучик света, Эрен недовольно поморщился. — Сутки уже прошли, вставай, нельзя столько спать, — девушка пожевала нижнюю губу, теребя в пальцах рыжую косичку. — Короче, мы в лазарете собираемся, причаливай.
Юноша промычал что-то неразборчивое и скатился под подушку, поджав ноги к животу. Изабель ушла, и в комнате снова воцарилась тишина, которую портили только звуки с улицы, пробивающиеся сквозь толстое одеяло. Сутки проспал? Ничего себе. В лазарете все собираются, значит, Пиксис уже пришел в сознание? Эрен, вяло перебирая руками и ногами, выкарабкался из своего кокона и, за один раз израсходовав весь месячный запас силы воли, перебрался в ванную.
Взбодрившись и приведя себя в порядок, он по-быстрому выскочил из комнаты и по лестнице взлетел на верхний этаж, в медицинское крыло.
В лазарете было очень светло. Так светло не было больше ни в одной комнате Института. По крайней мере, в тех, которые успел осмотреть Эрен — точно. Почти полное отсутствие мебели, нежно-кремовые стены, много окон с солнечной стороны, куполообразный потолок исписан в стиле рококо. Такое приятное место, как и весь Институт, пропитанное особой атмосферой.
На той же койке, на которую его устроили Леви и Фарлан больше суток назад, только теперь полусидя, опираясь на заботливо подложенную под спину подушку, лежал Пиксис. Он по-доброму улыбался заливающейся соловьем Изабель, изо всех сил старающейся разговорами скрасить его постельный режим. После нападения Пиксис выглядел болезненно и казался старше, хотя все лучше, чем прошлым утром. Эрен улыбнулся, увидев в уголках серых глаз трогательные морщинки, и неспеша подошел к ним. Девушка замолчала, и оба обернулись к юноше.
— Явился, — пропела Изабель, вздернув носик. — А я-то думала, до Второго прихода проспишь.
Эрен цокнул языком, демонстративно закатив глаза, и присел рядом с кроватью больного.
— Как себя чувствуете? — спросил он у Пиксиса.
— Бывало и получше, — мужчина говорил так, что на мгновение Эрену показалось, будто перед ним совсем старик, — но терпимо.
Мирную беседу прервал посторонний шум из коридора. Дверь лазарета распахнулась, и на пороге предстали Фарлан и Леви. То есть, сначала Леви, а следом за ним Фарлан, если в хронологическом порядке. Впрочем, на пороге они задержались недолго: сохраняя невозмутимый вид, Леви направился к уже присутствующим, а за ним широким шагом, но все равно едва поспевая, шел всклокоченный и раскрасневшийся Фарлан.
— Не думай, что можешь спрятаться от меня здесь! — возмущался последний, гневно сверкая глазами.
— Как твое здоровье, Дот? — игнорировал его товарищ, останавливаясь у изножья занятой кровати.
— Спасибо, Ривай, я в порядке, — улыбнулся Пиксис, а в глазах плясали дьяволята.
— О чем спорите? — оживилась Изабель, оглядываясь на Леви, а потом переключаясь на Фарлана.
— Он собрался к вампирам! — сдал с потрохами парень, а его хмурый парабатай досадливо цыкнул, скрестив руки на груди.
— Чего-о? — извернулась девушка, стараясь поймать взгляд брюнета. — Это зачем?
— А он не говорит зачем! — не замолкал Фарлан. — Мол, это его личное дело. Я ведь себе места не нахожу!
— Так пристрой свой зад в библиотеке и протри пыль с полок, — огрызнулся Леви. — И не будет у тебя времени лезть не в свое дело.
— Ты мой парабатай, — не отступал тот. — То, что касается тебя, касается и меня тоже!
— Может, ты мне еще и в спальне свечку держать будешь? — взвился Аккерман.
— А тебе сегодня это потребуется? — не остался в долгу Фарлан.
— Прекратите! — возмутилась Изабель. — Прошу вас обойтись без ссор в присутствии больного.
Ее слова подействовали усмиряюще. Фарлан, стиснув кулаки и поджав губы, перестал нападать на друга, а Леви отвернулся в другую сторону.
Пиксис с хрипотцой засмеялся:
— Рад вас видеть, — Изабель снова повернулась к нему и ярко улыбнулась, показав маленькие ровные зубки. — Ривай, на твоем месте я бы прислушался к Фарлану и воздержался от поездки. Мы не до конца понимаем и контролируем ситуацию, поэтому твое решение я назвал бы… неразумным.
— Как скажешь, Дот, — ответил Леви, продолжая с большим интересом рассматривать стену в том конце комнаты. Эрен даже посмотрел туда — ну, вдруг действительно что-то интересное.
— Что ж, — довольствуясь ответом ученика, сказал Пиксис, — наконец-то мы можем поговорить о вашем визите Магнусу.
Бремя рассказчика возложил на себя Фарлан. Изабель следила за ним, Пиксис слушал, между его бровей образовалась складочка. Леви ушел в себя, с поразительной усердностью продолжая взглядом колупать краску на стене. Сам же Эрен смотрел на Леви.
— Так, — взялся за подведение итога Пиксис, когда Черч замолчал, — значит, полудемон. Да, конечно, интересный случай. Не представляю, какой шок пережила Карлайл, ведь демоны по определению наши враги. Я всегда восхищался ее отвагой и тем, как сильно она любила свою семью. Конечно, любопытно было бы поподробнее узнать об этой твоей стороне — о том, на которую часть ты маг. Это действительно очень интересно, очень. Большая редкость, — Пиксис осекся. — Прости, пожалуйста. Говорю о тебе, как о каком-то артефакте.
— Все хорошо, — мягко улыбнулся парень. — Мне самому интересно кто я такой.
— Ты — Сумеречный охотник, — снова завелась Изабель, фанатично блестя зелеными глазами. — Так сказал маг!
— Не совсем, — подал голос Леви. — Еще он сказал, что Эрен, — от своего имени из уст Аккермана у того по телу пробежала приятная дрожь, — принадлежит Детям Лилит.
Пиксис задумался, рассматривая складки простыни на своих коленях.
— Думаю, об этом придется сообщить в Клейв, — решил он. — Скорее всего, Эрена решат отправить в Лабиринт.
— Нет, — резко возразил Леви. — Ему нечего там делать, — пояснил он. — Он — не чистокровный маг, а наполовину Сумеречный охотник. Скорее всего, в нем нет ничего особенного, так что зачем лишний раз трепать нервы Совету и раздувать из мухи слона.
Прозвучало вполне убедительно, хотя слова брюнета несколько зацепили Эрена.
— Ты так думаешь? — переспросил Пиксис, остальные молчали. — Гм, думаю, это имеет смысл. Но Клейв ждет от меня отчет о прохождении дела, Эрена упомянуть придется.
— Скажи, что он охотник, — подсказал Фарлан, — желающий сотрудничать и вносить посильный вклад в расследование.
— Эрен, — обратился к оному мужчина, — это серьезное решение. Если хочешь не оставаться в стороне, а принять участие в поисках матери, то я сообщу это в Совет. Но в этом случае тебя никто уже так просто не отпустит.
Эрен почувствовал плавящий его шею взгляд, но не обернулся в ту сторону.
— Я согласен, — Изабель счастливо взвизгнула. — Я хочу остаться.
Эрен стоит в темном коридоре, в руках то самый мамин телефон. Еще раз он делает глубокий вдох, набираясь решимости, и откидывает серебристую крышку. Яркий свет от экрана разрезал мрак, и Эрен быстро заморгал заслезившимися глазами. Пройдясь по ним ребром ладони, он снова посмотрел в мобильник и открыл контакты. Нажал на вызов.
На другом конце связи слышались долгие протяжные гудки, сердце Эрена взволнованно билось о ребра, а потом кто-то ответил на звонок.
—
Алло? — юноша услышал приятный низкий мужской голос.
— Здравствуйте, — с короткой заминкой ответил Эрен. — Я — сын Карлы Йегер.
Мужчина не ответил. Эрен забеспокоился, ладони вспотели, он крепче сжал трубку у уха.
—
Эрен? — наконец спросил Люк, в его тоне была растерянность и легкое недоверие.
— Да, — торопливо ответил Эрен. — Простите, мы с вами не знакомы.
—
Нет, что ты, не извиняйся, — теперь молодой человек чувствовал его радость, облегчение и, одновременно, тревогу. —
Когда я в последний раз видел тебя, ты под стол пешком ходил.
Эрен улыбнулся, проникаясь симпатией и теплом к этому человеку. Мамин друг, еще один близкий ей человек, тот, кто связывает ее с этим миром. Иначе Эрен узнал бы о нем намного раньше.
—
Что-то случилось? — неприкрытое беспокойство.
— Да, — отозвался парень, неживыми глазами глядя в стену напротив. — Мама пропала.
Снова тишина, изнутри разрывающая на части. Как же тяжело.
—
Эрен, где ты?
— В Инситуте.
—
Хорошо, — мужчина ощутимо успокоился. —
Теперь расскажи, что произошло.
Эрен рассказал, как пришел домой вместе с парнем из Института, с которым до этого случайно встретился в клубе, а потом в кафе, и не нашел там маму, а потом сосед-маг сказал ему, что она уехала на встречу с заказчиком. Когда они приехали в мамину студию, там царил разгром, Карлы не было, а на столе Леви нашел мобильник и подвеску с ключом. Факт того, что ключ при Эрене, принес мужчине какое-никакое облегчение. Видимо, ему было известна ценность этой вещи. Затем Эрен рассказал про знакомство с Бейном, про нападение на Инситут и про то, что сейчас все относительно в порядке.
—
Хорошо, — вздохнул Люк. —
Надеюсь, охотники в Институте смогут позаботиться о тебе в ближайшее время. Передай Доту, чтобы он пока ничего не предпринимал, дождитесь меня.
— Хорошо, — покладисто согласился Эрен. — Но он уже отправил письмо в Клейв о том, что я — желающий сотрудничать Сумеречный охотник, сын Карлайл.
—
Ладно, — ответили на другом конце линии, —
но не переходите без меня к активным действиям. Прошу.
Эрен согласился, после чего услышал только финальные гудки. Хлопнув раскладушкой, он убрал телефон в карман и пошел на кухню. Аппетитный запах стейков с травами уже забрался на четыре лестничных пролета вверх.
***
Стайка фейри с писком выскочила из-за мусорных баков у обочины, перескочила через дорогу и забилась в живую изгородь. Машины их даже не заметили. Сквозь зеленую, местами пожелтевшую листву, бегали разноцветные огоньки и слышалось озорное хихиканье. В парке, начинающемся за этими кустами, завел песни Дивный Народец. Крохотные пикси выбрались из изгороди и покатились туда, откуда разливались медовые реки эльфийских напевов и звонкий смех.
— Опять завыли, — лениво протянул темноволосый смуглый парень, приоткрыв глаза. Он сидел на плоской крыше отеля, спиной опираясь на решетку, которой был обнесен периметр.
Брюнет, стоящий к нему спиной, никак его высказывание не прокомментировал, продолжая всматриваться вглубь парка, туда, где светились огни — не такие, как те, которыми искрил ночной город.
Восточный Гарлем — не самый благоприятный район, хотя по сравнению с шестидесятыми уровень преступности и нищеты заметно снизился, а телевизионщики все чаще совали сюда любопытные носы, уповая на защиту блюстителей закона. Большую часть населения здесь составляли латиноамериканцы, к которым относился юноша, сидящий за Аккерманом.
— Впервые в жизни не знаю, что делать, — наконец признался он, не поворачивая головы. Поэтому не увидел, в какой широкой улыбке растянулась губы собеседника.
— Так уж впервые? — протянул тот таким голосом, словно третьим глазом заглянул в саму душу.
— В такой ситуации, — вынужденно и неохотно дополнил Леви.
Темноволосый улыбнулся еще шире, изобразив такую счасливую гримасу, что разве только довольно не заурчал, чтобы еще больше не походить на сытого обласканного кота.
— Я рассказывал тебе, как появился на свет? — вкрадчиво начал он.
Леви закатил глаза, уловив знакомую шарманку, ментально вторящую эльфийским песням.
— Ага, — коротко бросил он, надеясь отвязаться, но его уже не слушали.
А приятный голос, будто щебет кастаньет, начал отстукивать во времени знакомую историю.
***
1935 год.
Восточный Гарлем, Нью-Йорк.
Ходили слухи, что в окрестностях появился вампир. Люди находили иссушенные, обезображенные бескровием трупы детей. Поздним вечером, и подавно ночью, улицы Вест-Гарлема пустели, двери запирались на все замки, опускались окна и задергивались дырявые шторы. Только голодные псы высовывали иногда сухие черные носы из подворотен, втягивая через ноздри воздух, пропитанный смертью и животным страхом. Позднее всех дела свои сворачивал древний гоблин-галантерейщик, держащий здесь маленькую антикварную лавчонку, где годами скапливался всякий хлам. Гоблин запирал деревянную дверь, облицованную потрескавшейся темно-зеленой краской, большим железным ключом, прятал его в бездонный карман, поправлял на ушастой голове английскую кепи и спешил добраться до своей квартирки в районе Центрального парка.
Один мальчик, чья семья несколько лет назад переехала в Нью-Йорк из Мексики, не понимал — почему люди должны с наступлением темноты прятаться за кирпичными стенами и терпеть произвол монстра? И неужели никто не понимает, что жизнь в страхе — не жизнь вовсе? Он устал от испуганных лиц мамы и братьев, от дерганности и нервозности, и от детских смертей. Если вампир нападает только на детей, значит, не так он и силен, верно? А если нечисть не может справиться с кем-то сильнее ребенка, то избавиться от этого гнета не такая уж большая проблема, а людям мешает только безотчетный страх. Эти мысли приходили к нему каждый раз, как мрак сгущался на улицах Гарлема.
Он собрал вокруг себя компанию единомышленников — мальчишек от двенадцати до семнадцати лет, которыми двигало желание отомстить за убитых братьев и сестер. Юные охотники на вампиров на рассвете отследили возвращающегося в гнездо мужчину в широкополой шляпе и круглых темных очках, проследовав за ним до заброшенного отеля «Дюмонт». В здании давным-давно не горел свет, а в оконных проемах ребятам мерещились быстрые тени. На углу была закреплена вертикальная ретро-табличка с названием когда-то роскошного места. Поверх буквы «N» красной краской была написана «R» — в насмешку над былым величием и оживленностью.
«Отель Мертвых».
Мальчики разделились и разошлись в окрестности отеля, разведывая обстановку. Их предводитель обошел здание вокруг, осматривая фасад: дверь и окна двух нижних этажей заложены кирпичом, верхние заколочены досками, сквозь щели и дыры видна только абсолютная темнота. Карнизы украшены некогда прекрасной лепниной, ныне обезображенной и потемневшей от времени и дождей. Лестницы убраны — железные обломки торчали высоко над землей. Порог заметен листвой и мусором, горы которого валялись по всему периметру на двадцать метров вокруг. У боковой стены обнаружилась вмонтированная в асфальт дверь, ведущая, очевидно, внутрь. Как догадался юноша, когда-то ей пользовались для доставления продуктов в подсобное помещение, смежное с кухней и котельной. На створках висел заржавевший средних размеров замок, поблескивающий затертыми боками. Мальчик растолкал в стороны бутылки и коробки и попробовал выдернуть запорную дугу, но замок был заперт на ключ и, кроме того, неплохо приржавел к дверям. Осмотревшись по сторонам, парень увидел в куче мусора увесистый лом, взял в обе руки измазанную в чем-то скользком рукоять и, широко размахнувшись, снес им замычку. Та слетела вместе с петлей, издав короткий лязгнувший звук, эхо от которого разлетелось по кварталу. Мальчик замер, прислушался, бегая глазами по сторонам, а потом отбросил лом и с большим усилием раскрыл железную дверь. Ни секунды не медля, он спрыгнул вниз, прямо в зловонную гору отбросов.
Выбравшись из кучи и стряхнув в себя прилипшие гнилые остатки, он на ощупь нашел дверной проем и перебрался в примыкающее помещение. Такая темень, что не видно даже собственного носа. Воняет помоями, плесенью, сыростью и гнилой древесиной, а с потолка и балок сыпется песок вперемешку с пылью и мелкими щепками. В темноте парень несколько раз споткнулся обо что-то, валяющееся на полу, и ссадил кожу на ладонях и коленке. Он смахнул налипший на кровь песок и осторожно двинулся дальше. Откуда-то сверху послышались шорох и шипение, но они мгновенно смолкли.
Глаза начали привыкать к темноте, и вот юноша уже видел очертания стен, дверных проемов и обломков роскошного некогда отеля, валяющихся на полу. Преодолев следующий проход, он почувствовал, что оказался в очень большом и просторном помещении. Рука не дотягивалась до какого-либо предмета, приглушенное эхо шагов улетало далеко ввысь и терялось под куполом. Несколько раз моргнув, юноша понял, что здесь светлее, чем в той комнате, откуда он пришел. Пройдя дальше, он поднял голову вверх и прищурился от бледного света, падающего на глаза. В крыше над пятым этажом зияла большая дыра обвалившегося крова и сквозь нее виднелась бледная луна. На длинной толстой цепи от крепления в нескольких метрах сбоку от провала висела огромная винтажная люстра с оплавившимися огарками свечей. Резко опустив голову, мальчик осмотрелся вокруг, переступая на месте. Он стоял в центре фойе, в пятне рассеянного лунного света. У стен были хаотично разбросаны дорогие стулья из темного дерева с разорванной бордовой обивкой. И весь пол вокруг, насколько хватало взгляда, усеян костями.
Сбоку послышалось жуткое хихиканье. Юноша дернулся и развернулся лицом в том направлении. Из тени, куда не доставал мертвый свет, медленно-медленно выходил человек.
— Прекрасная ночь, не так ли, — наигранно непринужденно заговорил он, — мой юный друг?
Тело сковал страх, а глаза, до предела расширившись, не моргая уставились на приближающегося мужчину. Он переступил границу темноты, из которой появился, и луна осветила лицо, бледность которого была непривычна глазу. Впереди стоял высокий мужчина — тот самый, за которым они шли, но теперь на нем не было шляпы и очков. Каштановые волнистые волосы до плеч связаны в низкий хвост, на красивом лице огнем горят глаза, фанатичный блеск которых внушал леденящий ужас. И белые клыки в безумном оскале — единственное светлое пятно вкупе с такой же рубашкой, которое бросалось в глаза в кромешном мраке, сгустившемся вокруг. Этот мрак словно проникал внутрь — просачивался сквозь кожу, затекал в уши и глаза. Юноша заставил себя сбросить оцепенение, отогнать страх, и уже осмысленно посмотрел на мужчину напротив. Тот остановился практически вплотную, не снимая жуткой улыбки, и смотрел в глаза мальчику, бесстрашно сжимающему кулаки. Снова в душном воздухе прокатился шепот, вдруг разогнанный испуганным голосом:
— Рафаэль! Рафаэль, где ты?!
Вампир наклонился, чтобы его лицо оказалось напротив лица мальчика, и опалил его холодным, пахнущим металлом дыханием:
— Твои друзья?
По телу Рафаэля пробежала дрожь, и глаза в ужасе распахнулись. Глаза мужчины заискрились довольным лихорадочным блеском, а в ухо закрался непонятно откуда идущий смешок неопределенного числа голосов. Юноша так сильно стиснул пальцы, что ногти впились в мягкую кожу. Вампир глубоко вдохнул, и его ноздри на тонком аристократичном носу чувствительно затрепетали.
— У твоей крови восхитительный аромат, — доверительно поделился он, а потом стрельнул глазами на парня: — Хочешь убить меня?
Рафаэль сжал зубы, а его глаза решительно сверкнули, что вызвало у мужчины новый странный приступ смеха.
— Не получится, — наконец сказал он, продолжая забавляться. — Ты на территории Детей Ночи, малыш. Отсюда ты не выйдешь живым.
Юноша не испытал страха. Только осознание, смирение и боль. Боль, которая сочилась из бьющегося сердца, несущая в себе раскаяние и сожаление, что он не смог. По приоткрытым губам внутрь ручейком скатилась густая капля. Он не понимал что происходит, выпал из собственного сознания, уйдя в себя, пока ухо не опалил леденящий шепот:
— Меня зовут Луи Кирштайн. Запомни это имя, потому что отныне так зовут твоего господина.
Мужчина протянул к Рафаэлю руки и свернул ему шею.
***
— Я убил его, как только выбрался из могилы, — беспечно говорил Рафаэль, повернув голову к Леви. — Помню шок и ужас в глазах ублюдка, когда испачканными в кладбищенской земле руками я вырвал из его груди сердце. Ни на что в жизни не променял бы тот момент.
Аккерман молча слушал, наблюдая за огнями в Центральном парке.
— Я не вернулся домой, — продолжал вампир, живой голос потускнел. — Вернее, залез следующей ночью в окно нашей квартиры, забрал кое-какие свои сбережения и больше не приходил. Тогда я в последний раз провел пальцами по теплым щекам моих спящих братьев; тогда, увидев свет в нашей маленькой кухне, одним глазом заглянув туда, я увидел плачущую маму. Послал ей воздушный поцелуй, заставил себя развернуться и исчезнуть. Я прятался в номере дешевого мотеля, не покидая его несколько дней. Мучился от страшной жажды. Там меня и нашел Жан. Постучался в дверь и, когда я отказался открыть ему, сказал, что Луи был его братом. Он пришел поблагодарить меня, — усмешка. — Луи, в отличие от Жана, был рожден человеком, но судьба сыграла с ним злую шутку. К тому моменту, как обратил меня, он уже сошел с ума, прожив во тьме более трехсот лет. Магнус пытался убить его, но, — он пожал плечами, — по неизвестной причине ему это никак не удавалось. После этого какое-то время я жил с ним, а потом присоединился к своему клану.
Он замолчал, и ненадолго был слышен только шум машин, разговоры людей внизу и музыка Дивного Народца.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — наконец спросил Леви, полуобернувшись к собеседнику.
Рафаэль вновь ярко улыбнулся.
— Потому что хочу, чтобы ты понял, что ничто не происходит просто так, — пояснил он. — Каждый человек, которого ты встречаешь, появляется в твоей жизни не случайно, и ты не должен задумываться над тем, нужно тебе это или нет. Плыви по течению, — он изобразил руками широкий жест, широко разведя их в стороны. — Господь милостив, Леви Аккерман.
— И? — нетерпеливо подтолкнул брюнет.
— Не старайся оттолкнуть его, — подмигнул Рафаэль. — И ты понимаешь, о ком я.
Леви вздохнул и снова вернул взгляд к парку, но уже не всматривался туда. Он изучал собственные чувства, мысли и то, что теплом разливалось в груди.
Песня фей звучала до рассвета.
