Ещё один год

      Глава X       Мой учитель Филиус Флитвик не устает повторять, что истинный маг это не тот, кто знает и умеет применять серьезные заклинания, а тот, кто с минимальной энергией достигает максимального результата.       Такой маг обязан быть эффективным вплоть до эффектности, и точным до изящества. Его действия непредсказуемы, зачастую непонятны и всегда ошеломительны для окружающих, а эффект от них вызывает сильнейшую ответную реакцию в Мироздании. Или вовсе ничего не вызывает, если маг добивается именно такого результата.       Путь обязывает его быть безупречным. Он не должен зацикливаться на себе и своих проблемах. Всё, абсолютно все, что дает или не дает жизнь, он воспринимает спокойно и бесстрастно. И из всего он обязан извлекать Опыт, и через него становится мудрее. Такой маг, когда он начинает действовать, умеет находить оптимальное время, место и возможность, безошибочно чувствуя единственно верную точку для приложения своих сил.       Несмотря на то, что я очень далек от статуса полноценного мага, похоже у меня все же получилось действовать именно так. Мне, вернее нам с Луной, удалось найти критическую точку и точечно приложить усилие. Воландеморт развоплотился.       И на этом я не закончил.       Через день у Грюма Грозного Глаза начались серьезные проблемы. Вопрос я решил, как мне кажется, довольно изящно.       Вначале, еще до того, как мы с Луной отправились вычеркивать Воландеморта из реальности, я написал письмо. Вернее не написал, а из нескольких номеров Пророка, ножницами вырезал различные слова, с помощью канцелярского клея наклеил их на листок и запечатал в конверт. Вот мое послание.       Важно.       Руфусу Скримджеру.       Грюм Грозный Глаз — Пожиратель под Оборотное зелье. Его глаз все видит. Внимательно!              Текст был составлен из нескольких разных слов, которые я нашел в газете. Правда, не все оказались с нужными окончаниями. Но ничего, поймут.       Я специально не озвучивал имя Барти Крауча, хоть оно и мелькало в прессе. Все думают, что он умер, и если я его упомяну, мракоборцы сочтут письмо несерьезным и не заслуживающим внимания. А тут сигнал, который они обязаны проверить.       Все действия я производил в перчатках, без использования магии. Изрезанные газеты после этого уничтожил, как заправский шпион. Поэтому и отследить меня невозможно.       Не хочется быть стукачом, но в таком деле подобное прокатит. Будем считать это актом гражданской сознательности.       Сам я и не думал, что в одиночку справлюсь с Барти, даже и пытаться не стоит. Слишком уж у нас разные весовые категории. А посвящать других — лишняя головная боль.       Поэтому следующим утром, после победы над Волди, я аппарировал в Лондон, добрался в мантии-невидимке до здания Министерства, выждал момент, когда вокруг никого не было, и бросил конверт в ящик.       Вот и всё, дело сделано, как говаривал Слепой Пью! На самом деле, вопрос, как не «спалившись», доставить письмо до адресата, неожиданно оказался самым сложным. И лишь когда я узнал про почтовый ящик министерства, который служит для различных обращений, когда граждане не могут воспользоваться совиной почтой или еще чем-то, то все сразу получилось.       Через двадцать четыре часа Грюма взяли. Школе об этом рассказывали близнецы Уизли, которые случайно все дело и увидели.       Мракоборцы подготовились и зная, как опасен Пожиратель, задержали его в тот момент, когда он вышел из Большого Зала и шел в сторону класса.       Его приняли стремительно и жестко, скрутили руки и уложили мордой в пол. Фред и Джордж с восторгом и огнем в глазах раз за разом описывали профессионализм мракоборцев, как они появились, словно из ниоткуда и как одновременно ударили несколькими связывающими и сковывающими заклятьями.       Правда лже-Грюм в последний момент почувствовал неладное и почти успел выхватить палочку. Почти, потому что ему противостояли не дети, а серьезные люди, и у министерства хватило ума отнестись к моей анонимке очень серьезно.       Потом появились сам глава мракоборцев Руфус Скримджер, и директор Дамблдор в сопровождении удивленной Макгонагалл и апатичного Снейпа. Грюм, продолжая играть роль, матерился как портовый грузчик и требовал закончить спектакль и освободить его.       И вот сцену, когда они насильно влили в Грюма несколько капель антиоборотного зелья, я бы просто мечтал увидеть. Представляю, как они все охренели, когда вместо старика Грюма появился не просто один из Пожирателей Смерти, а живой и очень даже здоровый Барти Крауч-младший.       Сцену я не видел, зато слышал, какой потом поднялся шум. Министр магии, главы департаментов, мракоборцы, корреспонденты газет, фотографы, родители учеников и конечно Попечительский Совет в полном составе — все они появились в Хогвартсе и в течение нескольких дней устраивали Дамблдору веселую жизнь и делали все возможное, чтобы он не заскучал. Основные вопросы, которые заинтересовали всю магическую Британию, заключались в том, куда смотрел Дамблдор и как так получилось, что детишки оказались лицом к лицу с опасным преступником?       Уверен, у директора состоялся ряд очень теплых и продуктивных бесед. Честно сказать, я даже не предполагал, как все это можно объяснить и как выкрутиться из такой жопы.       И все же, как показали дальнейшие события, директор выкрутился. Хотя его руководящая деятельность в Хоге повисла на очень тонком волоске. Как я понял со слов Драко, которому рассказал отец, еще один подобный случай ему уже не простят. Хотелось бы в это поверить, но иной раз мне кажется, что Дамблдор абсолютно непотопляемый.       Настоящего Грюма нашли в сундуке Барти, и он славно всех отполоскал, ругая за то, что они так долго его спасали.       После чего он надел деревянную ногу, вернул на место искусственный глаз и заявил, что лично и собственноручно, вот прямо сейчас измордует Крауча до кровяных соплей. И как ни в чем не бывало, хлебнув поднесенного вискаря, отправился в Министерство «колоть» Барти, выбивая из него явки и пароли «по горячему».       Я так до конца и не понял статус истинного Грюма. Вроде бы он в отставке. С другой стороны к его мнению прислушиваются, и он может работать с преступником. Странно все это.       Упавшее в очередной раз знамя учителя ЗоТИ подхватила мадам Максим, которая согласилась провести необходимые занятия до конца учебного года.       А народ снова понял, что проклятие Темного Лорда явно не пустой звук, и ну ее подальше, эту высокооплачиваемую, но такую, сука, нервную должность учителя ЗоТИ.       На следующий день в Пророке, кроме статьи Риты Скитер о произошедшем инциденте, появилось большое объявление в красочной, чтобы обязательно заметили, рамке.       Мага, анонимно сообщившему Министерству Магии о Барти Крауче-младшем, просим явиться в отдел Мракоборцев для получения вознаграждения в сумме одной тысячи золотых галлеонов.              Забавно. Я бы тоже, на месте мракоборцев, постарался узнать, кто у нас в стране такой умный и сознательный. Конечно деньги, раз обещали, они дадут, но заодно и душу вынут — как узнал, откуда, что еще знаешь…       Ну, а я развязал себе руки. Теперь можно спокойно готовиться к последнему этапу — ведь, по идее, не осталось того, кто мог бы зачаровать Кубок. Да и зачем, если сам Волди до времени отошел в мир иной?                     После гибели Волди и успешного выполнения задачи, передо мной встал ряд новых задач. Первое — как не допустить того, чтобы он возродился? Второе — что делать с некоторыми людьми, в частности с Краучем?       По Краучу вопрос благополучно решился. А как быть с крестражами?       Кажется, все просто — необходимо их уничтожить. И эту проблему я обдумывал уже с лета, с того момента, когда начал прикидывать, как физически устранить самого Воландеморта.       Тут возникли некоторые трудности. Теоретически я мог разобраться с теми крестражами, что есть в моем распоряжении. Напрячься, выучить Адское Пламя — и вперед. Вот только жаба душила и не давала так просто ликвидировать дорогие артефакты. По уму, нужно извлечь из них осколки души Волди и сжечь именно их, а не сами раритеты. И такое возможно, я нашел этому подтверждение в библиотеке Блэков.       Тем более, читая про крестражи, я невольно зацепил тему Даров Смерти. Сейчас, учитывая кольцо Гонтов и вставленный в него Воскрешающий Камень, а также мою мантию-невидимку, у меня уже есть два предмета из трех. Третий, Бузинную палочку, которой владеет Дамблдор, никакой возможности получить нет — во всяком случае, в обозримом будущем.       И не знаю, как уж так вышло, но тема вызвала мой сильный интерес. Похоже, я начинаю повторять юношеский путь Дамблдора и Гриндевальда — их тоже всерьез интересовали Дары.       Ну, может, и не совсем повторяю, но я буквально чувствую, что-то здесь не так, что-то не то. Здесь присутствует некая тайна, недосказанность, если хотите. И знания о Дарах, как и во многих других случаях, поделены на две части. Одна для профанов, вторая для посвященных.       Я тешил себя надеждой, что смогу понять истинный смысл Даров, а не те байки, которые известны магам. Мне захотелось прикоснуться к тайне и разгадать ее. Правда, имея перед собой примеры, как Дары могут влиять на захотевшего их мага, я намеревался сохранять осторожность и бдительность.       Идем дальше — крестраж в моей голове. И хотя я его эффективно заблокировал, самостоятельно извлечь не могу. Все, что я за это время узнал, и все книги, которые прочитал в библиотеке Блэков, твердо и недвусмысленно говорили об одном — в одиночку такую штуку извлечь невозможно. Необходимо провести сложный ритуал, в котором должен участвовать, как минимум, еще один маг. Причем маг-ритуалист.       Единственный выход, который я могу провернуть самостоятельно, состоит в том, что я как бы «растворю» в своей душе крестраж Воландеморта. По сути, солью его частичку с собой. Соединю навсегда и без возможности что-либо переиграть.       А вот этого я сейчас уже совсем не хотел. Три года назад мои мысли были иными... Но время не стоит на месте, и я надеюсь, что поумнел и кое-что понял. В частности то, что иные двери правильней никогда не открывать! Да, я получу некоторые знания и способности. Вот только вместе с ними мне достанется извращенная жестокость Воландеморта, маниакальная страсть к садизму, злоба, паранойя и куча комплексов в придачу.       Фактически я стану другим человеком. Впустив такое в себя, я уже никогда не буду прежним. Знания, конечно, вещь хорошая, но создавать предпосылки для собственных психологических проблем явно не самое удачное решение. И подобный путь не для меня.       И тут, похоже, для начала понадобится первичная консультация и помощь целителя Гиппократа Сметвика — маг мне понравился. Любопытный в меру, компетентный, опытный. Взять с него Непреложный обет, и можно будет начинать.       Ну и последнее — оставшийся крестраж в сейфе Беллатрисы Лейстрейндж. Я, честно сказать, так и не придумал, как его выкрасть из Гринготтса. Мы с Сириусом, которому я рассказал, что случайно узнал о хранящейся в сейфе Беллатрисы чрезвычайно важной вещи, долго ломали голову, прикидывая, как все можно провернуть. И чем больше думали, тем больше понимали — это просто нереально. Гоблины охраняют свои сокровища на славу, и обдурить их невозможно.       Я так до конца и не понял, как это получилось у канонного Золотого Трио, но то, что у нас с Блэком нет шансов, очевидно. Проблему могло бы решить превращение в Беллатрису, но у нас нет ее волос или вещей. Также можно попробовать взять ее под Империус — если хватит сил, и если для начала как-то вытащить из Азкабана.              Если и уничтожать крестражи, то одновременно и разом. А останется хоть один, и Волди возродится. Так что и я пока не буду их трогать.       В общем, как ни обидно это осознавать, но мне приходится брать паузу, хотя это и чревато неприятными последствиями в будущем. Жаль, что не все получается так, как бы хотелось.                            Тем утром домовики расстарались и приготовили изумительную яичницу-глазунью на беконе. Гарниром к ней шла копченая семга. Еда хоть и жирная, но чрезвычайно вкусная.       Девушки со старших курсов серьезно следили за своей фигурой и такими вещами не увлекались. Гостьи из Шармбатона немного театрально стонали по поводу того, что уже не влезают в собственные мантии. Ну а наш четвертый курс еще позволял себе немного излишеств.       После завтрака мы все вместе отправились к Рубеусу Хагриду на очередной урок Ухода за магическими существами.       На этот раз великан показал нам нюхлеров — мохнатых, длинноносых существ с плоскими, как лопаты, передними лапами. Эти зверьки отличались неистребимой тягой к золоту и блестящим предметам, и воровали все, что не прибито гвоздями к полу.       Хагрид, по своей привычке, смешал на уроке все в одну кучу — и полезное, и совсем не нужное. Он немного рассказал про нюхлеров и то, чем они знамениты. Но вместо нормальной информации о том, чем полезны и чем вредны эти существа, как их можно приучить, подчинить или нейтрализовать, устроил какой-то цирк, попросив каждого из учеников взять из общего ящика зверька и поучаствовать в соревновании. Выигрывает тот, чей нюхлер найдет больше зарытого и спрятанного самим Хагридом золота. Золото на самом деле лепреконское и через пару часов пропадает, но зверькам до этого не было дела. Они рыли землю не хуже кротов и перекопали своими лапками огромный луг.       Охренеть, как познавательно! Вот всегда так у Хагрида — вроде и есть полезная информация, но она тонет в совершенно ненужном хламе. Хотя части учеников весело, и за это многие просто обожают великана.       — Ну, что скажете насчет урока? — спросил Малфой, когда мы возвращались в замок.       — Хагрид, конечно, мог бы вести свой предмет с большей пользой. Но и так вполне неплохо. Каждый из нас при желании, может найти все необходимое о нюхлерах в библиотеке, — ответила Гермиона. — А ты что скажешь, Гарри?       — Да ерунда сплошная, — в тот момент я был больше занят мыслями о лже-Грюме и о крестражах, и как-то не обдумал все последствия таких слов. — Хагрид прогнозируем, как юношеские прыщи. Начинает он за здравие, а заканчивает за упокой. Муть, одним словом.       — Гарри! — Гермиона неожиданно вспылила. — Он делает все, что может!       — Вот только мне от этого ни тепло, ни холодно.       — А как же дружба? — она остановилась и с возмущением оглядела нас всех, а потом зафиксировала свой взор на мне.       — Причем здесь дружба, Герми? — Малфой попытался снизить градус неожиданно возникшего напряжения. — Мы говорим о его профессионализме. И здесь я согласен с Гарри. Как преподаватель он не сильно обогнал Трелони и ее Прорицание. И почему я должен идти после урока в библиотеку и искать нужные сведения, тратя свое личное время? Работа учителя объяснять все от корки до корки.       — Вы просто... — она замолчала, подбирая слова, — холодные и бездушные. Нельзя же так!       Вспыхнув после этих слов, Грейнджер резко, так что волосы взметнулись волной, развернулась и быстрым шагом устремилась к дверям замка.       — Что сейчас было? — на лице Малфоя удивление сменялось досадой.       — Подростковый возраст, вот что, — я вздохнул и не стал развивать тему. Похоже, дело не только в возрасте, но и в том, что Гермиона раздражена, и вполне вероятно, обижена на меня. А началось всё со Святочного Бала.       — Надо мириться, — подумав, констатировал Малфой и посмотрел на небо. — И лучше не затягивать.       — Само собой.       — Так что думаешь насчет Хагрида?       — Да ну его… Еще и ругаемся теперь по такому поводу.       — А я сейчас понял одно, — Драко нахмурился. — Этот год я доучиваюсь, но со следующего года про Хагрида и его предмет забываю. Ну его нахер, все равно ничего путного там не узнаю. А весь его пятый курс при необходимости я смогу выучить за пару недель.       — Гермиону жалко. Всерьез ведь обидится.       — Да, это проблема.       Драко уже давно не был тем каноническим подонком и негодяем, каким его видел Поттер. Вернее он им так и не стал. Он изменился, и изменился сильно. И, несмотря на то, что классовые и кровные противоречия между ним и Грейнджер так до конца и не пропали, он уважал ее ум, способности и характер. Он считал ее другом и относился бережно и внимательно. И все это для Малфоя не пустой звук.       Мой лучший друг — совсем другой Драко. И сейчас он говорил искренне и по делу.       — Помиримся и поговорим. Надо постараться донести до неё наши мысли, — наконец я тоже принял решение. — И знаешь что, Гох? Если Дамблдор не пригласит на следующий год другого преподавателя, то и я откажусь от ухода за магическими существами. В самом деле, два урока в неделю, почти три часа личного времени, которое можно провести с гораздо большей пользой.       — Вот и я о том же. Да я лучше на Зелья время потрачу.       С Грейнджер мы помирились. А вот факт того, что этот год уже не такой безоблачный, как предыдущий, совсем не радовал. Мы уже не первый раз цеплялись с ней из-за каких-то малозначительных слов и второстепенных тем. До открытой ругани еще не доходило ни разу, но и такая словесная пикировка удовольствия приносила мало.       Хагрид, его предмет и ему подобные вещи лишь повод для проявления недовольства. А вот причина крылась гораздо глубже.                     В пятничный вечер я пригласил Лавгуд прогуляться. Мне давно уже не терпелось выяснить кое-какие детали и я всерьез рассчитывал, что наконец-то получу ответы.       — Как ты это делаешь? — спросил я Луну. Мы присели на ту самую скамейку, где когда-то я вручил ей первый подарок — зачарованный аквамарин.       Вокруг нас порхали бабочки. Пахло медом и пыльцой. Большой шмель — настоящий воздушный тигр, подлетел к нам. Луна спокойно протянула руку, шмель уселся на неё, шевеля усиками, прошелся по вытянутому указательному пальцу, а потом улетел, басовито гудя.       — Иногда я вижу вероятности и те из них, которые имеют больше шансов на реализацию, — просто ответила девушка, провожая взглядом насекомое.       — Расскажи об этом.       — Представь себе лист бумаги, который исчерчен линиями. Они пересекаются между собой, образуя сложный узор, похожий на трещинки на стекле, — Луна говорила легко и свободно, словно была рада наконец-то рассказать о своих необычных способностях. — Внизу листка прошлое, а сверху будущее, и я понимаю, по какой линии правильнее идти, и на какой развилке куда надо свернуть.       — Так ты выбираешь, что и когда говорить и как действовать?       — Да. Вот только в детстве все было словно в тумане, и не так часто. И мне приходилось очень тщательно прислушиваться к интуиции.       — А сейчас?       — Похоже, моя способность растет.       — У тебя наследственный Дар?       — Да, но он передается лишь по женской линии, от матери к дочери, — она откинулась на спинку скамейки. — Моя мама была Видящей.       — А ты? — я до конца не понимал, что скрывается за данным термином.       — А я ее дочь. И если раньше я видела лишь свой путь, то теперь к нему добавились и другие.       — Твои друзья, — догадался я.       — Да, я стала видеть и их вероятности. Очень слабо, но вижу. Хуже всего я угадываю Невилла, чуть получше Драко и Гермиону. А сильнее всего тебя.       — Почему так? — я задал вопрос, ответ на который, по сути, уже знал. Или догадывался.       — Это произошло в первые месяцы, как я поступила в Хогвартс, — Луна нахмурилась и между ее бровей пролегла тоненькая морщинка. — Раньше я видела лишь себя, а потом появился ты, — она охватила руками плечи и убежденно добавила. — Это изменило абсолютно все и изменило меня! Ты не должен был учиться на Когтевране. Нет, вернее не так… Как раз ты-то и должен был попасть на Когтевран. Но вот настоящий Поттер никогда и ни при каких условиях не мог здесь оказаться. Ему бы подошел Слизерин или Гриффиндор. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?       — Да, — я сглотнул и глубоко вздохнул, прислушиваясь, как таинственное тепло, зародившееся в сердце, охватывает все тело. То, о чем мы сейчас заговорили, было важно, невероятно важно. И оно подразумевало не только настоящее, но и имело колоссальное значение для всего будущего. И моего, и Луны, и еще множества людей. Мы словно подошли к той самой развилке на листе бумаги, о которой говорила Лавгуд.       — И в моей жизни я увидела новую развилку. Ее не было раньше. И оба пути казались правильными и верными. Они одинаково подходили мне, хоть и были разными.       — И что?       — С таким я столкнулась впервые, — она вздохнула и добавила спокойно, не пытаясь вызвать сострадание, а просто констатируя очевидное. — Мне пришлось очень тяжело, так как я тогда не была готова к выбору. И я откладывала его, сколько могла.       — Но ты его сделала, да?       — Да, в тот вечер, когда ты выходил из нашей гостиной и собирался отправиться в ту деревушку. У тебя, пойди ты один, имелись три вероятности — погибнуть и не выполнить задуманное; выполнить, но все равно погибнуть или сильно пострадать; и ничего не сделать, лишь только спугнуть цель.       Я молчал. Говорить не хотелось. Но не от того, что я не мог найти слов, а от совершенно других причин. Передо мной сидела чудесная девушка, с дивной внешностью и невероятными способностями, и сейчас она затронула очень серьезную тему. Фактически, дело касалось будущего и того, какими путями пойдут наши судьбы.       Очутившись здесь, я знал, что рано или поздно мне придется столкнуться с симпатией, с теми девушками, которые нравятся мне и с теми, которым я сам нравлюсь. И мне придется делать выбор.       Частично я его уже сделал, пригласив Луну на Бал. Правда, тот поступок я оценивал скорее как дружеский, хотя, безусловно, он и нес в себе нотки романтики и даже первой влюбленности.       — Я сделала свой выбор, — так сказала Луна. — Прости меня, Гарри, но теперь и тебе придется его сделать.       Ее изумительные глаза поймали мой взгляд. В них я увидел надежду, радость, намек на счастье и нотку грусти — она бы приняла любое мое решение. Она бы приняла его молча и никогда бы не сказала и слова о своих сомнениях или разочарованиях от того, что за этим последует. Она бы просто и мужественно приняла свою судьбу. Как много я знаю таких, действительно сильных людей?       А потом она закрыла глаза ладошками, и сдерживая слезы, волнение и краску, уткнулась головой в колени.       Волна нежности затопила меня с ног до головы. Около меня сидел удивительный человек, невероятная девушка, и она сейчас сказала мне о своей любви. Намекнула о ней…       Не так, и не в такое время я думал, что это произойдет. Наверное, судьба и магия сделали все намного лучше, чем я прикидывал и планировал в собственной голове.       — Луна, — я пододвинулся к ней вплотную, обнял, отвел ее руки и как можно нежнее поцеловал в губы. Она не умела целоваться, но ее пробуждающаяся женственность и свежесть затопила меня потоком. Ее губы были теплыми и несмелыми, и вся она распускалась, как цветок на первом, весеннем солнце.       В тот вечер мы сидели долго, пока окружающий нас мир не заполнили сумерки. Мы целовались и что-то говорили друг другу — невероятно важное и, наверно, невероятно банальное, ведь миллионы людей говорят подобные вещи друг другу в похожих ситуациях.       Между нами зарождалось что-то волшебное, и я приложу все силы, чтобы все было правильно…       Теперь я отчетливо понимал, как важно заслужить чье-то доверие и даже любовь, но еще важнее все сохранить и приумножить.       Наши руки были переплетены, глаза смотрели в глаза, а в вечернем майском небе загорались лучистые звезды. Пахло молодой листвой и свежестью. И над Запретным Лесом медленно всходила Луна. Наступало её время…