Стоп! Снято!

Женщина с колыбели Чей-нибудь смертный грех. «В гибельном фолианте…», Марина Цветаева

Рю безнадёжно проспал время встречи. Он открыл глаза только в третьем часу, и это было худшее пробуждение за последние полтора года. Болела задница, ныла спина, а в душу как будто нагадили. В мыслях царила та же серость, что за окном, выходящим во внутренний двор отеля. С кровати Рю видел верхний этаж соседнего здания и низкие, тяжёлые облака. Почему он вообще решил, что после стольких лет любви и ненависти сможет потрахаться с Тибо, как с каким-нибудь незнакомцем? Тибо значил так много, словно был в каждой клетке его тела, был его дыханием, был частью той темноты, что видел Рю, когда опускал веки. Хотелось сдохнуть. Он потянулся за смартфоном. Семь пропущенных звонков, последний – несколько минут назад. Больше дюжины сообщений. Рю открыл мессенджер. Мой ублюдок: Извини, проспал. Мой ублюдок: Ты, видно, тоже? Мой ублюдок: Если хочешь пойти, ещё не поздно. Мой ублюдок: Женский блок вечером :)) Мой ублюдок: Рююююююю! Мой ублюдок: Ответь! Мой ублюдок: Почему ты не берёшь трубку? Мой ублюдок: Уже два часа, эй! Мой ублюдок: С тобой точно всё в порядке?! Мой ублюдок: Не заставляй звонить Миранде и спрашивать, в каком ты номере :-\ Мой ублюдок: Я, мать твою, волнуюсь!!! Мой ублюдок: ЭТО НЕ СМЕШНО Мой ублюдок: Неужели так сложно просто ответить?! Мой ублюдок: D-: D-: D-: Рю увидел, что Тибо набирает следующее сообщение. МДРНМР22: остановись МДРНМР22: всё в порядке МДРНМР22: я только проснулся МДРНМР22: ещё не ушёл? Мой ублюдок: Собираюсь. Подождать? МДРНМР22: минут сорок МДРНМР22: и без завтрака никуда не пойду Мой ублюдок: Я тоже ещё не ел :) Вместе сходим. Мой ублюдок: Встретимся внизу. Рю спустился в холл даже раньше. - Привет! Тибо появился внезапно, выскочил откуда-то справа и, обняв, прижался губами к щеке. Рю его оттолкнул. - Не нужно этого! - Ладно-ладно, Рыбка, только не злись, - он улыбнулся то ли иронично, то ли снисходительно. - Завтракаем-то как обычно или тоже новые правила? - Тибо, я тебе больше не Рыбка. - И ночью притворялся? Рю медленно досчитал до восьми, сжимая и разжимая кулаки. - Клянусь, - сказал он, глядя точно в глаза Тибо, - больше ты этого не получишь. Никогда. - Рю, давай без… - Даже если будет выбор: выстрелить себе в башку или дать Тибо Ламберу… - …без вот этого! - Догадайся, что я выберу! - Да неужели? - Тибо закатил глаза. Рю направился к выходу, бросив: - Мы завтракаем как обычно. - Аллилуйя! На улице, кажется, стало ещё холоднее, чем вчера. Уже метров через тридцать Рю понял, что, увлёкшись мысленным убийством пока даже не бывшего мужа, зря не застегнул куртку, а ещё через сто пожалел о шапке, которую поленился достать из чемодана. До мексиканского ресторанчика, в котором они часто перекусывали, было всего ничего, но он успел замёрзнуть. - Твоё кольцо мне вернули, кстати, - сказал Тибо, открывая дверь. – Горничная нашла. Рю шмыгнул внутрь, ничего не сказав. До сегодняшнего утра он был уверен, что больше не носит кольцо, потому что развёлся. За три года здесь ничего не изменилось. Возле кассы, как всегда, толпились люди, но в небольшом зале задерживались единицы. За порядком следил всё тот же меланхоличный латинос. Рю невольно кивнул ему и получил медленный кивок в ответ. - Займи место, - Тибо подтолкнул в сторону столика возле окна, - я сделаю заказ. Ты только меня разлюбил? Или буррито тоже? - Кофе не забудь, - буркнул Рю. Он сел спиной к большей части зала и, скрестив руки на груди, уставился на соседнее здание, стараясь ни о чём не думать. Особенно – о том, при каких обстоятельствах расстался с кольцом. Не мог же просто выкинуть? Или мог? Тибо пришёл через несколько минут. - Только не смейся, я снова забыл, с острым перцем или без. Взял разные. - С перцем, – ответил Рю, продолжая смотреть в окно. - Всё-таки с перцем. Чёрт. Может, махнёмся? - Если расскажешь, как я остался без кольца. - Чего не знаю, того не знаю, - Тибо усмехнулся. - Наверное, выкинул или потерял, раз нашли где-то в коридоре. Думаю, и вернули только из-за имени. Не так много Тибо здесь останавливается. Рю кивнул, воскрешая в памяти витые буквы на внутренней стороне. Ювелира позабавило, что размер обручальных колец совпадает, и он предложил сделать гравировку, чтобы как-то их различать. На свадьбе от волнения, конечно, всё перепутали, а после решили, что это достаточно пошлая романтика, чтобы оставить, как есть. - Я забираю с перцем, да? - Бери, - Рю пожал плечами. - Чем ты опять недоволен? - Всё в порядке. - Конечно, - Тибо вгрызся в буррито, невнятно пробормотав, - а я – Король-Солнце. - Я, правда, не понимаю, зачем задавать вопрос, если ответ не важен. - Тебя что спрашивай, что не спрашивай – итог один: сначала ты делаешь вид, что это пустяк, а потом я снова виноват. - Тибо, - Рю подвинул к себе вторую тарелку, - сколько раз я должен был ответить, что хочу буррито с острым перцем? - Просто у тебя такие запутанные отношения с перцем! - Я не люблю только варёный и жареный, а этот маринованный. - Маринованный? Серьёзно? Но маринованный перец – гадость, а тут так вкусно… – Тибо с недоверием заглянул внутрь лепёшки. – Я думал, они его как-то варят. - Нет. Они его маринуют. Варёный перец мягкий, а этот хрустит на зубах. И у него вкус маринада. - Какой ты всё-таки зануда. - И тебе приятного аппетита. Путь до арены, где проходил этап Гран-при, оказался неблизким. Рю успел заскучать, пока такси несло их по вечерним улицам. Вялая переписка с Сомйинг, которая сбежала сразу после мужских выступлений, чтобы посмотреть город при свете дня, тоже навевала тоску. Может, потому что предложение погулять вместе поступило слишком поздно, когда он уже согласился поехать вместе с Тибо. С другой стороны, Рю сделал это по доброй воле: ему, правда, стало интересно, как теперь катается Софи. Последний раз он видел её в Монреале, когда поздравлял с тринадцатым днём рождения. Уже тогда она делала большие успехи и собиралась осенью принять участие в каких-то важных юниорских соревнованиях. Следующей весной Софи исполнялось семнадцать, а Рю за всё это время даже ни разу не подумал узнать, как её дела, и поздравить с победами, которых, вероятно, было немало. - Пойдёшь к Софи? – спросил Рю, когда они прошли контроль. До женских выступлений оставалось ещё немало времени. - После соревнований. Её лучше не отвлекать перед прокатом. И ей достаточно знать, что я здесь, болею на трибунах, - Тибо вдруг отвёл взгляд. - Я предлагал Жюльетт поехать вместе, хотя бы на произвольную, и даже этот Райан её был за, но она… просто не захотела. Сказала, Софи это не нужно. Представляешь? - С трудом. Но это в духе твоей семьи. - Я переехал, потому что не смог остаться в Монреале рядом с моими кобрами. - Понимаю. Почему Виннипег, а не Тулуза? - На Тулузу не было сил. И я уже однажды всё там бросил. Ещё до съёмок в «Ублюдках» Тибо пытался стать своим во Франции, выбрав город, где вырос его отец. Днями с переменным успехом постигал театральное искусство, вечерами пел на улицах и в барах, по ночам, как любой студент, искал приключения. Всё это он оставил, когда на его предложение руки и сердца Рю ответил согласием, а до этого у обоих был безумный год и бесконечные перелёты через Атлантику. Вчера вспоминалось плохое, а теперь откуда-то из темноты полезло хорошее, и это убивало даже сильнее. - Пойдём на трибуны? – предложил Рю. - Там сейчас танцы на льду, - Тибо скривился. – Не люблю их. - Их-то почему? По рассказам Эммы, её непутёвый сын в детстве потерпел фиаско только в парном и одиночном фигурном катании. В девять он сбежал в хоккей, где пару лет блистал в качестве крайнего левого нападающего, морально уничтожая противников неиссякаемым энтузиазмом, но потом сильно увлёкся музыкой и ушёл из команды. - Скучно. Посмотрим лучше, что здесь есть. Рю был далёк от фигурного катания, как от любого другого олимпийского вида спорта, но обожал разглядывать интерьеры и людей и подмечать, как разные люди ведут себя в разных интерьерах. Природное любопытство или привычка, выработанная за почти двадцать лет актёрской карьеры, он уже и сам не знал. Здесь нашлось даже кое-что интереснее привычной американской публики - болеть за своих спортсменов приехало немало иностранцев, которые говорили на самых разных языках: радовались, переживали, обсуждали выступления. Прикрыв глаза, Рю слушал. Мимо прошли канадцы, французы, толпа китайцев, итальянцы и, кажется, арабы. Где-то спорили с британским акцентом. Две кореянки заверещали, увидев кого-то в конце коридора. Оттуда же донеслась на удивление чистая и правильная японская речь. Возле трёх подруг, обсуждающих по-русски некую Татьяну Иванову, Рю невольно замедлил шаг, пытаясь вспомнить, когда последний раз говорил на языке, знакомом с детства. Выходило, что очень давно: звонил как-то раз Нине, ещё во время лечения. Песни, фильмы, книги – всё это было совсем не то. Одна из девушек повернулась, и на её лице за секунду отразились смутное узнавание, удивление, сомнение, снова узнавание, недоверие напополам с изумлением и, наконец, вселенский ужас. Рю улыбнулся. Он с самого начала ловил чужие взгляды: кто-то просто отвечал любопытством на любопытство, кто-то явно с кем-то путал, а кто-то точно так же узнавал - с налётом потрясения. Пару раз даже попросили автограф. - Рю? – позвал Тибо. - Всё в порядке, - он нагнал. - Заслушался. Кто такая Татьяна Иванова? Русская фигуристка? - Да, главная соперница. На этапе в Японии она увела золото из-под носа у нашей Принцессы. Софи была в бешенстве. И вот они снова встретились, а ведь даже не Финал. Ещё и Вирджиния Смит здесь, - Тибо указал на группу с американскими флагами. – Она из Чикаго, кстати. Так что тут многие за неё болеют. - Никогда не думал, что у фигурного катания столько фанатов, - признался Рю, - а тут всё серьёзно: и борьба, и давление, и столько эмоций у всех. - Тоже чувствуешь? – Тибо просиял. – У меня мурашки по коже, ух! Как на концерте. - Или на громкой премьере. - Большой спорт тоже тот ещё наркотик. По дороге к своему месту Рю фантазировал, как всё это видится спортсменам. Для простого зрителя, каким он был сейчас, происходящее казалось очень ярким, почти ирреальным, в самом деле, не уступающим грандиозностью главным мероприятиям Голливуда. Огромные трибуны замыкали каток в кольцо, идеально гладкий лёд влажно блестел, отражая свет, и всеми людьми вокруг владело одно на всех большое чувство – что-то вроде радостного предвкушения, ожидание чуда. - Софи во второй группе, - сказал Тибо. Зрители встречали аплодисментами всех участниц, но первые фигуристки не впечатлили Рю. Кому-то не шёл костюм, кто-то не попадал в музыку, кто-то слишком нервничал и терялся на фоне огромного катка. Все мысли о необъективности из-за непонимания происходящего отошли на задний план, когда на лёд выпорхнула юная японка. Кику Кимура только сделала первое движение, а люди уже замерли, оборвав свои разговоры. Рю не знал, хороша она как фигуристка или плоха, но её попадание в музыку приближалось к идеалу. - Здорово откатала, - заметил Тибо после оваций, - жаль, программа слабовата. - Всё-таки разбираешься? - Чего-то не забыть, как ни старайся. Фигурное катание между ними было запретной темой, за исключением тех случаев, когда их настигала Софи, не признававшая никаких запретных тем. - Десять… пятнадцать… - продолжил Тибо, глядя на лёд, по которому сновали дети, собирая игрушки и букеты, - да какое там! Все двадцать лет смотреть не мог - в дрожь бросало, пока не понял кое-что. Нас с Жужу через силу заставляли, а Софи не такая. Её не заставишь. Она просто любит кататься. Как Алекс любил. Теперь, когда смотрю, вспоминаю не своё ужасное детство, а представляю её прекрасное будущее, - он грустно улыбнулся. – Даже понимать начинаю, почему для мамы это всегда было так важно. Рю очнулся, уже обнимая Тибо, и тот в ответ прижался лбом к виску. Рука как-то сама собой взъерошила его волосы, а после разомкнуть объятия стало уже невозможно. В танцевальной студии Рю терпеть не мог дни, когда все занятия вела мать, ведь это значило, что будет много балета и никакого покоя, придётся стоять у ненавистной перекладины рядом с Аней, выкладываясь на все сто, а ещё работать громоотводом для всей группы и краснеть от злости, не смея огрызнуться в ответ на едкие, в основном японские замечания. Примерно он представлял, через что пришлось пройти Жюльетт и Тибо. Их мать, Эмма Идо, в своё время была выдающейся фигуристкой: многократная победительница канадских чемпионатов, двукратная чемпионка мира, серебряный призёр Олимпийских игр и участница неисчислимого множества других соревнований. Железная женщина. Рю очень хорошо помнил первую встречу с ней. Эмма смотрела так, словно хотела сжечь его взглядом, а прах развеять по ветру. Да, не очень-то ей поначалу понравился выбор Тибо. Началась вторая разминка. Они так и сидели, обнявшись, не отводя взглядов от тоненькой фигурки Софи. Рю всё никак не мог поверить, что это, правда, она. В памяти смеялась пухленькая девчонка, а здесь, в настоящем, перед глазами мелькала подтянутая красавица с грозным, не лишённым надменности лицом. Она двигалась легко и уверенно, и в каждом жесте угадывалась невероятная внутренняя сила. - Настоящая богиня, - пошутил он. - Ага, - хохотнул в ответ Тибо, - Артемида. - Ей подходит. Помнишь, как она устраивала засады под лестницей? - Такое забудешь! После разминки на льду осталась только американка. Зрители на трибунах ликовали. Она подъехала к бортику, чтобы выслушать последние напутствия. На экранах это показали крупным планом, и время как будто остановилось. Рю завис, разглядывая тёмно-рыжие волосы её наставницы - цвет был такой насыщенный, что местами уходил в бордовый, и выглядел при этом натуральным. Уже потом он отметил и осунувшееся красивое лицо, и сосредоточенный тёмно-голубой взгляд под бровями вразлёт, тоже рыжими. Размышляя, почему эта женщина кажется такой знакомой, Рю пропустил начало проката и опомнился только, когда всей кожей ощутил напряжённое молчание зала. Звучала бодрая музыка, но лица окружающих напоминали застывшие маски. Даже Тибо нахмурился, поджав губы. Рю посмотрел на лёд, и там Вирджиния Смит упала с прыжка. Потом поднялась - и упала снова. Она продолжила выступление, но больше всего это напоминало агонию. Было ещё несколько падений, во время которых зрители не смели даже ахнуть. Эти три минуты тянулись целый час. Её проводили потрясённым молчанием. Лишь когда она рухнула на скамейку в уголке слёз и поцелуев и застыла, не поднимая головы, послышались первые робкие хлопки, а после как будто обрушилась лавина. Зрители аплодировали, чтобы хоть как-то поддержать Вирджинию! Тренер сидела с непроницаемым лицом. Не дрогнула, даже когда объявили оценки. Следующие фигуристки катались нервно. Ситуацию немного выправила Софи – хотя она запнулась в самом начале программы и не вытянула один прыжок в середине, всё же под конец азарт богини-охотницы взял верх. Зрители выдохнули. После выступления ей кричали и аплодировали даже сильнее, чем Кимуре, которая пока лидировала. Исступлённое «АААААААА!!!» в исполнении Тибо неслось над трибунами поверх тысячи голосов. Он прыгал, обнимаясь с каким-то незнакомым канадцем. По результатам Софи оказалась второй, но выхода ждали ещё две фигуристки. Они-то и подвинули её на четвёртое место: француженка Натали Бастьен и та самая Татьяна Иванова, которая лишь на сотые доли балла отстала от японки. - Ничего страшного, - сказал Тибо, - впереди произвольная, там Софи отыграется. Разрыв всего ничего! Ты ведь придёшь посмотреть? - Если у тебя есть ещё билет, - Рю улыбнулся. Трибуны стремительно пустели, и они потянулись к ближайшему выходу вместе с другими людьми. - Я и на гала-выступления два брал. - Значит, решено. - А как насчёт посиделок со Стивом и ребятами? - Без меня. - Рю. - Не хочу, правда. - Но к Софи-то зайдём сейчас? Рю чуть не ляпнул «да», но вдруг подумал кое о чём. - Она знает, что я тоже здесь? - Нет, конечно. Я никому не говорил. - Тогда давай так: сегодня ты тоже молчишь, а завтра вместе поздравим её с победой. Сам говорил, что лучше не отвлекать. - Да, резонно, - признал Тибо. - Значит, до завтра? - Во сколько встретимся? - В час. - После попойки у Стива? Ты оптимист. - Я не собираюсь нажираться! И потом, я хотел посмотреть произвольные мужчин. Рю сделал вид, что поверил. На том и простились. Рю пробирался к выходу, пытаясь найти среди своих контактов номер хотя бы одной чикагской компании такси. Усугублял ситуацию тот факт, что если идея для имени не пришла сразу, в этой графе мог оказаться весьма пугающий набор согласных букв. Что-то он называл под кайфом, но всё же большую часть породил в здравом уме и какая-то логика прослеживалась. Палец завис над «ТКЛСКЗКЧКГ», и пока Рю раздумывал, означает это «Та клёвая сучка из Чикаго» или всё-таки «Такси люкс заказ Чикаго», рядом раздалась знакомая итальянская брань. Тони стоял буквально в двух шагах, прижав смартфон к уху плечом, и, активно жестикулируя обеими руками, доказывал далёкому собеседнику, что тот, мягко говоря, не прав. Близнецы топтались рядом. Рю махнул им, пробираясь сквозь людской поток. - Откуда ты взялся? – изумилась Мария. - Тибо меня вытащил. - Тибо тоже здесь? - Вы помирились? – Лино переглянулся с сестрой. Лица у обоих вытянулись от удивления. - Нам нужно было поговорить. Хотим расстаться друзьями, вроде того. Почему вы не сказали, что я до сих пор замужем?! Теперь близнецы потрясённо заморгали. - Эм-м, - Мария первая нашла слова, - а что, были какие-то сомнения на этот счёт? - Я думал, что давно развёлся! Сложились они тоже вместе, и смеялись так, что Тони грозно шикнул на них. Отскочив на пару ярдов, он продолжил спор, заткнув свободное ухо пальцем. - Ох, Господи, - Мария утирала слёзы, - но почему? - Может, потому что вы все говорили о нас с Тибо в прошедшем времени? - Рю специально напустил больше мрачности, для полноты картины скрестив руки на груди. - Мы думали, ты не хочешь это вспоминать, - Лино пошёл на мировую. – Серьёзно, ты никогда сам эти разговоры не начинал. - И ничего не спрашивал! Только раздражался. Кажется, за день на соседних креслах близнецы синхронизировались окончательно, потому что одновременно сделали самые честные на свете лица. Рю прекрасно знал, как они это умеют: и детьми, и подростками Лино и Мария Чеккарелли, абсолютно разные по характерам, начинали вести себя одинаково, стоило им провести бок о бок пару часов. Теперь изменилось разве что их отношение к этому. Они больше не злились и не бросались в драку, обвиняя друг друга в передразнивании. Может, потому что проводили вместе не так уж много времени. - Ого! – Тони закончил ругаться и вернулся. – Каваками, решил всё-таки дать фигурному катанию шанс? - Я здесь случайно оказался. - Как и все мы - на этой грешной земле. - Кого-то ждём? – уточнил Рю. - Нет, - ответила Мария. - Оля будет позже, можем идти. - Оля? - Моя подруга. Ну, тренер. Помнишь, я про неё говорила? Поужинаем, поговорим о фигурном катании. Ты ведь с нами? Встретившись с молящим взглядом Лино, Рю запнулся с отказом, и Тони мастерски поймал эти полсекунды. Хлопнув по плечу, он задорно воскликнул: - Поехали! Будет весело! К тому же, нам не помешает человек, который знает русский. - Оля отлично говорит по-английски! – возмутилась Мария. - Вдруг она захочет сказать что-то по-русски? - Не обращай внимания, - Лино схватил Рю под руку и потащил к выходу, - они сегодня весь день об этом спорят. - О чём?! - О русских. Точнее, о том, так ли уж загадочна русская душа. Небольшой итальянский ресторанчик оказался местом без претензий, но достаточно уютным, чтобы скоротать вечерок в дружеской компании. Близнецы ожесточенно спорили, какие пиццы выбрать. Тони ворчал, проматывая бесконечные селфи Сомйинг в инстаграме. Судя по достопримечательностям на фоне, она успела обойти не меньше половины Чикаго. - Наконец-то! – воскликнул Тони. Закончив с просмотром ленты, он выложил несколько своих фотографий, коротко рассказав под ними о первых впечатлениях от Скейт Америки. - Чувствуешь, как социальные сети манят тебя, а? - Что? – спохватился Рю. – Извини, случайно залип, - подумав, он ответил. - Не знаю. Пытаюсь понять, что люди находят в инстаграме. - И как успехи? Убрав смартфон, Тони сосредоточил всё внимание на собеседнике. - Уже нет такого отвращения, как раньше. Тибо много моих фотографий выкладывал без разрешения, - Рю опустил взгляд. – Конечно, на него сильно давили мои фанаты, которые хотели знать о происходящем хоть что-то. Он не такой уж сильный человек в этом смысле. - Как и в любом другом смысле, - Тони отмахнулся. - Я так не думаю. - Всё гадал, что за таинственные дела были у тебя вчера вечером. Слышал, Тибо переехал в какую-то глушь. Неужели примчался оттуда только ради встречи? - Он приехал болеть за племянницу. - Она фигуристка? Рю кивнул. - И выступала сегодня? - Софи Миллер и есть наша Софи. - И ты молчал?! - Ты не спрашивал, - Рю улыбнулся, вспоминая ответ Марии. - Это несерьёзно! - Тони всплеснул руками. - Сейчас важно всё, что связано с фигурным катанием: любая мелочь, любая история. - Да что я могу рассказать? - Что можешь, всё рассказывай. - Софи всегда много тренировалась, - припомнил Рю, - но обычно, когда мы приезжали, ей было интереснее общаться на другие темы. Тибо всё детство занимался фигурным катанием, но его всегда от этого тошнило. Его сестра… У Жюльетт тоже всё сложно. Она выступала с Алексом Миллером. Вы, может, даже смотрели их прокаты – довольно известная канадская пара. После того, как Алекс погиб, Жужу оставила спорт. Леди Капулетти… О, вот уж кто любил вспоминать о своих подвигах! Только это всегда случалось под конец семейных праздников, и мы с Тибо к тому моменту обычно успевали не только накидаться вином, но и кокаином всё заполировать, так что я почти ничего не помню из её баек. - Леди Капулетти, - Лино всхлипнул от смеха, закрыв лицо рукой. – Простите, я снова вспомнил, как Тибо бредил, истекая кровью. - Посмотрела бы я на твою реакцию, если бы тебе ногу прострелили, - хмыкнула Мария, не отрывая испытывающего взгляда от меню. - Опять вы вспомнили худший день моей жизни, - нахмурился Тони. - Твоей? - возмутился Рю. - У меня на площадке чуть не умер актёр! - Я, между прочим, в него стрелял! - Будь здесь Юмико, сказала бы своё коронное: жаль, не в башку. - Мария! - Рю и Тони воскликнули одновременно. - Молчу-молчу, - она перевернула страницу. Разойдясь по свету, история этого несчастного случая успела обрасти самыми невероятными подробностями и теперь воспринималась скорее как байка со съёмок «Ублюдков», но в день, когда это произошло, не до смеха было всем. Одну из сцен в Маленьком Токио преследовал злой рок. В конце концов, её снимали в самый последний момент. Естественно, в жутком аврале. Там не досмотрели, здесь не проверили – и вот Рю уже держал в руках револьвер, не подозревая, что в стволе застряла заглушка. Она влетела Тибо в бедро не хуже настоящей пули! Холодок по спине пробежал даже сейчас. Тони тогда настаивал, чтобы Рю целился выше, но его перемкнуло. Едва ли не полчаса он спорил, доказывая, что никто не будет стрелять в пах или в живот, если хочет просто припугнуть. Тони всё понимал, но отстаивал зрелищность и заткнулся, только когда Рю в сердцах крикнул: «Мать твою, я помню, как это делали братки!». Он был очень злой в этой сцене, потому что перед глазами стояло ненавистное прошлое. Те несколько месяцев, проведённые рядом с Масаши, когда Юмико ещё не замолвила своё словечко господину Сугияме. Много увидел Рю из того, что хотел бы никогда не знать. Его так накрыло при виде настоящей крови, что опомнился он только в машине скорой помощи. В одну руку медбрат колол успокоительное, а вторую гладил Тибо, читая предсмертный монолог Ромео. Изредка он косился на свою рану и нездорово хихикал. Кажется, тогда же и рассказал, что в жизни его матери было две огромных любви: фигурное катание и Шекспир в постановках Андре Ламбера. С этого всё и началось. - Говоришь, мать Тибо тоже фигуристка? – спросил Тони. - Ты сейчас серьёзно? – Рю моргнул. - Я помню, что он сын крутого театрального режиссёра. Имя из головы вылетело, извини. Думал, и мать - актриса. - Нет. Его мать - Эмма Идо. На лице Тони сменилось не меньше пяти выражений праведного гнева. Он снова взмахнул руками, но так и не подобрал слов, чтобы высказать всё своё возмущение. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, он уточнил: - Тибо пойдёт смотреть произвольные? - Да, мы собирались. - Я хочу с ним переговорить. - Можем завтра все вместе поехать на арену. Живем-то в одном отеле. - Да, было бы здо… Погоди-ка, - Тони понизил голос, - ты поэтому не захотел взять с кем-нибудь из нас двухместный номер? Чтобы тайно бегать по ночам на свидания? - С каких пор ты мой папочка? - Со времен «Отрока», разве нет? - Даже если тебе нравится так думать, ты максимум мой духовный отец. - А так хотелось стать бездуховным… - Ты уже стал им, когда снял «Снег»! – Рю невольно сжал кулаки. Драму про семью наркоманов Чеккарелли задумал как раз тогда, когда брак с Тибо скатился в ад. Никто не нашёл бы в фильме ни одного прямого указания. Герои – муж и жена – ничем не напоминали их двоих, но были ситуации с деталями, о которых знали лишь единицы, и болезненные чувства, в которых Рю тогда варился больше двух лет. После предпоказа он единственный раз в жизни подрался с Тони. И хотя именно такой взгляд со стороны вынудил начать борьбу с самим собой и вылезти из болота, Рю до сих пор приходил в бешенство, вспоминая о «Снеге». Единственная вещь, что оказалась хуже инстаграма Тибо! - Видели такое? - Тони повернулся к близнецам. - Кажется, начинаю узнавать этого парня, - подтвердил Лино. - Дурак! - воскликнула Мария. - Это же наш злой дядюшка Рю! Как мы скучали! - Пиццу уже выбрали, племяннички? - Целых три. Так что сегодня за праздник? - Ваш отец раскрыл преступление века: этой ночью я трахался со своим мужем! - Закончатся идеи для фильмов, стану детективом, - Тони поиграл бровями. Мария засмеялась, закрыв лицо рукой. - А у меня ещё спрашивают, почему я такой вырос, - проворчал Лино. Сделав заказ, Мария спросила: - Вы с Тибо сегодня всё смотрели? - Только женские выступления. - Ох, так ты не видел того корейца! - О, нет, - Лино натянул капюшон толстовки до уровня носа, - я не могу снова это слушать. - Папа! В твоем фильме обязательно должен быть кореец! - В моем фильме я никому ничего не должен. - Рю, - Мария вцепилась в последнюю жертву, - ты обязан завтра посмотреть на корейца! Он прекрасен! Спасибо Господу за азиатов! - У тебя с ними что-то было? Рю мог поспорить, что Тони спросил это просто из любви тыкать пальцем в небо, но Мария на мгновение потемнела лицом, а когда взяла себя в руки, шутливый тон её не спас: - Что? Нет! Но обязательно будет! - Перестань, - Тони поморщился. - Или запишись на курсы хорошего вранья. - Я не… - Все Чеккарелли без ума от японцев, это правда. - Особенно от одного, - гоготнул Лино. Натянув капюшон до уровня губ, он сполз по спинке кресла, окончательно сливаясь с местностью. Мария подпрыгнула как ужаленная. - Давайте просто закроем эту тему, - предложил Рю. Разглядывая своих детей, Тони выдержал драматическую паузу. - Отлично, детективом я точно не пропаду, - сказал он, наконец, - но вы могли просто дослушать меня, не продолжая вечер ненужных откровений. - К чему ты клонишь?! - К тому, что я начал говорить о том, какую роль в жизни каждого из нас сыграла Нобуко, светлая ей память, но даже если взять не такой возвышенный пример и тот факт, что ты всё-таки веришь в христианского Бога, - Тони прищурился, глядя на Марию. - Представь, на одной чаше весов лежит твоя интрижка, а на другой – «Его фетиш». Как думаешь, что перевесит? - Это было один раз! - Тем более! Всего один! Зачем опускаться до вранья из-за такой мелочи? Мария Чеккарелли, ты меня расстраиваешь. - Я… У вас мужской сговор! Это нечестно, в конце концов! Она посмотрела на Лино, который по-прежнему не отсвечивал, перевела взгляд дальше… Какие это были глаза! Рю вспомнил вечер, когда впервые понял, что много всего пропустил. Например, как Мария из упрямой девчонки, которую он всегда разворачивал двумя-тремя фразами, превратилась в женщину, легко пускающую в ход все средства обольщения от хитрого ума до томного и печального взгляда. «Пропустим по стаканчику? Конечно, мне уже можно!» «Я оставлю у тебя в подвале парочку зомби? Они совсем не страшные». «Рю-у-у, мне так одиноко!» «О Господи, да, да, почему мои парни так не делали, ещё, пожалуйста, сильнее…» - Нечестно? – удивился Тони. – Я просто подсказываю, как и кому врать не нужно. - Тони! - перебил Рю. - Тебе сорок семь лет! И ты сам до сих пор врешь не лучше. - Что ты там говорил? Что из тебя плохой паладин? - Просто не могу слушать, как читает мораль человек, снявший «Его фетиш». Теперь Тони пристально посмотрел на Рю. Мария побледнела. Кажется, она всерьёз испугалась, что вот-вот разразится буря. - «Его фетиш» - жемчужина моей мысли, - сказал Тони, разом понизив градус накала страстей. - О да, - Рю демонстративно отодвинулся. - Зачем вы вообще вспомнили этот фильм за столом? – вздохнул Лино. - Всё началось с того, что я поблагодарила Господа за азиатов, - упавшим голосом ответила Мария. - Кажется, Господь тебя услышал. Полсекунды они ещё сидели слегка потрясённые, а потом захохотали как две гиены. С Лино даже капюшон слетел. Тони принял вид отвергнутого гения. Глядя на рекламный баннер напротив столика, он изрек: - За азиатов нужно благодарить эволюцию. Боюсь, Господь создал только фильмы про супергероев, иначе ничем не объяснить их популярность и тот факт, что они вообще прошли естественный отбор. С баннера смотрел мужчина, одетый в светло-голубой обтягивающий костюм. Неестественно бирюзовые глаза ярко горели на бледном лице, а приглаженные волосы были высветлены до серебристой белизны. В руках он сжимал нечто вроде ледяной алебарды с невообразимым ажурным топором на конце. Слева за его спиной стояла рыжая красавица с лихим прищуром, справа – три симпатичных тюленя. «Лига Севера: Битва во льдах» значилось ниже. - Капитан Арктика, - Тони указал на него пальцем. - Чем он может удивить людей? - Ему подчинились кольчатые нерпы, - ответил Лино, тоже созерцая баннер. - Да ладно?! - встрепенулась Мария. – Это в новом фильме или ещё в «Западном пределе»? Чёрт, я так и не посмотрела до сих пор… - «Предел» заканчивается намёком на это, а основная часть уже в «Битве». - Тогда не спойлери. - Нерпы? – Тони поднял брови. - Они сильные телепаты, - очень серьёзно кивнула Мария. Сколько времени прошло, а Рю вдруг снова ощутил дурноту. - Хотите сказать, - спросил он, - копьё Силлы использует Капитан Арктика, а не Ворон? - В фильмах – да, - кивнул Лино. – Фанаты комиксов удивились, мягко говоря, да и сами сценаристы были недовольны, ведь им пришлось переписывать основную линию, но на этом настояли продюсеры и верхушка «Mirror Group». Вроде как, рейтинг у Арктики выше, чем у Ворона, и фанаты его больше любят. - Конечно, - Мария закатила глаза, – сначала сами слили Ворона, а теперь, оказывается, причина в том, что героя не любят фанаты. Они даже актёра нормального найти не могут на эту роль! - Уайт неплохо сыграл в «Истоках», и что? Кто-то обратил внимание? Если бы его не начали поливать с момента утверждения на роль, сыграл бы ещё лучше! Могу понять, почему он к «Полярной звезде» даже приближаться не стал. А вот Петерсона зря позвали, он реально всё слил. Потом пришёл ещё один, уже не вспомню имя… - И я. Но в «Отступнике» Ворон тоже был никакой. - Точно… - Другое дело Джонни Нельсон в роли Ника Картера! - Да, Картер получился огненный, хотя в комиксах был зануда похлеще Арктики. - И Дельма бомбическая. - Сюзанна Бейл всегда бомбическая, - Лино повернулся. – Вот, вы двое подтвердите, что она… э-э-э, что-то не так? - Да всё просто отлично, - Тони пожал плечами. – Прикидываю вот, спалит вас Рю огнём своей ненависти, и мне пора надевать траур, или пощадит как умственно неполноценных. Близнецы испуганно округлили глаза и тут же заговорили наперебой: - Чёрт! - Рю! - Мы не хотели! - Извини! - Мы только… - «Mirror Group» козлы! - Да-да, это все знают! - Всё в порядке, я сам спросил, - Рю раскрыл меню. - Наверное, мне нужно что-то выпить. Он смотрел на страницу с перечнем крепкого алкоголя, но буквы никак не складывались в слова. Пять лет назад Рю пообещал себе, что не посмотрит ни одного фильма про Лигу Севера. «Mirror Group» только набирала мощь, но уже тогда разрыв двух контрактов серьёзно ударил по его карману и ещё серьёзнее – по моральному состоянию, которое и так оставляло желать лучшего. Работа была единственным, что заставляло Рю держаться на плаву. Это теперь он понимал, что руководство компании пошло на крайние меры, чтобы обезопасить себя, и отчего-то не подумало, что в Голливуде ещё остались актёры, чья раздутая гордость, финансовое положение и отсутствие здравого смысла позволяют скандалить с размахом, в лучших традициях историй, где по итогам в дерьме остаются все участники. Тогда мир схлопнулся до безумной обиды и чёрной ненависти, Рю не задумывался о смысле этой борьбы, просто бесился, предчувствуя кончину, и напоследок хотел укусить врага посильнее. Он был гибнущим монстром. Рю нанял лучших юристов - и понеслось. Судя по счетам, они сражались за его доброе имя ещё года полтора после того, как он уехал в Монреаль, где потерял счёт времени. Принесли пиццы. Рю заказал двойной виски и подцепил ближайший кусок. Всё закончилось предсказуемо. «Mirror Group» нашла козла отпущения среди своих сотрудников и принесла официальные извинения. Жадная до зрелищ публика разошлась. Жизнь Голливуда вернулась в прежнее русло. Где-то в далёкой Канаде закончился как личность один чересчур самонадеянный человек. Не было никакой вины ни у фильмов, ни у героев, ни, тем более, у актёров и других работников кино, которые продолжали сотрудничать с «Mirror Group». Если кому и следовало теперь извиняться, так это ему самому – перед Джерри Уайтом. За своих фанатов, которые видели Вороном только одного актёра и не дали даже крошечного шанса другому, не менее талантливому. Может, и к лучшему было, что «Полярную звезду» пересняли почти целиком. Рю немало отдал бы за то, чтобы уничтожить все копии «Нового Авалона», который всё-таки вышел в прокат. Дерьмовый фильм, как сказала Юмико. Далеко не единственный дерьмовый фильм, в котором он снимался. Разница между тем же «Фотографом» или триллером «На пределе» заключалась в том, что здесь Рю ещё и дерьмово играл. Все это видели. Да он и сам в глубине души это тогда понимал. Ему нужно было лечиться, а не агонизировать на съемочной площадке. Принесли виски. Тони, не говоря ни слова, похлопал по плечу. - Перестаньте так скорбно молчать, - нахмурился Рю. Лино что-то неразборчиво пробормотал, воюя с куском пиццы. - Я вот подумала, - Мария снова уставилась на баннер, - папа, он ведь русский. Ты говорил сегодня, что хочешь, чтобы в твоем фильме русского играл русский. Вот отличный пример: Капитан Арктика – русский, которого играет русский актёр. Как же его зовут? Ник… Ник… Николай? - Никита, - подсказал Лино. - Никита Ершов. - Точно! - Он, между прочим, в Лос-Анджелесе живёт, и у него контракт с «Mirror Group» ещё на один фильм. «Месть Северной Колдуньи» будут летом снимать. - Откуда такая осведомлённость? - удивился Тони. – Обычно ты ни одной сплетни не знаешь. - Доброе утро, папуля! Баннер видишь? А первый ассистент оператора знаешь кто? Лино Чеккарелли! Слышал про такого парня? Рю засмеялся в голос - лицо Тони было бесценно. - О нет, Лино! – воскликнула Мария. - Сейчас ты примешь смерть от рук отца! Мой бедный брат! - Кхм, - Тони кашлянул, – неловко получилось, да… Что же, думаю, один плюс у этого фильма точно есть: операторская работа. - Никита классный актер, - возразил Лино. – Ты просто не видел его на площадке, не знаешь, как он умеет работать. Капитан Арктика всех обошёл только благодаря ему. - Вношу ясность: моя основная претензия была к идее фильмов, которой нет. - Ты их даже не смотрел. Тони уже открыл рот, но тут Мария подпрыгнула в кресле, замахав руками: - Оля! Мы здесь! Рю сразу её узнал – к столику пробиралась тренер Вирджинии Смит. Прямо на ходу Оля расстегнула короткую дутую куртку и, стянув шапку, небрежно поправила волосы. Мелькнул выбритый висок. - Добрый вечер, - сказала она. Услышав русский акцент, Рю невольно улыбнулся. Оля повесила верхнюю одежду на крючок, оставшись в простом тёмном свитере и толстых лосинах, подчеркивающих красоту идеальных мышц. Она заняла кресло между Тони и Марией, оказавшись точно напротив Рю. Поймав серьёзный взгляд, он понял, где видел её. На постере в комнате Софи. Женщина с огненными волосами, скользящая по льду в образе надменной, безжалостной Великой королевы из кельтских мифов. Ольга Гордеева. Русская чемпионка. Были и другие постеры с ней, но Рю всегда цеплялся взглядом за этот. - Приятно со всеми познакомиться. Оля. Сегодня ужасный день, но если тут ещё есть желающие послушать мои байки про фигурку, то я расскажу. - Сначала поужинаем, - сказала Мария. - Будешь пиццу? - Я почти всё ем, ты же знаешь, - она улыбнулась. - Знакомь меня со своими великими родственниками. - Ох, ну что, великие родственники, готовы? Вот мой великий отец Антонио Чеккарелли. Он ест рыбные консервы прямо из банки и терпеть не может фильмы про супергероев. Это мой великий брат Лино. Он привирает, что родился первый, если я не слышу, и в новых компаниях его никто никогда не замечает. А это Рю. Рю Каваками. - Вау, - Оля склонила голову, - тоже простой смертный? - Как видишь. Он так и не научился есть пиццу. Рю опустил взгляд. На правом рукаве блестело тёмное томатное пятно. Вздохнув, он попытался убрать его салфеткой, но только ещё больше размазал. Посмотрев на это, Оля грустно усмехнулась: - А я… просто неудачник. Ни на что не годный тренер. - Мне казалось, о твоей работе с Вирджинией отзывались очень хорошо. - Теперь уже в прошедшем времени. Все видели, что сегодня было. Кто-то падает от волнения, кто-то из-за травм, а кто-то… Я, правда, не ожидала, что Джинни такое выкинет. До сих пор поверить не могу. Она тяжело вздохнула и подняла взгляд на подошедшего официанта. - У вас есть водка? Томатный сок? - Да. Есть и коктейли на странице… - Нет-нет, - перебила Оля. - Будьте так добры, принесите отдельно стакан холодного томатного сока и отдельно порцию водки. Когда официант ушёл, она спросила: - Что вам рассказать? - Мы будем рады любой истории, - заверил Тони. - Я только начал работу над сценарием. Главные герои более-менее ясны, но пока они как будто в невесомости. Хочу, чтобы вокруг них были другие люди: родственники, друзья, соперники. Хочу понять, в каком мире живут те, кто достигает вершин в фигурном катании, как наш мир вообще выглядит для фигуристов. Оля задумалась. - Сложно, - сказала она. - Сложно понять, что рассказывать. Вот идёт мой спаситель и сейчас я, может быть, что-то придумаю. Официант поставил рядом с ней стакан и шот. Поблагодарив его, Оля влила водку в сок, подвинула специи и начала яростно солить и перчить. Заметив, что всё внимание окружающих сосредоточено на этом процессе, она спросила: - Хотите узнать, как я облажалась? - Если это не сделает хуже, - Тони приготовился слушать. - Тяжело сделать хуже, - Оля размешала специи, попробовала коктейль и кивнула сама себе. – Тут нужна предыстория. Главная проблема с Джинни в том, что она ненавидит спорт как идею. Не важно, был бы это бег или плавание, или биатлон, или волейбол. Всё закончилось бы именно так. Фигурное катание - придурь её мамаши, которая сама никогда толком не занималась, но решила, что дочь обязана стать звездой. Отцу всё равно, он в бизнесе. Начав тренировать Джинни три года назад, я пыталась несколько раз поднять вопрос, так ли ей нужна спортивная карьера. Это адский труд. Зачем заставлять ребёнка, если ему совсем не интересен результат? Меня, кажется, сочли ненормальной: как так, деньги платят, а я тут с ними непонятно о чём толкую, о каких-то желаниях, личных амбициях. Что дома, что здесь, да во всём мире, наверное, есть такие больные родители, которые уверены, что будущее их драгоценных чад можно сложить только из своих нереализованных надежд и кучи денег. Но если человека от чего-то тошнит, он никогда не добьётся успеха. Ни-ког-да! Оля перевела дух и, презирая трубочку, сделала несколько больших глотков. Все трое Чеккарелли смотрели на неё не отрываясь. - Джинни - отличный пример. У отца есть деньги, у матери есть придурь, у неё самой есть все физические данные для фигурного катания, но нет никакого желания этим заниматься. Она не горит. Даже не поджигается. Как ей побеждать? Я сделала почти невероятное: дотянула её до уровня международных соревнований. Знаете, как пришлось девчонку прессовать? Она у меня рыдала. Я потом дома тоже рыдала. Мы не для себя работали – для миссис Смит, чтобы она могла хвастаться! Оля вздохнула, обвела слушателей печальным взглядом, отпила ещё. - В мире, наверняка, есть тысячи детей, которые мечтают о занятиях с тренером, но не имеют средств, а мне приходилось силком заставлять Джинни тупо тренироваться, делать элементарные для спортсмена вещи! Я вложила в неё столько сил! Хотела довести это дело до конца! Всё работало: в прошлом сезоне она выступала неплохо. Я надеялась, в этой серии Гран-при выйдем в Финал, но тут на горизонте воссияла мамаша! Оля стукнула по столу, и все вздрогнули. - Прикиньте, пришла на тренировку и закатила истерику! Визжала как ненормальная! Я слишком жестоко обращаюсь с её ангелочком, посмотрите-ка! Я! Не она! Это из-за меня, оказывается, Джинни стала хуже учиться! Я кричу на неё на тренировках, я составляю график, при котором ей некогда делать уроки и общаться с друзьями! Ольга Гордеева – мировое зло! Разве что искры не летели от неё в этот момент. Она выдохнула через нос, разом допила коктейль и, покачав головой, пробормотала по-русски: - Господи, где только делают таких тупых дур… Ой! Оля прижала ладонь к губам: - Я хотя бы по-английски до этого говорила? - Да, да, да! - наперебой закричали Чеккарелли. - Ничего, что я так много болтаю? - Нет, нет, нет! – отозвались они единым хором. Оля мотнула головой. Может, итальянцы сбили её с толку, может, водка дала нужный эффект. - Чем закончился конфликт с матерью Джинни? - подсказал Рю. - Страшным кошмаром любого тренера: она поставила условие, что будет присутствовать на тренировках. - И ты согласилась? – не поверил Тони. - Пришлось, - Оля тяжело вздохнула. - Стоило, конечно, сказать, чтобы она катилась к чертям со своими условиями, если хочет сотрудничать дальше, но я ещё на что-то надеялась. На её здравый смысл или что-то в таком роде. И это случилось накануне поездки на Кубок Китая. Не могла же я бросить Джинни посреди Гран-при! Сказала, что доведу до Финала, а там посмотрим. В Китае она бронзу взяла, шансы были неплохие, но сегодня всё закончилось, - Оля закусила губу. - Да кого я обманываю, всё закончилось в тот момент, когда я уступила её мамаше! - в глазах блеснули слёзы, она отвернулась и крикнула официанту. - Эй, парень! Повтори-ка, с двойной водкой! Повернувшись обратно к столу, Оля просто подвела итог: - Вот такая вот история. Бесценный, мать его, опыт. В ресторанчике засиделись до закрытия. Сначала Оля добросовестно делилась впечатлениями от коротких программ и рассказывала о времени, когда соревновалась сама, но ближе к полуночи разговор ушёл от фигурного катания уже довольно далеко и сворачивал на самые неожиданные темы. Она то и дело громко смеялась вместе с Марией, которая тоже налегла на коктейли. Лино предпочел пиво. Рю медленно потягивал виски, не планируя сильно пьянеть. Он находился под глубоким впечатлением от Ольги Гордеевой – настолько глубоким, что даже подумывал, не заговорить ли по-русски. Тони волей случая сохранял трезвость. Когда дело дошло до заказа выпивки, он неосмотрительно достал смартфон, чтобы сделать пару заметок для сценария, и потерял связь с внешним миром. На улице, пока Рю отвернулся, чтобы поймать такси, Мария и Оля перебежали через дорогу. - Куда вы? – крикнул Лино. - Тут ещё открыто! – они отчаянно жестикулировали, намекая, что вечер можно продолжить. - Поехали в отель! Мария! - Э-э-эй! - Парни! Идите к нам! - Лино! - Рю! - Мы лучше, чем отель! Тяжело было с этим поспорить. - Какие вы скучные! – крикнула напоследок Мария. - Ну, как хотите! Помахав на прощание, они скрылись за дверью бара. - А отца не позвала, – проворчал Тони, не поднимая глаз от смартфона. – Вот и заводи после этого детей. Рю почти уснул, когда в дверь начали ломиться со страшной силой. Пьяный Тибо уже успел написать несколько не поддающихся расшифровке сообщений, и мелькнула мысль, что он всё-таки позвонил Миранде и узнал расположение номера, но смущала тишина – никто не пел и даже не ругался. Накинув халат, Рю пошёл открывать. На пороге покачивалась Мария. - Рю, - сказала она заплетающимся языком. - Пожалуйста. Я не хочу видеть сейчас никаких других Чеккарелли. Можно переночевать у тебя? - Здесь всего одна кровать. - Я не против, - Мария хихикнула. - Я - против. - Ну, попытаться стоило… Ладно, не буду приставать, честно! Я могу спать на полу! Даже на полу в ванной! Всё, что угодно, только не бубнеж отца! - Мария… - Всё, что угодно, – она упала на колени прямо в коридоре и воздела руки в молитвенном жесте, - о, Злой Господин из Края, где Заходит Солнце! - Восходит. - Я про Калифорнию вообще-то! - Твой номер напротив. - Пожа-а-алуйста! Медленно досчитав до пяти, Рю шагнул в сторону. Мария попыталась подняться, неловко покачнулась, взвизгнула, тут же зажала себе рот, осмотрелась по сторонам, после чего очень осторожно поползла в номер на четвереньках. Клатч волочился по полу и, каждый раз запинаясь об него коленями, она давилась смехом, но держалась. Засмеялась в голос, только когда Рю закрыл дверь. - Оля в таком же состоянии? - Разве по ней поймёшь? - Мария легла на бок и прижалась к полу щекой. - Она меня до лифта довела, потом к себе поехала. - Вставай. - Зачем? Я тут посплю. - Мария. Ложись на кровать. Пожалуйста. - А ты? - Лягу рядом, - Рю заставил её подняться. - Пойдешь в душ? - Утром. Сняв верхнюю одежду, он помог Марии добраться до кровати. Качая головой, стянул ботинки. Пока она пыталась выпутаться из двух или трех кофт, переставил поближе графин с водой и стакан, достал аспирин. К тому моменту, как Рю закончил, Мария вступила в борьбу с джинсами, но вскоре сдалась и упала на спину, раскинув руки. - Рю-у-у, помоги мне! Ловко стянув с неё джинсы, он собрал с пола остальную одежду, положил в кресло и уже после подумал, что не испытывает той злости, какая обычно охватывала его, если приходилось почти трезвым укладывать одного канадского лося. Может, Тибо просто пил гораздо чаще или больше походил в этом состоянии на мать Рю, когда та подолгу бывала пьяна? Мария забралась под одеяло. Повозившись, бросила в сторону кресла лифчик. Он приземлился точно под ноги Рю. - Упс! – она хрюкнула, натянув одеяло до ушей. - Недолёт. - Зачем ты так напилась? - Просто немного не рассчитала! - Немного. Тонкие чашечки, нежно-сиреневое кружево – отличное бельё. Положив лифчик к остальной одежде, Рю выключил свет и, скинув халат, лёг с другой стороны. Жаль, одеяло было одно. - Спасибо, что пустил. Ты снова мой спаситель. - Спи уже. - Всё ещё злишься за тот раз? - У меня глаза закрываются. - Извини, что разбудила. Рю не ответил. Она трагически вздохнула, накрывшись с головой. Через полминуты он различил тихие всхлипы и мысленно попрощался со сном. - Мария? - Я… очень плохая, да? Отец прав? - Нет. Не прав. Посмотри на меня. Рю увидел огромные глаза, полные слёз, и забыл, что хотел сказать. Мария подобралась ближе. Руки сами обняли её. Она прижалась мокрой щекой к его груди. - Знаешь, мы в баре говорили с Олей о всяком... Почему женщины такие жестокие? Откуда это берут? Почему делают больно даже тем, кого любят? - Мужчины тоже делают. - Взять, к примеру, Кристину, - Мария не слушала. – Всегда говорит, что любит нас, а почему тогда оставила? Почему не забрала в Нью-Йорк? У неё намечалось много работы, и она понимала, что не сможет воспитывать нас одна? Наняла бы няню! Нобуко настояла, чтобы мы остались в Калифорнии? Да просто Нобуко знала, что мы с Лино ей не нужны! Я говорила с Кристиной об этом, выслушала все её отговорки: и про бесконечную занятость, и про ужасы изнанки театральной жизни, от которых она хотела нас уберечь. Всё это дерьмовая ложь. Есть актрисы, которым времени хватает и на карьеру, и на детей. Просто Кристина ужасная мать. - Так и есть. Но на сцене и в закулисных интригах ей не было равных. Детям Чеккарелли крупно повезло, что нашлась женщина, которая сцепилась за них с Кристиной и одержала победу. - Не хотела, чтобы мы выросли в театре, - Мария всхлипнула. – Так мы выросли на съемочной площадке! Чем лучше-то? Помнишь, она приехала, когда отец снимал «Ублюдков»? Увидела меня, сказала, что я выгляжу, как Бог знает что. Да что она вообще обо мне знала? Чем помогла? Даже вы с Тибо, когда сосались обдолбанные, доставили мне больше приятных минут! - Послушай, - Рю погладил её по голове, - не требуй от неё слишком многого. Кристина сделала главное: дала тебе жизнь. Я не оправдываю её ужасный характер, но прошлого всё равно не изменишь. Даже без матери ты выросла потрясающим человеком. У тебя есть любимое дело. Есть ум и чувство юмора. Ты красивая женщина, в конце концов! - Прости, веду себя, как дура, - она снова всхлипнула. - Я так сегодня испугалась, что из-за меня, из-за того, что я стала совсем как Кристина, вы с отцом можете поссориться. - Мы столько ссорились, - Рю всё-таки зевнул, - пережили бы ещё один раз. - Мне так стыдно, что я тебя как будто заставила. И тогда, и сегодня. - Всё ведь обсудили. Было и было. Сегодня… Мария, пойми, я бы всё равно вступился за тебя. Даже если бы тогда ничего не случилось. Никто не должен считать твоих любовников. Никогда. Мария надолго замолчала. Он почти заснул, когда она пошевелилась, подняв голову. - Не знаю, как назвать это. То, что к тебе испытываю. - Никак не называй. - Почему с чувствами всегда так сложно? Рю улыбнулся, вспомнив подходящий ответ: - Потому что чувства это не прямая из пункта А в пункт Б, а лист момидзи. - Сам придумал? - Нет, моя подруга из Маленького Токио. Старая история. - Никогда не спрашивала, - дыхание Марии согрело ухо. – Ты, правда, не знаешь, кто был твоим отцом? - Один ублюдок. - Я имею в виду, как он жил, чем занимался. - Чем занимался? - Рю прижался щекой к её щеке. - Всех подробностей не знаю, он много грязной работы для синдиката делал: долги выбивал, запугивал, кого нужно, людей похищал, пытал их… ну, знаешь, чем придётся. - Да ты прикалываешься, - Мария стукнула по плечу и откатилась в сторону. – Я серьёзно спросила! - Ладно, он разносил тофу. Мать не вышла за него, чтобы не работать в магазине. Ненавидела тофу. - Снова врёшь. - Просто терпеть не могла. - Ох, ладно, - Мария зевнула. – Что-то я отрубаюсь. - Неужели? Она не ответила. Рю повернулся на другой бок, думая, как был бы рад, обмани его мать хотя бы раз. Он съел бы любую ложь: разносчик тофу, почтальон, рок-звезда, героически погибший полярный лётчик или пожарный, - но Акико Каваками совершенно не умела врать и так боялась своего прошлого, что не могла спать одна. У Фаерманов ей помогали успокоиться Нина или Варвара. На съёмной квартире жертвой стал Рю: каждую ночь ложился с ней на узкой кровати и, укрытый душным одеялом, выслушивал мрачные фантазии о грядущем. Даже в детстве это казалось странным. Он любил мать, но та не давала ему ни минуты покоя! Обычно молчаливая при свете, в темноте она как будто становилась другим человеком – всё говорила и говорила. Иногда ей мерещилось, что по чёрной лестнице крадётся Масаши, чтобы убить их или разлучить навсегда. Когда в такие ночи мать всё-таки засыпала, Рю до самого утра не мог сомкнуть глаз. Сторожил каждый шорох. Был наготове, чтобы дать отпор. Запрещал себе бояться. Воодушевлялся, представляя, как набьёт Масаши морду и с позором прогонит прочь. Сон улетучился без следа. Взрослый Рю лежал, глядя в темноту, и снова видел себя мальчишкой. Ему только-только стукнуло одиннадцать, когда мать решила вернуться в Маленький Токио. Он прекрасно помнил день, когда впервые встретился с человеком, от которого произошёл. Язык не поворачивался назвать его отцом. Масаши Игараси был из тех людей, которых, раз увидев, уже не забудешь. Какая-то нечеловеческая грация угадывалась в каждом движении. Лицо, даже подпорченное разгульной жизнью, оставалось чётким в своих очертаниях, словно его раз и навсегда вырезали из камня. Заносчивый, вальяжный, со злым и насмешливым прищуром чёрных глаз, он вызывал отторжение на клеточном уровне. Рю захотел убить его сразу, как только увидел - как только он первый раз качнулся с пятки на носок, сунув руки в карманы чёрных шёлковых штанов, и гаденько ухмыльнулся, глядя на незваных гостей как на мусор под ногами. Масаши не пустил их дальше порога, и тогда мать упала ему в ноги и стала умолять. Это было унизительно, но всю дорогу она заклинала вести себя прилично, и Рю держался. Разглядывал татуировки Масаши, чтобы хоть как-то отвлечься от ненависти. Его руки обвивали самые разные гады – синие, красные, зелёные. С плеча, как истинный хозяин всех чешуйчатых тварей, скалился чёрный дракон. Мать всё рыдала, клялась, что Рю сын своего отца и что она готова сделать всё, что угодно, лишь бы получить прощение. «Ты уже ни на что не годная старая сука, Акико», - оборвал Масаши. А ведь ей было едва за тридцать! Потом он крикнул, чуть повернув голову: «Эй, Момо, иди-ка сюда!» К ним вышла молоденькая голубоглазая японка в шёлковом халате на голое тело. Она курила тонкую сигарету и тоже смотрела свысока. «Как думаешь, - спросил Масаши, - мой щенок?» «Похож, - она хихикнула. - Взгляд точь-в-точь твой». «Сейчас проверку устроим. Тест. Как у тебя в школе, да?» «Обосраться как смешно», - Момо закатила глаза. Он хлопнул её пониже спины. Она скривилась, но промолчала. «Эй, щенок, - Масаши прищурился, - смотрю, ты весь уже извёлся от вежливости. Я тут сказал, что твоя мать - старая сука. Есть что ответить?» Ух, как Рю хотел ответить! И на улице, и в школе в драку он всегда лез без вопросов и часто выходил победителем, поколачивая сверстников, которые сильно зарывались, думая, что над мальчишкой, который танцует, можно просто так посмеяться. Мысль, что здесь его точно размажут по стенке, отключила последние тормоза. Зарычав, Рю бросился на Масаши – и, конечно, огрёб. Успел только наступить ему на босую ногу да раз заехать по челюсти, а потом отлетел обратно к двери. Мать зарыдала громче. Момо оглушительно захохотала. Сам Масаши с чувством выругался, поджав ушибленные пальцы. «Ладно, - сказал он, потерев подбородок, - хоть что-то ты хорошо сделала, Акико. Можешь со своим щенком здесь остаться. Как, говоришь, его зовут? Рю?» «Да, господин Игараси, да». «Чем бабы только думают, когда детей называют! Так и быть, пристрою к делу нашего рю, - он погладил драконью морду на плече. - Будешь хорошо себя вести, да, Рю?» «Да, господин Игараси, да, - повторила мать. - Рю будет очень хорошо себя вести». Тогда, корчась на полу от боли, Рю узнал какую-то новую грань ненависти и ещё много лет испытывал дикий гнев и тяжёлый стыд, вспоминая этот день. Столько хороших людей делали для матери добро просто так, но в трудный час она пришла не к ним, а к отморозку и убийце, который вселял ей ужас. Наверное, именно тогда Рю по-настоящему разочаровался. Она никогда не была святой, но это унижение стало последней каплей. Рю повернулся на спину. Сколько мать всё-таки пила в последние годы. И как всё равно танцевала! Нина говорила, она всегда мечтала о балете, занималась с самого детства, даже в Америку переехала ради этого, разругавшись со всеми родственниками, а потом… Мать никому не рассказывала, как познакомилась с Масаши, что было между ними, и почему она всё-таки решила от него сбежать. Потом настали времена преподавания в студии и танцев в кабаре. Не так уж плохо всё складывалось, но что-то неудержимо влекло её на дно. В кабаре на роман с зелёным змеем закрывали глаза, пока могли, а потом вежливо попросили взять перерыв. Без сцены мать быстро сломалась. В их съёмной квартире стали появляться подозрительные личности, она курила с ними травку и поощряла вечеринки, где могла танцевать, а когда валилась с ног, то подолгу сидела в углу и смотрела, как сменяются стадии пьяного веселья. Нина до последнего разрешала ей вести занятия в студии, но, в конце концов, и там начались жалобы, уже от родителей. Все разговоры о том, что нужно взяться за ум, подумать о сыне и о самой себе лились мимо её ушей. Мать сдалась. Разочаровалась в жизни настолько, что искала лишь смерти и отправилась туда, где смогла её найти. Она бросилась с крыши через несколько месяцев жизни рядом с Масаши. Масаши тоже недолго прожил – погиб через пару лет во время очередного грязного дела. Осталась только Момо. Единственная, с кем Рю мог быть до конца откровенным после смерти Ани. Первая и последняя настоящая сообщница в Маленьком Токио. Целая жизнь, от которой тоже ничего не осталось. Тогда Рю не смог решить, была ли это любовь или просто странная игра в нарушение всех правил, но внезапное замужество Момо расценил как предательство. Он делился с ней самым личным, делал за неё английский, слушал её бесконечные женские откровения, а ей приспичило выскочить за Ивао Миуру, владельца магазинов тофу! Рю не мог представить, чтобы тот подыгрывал, когда она, ужаленная вдохновением, вдруг томно закатывала глаза и кричала: «Скорее! Скорее возьми меня за руку, добрый старец, и слушай о последних днях бедной Момо Накагавы, безвременно почившей в бесконечно давние времена!». Актриса из неё была ужасная, но фантазия не знала границ. Он, как зачарованный, слушал отрывки из несуществующего дневника никогда не жившей знатной госпожи. Между ними это называлось «Брошенное на ветер и не записанное никем». В Петербурге, получив открытку с листом момидзи, плывущим по воде, Рю уже знал, что Момоко Миуры больше нет, но эти простые и жуткие слова явно писала не Королева Тофу, а совсем другая женщина. Та, что порой проступала в чертах Момо Накагавы и говорила её губами. Могла ли она умереть? - Это едва ли. Рю закрыл глаза. Тогда, бесцельно бродя по заметённым первым снегом линиям Васильевского острова и вспоминая все рассказанные ею истории, он впервые подумал, что не нужно искать во всём происходящем какую-то логику и переживать из-за её отсутствия. Просто этот мир был странным. Потому что многие тысячи лет его создавали самые обычные странные люди. Такие, как Момо или его родители.