Я должен начать всё с начала, Я видел луну у причала. Она уплывала туда, Где теряет свой серп. Но вскоре она возместит свой ущерб, Когда батарейки заменят. «Эта музыка будет вечной», Наутилус Помпилиус
Это случилось двадцать первого декабря, около четырёх утра. Рю боролся с бессонницей проверенным способом, когда в спальню ворвался Тони с криком: «Да! Да! Я закончил!». - Гм, - он замер на полпути к кровати. Рю как никогда ощутил задницей размеры любимого дилдо. - Чеккарелли, мать твою! - Ты мне нужен! Прямо сейчас! - А хуй тебе не нужен?! - Как знать, как знать! - !!! Нездорово хохоча, Тони увернулся от нескольких игрушек, схваченных из открытого бокса, но когда Рю потянулся к той, которую использовал, выставил сценарий как щит и закричал: - Так-так, полегче, парень! Признаю, погорячился! - То-то же, трепездон! Вынув дилдо, Рю ушёл в ванную. Раздвижная дверь хлопнула с такой силой, что отъехала обратно. - Ты в курсе, что я тебя обожаю? – донеслось из комнаты. Тони оправдывало только невменяемое состояние человека, дописавшего сценарий. Матерясь сквозь зубы, Рю кинул игрушку в раковину. Член ещё стоял, задница тоже требовала продолжения, но надежда заснуть после дрочки теперь улетучилась без следа. Когда Рю вернулся, Тони смотрел в окно, насвистывая мотив неприлично известной рождественской песни. - Ты ещё здесь? - Где же мне быть? - Мог бы на хер пойти, к примеру. - Слышу мастера тонких намёков, - он повернулся. Максимально тяжело вздохнув, Рю собрал с пола всё, что побросал в Тони, и потянулся к домашней одежде. - Каваками. - Чего тебе? - Извини, что помешал. - Проехали. - Ты должен первый прочитать. - Не Луиза? Тони разрешал критику только ей. - Она – сразу после тебя. Рю колебался недолго. - Ладно, давай сюда. - Отлично выглядишь, кстати, - Тони протянул своё творение. – Без одежды, я хотел сказать. Как давно Рю последний раз держал в руках сценарий фильма, который ещё не снят! Не торопясь открывать, он гладил наспех прошитый переплёт. На титульном листе одни буквы пропечатались ярче других.ЮРИ НА ЛЬДУ Тони Чеккарелли и Рю Каваками (по мотивам пьесы Анны Фаерман и Рю Каваками)
- Зря моё имя поставил. - Куда от правды денешься? - Убрал бы всё-таки. - Нет, - Тони скрестил руки на груди. – Авторство не обсуждается. - Аня это написала. Я просто рядом сидел! - Если тошнит от имени, укажу псевдоним. Они собирались в гостиную, но Рю начал читать, стоя возле кофемашины, а когда очнулся, то обнаружил себя за кухонным столом в окружении двух пустых чашек и проглотившим уже примерно половину сценария. Тони сидел через стул. Умилялся, но смотрел цепко. Ловил каждую эмоцию. Не как режиссёр. - Сделай мне сэндвич, - буркнул Рю. - Уверен, что твоя кухня к такому готова? - Нет, но твои герои постоянно жрут! - Оля сказала, нет такого спортсмена, который не хочет есть. - Сэндвич. А лучше – два. Когда Рю перевернул последнюю страницу, время близилось к семи. Жаль, часы на стене не могли подсказать, утра или вечера. Хотя какое это теперь имело значение? Он был потерян для реального мира. Мысли бешено вращались вокруг финальной сцены, где влюблённые дураки, обнявшись, стояли на петербургском мосту. Тони прописал её без слов, но Рю своими ушами слышал все глупые обещания, которые давали друг другу двое после долгой разлуки – и хотел сдохнуть. - Твоё лицо бесценно. Уж это он мог представить! Разгладив завернувшуюся страницу, Рю подпихнул сценарий в сторону Тони. Тот вопросительно поднял брови. Ждал слов. - Это… хорошо. Да, хорошо. Если кто-то в здравом уме посмел бы назвать хорошими истории о любви. Все они заканчивались там, где звучали обещания никогда не расставаться. - Уверен, это будет необычный фильм. И чей-то прекрасный дебют. Лос-Анджелес, Тулуза, Монреаль, Чикаго – сколько осталось позади этих сраных прощаний и встреч! Сколько слов о любви. «Остановись. Не думай». Тони не мог знать. Сценарий был всего лишь скелетом мира, в который предстояло вдохнуть жизнь – и вовсе не такому убогому человеку, каким стал Рю Каваками. Воображение рисовало несуществующие детали зря. - Юри – идеальная роль для молодого актёра. Для того, кто ещё верит, что у любви есть шанс. - Рю! - Что я сказал не так? Тони расплывался. Моргнув, Рю вытер щёки. - Дерьмо, - он шмыгнул носом. – Извини. Всё в порядке. - Чем бездарно врать, лучше скажи, что тебя задело. - Зачем так грустно? - Грустно?! – схватив сценарий, Тони нацепил очки. – Где? - Я про финал. - Финал Гран-при? - Нет. Конец. Сцена на мосту. Тони открыл последнюю страницу. - По-моему, налицо проблемы с восприятием. Это счастливый финал! Рю подвинул к себе тарелку с забытыми сэндвичами. Они были кривоваты, но не так страшны, как любила расписывать Мария. - Согласен, у меня специфический взгляд на плохое и хорошее, но здесь-то что не так? Герои счастливы. - Это пока. - Ах, вот ты о чём, - Тони снял очки. - Не обольщайся, здесь не про тебя. Во всяком случае, не про тебя и Тибо. Может, про тебя и Аню. - Она умерла. - Все мы когда-нибудь умрём. Разве это значит, что наши истории несчастливые? Рю откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Умел Тони всё перевернуть. Ведь правда: счастье всегда ходило с Аней рука об руку. Ей везло, а если случались плохие дни, она только ещё отчаяннее боролась за успех. Девушка-солнце. Рю вспомнил только теперь - у неё были веснушки. Бледные, не как у Марти, но тоже по всему телу. - Рю? - Спасибо, - он открыл глаза и взялся, наконец, за сэндвич. – Извини ещё раз. - Проехали, как ты говоришь. - Сценарий крутой. Как будто та история и не та. Как будто ты и не ты написал. Не знаю, что сейчас любят, но я всегда чего-то такого ждал. Не от кино. От жизни. Зря, наверное. Еда теряла вкус. Рю мотнул головой. Велел себе думать о солнце. - Будешь звать Ершова? – спросил он. - Если это реально, да. Посмотреть на него точно стоит. Поговорю с Луизой. Как раз собираюсь поехать часам к десяти. - Передавай привет. Интересно, кого она посоветует на роль Юри… - В смысле?! - Я что-то пропустил? - Пропустил. Пока пять лет не снимался. - Извини, правда, не знаю, кто сейчас в Голливуде может подойти. - Нет таких извинений, - Тони поднялся. – Я ухожу! - Совсем или до вечера? - Разве ты ещё не устал от меня? - Нет. Было здорово. Давно мы столько не общались. Тони открыл рот и закрыл. Сел обратно. Вздохнул. - Извини, – Рю отвернулся. – Не понял, что шутка. - Раз у нас утро слёз и откровений… Я боялся, ты не простишь мне «Снег». Речь шла не о фильме. За свои фильмы Тони ни перед кем не извинялся. - Мы с Юмико тогда не знали, что делать, как тебе помочь. Она занялась поиском центра. Я сел за сценарий. Чтобы с ума не сойти. Не думать круглые сутки, зачем послушал Луизу и согласился на Ламбера, почему не отложил съёмки «Ублюдков», пока ты не поправишься. - Без работы ещё хуже было. Врачи тогда не смогли придумать ничего лучше идеи творческого отпуска, чем ещё больше разозлили Рю. Анализы ничего не проясняли – не было ни страшной болезни, про которую пели сплетники, ни самой обычной. Просто пропали сон и аппетит, а температура тела не опускалась ниже тридцати семи. Он провалялся дома весь январь – и ненавидел себя за целый месяц бездарно потраченного времени. - Рю? - Я злился из-за «Снега», да. Это больно было. Я-то думал, выбрал неплохой вариант. Думал, всё выглядит иначе. А я дерьмо выбрал. И стал похож на дерьмо. Помолчали. - Я ведь уже приглашал тебя на рождественский ужин? - Нет, - Рю улыбнулся. - Но ты приглашен! - Знаю. Мария сказала. - Отлично. Тони поднялся снова. Сценарий остался на столе. - Не заберешь? - Этот пусть будет у тебя. - Тогда подпиши, что первый экземпляр. - Собрался продать его за бешеные деньги, когда состаришься? - Часть верну твоим внукам, - Рю зевнул. - Не переживай. Мелодия вырвала из глубин сна. Рю мазнул пальцем по экрану не глядя. - Алло? – спросил голос Тибо. – Алло-о-о? Рю тихо ругнулся. Тысячу раз говорил себе выключать звук перед сном – и тысячу раз забывал. - Тебя не слышно! - Привет. - Спал, что ли? - Прикинь. - Бурная ночь? - А как же, - Рю зевнул. - Три оргии, каждая по десять человек. - Так. - Пригласили в качестве специального члена… жюри. - Рю. - Оценивал технику и артистичность. - Оставь потрясающий юмор для своих дружков! - Звонишь зачем? - Зачем, - передразнил Тибо. – У нас одно дело осталось. На днях документы у тебя будут. Если провернём всё до Нового года, развод уже в январе дадут. - Так быстро? Отлично. - Приедешь? Планы на начало года путались в голове. - М-м-м, сложно. Не помню, что кому обещал. Скинь сообщение, чтобы я не забыл, когда проснусь. - Уже писал. Думал, не отвечаешь из-за того раза. Рю промолчал. Образ тухлого мешка с костями иногда всплывал в памяти, да. - Слышу, что ещё злишься. Извини, правда. Мы в сумасшедшем темпе работали, почти не спали – вот и развезло после пары пинт. У Тибо Ламбера были оправдания на любой случай. - Записали? - Да, уже вернулись в Виннипег. Синди тоже помогала. - Когда релиз? - В феврале. - Круто. Снова повисла пауза. - Приезжай! – выпалил Тибо. - Я прочитаю сообщения и отвечу. Пока. - Пока. Не затягивай. Рю ещё долго лежал, прижав смартфон к уху. Сначала шли гудки, потом наступила тишина. В доме тоже было тихо. На кровать, пробравшись сквозь щель в шторах, падал одинокий солнечный луч. Сон растаял без следа. Рю открыл непрочитанные сообщения. Мой ублюдок: Привет. Документы о разводе на пути в ЛА. Чем быстрее дашь ответ, тем лучше. Если успеем в этом году, к концу января уже будешь свободен. Мой ублюдок: Что делаешь в январе? Приедешь в Виннипег? После десятого числа Синди хочет устроить экстрим-тур по диким местам. Тут, правда, очень красиво. Тебе понравится. Студию посмотришь заодно. Недельки на две развлечений точно хватит, или даже оставайся до дня рождения. Будем только рады. Мой ублюдок: Рю? Мой ублюдок: Извини за тот разговор. Мой ублюдок: Ответь, мать твою, это важно! Рю сверился с органайзером. Планов на январь было удручающе мало: только парикмахер в конце месяца и пара косметических процедур в начале. Он прибавил танцевальную студию, но ненадолго её могли заменить самостоятельные тренировки. Здравый смысл подсказывал, что дела найдутся, но фантазия уже рисовала обещанные дикие места. Рю давно никуда не выбирался. И ещё дольше не видел настоящей зимы. МДРНМР22: могу приехать восьмого утром МДРНМР22: или десятого уже МДРНМР22: у вас там есть приличные отели? МДРНМР22: или снять апартаменты? Мой ублюдок: Лучше восьмого. У Синди ещё две гостевые комнаты. МДРНМР22: жить у твоей подружки? ) Мой ублюдок: Она не моя подружка. Я сам у неё живу. Мы всё обсудили, Синди не против. Мой ублюдок: Можешь снять эту комнату, если тебе так будет спокойнее. Мой ублюдок: До какого останешься? МДРНМР22: думаю Рю спустился вниз. Без Тони гостиная была пустой. Полтора месяца пролетели быстрее, чем казалось в начале ноября. Сценарий по-прежнему лежал на кухонном столе, только на титульном листе появилась размашистая роспись. Выше неё маленькие кривые буквы соединялись в слова: «Моему другу и соавтору, закиданный хуями и залитый слезами, ПЕРВЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР». Погладив надпись, Рю открыл последнюю страницу. Возле слова «Конец» Тони дописал «СЧАСТЛИВЫЙ» и трижды подчеркнул. Трёхнедельное соседство с Тибо попахивало не только самоубийством. Рю хотел увидеть его трезвым взглядом. Убедиться, что они совсем разные люди. Поменять билеты он мог в любой момент. МДРНМР22: улечу 29го Рю перечитал сценарий ещё два раза. Чеккарелли не солгал – история была другая. В ней два одиноких человека встретились, чтобы помочь друг другу покорить новую вершину. Сделать то, чего Рю Каваками и Тибо Ламбер не смогли. Он снова уснул поздно утром и проснулся во второй половине дня – от грохота в гостиной. Домработница так не шумела. Спустившись, Рю обнаружил там близнецов. Лино проверял гирлянды, а гремела Мария, пока доставала огромную искусственную ель. Повсюду стояли открытые коробки с рождественским барахлом. - Как это понимать? - Решили помочь тебе украсить дом, - отозвался Лино. - Я не просил! - Мы заехали оставить подарки, - сказала Мария, - а у тебя снова даже ёлки нет! - Так было задумано! Близнецы переглянулись. Вздохнув, Лино подвинул к себе ящик с надписью «Гирлянды». Мария прислонила ель к дивану. - Нам всё убрать обратно в подвал? Рю не мог смотреть на эти погрустневшие лица. К тому же, он сам приучил их хозяйничать здесь на Рождество. Не было ни времени, ни сил украшать всё в одиночку. Сначала оплатой, кроме весёлого времяпровождения, были деньги на карманные расходы, потом, когда появился Тибо, - возможность устроить вечеринку в пустующем доме. - Делайте, что хотите, - пробормотал Рю. Уже в спину ему донеслось: - Ты не поможешь? - У меня студия через час! Когда он уезжал, Лино прилаживал к двери рождественский венок. Последнее в уходящем году занятие не обошлось без столкновения характеров. Рю услышал спор ещё из коридора. - Обещания нужно выполнять! – наседал Шон. - Лиз не обещала тебе сочельник! – бушевала Кара. - Она обещала, что проведёт занятие вместо Марти! - И ты этим воспользовался! Рю открыл дверь в старый зал. Лиз тоже стояла там. На её лице было выражение полнейшего отчаяния. - Неужели снова сальса? Шон запыхтел. Лиз что-то тихо сказала. - Да нет же! – Кару словно ужалили. – Ты не обязана! Это косяк Шона! - Боже мой! Да что за проблемы? – закричал тот. – Всего полтора часа! С четырёх до половины шестого! Вы развалитесь, если порадуете старушек перед Рождеством? - Я уже триста раз сказала, что в единственные выходные перед Новым годом мы будем радовать только себя! Старушки твои пусть что-нибудь придумают! Или отдувайся сам! Марти! Нашёл, кому поверить! - Нашёл! Ему не слабо было поработать в выходной! - Да потому что Марти… Их крики отдавались в ушах и где-то глубже, там, где Рю любой ценой хотел тишины. - Так! – он повысил голос, заглушая обоих. – Я проведу это занятие, если вы заткнётесь! - Что-о-о? – закричала Кара. – Ещё-о-о один?! - Замётано! Каваками, ты настоящий друг! Рю ушёл в дальний угол. Разминаясь, он ещё бесился. Ему не сложно было провести занятие, тем более, девяностотрёхлетняя мадам Санчес оказалась огненной партнёршей. Шон мог уладить проблему одним звонком! Не устраивая сцен! И кому? Танцорам из основного состава, которым в декабре всегда хватало работы! Из глубин гнева его вернул голос Лиз. - Кхм, - она топталась неподалёку, не решаясь подойти. – Огромное спасибо, но это было необязательно. - Всё равно ничем не занят. - У всех есть планы на сочельник, разве нет? Рю смотрел на тонкие ноги в серых лосинах. - Я больше не отмечаю Рождество. Сияние над своим домом он увидел издалека. Гирляндами украсили ограду и фасад, а что творилось на террасе и в саду, нетрудно было представить. Близнецы уже уехали. Не заглядывая в гостиную, Рю поднялся наверх. Уснуть не получалось – мешала иллюминация. Мягкие переливы света качали его на волнах памяти, унося к безмятежным ночам в монреальской квартире. Тибо обожал Рождество. Вешал украшения сразу после Дня благодарения. Отсчитывал дни. Ждал праздника как чуда. Рю всегда приезжал в декабре и тоже проникался этим настроением. Они редко ругались перед Рождеством. Потом отмечали Новый год, один день рождения, второй… Жизнь напоминала сказку. Уткнувшись лбом в подушку, Рю стиснул зубы. Он не помнил два последних Рождества в Монреале. В реабилитационном центре его не трогали, праздник прошёл мимо. Первый декабрь в Беверли-Хиллз – тоже. Рю только вернулся, и близнецы постеснялись лезть с этим вопросом, а в том году уговорили. Всё делали сами. Увидев все эти гирлянды, венки, подарки под елью и сраную омелу, он чуть не сорвался. Потом было много разговоров с Линдой. Говорили о христианской традиции, о модном явлении вне религии, о золотой жиле для сферы торговли и прочем. В каком-то смысле помогло. Там, за оградой, праздник даже радовал – но у себя дома Рю его не хотел. Нащупав маску для сна, он нацепил её и зажмурился покрепче, мысленно повторяя все пункты, почему Рождество существует не для того, чтобы причинить боль одному конкретному человеку. Так и уснул. Утром пришло равнодушие. Рю выглянул в окно, оценил масштабы бедствия и впервые подумал: насрать. Монреаль, Тибо, улётный секс под рождественской ёлкой – всё осталось в прошлом, в отличие от друзей и близких, которые искренне любили этот праздник и ждали с не меньшим нетерпением, чем почти уже бывший муж. Рю вызвал курьера на вторую половину дня и спустился в гостиную, чтобы, наконец, сесть за новогодние открытки. Занятие успело увлечь и утомить. Записная книжка, существующая специально для этого, хранила под полторы сотни адресов – почти все из былой жизни. Было несколько новых. Он брал открытки, в большинстве своём купленные пять лет назад, и писал по два-три предложения. Где-то на семидесятой Рю очнулся, услышав покашливание. Перед ним стоял Люк Берри собственной персоной. Годы не забрали его харизму. Он даже одевался как полвека назад. - Привет, сосед! - старый рокер расплылся в улыбке, покачиваясь с пятки на носок. – Зову, стучу, а ты не слышишь. - Извини, - поднявшись, Рю пожал жилистую руку. - Упражняешься перед грандиозным возвращением? - Решил возобновить традицию. - И нам с Самантой есть? - А как же! Рю нашёл среди уже подписанных открытку с видом сельского кладбища. - Обалдеть! Моей старушке понравится. Могу забрать? - Да. - Я тоже с подарком, - он протянул конверт. - Положить под ёлку или сразу можно? - Как хочешь. Рю не любил ждать. Вскрыв конверт, он прочитал поздравление от семейной четы Берри и только потом воскликнул, увидев пригласительный: - Ебать мою жизнь! Вы всё-таки решили собраться?! - Это Тёрнера идея. Видно, бабло снова закончилось. С извинениями пришёл, кому бы они были нужны. Сказал, прикинь: можешь нассать мне в гроб, только соглашайся! Сраный ублюдок! Знал, чем подкупить. Рю засмеялся. Берри ограничился ухмылкой. - Ради такого стоило жить! Плеснуть чего-нибудь, раз уж зашёл? - Я обещал, что ненадолго. Заглядывай сам, если будет настроение. Саманта тебя любит. Они поболтали ещё, и Берри засобирался. Спросил напоследок: - Я обратно через забор, лады? Ненавижу по улице ходить. Рю не смог отказать. Даже проводил. Берри неуклюже подтянулся, закинул ногу на невысокую ограду, покряхтел, но благополучно миновал препятствие. Приземлившись с другой стороны, поднял руку, прощаясь, и двинулся к далёкому особняку. Ушёл, как и подобало легендарному гитаристу легендарной рок-группы. Открыток через двадцать его снова отвлекли. - Рю! – закричал Пхакпхум, хлопнув входной дверью. – Ты дома? Я на минутку! Если занят, то ладно! Оставлю подарок под ёлкой! Очень тороплюсь! Мария прислала фото, такая крутая ёлка, не убирай её, пока я не… - на этом моменте он заглянул в гостиную и хохотнул, прикрывшись свёртком ярко-голубого цвета: - Ой! - Заходи. Если подождёшь ещё две минуты, принесу подарок. - Только две. Я вот-вот начну опаздывать в аэропорт. - Держи открытку. Рю прошёл на кухню. Оставив свёрток, Пхакпхум потянулся следом. - Ого! - Только перенести из гаража успел. Думал вечером всё упаковать. Пока же подарки занимали почти всю поверхность огромного стола. Рю выудил сертификаты. - С наступающим! Решил, что не помешает обновить гардероб. - Ого! – Пхакпхум оценил стопку. – Не зря я распрощался с сиськами! - Куда летишь? - К родителям, пока всё равно не могу тренироваться. Я давно там не был. Порадую их, что не зря рванул за Безбожником. - Тони уже предложил роль? - Утром уладили формальности. - Поздравляю! Рю обнял Пхакпхума даже раньше, чем подумал, что, может, стоило ограничиться пожатием руки. Тот замер, но ещё через мгновение стиснул руками в ответ. - Даже не спросишь, какую? - Для тебя одну писали. Покажешь лучшего фигуриста Таиланда. - И не только! Отстранившись, Пхакпхум подмигнул. Потом он глянул на экран смартфона, охнул и бросился к двери. - Пока! Счастливого Рождества! Рю почти закончил, когда приехала Юмико. Судя по виду, она тоже собиралась в путешествие. Вместе с ней вошёл Окада. Он внёс огромный красный мешок, поздоровался, оставил его и удалился. - Что это? - Двадцать пятого узнаешь, - свой подарок Юмико положила под ёлку сама, окинула взглядом открытки. – Приятно, что хотя бы одну японскую традицию ты не забыл. Рю потянулся к ним, но она воскликнула: - Ну, уж нет! Не раньше Нового года! - Ты будешь в Лос-Анджелесе? - После третьего числа. - В Осаку? - Нет. К семье загляну в апреле. На этот раз настоящий отдых. За стёклами солнцезащитных очков не было видно её глаз, но что-то мелькнуло в голосе. Красивая рука, пойманная тонкими золотыми браслетами, нежно огладила голое плечо. - Вот как? В приятной компании? И ни слова? - Ох уж эта детская ревность. - Надеюсь, он хотя бы младше меня? - На восемь лет. - От сердца отлегло! - Не паясничай, - приблизившись, Юмико оставила на щеке невесомый поцелуй. Рю придержал её за талию, тихо спросил: - Как это сама-знаешь-кто отпустил тебя на Новый год? - Хватка у Сугиямы уже не та, - ответила она ещё тише. – Уважил бы ты старого тигра, пока не поздно. - Открытку ему подпишу, так и быть. Юмико глянула поверх очков, но промолчала об этом. Сказала другое: - Мне пора. Счастливого Рождества, Рю-чан. Увидимся в новом году. Отдохни как следует. Будет много работы. После её ухода Рю не мог сосредоточиться, чтобы придумать слова для оставшихся открыток. Особенно долго сидел над последней – той, что хотел отправить в Нагасаки. Не представлял, что можно сказать столько времени спустя. Там, за океаном, ждал ли ещё кто-нибудь ответ? Сомнения прервал курьер. Рю отдал ему сто сорок одну открытку, после чего извинился, прислонил к стене сто сорок вторую и написал: «Фумико! Она не читала писем, а я не знал, что в них было. Остались только Софукудзи и Окулярный мост. Много воды утекло, но память снова и снова возвращает меня к истоку. Выходит, ещё не поздно? Рю, сын Акико». Он отдал открытку курьеру. - Теперь точно всё. В сочельник подарки начались с самого утра - служба доставки привезла срочную посылку из Канады. Рю созвонился со своим юристом. Встречу назначили сразу после праздника. На сальсу он отправился в прекрасном настроении. Группа была небольшая: кроме мадам Санчес на занятия ходили ещё шесть жизнерадостных женщин, которым перевалило за восемьдесят, и два «молодых» кавалера семидесяти шести и семидесяти двух лет. Как и в первый раз, когда Рю вёл замену, они пришли в полном составе, улыбались, шутили провальные шутки и рассказывали истории из своих долгих жизней. Это… успокаивало. Глядя на них, Рю видел не годы, а опыт, и обещал себе, что тоже будет счастлив – до последнего дня. Когда пришёл черёд поздравлений, он вручил небольшие подарки от себя и от Мэрилин, а в ответ принял четыре пирога, дорожную подушку в виде кактуса и праздничный набор шоколада. После этого случилась заминка. Старушки долго о чём-то совещались. Наконец, вперёд вышла мадам Санчес со свёртком, перетянутым розовой лентой. - Мы ждали Лиз, готовили подарок для неё, но я убедила девочек, что ты тоже оценишь, - она понизила голос: - Раньше полуночи не открывай, - и тут же воскликнула: - Счастливого Рождества! Оставшись в старом зале один, Рю сел на пол. Слушал тишину, глядя в зеркала. Сколько они помнили людей, сколько танцев! Теперь забрали себе ещё один день. Он вспомнил хитрые улыбки старушек – и не удержался, надорвал подарочную упаковку. От хохота сотряслись стены. - Ну, мадам Санчес!.. Рю вынул коробку целиком. И производитель, и материал, и характеристики, указанные на ней, говорили, что вибратор выбирал знаток. К Чеккарелли он приехал заранее, чтобы до ужина успеть поздороваться и переброситься парочкой фраз со всеми членами большой семьи. Парковаться пришлось на улице – перед домом места уже не было. Свет горел во всех окнах. Всюду мерцали огни гирлянд. То ли из распахнутой двери, то ли из невидимых колонок в декабрьский вечер лились рождественские хиты. Первыми на пути Рю возникли близнецы. Они нахваливали Оле праздничную лазанью, которую до сих пор своими руками готовила их двоюродная бабушка Виолетта. Эта неутомимая женщина с большой теплотой относилась ко всем детям и внукам Вито, не имея своих. Франческа, перед тем как посвятить жизнь служению Богу, оставила главе семейства Лучиано и Тони, а покойная Нобуко – свою дочь от первого брака Рен, которую все знали как Луизу. Нынешняя супруга, Жанетт, родила ему Паолу и Миранду. Вместе с детьми Тони и семьёй Лучиано, которая неизменно приезжала в полном составе, рождественский вечер напоминал нечто вроде локального конца света. Чеккарелли беспрестанно смеялись, ругались и утешались в объятиях друг друга. Рю мог только принять правила этого безумного дома. Уже в десятом часу он, наконец, добрался до Луизы. Она молча схватила за руку и вытащила на веранду, где они смогли закурить. - Сто лет тебя не видела! - Всего лишь с прошлого Рождества. - И разница впечатляет, - Луиза выдохнула дым. - На человека стал похож. Мягкие черты лица, доставшиеся ей от матери, контрастировали с нечитаемыми тёмными глазами. В мире кино с Луизой Чеккарелли предпочитали дружить. Чтобы не получить в ответ разгромный комментарий или судебный иск. - Я старался. Что за образ? Кораллового цвета платье, колье, массивные серьги, перстень на безымянном пальце, вычурный мундштук, повязка на волосах. - Сучка из шестидесятых. - Засчитано. - Решил податься в авторы мелодрам? - она прищурилась. - Можешь не отмазываться. Прочитала ваш шедевр. Актёры вытянут. Но Плисецкий... Не представляю, где такого парня искать. Тони чокнутый. Обосрись, а до марта ему найди! - До марта? - Упёрся как баран, что нужна сакура. Скучал по родине предков? Рю поперхнулся дымом и кое-как выдавил: - Я точно пас. - Поздно, малыш. Мы все в одной лодке… Хм-м, или на одной радуге? Неважно. Поедем в Японию. Посмотрим город, онсен этот. Перетёрла с близнецами – интерьер рёкана воссоздать не проблема, но сцены в воде лучше снимать на месте. - Нет, Луиза! - Смирись, ты в деле. И, к слову, на какую сумму рассчитывать? О, эти глаза! Дыши ровнее, миллионов семь-десять, больше не прошу. Максимум, двенадцать. - Я… - Рю опешил. – Ты за этим меня сюда привела? Принарядилась, смотрите-ка! - Если выгорит, все неплохо заработаем. - Больше восьми не дам! - Восемь, - глаза Луизы сверкнули. - Плюс Ершову на гонорар. Супергерои – дорогое удовольствие. - Мать твою, предложи ему проценты! - Уже. Всё равно Гендлерман требует часть гонораром – в два раза больше, чем мы готовы предложить. И это ещё в три раза меньше, чем он хотел изначально. Устала с ним сраться. Лев Гендлерман слыл одним из самых неприятных агентов Голливуда. Рю знал его немного с другой стороны – как безнадёжного воздыхателя Варвары. В этом амплуа он тоже был ужасен. Одна шляпа чего стоила! В детстве Аня придумала про неё страшную историю, которой довела Рю до слёз. - Улыбаешься? Как вам с Тони вообще пришло в голову позвать Ершова? Двое суток со старым евреем! Не так я представляла подготовку к Рождеству! - Уверен, это была великая битва, - он ярко представил, как за число нулей сошлись две великих жадности – за число его нулей. – Сколько? - Два миллиона. И девять процентов. На этом мы остановились. - Всего девять? - У нас две главные роли, если ты забыл. - Но суперзвезда-то одна. - Вот это сарказм. - При чём здесь сарказм? - Раз уж ты заговорил о бедных гениях… Думаю предложить Ламберу роль Кристофа. - Предлагай ему, что хочешь. - Чего хочу, он мне точно не даст, - она притворно вздохнула. – Который час? Нам не пора за стол? Рю досталось место между Тони и Лино. Точно напротив сидела Кларисса, жена Лучиано. Между собой близнецы называли её «мадам Эксперт». Лет тридцать назад она снялась в парочке сериалов и с тех пор «познала Голливуд», но, по счастью, оставила его ради крепкой семьи. Кларисса одарила Рю пристальным взглядом. Как бы намекала, что ознакомилась со всеми последними сплетнями и готова защищать нравственность до победного конца. - Ты занят пятого числа? - шепнул Тони. - Нет, вроде бы. - Тогда подъезжай к часу в «Драконы». Этот засранец… - Какой из всех? - Который Капитан Арктика! Оказывается, у него есть пунктик насчет обнаженки. Хочет обсудить. - Пунктик! - встрял Лино. - Ему тяжело стоять перед камерой в чём мать родила, вот и всё. - Если Гендлерман потребует доплату… - Он там будет? Нет! Ник приедет один. Он просто хочет поговорить. - Так, защитник! - Я работал с ним, - уперся Лино. - И ещё, в отличие от тебя, знаю, сколько «FLAME» предлагали ему за эротическую фотосессию в ноябре. - Он отказался? – не поверил Рю. - Да, и очень переживал, что прослывёт ханжой или человеком, жадным до наживы. - Погодите, - сказал Тони, - то есть простые смертные ещё не видели его голой задницы? - Представь себе! - Дивно. Но прекрасно. Прекрасно! Хочу крупный план, - он развёл руки в стороны. – Во-о-от такой! Чтобы точно разглядели. Просиявшее лицо Безбожника отвлекло от неприятного удивления – как популярный актер мог в здравом уме отказаться от возможности попасть на обложку культового журнала? Или Рю просто завидовал? - В час, говоришь? - он достал смартфон, чтобы сделать пометку. - Лучше заранее. Будет ему сюрприз, - Тони тут же пригрозил Лино: - А ты не вздумай проспойлерить! - Сюрпризы у тебя не для слабых духом. - Разве это сюрприз? – удивился Рю. – Я вот в гости зашёл… на десять миллионов! Лино гоготнул. - Десять? – переспросил Тони. - Вместе с гонораром Ершову. - Отлично! Да! Я знал, что Санта не подведёт! – он стиснул Рю и расцеловал, не давая увернуться. – Кто, если не ты! – Тони подскочил, хватая ближайшее шампанское. – Семья, у меня для вас плохие новости! - Вперёд старших! – Кларисса поджала губы. Хлопнуло. Тони, по своему старому суеверию, сунул пробку в карман. Вторую бутылку открыла Луиза. - Скорее, наполняем бокалы, ну! – воскликнул он. - Папа? Тётушка? Брат? Остальная кодла? Никто не отказывался. Щурясь от смеха, все ждали слов Тони. Рю смотрел то на людей вокруг, то на пузырьки. - Не то чтобы никто не догадывался, куда дует ветер, но, да, впереди много работы. Я снова забуду, кто вы, как выглядят ваши лица, и пропущу все семейные праздники. Не благодарите! В следующем году одну половину Чеккарелли ждёт спокойная жизнь, а другую – кино! Хорошее настроение не отпускало Рю всю обратную дорогу. Мелькнула даже мысль рвануть на рождественскую вечеринку в «Яйцах», но потом Красавчик остановился перед безмолвным домом, и стало ясно – нет, не нужно. Там раскроет чёрную пасть прошлое, а эта ночь была для будущего. Рю плеснул себе виски с хересом и вышел в сад. В этом году близнецы ограничились тем, что разбросали в траву светящиеся шары. Получилось сказочно. Он поднялся к кипарисам, сел на низенькую скамейку, прислушался. Откуда-то издалека ветер доносил музыку, но мелодию было не разобрать. Десять миллионов. Рю покачал головой. Не худшее вложение, но стоило намекнуть Тони, что за такой сюрприз неплохо бы извиниться. Предложением небольшой роли, например. Он посмеялся – то ли над шуткой, то ли над собой. - На кого ты стал похож. Маленькие шары просто светились, а большие – медленно меняли цвета. Фиолетовый, синий, зелёный, жёлтый, оранжевый, красный... Отступали воспоминания, уходили мысли, сознание полнилось приятной темнотой. Рю всё смотрел, коротая лучшую за последние годы рождественскую ночь. Распрощавшись с таксистом, Никита нырнул в переулок. Возле главного входа в «Шальные Яйца» сегодня было слишком много любопытных глаз. Здесь тоже тусовались люди, но он поправил солнцезащитные очки, глубже натянул капюшон толстовки, ссутулился – и проскользнул незамеченным. Знакомый охранник кивнул, открывая дверь. - Давненько тебя не было. - Привет, Рон! Видишь, исправляюсь. Маленькие разговоры долго отбрасывали Никиту в тверское прошлое, но за неполные пять лет он перестал оглядываться назад. - На вечеринку? - Да, говорят, будет весело. - Космическое путешествие. - Бог мой, я и не знал! До вип-зоны отсюда было рукой подать. Где-то далеко грохотала музыка, чуть поближе смеялись парни, зависнув возле спуска в туалет – не менее известного, чем прозрачная лестница главного входа. Левую стену сплошь украшали эрегированные члены с мошонками, правую – раскрытые вульвы. Знали об этом все. Кроме Никиты Ершова, первый раз заглянувшего в «Яйца» три года назад, с его пьяной привычкой приваливаться ко всем вертикальным поверхностям во время долгого пути. Тогда он позорно вскрикнул, чем развеселил случайных свидетелей. Напугала не пизда под щекой, а бархатистость сраного силикона. Никита и теперь вздрагивал, на обратном пути задевая плечом какой-нибудь особо выдающийся член. В приглушённом свете тонированная стеклянная дверь сливалась со стеной. Закрытый этаж оставался недостижимой мечтой для многих постоянных гостей. Никита приложил большой палец к сканеру. В январе Сэм польстил своим приглашением до глубины души. Все вхожие туда знали, что в зоне для простых смертных бывает даже веселее, а там – тихая заводь для своих. Хочешь – смотри по четвергам эротические шоу, потягивая коктейли, хочешь – кури травку или нюхай кокаин, или под настроение перепихнись со старым приятелем, не выходя за пределы клуба. Или выйди на сцену и покажи, какой демон живёт в твоей душе. Выступали тоже только свои, талантов среди них было немало. За дверью ждала лестница. Никита поднялся на два пролёта, скользя взглядом по стенам с плакатами. Знаменитые геи Голливуда и местные звёзды. Сэм фотографировал сам. Снимал для души. Странные образы. Что-то задевало, что-то наталкивало на мысли. За всем этим Никита видел больше чем стареющего сатира. Сэм принадлежал Эросу не только телом, но и душой. Говорил о страсти со свободой, доступной избранным. Никита завидовал. Фойе превратилось в союз космического борделя и капитанского мостика из фантастических фильмов прошлого века. Три больших плаката с работами Сэма заменили виды космоса, на остальных красовались парни в прозрачных скафандрах. Диваны укрыли серебристо-серыми накидками. В небольшом гардеробе организовали пульт управления, за которым дежурил развратного вида адъютант в рыжем парике. Золотистый аксельбант приладили прямо к блестящей майке, плотно облегающей торс. По левому плечу вился футуристического вида браслет. Кожа переливалась перламутром. На уровне гипнотически прекрасных азиатских глаз лицо пересекала яркая алая полоса. - А вот и ты, наш Капитан! - Алан? Никита узнал голос. Подойдя ближе, оценил коротенькие шорты с поясом под стать браслету. - Привет-привет! Что высматриваешь? - Гадаю, во что ты обут. - Оп! - Алан продемонстрировал не только ногу в лакированных красных ботфортах, но и нечеловеческую, по меркам Никиты, растяжку. - Угадал? - Почти. - Где пропадал? Мы думали, в декабре у тебя график посвободнее будет. - Я тоже думал. Все мероприятия, которые Никита не мог пропустить, и дела, отложенные в связи с выходом «Битвы во льдах», закончились только к Рождеству. Он предвкушал несколько дней безделья. Мечтал о них с сентября. Даже дал себе слово не фантазировать о разговоре с Тони Чеккарелли, неизбежной обнажёнке, и в какое бешенство придёт Гендлерман, когда узнает о несанкционированной встрече. Лев был ужасным агентом, но проститься с ним без лишних проблем светило не раньше следующего декабря. - Ник? - Извини, залип. Это что у тебя? – он указал на тонкий голубой браслет с номером «8». – «Ленивый флирт»? - Неужели, наконец, созрел? Никита протянул руку. Забавная была игра: кто хотел испытать великую силу Случая, мог на входе взять такую штуку. Развлекались по четвергам и перед большими вечеринками вроде этой. Пары объявляли до начала представления. Провести приятную ночь или поболтать – двое решали сами. Чаще просто трахались, но поговаривали, кто-то так нашёл свою любовь. Никита обходил «Ленивый флирт» стороной, пока считал, что подцепить парня на ночь сил хватит всегда. Сегодня их не осталось. Алан застегнул на его запястье тонкий голубой браслет с номером «32». - С почином, супергерой! - Нарисуешь мне такие же дикие глаза? - Сейчас вернётся Берни - хоть всего тебя разрисует. Внутри, если не считать рождественских украшений, антураж почти не поменялся, а скромные декорации на небольшой сцене всегда зависели от темы вечера. Никита приметил несколько новых плакатов. Людей было больше, чем обычно. На каждом диванчике кто-то сидел. Всюду болтали и смеялись. Никита повернул к бару. За стойкой, виртуозно не сталкиваясь, колдовали над коктейлями Эрик и Мэт. Пожав руки обоим, он заказал «Текилу санрайз». К нему повернулся парень, до этого лежавший лбом на смартфоне с открытым мессенджером. Лицо тоже пересекала широкая полоса краски – серебристая. - Ник?! Никита присмотрелся. - Джерри? Они обнялись. - Вот это встреча, - Джерри улыбнулся, сразу преображаясь. Он был красивым парнем, даже если вычесть тот факт, что Никите просто нравились азиаты, но без улыбки очарование терялось: на первый план выходили хмурость и холодность. На съёмках «Истоков» и после, пересекаясь у Нельсонов, Никита видел совсем другого человека. Доброго, ранимого. Поэта, может быть. Никак не рокового плейбоя, каким Джерри Уайта рисовали популярные журналы. - Не знал, что Сэм посвятил тебя в рыцари, - он пьяно хихикнул. - О! Да ты уже вовсю флиртуешь! Я ни разу не решился. - Случайный секс – удел одиноких ковбоев. - А верность – удел ссыкунов вроде меня, - допив своё, Джерри крикнул: - Мэт! Повтори! - Поругались? – догадался Никита. - Уже помирились. Тут он где-то. Жалею, что упрашивал Сэма пустить его сюда на один вечер. У вас, русских, кажется, есть смешная фраза для таких случаев? Что-то про путешествие со своим чайником. - Самоваром. - Оно! Прийти на рождественскую вечеринку к Сэму со своим парнем. Блестящий ход, Джерри Уайт! Ох, - он вздохнул, подперев лоб кулаком, - как меня затрахало это дерьмо! Столько времени – и ради чего? Ещё Лара недавно звонила, ты прикинь? Говорит, Джерри, войди в наше печальное положение: Дилон вскрылся. Нет, я вместе со всеми глубоко скорблю, все дела, но так ей и ответил: знаешь, Лара, если ты ещё раз позвонишь по поводу сраного Ворона, я тоже вскроюсь и укажу в предсмертной записке, что во всем виноват шантаж со стороны «Mirror Group»! Посмеиваясь, Эрик отдал «Текилу». Никита тоже улыбнулся – Лару Аддисон так просто было не напугать. - С Вороном снова жопа, - сказал он. – Нельзя так шутить, но Дилон мог бы покончить с собой после промо-тура, а не во время. - Разве это не увеличило сборы? – удивился Мэт, протягивая Джерри коктейль. - Это увеличило только количество седых волос у горничной, которая его нашла. Дерьмовая была история. В Интернете её обсасывали до сих пор, хотя прошло больше месяца. - Зря я болтать об этом начал, - Джерри покачал головой. – Хорошее что-нибудь расскажи. Нельсоны в один голос утверждали, что напивался он редко, но метко, и тогда либо впадал в глухую тоску, либо безудержно веселился, либо чередовал эти состояния. Трезвый Джерри всегда был вежлив, ни на что не жаловался и не ругал своего парня. Никита долго думал, там счастливая любовь, поэтому задушил свой краш в зачатке ещё четыре года назад. Теперь не осталось ничего, кроме грусти, в чём-то даже приятной. - Молчишь? – Джерри подался навстречу. – Жалко я выгляжу, да? - Нет. Самовар твой идёт. Он тихо ругнулся. - Весёлый разговор? - Уильям обнял Джерри со спины. - Малыш, может, хватит коктейлей? - У меня был тяжёлый день. - А завтра будет тяжёлое утро. Уильям, вроде, шептал на ухо Джерри, а смотрел точно на Никиту. Никита не отказался поиграть в гляделки. Ничего комичнее этой ревности он представить не мог. Конец поединку положил Джерри. - Хватит устраивать цирк, - он отпихнул Уильяма локтем. – Ник, сядешь с нами? Скоро начало. - Спасибо, но я свою пару подожду. - Тогда счастливого Рождества? - Счастливого Рождества. Была всему виной магия праздничной ночи или Алан сам подсуетился, но номера «8» и «32» встали в одну пару. Никита направился к дивану, где он сидел в компании Сэма. - Мой Капитан! - Никак не вспомню, откуда это. Алан надул губы. Сэм засмеялся. - Боюсь, твой Капитан ещё не родился, когда вышел «Галактический патруль». - Это же классика! - Извини, только ремейк смотрел. - Фу-у-у! - Не простишь меня? - Я над этим подумаю. Алан указал пальцем на щёку. Никита поцеловал его, потом пожал руку Сэму. - Составишь мне компанию, пока несносный мальчишка танцует? - Не откажусь. - У меня ещё целых пять минут! Дождавшись, пока Никита сядет, Алан плюхнулся к нему на колени и томно вздохнул. Он переигрывал ровно настолько, чтобы это было смешно. И Сэм посмеивался. - Всю жизнь так: пригреешь симпатичного парня на груди, а он... Сэм давно разменял пятый десяток и, в отличие от многих, выглядел на свой возраст. Мимические морщины покрывали его сухое, вытянутое лицо с хитрыми глазами, тонким носом и большим ртом. Было в нём что-то от старых рок-звёзд. Говорили, в молодости он даже где-то играл, но потом нашёл другое призвание. Обласканный самим Адамом Батлером, который частенько зависал здесь, будучи старым приятелем предыдущего владельца «Яиц», Сэм тоже проводил много времени в клубе и постепенно оттёр всех прочих претендентов на роль наследника. - Разве ты ревнивый? – спросил Никита. - Ревность оставь глупцам, - Сэм посмотрел на стену. – Все мы рождены для бесконечной любви. Этого плаката Никита ещё не видел. На белом полотне, головой к зрителю, заломив руки, распластался обнажённый мужчина – только лицо скрывала чёрная вуаль. Каждая линия совершенного тела говорила о нежности и об отчаянии. - Сегодня, - вспыхнул Алан уже без притворства, - я станцую лучше! - Он будет счастлив, если кто-то станцует лучше. - Лучше кого Алан собрался танцевать? – спросил Никита, когда тот ушёл. - Лучше, хуже – сравнивать можно только тех, кто на одной сцене. Его нужно раззадорить, вот я и болтаю. Хотя… - Сэм усмехнулся. – Да, не отказался бы увидеть их вместе: Инкуба и нашу Дюймовочку, но едва ли этому бывать. - Инкуб? - О, нет, дружище, это не лучшая история для рождественской ночи. Извини. - Никаких проблем, - заверил Никита. Зная прозвище, он мог найти другого рассказчика. Если Инкуб украшал стену вип-зоны, про него здесь наверняка ходили байки. Космическое путешествие началось задорно: дюжина сексуальных андроидов, среди которых был Алан, сопроводила зрителей в Туманность Андромеды, где им предстояло узнать нравы и обычаи самых разных инопланетян. Номера сменяли друг друга: танцы, музыка, стенд-апы, песни, чтение стихотворений и дефиле, – Никита удивлялся снова и снова, насколько другими могут быть люди, известные большому миру в совершенно иных амплуа. В конце землянам предложили крепкую дружбу, плавно перетекшую в оргию вселенских масштабов. Алан старался. Уже без парика, он исступлённо танцевал в одной набедренной повязке, босой, и перламутровая кожа сияла в свете софитов. На вкус Никиты, в обычной жизни парень был слишком расчётлив. Но такого – инопланетного дикаря – он хотел. Это желание росло с каждым экстатическим движением сильного маленького тела, и когда музыка оборвалась, Никита выдохнул с облегчением. Ироничный голос ведущего проник в голову далеко не с первых слов. - …поздравить нашего дорогого, ненаглядного, всеми горячо любимого... Зрители начали смеяться – некоторые взахлёб. Говорили явно для тех, кто отмечал здесь не первое Рождество. - ...фантастически ловко скрывающего свой возраст... Сэм тоже хрюкнул. - ...несравненного Короля Феба! - Да идите вы на хер! – закричали откуда-то слева. - Так вот где этот ублюдок, - Сэм поднялся. - Извини, Ник, отвешу ему дружеский подзатыльник. Он двинулся в сторону, откуда раздался крик. - Давай же, Джасти, выйди к нам! - подзуживал ведущий. - Получи подарок на юбилей! Думал, мы не узнаем? Мы всё про тебя знаем – как истинные слуги! - Джасти! Джасти! - закричали возле сцены. - Фе-е-еб! - донеслось из бара. - Пятьдесят! - сдал именинника Сэм, и засмеялись уже все. - Выходи! Выходи! На сцену поднялся высокий худой мужчина. Никита его узнал. Джастин Белл, сыгравший главную роль в «Ночи Короля». Фильм вышел лет десять назад, но с тех пор харизматичный метис с красивым породистым лицом почти не постарел. Никита пересекался с ним в клубе пару раз – видел в компании парней, больше похожих на подростков. - Я надеялся, к Рождеству вы уже забудете. Рядом упал Алан, всё ещё в костюме дикаря. - Плевать на этого старикана, - шепнул он. - Пойдём, номер тридцать два, у нас всего двадцать минут. Потрахались быстро, но Никита давно так не улетал. Каждую секунду его подстегивала мысль, что под ним извивается и стонет существо с перламутровой кожей. - Отпад, - шепнул Алан после. - Ребята не говорили, что ты такой горячий. - Люблю инопланетян. - Лол, - он чмокнул Никиту. - Ладно, супергерой, пора мне дальше развлекать гостей. Он наскоро привёл себя в порядок, стараясь не размазать грим ещё больше. - Не знал, что ты так круто танцуешь. - Выбора не было, - Алан натянул свою повязку. – Балетная школа, все дела. Стипендию в одиннадцать выиграл, пришлось тянуть. Где только не танцевал, пока в ледовое шоу не взяли. С детства фигурное катание больше любил, но нас у матери четверо, а я старший – куда уж там. Катался на роликах, когда время было. Слышал, Чеккарелли фильм будет снимать? - Слышал, - Никита тоже встал с широкой софы. - Схожу на кастинг в январе. Уже половина шоу туда смотрит. Но мне-то точно повезёт. Говорят, Безбожник любит азиатов. Очарование космического путешествия растаяло, и перед ним снова был ушлый Алан Ли, появившийся в клубе полгода назад и мгновенно вычисливший, как угодить Сэму. - Ты останешься? - Домой пока рано, - ответил Никита. - Тогда покувыркаемся ещё! Когда Никита вернулся в бар, рождественская вечеринка уже перешла в следующую стадию: на сцене появился диджейский пульт, а диваны подвинули, освободив место для танцев. Яростнее мерцали гирлянды, крутился диско-шар, и звучала музыка, уводящая мысли куда-то в космос. - Ещё «Текилу санрайз»? - спросил Эрик. - Сделай что-нибудь убойное. Никита хотел как можно скорее миновать точку экзистенциальной грусти после секса ради секса. - Минутку! - Вы ведь всех тут знаете, парни? - На кого запал? – хмыкнул Мэт. Гостей поубавилось, и оба бармена были рады поболтать. - У меня другой интерес. Сэм вспомнил сегодня к слову, да так и не рассказал. Инкуб – это кто? Никите не показалось – Мэт дёрнул уголком рта, как всегда, когда тема ему не нравилась. Эрик пришёл на помощь: - Имён не называем, извини. - Мне не нужно имя. Нужна история. Что он за персонаж? Бармены переглянулись. - Инкуб - это Инкуб, - сказал Мэт. – Давно его здесь не было, но если вдруг появится, ни с кем не спутаешь. - Тут каждый первый – уникальная личность. - Не спутаешь, - с нажимом повторил он. - Ладно тебе, - Эрик поставил на стойку бокал, в котором прозрачное, сливаясь с зелёным, переходило в голубой. – Капитан так долго плавал, расскажи ему сказку! Никита сделал глоток. Было и крепко, и горько, и как будто даже сладко. - Недурно. Как называется? - «Русская Принцесса». Он поперхнулся. Серьёзное лицо Эрика трещало по швам. - Теперь вы мне точно должны компенсацию! - Мэ-э-эт? Строго глянув на обоих, Мэт заговорил своим голосом из подкастов «Тёмные истории»: - Так уж и быть, неразумные искатели неизведанного, сегодня я расскажу вам легенду о далёком озере Лин в стране Сумеречных скал, где с незапамятных времён жил подлунный народ… После истории, полной демонизма, содомии и тоски, Никита в компании второй «Русской Принцессы» перебрался на диван рядом с плакатом. Он разглядывал Инкуба, уже не стесняясь. Отблески от диско-шара, скользя по стенам, подсвечивали ступни и колени, бёдра и ведущую к члену дорожку волос, подтянутый живот и очертания рёбер под кожей, плечи и локти, и ладони с гибкими пальцами. Наверняка, прекрасным было и лицо - потому Инкуб прятал его от глупых смертных. …Никита уже сделал шаг к далёкому озеру Лин, как над диваном навис Алан и, не слушая возражений, увлёк танцевать. На этот раз Рю выключил звук, поэтому на двадцать восемь пропущенных отвечал уже после душа и позднего завтрака. Потом разобрал поздравительные сообщения. Он почти дошёл до распаковки подарков, когда позвонила Хина Сато. - Господин Каваками? С Рождеством! Извините, что беспокою. Хотела узнать, будете ли вы дома, передам небольшой подарок. - До вечера – точно, - ответил Рю. - Скажу Кохаку, чтобы поторопился. Что-то в голосе Хины намекало, что дело не только в подарке. В прошлый раз она обмолвилась, что вторая жена Миуры не питает к пасынку особой любви. Отец с появлением других детей тоже охладел. Забылась Момо и вся любовь к ней. - Да, буду ждать. Разговор закончился, но Рю всё стоял посреди гостиной, пытаясь вспомнить. Это было что-то важное. Связанное с этой комнатой, с Момо, с Кохаку. Наконец, его озарило: открытка! Он точно привёз её из Петербурга. Рю спустился в подвал. «Не решилась позвонить, - написанное было всё таким же ярко-чёрным. - Наверняка, знаешь уже: меня больше нет. Я не существую и ничего не чувствую. Думаю, это прекрасно. Запомни ту Момо, которую знал только ты. Только она достойна памяти. P.S. Зря ты подсуетился в июле, когда дети ещё казались ужасными личинками, убивающими меня изнутри. Теперь я их люблю. Пусть родятся у другой матери, которую не станут презирать». Рю перечитал несколько раз. Что за ад творился в её голове! Как больно она делала тем, кого любила. Стоило ли Кохаку об этом знать? Хотел бы он сам знать, что думала его мать перед тем, как сделала шаг навстречу смерти? Подарок оказался порцией ещё горячего кацудона и рождественским тортом. - Зайдёшь? – спросил Рю. - Зачем? - Будет жаль, если торт никто не попробует. - Госпожа Сато сама делала! – вспыхнул Кохаку. – Он вкусный! - Верю. Поэтому предлагаю. Ненавижу взбитые сливки. Они прошли на кухню. Рю сделал два кофе. Кохаку пыхтел от негодования, пока не отрезал огромный кусок, с которым расправился в два счёта. - Ты не знаешь, чего лишаешься, - сказал он, облизнув ложку. - Бери ещё. - Это подкуп? - Интересная теория. Продолжай. Он посопел, но всё-таки сказал: - Моя мать и ты… Вы много времени проводили вместе. Ходили слухи. - Ивао Миура – твой отец. Можешь не сомневаться. - Чем докажешь? - Момо ему не изменяла. - Тогда зачем вы встречались?! - У неё не было других друзей. Вздохнув, Кохаку отрезал второй кусок. Съел немного. Ещё раз вздохнул. - Для отца она – запретная тема, а от остальных я ничего хорошего не слышал. Рю задумался. Далеко не всё он мог рассказать подростку. - Момо не была плохой. Мало кто может представить, что она пережила, оказавшись в руках ублюдка. Кохаку вскинулся. - Я про Игараси. - Говорят, он хорошо с ней обращался. - Обращался… Обращаются с вещами, с животными. - Я не говорил, что она вещь! – Кохаку подпрыгнул. – Никто меня не слушает! Он бросился прочь, но Рю успел крикнуть: - Стой! - Что тебе ещё? - Один вопрос. Почему решил, что Миура не твой отец? - Да посмотри на меня! – развернувшись, он взмахнул руками. – Разве я похож на сына торговца тофу?! - Не очень. Ты похож на сына Момо. Кохаку ушёл. Убрав торт в холодильник – в компанию к пирогам, Рю сделал фото и отправил в два чата. Вчера после ужина близнецы вместе с Олей отправились покорять Сансет-стрип. МДРНМР22: если вас не убило похмелье, у меня плохие новости Лино прислал в ответ плачущий смайлик. Марию хватило на большее. Мария (Тиамат): что ты наделал Оля катается по полу плачет кричит какое-то rus’matushka что такое вдруг заразно＼(º □ º l|l)/ МДРНМР22: всё в порядке МДРНМР22: это ностальгия ))) МДРНМР22: заглянете? Мария (Тиамат): часа через три Взяв кацудон, Рю устроился возле ёлки – рядом с огромным красным мешком. К нему прилагались две открытки. Большая была запечатана. На той, что поменьше, Рю прочитал: «С уважением и бесконечной любовью, фан-клуб «City of Lilim». С Рождеством!». Присвистнув, он поскорее разорвал чёрный конверт. Гипнотическая лунная дорожка в океане на лицевой стороне и знакомый почерк – на оборотной. «Привет, Рю! Разведка донесла, ты повздорил с Рождеством? Это полный отстой. Если правда, в мешок можешь не заглядывать. Там поздравления за последние пять лет. Я просила больше не присылать, но даже в этом декабре штук триста собрала. Досыпала ещё орехов в шоколаде. Всё как ты любил. Счастливого Рождества! Геката». Золотой шнурок развязался легко. На пол хлынули открытки вперемешку с конфетами в прозрачной упаковке. Рю вспомнил, сколько поздравлений присылали ему каждый год. Геката не ленилась пересылать их в Монреаль, а до того, в далёкой прошлой жизни, он заваливался к ней после рождественских вечеринок в «Яйцах», завтракал, так же открывал огромный мешок и читал, читал, читал… Перед тем, как начать, Рю взял смартфон и отправил Гекате письмо, которое давно задолжал.