Променял керосин на скипидар, Если знаешь, где кусать меня в плечо, - Это сладкий божий дар. Учти! - Учту! - Невозможного хочу! «Метель», Мумий Тролль
До конца месяца дожди шли почти без перерыва. Не считая встречи с юристом, Рю не выходил из дома. Документы отправились обратно в Канаду, а он валялся под ёлкой, ел конфеты и читал поздравления. Открытки закончились только вечером тридцатого декабря. Собрав их обратно в мешок, Рю думал, что ответить. МДРНМР22: привет МДРНМР22: сложно что-то не пошлое сказать Геката: скажи пошлое МДРНМР22: лады МДРНМР22: «Спасибо за поздравления, ребята. Геката снова целый мешок собрала, всё прочитал. Снова смеялся над вашими байками из жизни. Открытки из того декабря очень тяжело было читать. Столько слов поддержки, а я ничего не слышал, думал, никого со мной нет, на моей стороне, думал, я один в темноте. Теперь это позади. Спасибо вам за понимание и любовь! Простите, если разочаровал. С прошедшим Рождеством и с наступающим Новым годом! Рю. P.S. Пожалуйста, перестаньте называть в мою честь детей! ОФИГЕВАЮ КАЖДЫЙ РАЗ Х)) ограничьтесь питомцами D-:» МДРНМР22: это опубликуй, пожалуйста МДРНМР22: ошибки исправь если есть МДРНМР22: Геката? Геката: ;____________________________________________; Геката: здравствуйте, мне 32 и я реву в супермаркете МДРНМР22: … Геката: какой пидарас ты всё-таки Геката: обожаю :heart::heart::heart: Геката: всё будет Геката: утром выложу Поболтали ещё. Рю перебрался на кухню – упаковать последние подарки. Уже после полуночи он собрал вещи. Роберто толсто намекал, что тридцать первого в доме Риверы его ждут с самого утра и не отпустят раньше второго числа. К полудню распогодилось. Прогноз тоже радовал – можно было не возиться с крышей. Рю нацепил куртку. Подарки заняли весь небольшой багажник, сумка и чехол с костюмом отправились на заднее сидение. - Что ж, Красавчик, кажется, ничего не забыли? Поездка прошла без приключений, только в Пасифик Пэлисейдс, на повороте к дому, поднял руку в жесте автостопщика подозрительный тип в красном спортивном костюме, взлохмаченный и небритый. Он щурился на солнце, отчего смуглое лицо окончательно превращалось в криминальную рожу. Посмеиваясь, Рю притормозил. - Здорово, брат! – просипел Робби. - Как тебя из дома выпустили? - Сбежал. Обнялись. - И не стыдно? - Да я, считай, выздоровел! Жара нет, насморка нет, даже горло почти не болит. Голос появился! Рю тронулся с места. - Стой-стой-стой! Давай-ка через Королевский проезд. - Завтра. - Нужно в этом году, - упёрся Робби. - Страшно представить, что там. У вас, слышал, ураган был. - Не было никакого урагана! Так, свалило парочку деревьев, провода кое-где сорвало. Всё в порядке – я сверху посмотрел, пока спускался. Воды не много. Рю пожевал губу. Накануне Нового года он меньше всего на свете хотел отмывать джип от грязи, но искушение опробовать Красавчика в деле тоже было велико. - Ладно. И это вовсе не потому, что ты сидишь тут с жалобной рожей! Королевским проездом Робби именовал овраг, огибавший холм с владениями семьи Ривера. У подножия он шёл параллельно улице, затем вилял вправо, снова влево и ещё через четверть мили поднимался вверх, постепенно сходя на нет. Путь для сильных духом заканчивался в шаге от парковки. Рю свернул с дороги прямо в недружелюбные кусты шиповника. Примяв их к земле, он тут же затормозил. Внизу журчала целая небольшая река. - Воды не много, говоришь? - Гм, - ответил Робби. В сухую погоду выехать из оврага не составляло труда, но за пять дождливых дней знакомые склоны точно превратились в грязевые горки. - Сдать назад? Или поебёмся, раз начали? - Пизды тогда от матери получим оба, - вздохнув, Робби удобнее схватился за ручку. – Тут левее возьми, не нравится мне тот бугорок… Сорок минут спустя Красавчик остановился на парковке. Теперь ему больше подошло бы имя Грязевичок. Дебильно посмеиваясь, Рю и Робби открыли двери – и захохотали в голос, потому что из салона полилась грязная вода. Дважды их окатило так, что часть ручья они привезли с собой. Брезентовый верх не растянули сразу, а после первой лужи смысла в этом уже не было. Спрыгнув на асфальт, Рю оценил масштаб бедствия: грязь из-под колёс залепила кузов до самых окон. - Спросила бы, в своём ли вы уме, - вздохнула Нина, - но вижу: ума обоим не завезли. Вместе с Мигелем она как раз встречала Карлоса и Элен, которые подъехали минутой раньше. - Это должно остаться в веках, - Карлос достал из кармана смартфон. Элен едва сдерживала смех. Мигель качал головой. Рю и Робби обнялись, встав перед джипом. - Улыбочки! - Черти в аду – и те, наверное, чище! Роберто! Хочешь осложнение? Немедленно под горячий душ – и в кровать! - Сы-ы-ыр! – оскалился он, подняв большой палец вверх. Рю остался отмывать джип. Подарки в багажнике не пострадали. За вещи он не переживал – и чехол, и сумка не пропускали влаги. Нина вернулась через несколько минут, но ограничилась тем, что заставила снять мокрые кроссовки. - Извини, - сказал Рю, обувая шлёпанцы. – Не думали, что будет настолько плохо. - Небеса упадут на землю, когда вы оба начнёте думать! - она тут же смягчилась: - Хотя бы маму порадовали. Услышала из окна ваш хохот – сразу бодрее стала. - Тоже болеет? - Нет, слава Богу. Захандрила. - Но вечером спустится? Или уговаривать? - Уговаривать не нужно, – Нина улыбнулась. – Приходи на террасу, когда закончишь. Мы минут через сорок хотим перекусить и сыграть в карты. Карточных игр в семье Ривера знали немало, но больше всего любили покер и привезённого из России дурака. Раньше, когда Рю вырывался в гости, играли и тремя парами, и каждый за себя. На этот раз место Варвары заняла Элен. - Ох! – вздохнула она в конце очередного кона, отбив всё, что ей подкинули. – Не думала, что это так беспощадно. - Зато как сладка победа, - ответил Робби. - Выиграл бы сначала, - поддел Карлос. Братья остались вдвоём. - Я и говорю. Он друг за другом кинул на стол даму треф, короля той же масти и своё главное сокровище – козырную шестёрку. Карлос закатил глаза. - Давайте всё-таки в покер! За столом собрались ближе к десяти. Рю снова сел между Варварой и Роберто. Карлос спросил у Элен: - Поближе к маме на этот раз? Она смутилась. На День благодарения ей досталось место между братьями, точно напротив Мигеля. Варвара потом отчитала Карлоса с глазу на глаз. Рю тоже заметил, что Элен было неуютно. Робби рассказывал, впервые за полтора года она поддалась на уговоры познакомиться с семьёй – боялась не понравиться «звёздным» родителям. До того девушка три года держала оборону, отказываясь вступать в любые романтические отношения. Говорила, не для того с таким трудом вырвалась из провинциальной глуши и поступила в университет. Всё, чем довольствовался это время Карлос Ривера, - болтовня за ланчем, дружеская приязнь и несказанное «нет». Остальных парней Элен отшивала ещё на подлёте. - Идём, - Нина ласково подтолкнула её к стулу рядом со своим. – Не нужно стесняться. Соседство с Роберто – тяжёлое испытание для любого человека. - Вовсе нет… - Нина согласилась родить второго сына, лишь бы не сидеть с ним рядом! - выдал Мигель. - Чёрт! – воскликнул Карлос сквозь общий смех. – Хотите сказать, эта проблема решается только рождением детей?! - Радуйся! - Рю тоже не мог смолчать. – У тебя есть шанс! Мне с братцем не расстаться до скончания веков! Он ещё помнил времена, когда с русскими салатами соседствовала традиционная фаршированная индейка, но с появлением Мигеля она стала частью другого, горячо любимого Риверой блюда. «В разобранном виде», как шутила Аня. В первый же год фахитас одержал сокрушительную победу, навсегда заняв центральное место на праздничном столе. Несколько лет спустя пятилетний Робби впервые завернул в тортилью «Оливье». «Не осталось никаких культурных границ», - шепнула Аня. «Только бескультурные», - ляпнул Рю. Над шуткой хихикали до утра. Теперь, снова оказавшись за знакомым столом, он услышал, как младший шепчет на ухо Элен семейные байки, и вдруг подумал – почти ничего из этого Карлос не застал или был ещё слишком мал, чтобы помнить. - Говнюк, - тихо буркнул Робби. - А? - Зуб даю, - он ещё понизил голос, - вперёд меня женится. - У вас соревнование, что ли? - Нет. Но сам подумай: один брат девчонку с родителями знакомит, второй вот-вот разведётся... - Достижение века. - А я… - Робби не слушал. – Жизнь проходит мимо! - Перестань пугать девчонок, - повернулся Карлос, - и они начнут воспринимать тебя всерьёз. - Да зачем мне девчонка, которую пугает Королевский проезд?! Ты фишку не сечёшь: это челлендж! Как ещё узнать принцессу, если не подложить горошину? Рю представил. - Боюсь, если там под сиденье горошину положить, принцесса твоя без жо… - Юра! Окрик Нины и хохот Робби заглушили конец фразы. Варвара много молчала. Не раз и не два Рю поворачивался к ней, говорил, а она пропускала мимо ушей. Не из-за глухоты – из-за каких-то своих мыслей. Иногда спохватывалась, качала головой: «Ох, прости, Юра, ты что-то сказал?». В четверть первого засобиралась наверх. И Мигель, и Нина уже хотели помочь, но Варвара их остановила: - Сегодня Юрочка проводит, да? - Мама! - Ну-ну, - она предупреждающе подняла ладонь, - есть словечко только для него. Впервые за многие годы Рю оказался в спальне Варвары. Он не смог припомнить, когда заглядывал сюда последний раз, но ничего не изменилось. Это всё так же была комната актрисы. Справа от входа на стене в круглой рамке висела чёрно-белая фотография с портретом женщины сказочной красоты. У Нины были её брови и волосы. У Ани – её нос и улыбка. Варвара села на кровать, похлопала по покрывалу рядом с собой. Рю покорился жесту из детства. - Устала, - сказала она. - Извини, мы с Робби снова хохотали как дурные. - Бог с тобой! Сто лет не слышала, как вы смеётесь по-настоящему. В ноябре скромничали. - Шампанского не было – вот весь секрет, - Рю подпёр щёку кулаком. – От него язык в три раза длиннее. - Твоя правда. - Что за словечко? - Словечко… Она замолчала, глядя на тумбочку, где в рамках стояли три фотографии. На первой, ещё московской, Варвара сидела рядом с мужем, Евгением Фаерманом, а тот держал на руках Нину, совсем малышку. Вторая запечатлела последний Новый год, который отметили все вместе: Акико ревниво обнимала Нину, Мигель качал Карлоса, Рю и Аня с хитрыми лицами ставили рожки Робби, уже задравшему голову и приоткрывшему рот для возмущённого крика. На третьей, смеясь, обнимались два влюблённых подростка. Аня сияла ярче солнца, а счастливый парень рядом – неужели был он сам? - Никогда не видел этого фото. - После переезда, на Новый год, Роберт фотоаппарат открыл – плёнку вставить, а там, оказывается, ещё Анечкина была. Напечатал, что не засветилось, - она взяла рамку в руки. – Хорошо вы тут получились, правда? - Да, очень. - Какие были голубки, - Варвара вздохнула. – Про словечко мы начали. Егор ответить успел – вчера письмо пришло. Говорит, приедет в феврале. - Сам? К нам, в Лос-Анджелес? Как здорово! Увидитесь, наконец! Да и я… Думал недавно: вот бы с ним теперь, на здоровую голову, поговорить! - Мне бы твою радость, Юра. - О чём ты? Она отмахнулась. - Говори, раз начала. - Не поймёт никто. Не хочу с ним видеться. - Как же так? - Не хочу, - Варвара сильнее сжала рамку, - чтобы старухой запомнил. - Он тоже не помолодел! - Не уговаривай, Юра. Ты упрямый, а я упрямее. Не соглашусь. А приедет – из комнаты не выйду. Рю вздохнул. - Скажи ему, что не от обиды, - она погладила стекло. – Что наоборот. Он поймёт. Всегда лучше всех меня понимал. Скажешь? - Куда деваться? - Злишься. Был бы на его месте, не простил бы? - Не простил! Варвара кивнула сама себе. Что-то невысказанное осталось между ними, но Рю не представлял, как спросить, куда направить разговор – только повторял в мыслях: не простил, не простил бы. Он вздрогнул, когда Варвара тихо стукнула рамкой, ставя её на место. - Обидчивый ты. - Натура такая. - Твой-то иначе думал? - Мой? – Рю понял не сразу. – Тибо? Да ну его… куда подальше! Варвара посмеялась, качая головой. - Ниночка переживает, что ты один, - сказала она. – Я тоже, чего греха таить. Не такой ты человек, Юра, чтобы отшельником жить. Тебе люди нужны. Не стала внизу говорить, с глазу на глаз желаю: пусть в этом году вокруг будут люди, много-много людей… Варвара обняла – прижала к себе, как в детстве. Лоб коснулся лба. Рю зажмурился. И голос, этот голос тоже был оттуда! - …и все хорошие, все добрые, все твои друзья. В гостиной сидели только Мигель и Нина. - Молодёжь в саду, – сказал Ривера. - Я тоже не откажусь воздухом подышать. - Воздухом? – поддела Нина, поднявшись. – Не дымите долго. Пожелаю маме спокойной ночи и вернусь. Она поднялась к Варваре. Мигель и Рю прошли на веранду. С террасы открывался отличный вид на океан, а здесь к дому вплотную подступал сад. Всё дышало влагой. Сев на холодную подушку в плетёном кресле, Рю поёжился. - Плед? - Лучше огоньку дай. Оба закурили. - Ты не говорил, что трудишься с Безбожником. - В страшном сне представить не мог, что попаду в соавторы сценария. Мигель посмеялся. - Клянусь тебе, как другу помогал! С Аней так же было. Она писала. Я вместе с ней только бредил. - Это и называется сотворчеством, - Ривера прищурился. – Удивил всех Безбожник, удивил: теперь люди совсем не знают, чего ждать. - Поживут – увидят. Далеко в саду хохотал Робби. Элен смеялась чуть тише. Карлоса было почти не слышно. От отца младший сын унаследовал цепкий ум, упорство в достижении целей, красноречие по делу и прилежность в одежде. Всё, что старший счёл слишком скучным, как любили шутить в семье. Роберто и Карлос казались разными полюсами, но – всё же полюсами одной планеты. Оба почти во всём напоминали Мигеля Риверу. - Интересная мысль? - В памяти, - Рю выдохнул дым, глядя на чёткие очертания деревьев в темноте, - жизнь – череда отдельных кадров, а когда сидишь вот так – как будто непрерывная картинка. Как будто всё связано. - То есть, историческая драма уже перестала быть ругательством? - Нет, - он поднял ладони вверх, - никаких таких разговоров, пока я пьян. - Просто делюсь, - Мигель сделал вид, что отступил. – В Каире разговорились с Коулманом. Здесь-то встретиться времени нет. Большую работу затевает. Поднимал семейные архивы, увлёкся. Не знаешь, наверное. Его дед, Маэда, политическим заключённым был, жена чуть ли не дюжину лет ждала, надежды не теряла, а фоном беды простого народа, войны, разруха… На десять фильмов хватит. Рю слушал, прикрыв глаза. Он ненавидел исторические драмы. Не было на свете ничего скучнее. Только раз Танака уговорил его на роль второго плана в блокбастере о Калифорнийской золотой лихорадке, но и там хорошего не вышло – Рю упал с лошади на тренировке, сломал руку. Снимали без него. Следом вспомнились полтора тоскливых месяца в Монреале. Тибо тогда доводил до ума «Некрополис» с ребятами из группы, жил в студии – появился в квартире раза три или четыре. Жужу и Софи заходили через день, веселили как могли. Рю тогда наловчился выигрывать в «Дженгу», орудуя только левой. Коротая ночи в одиночестве, он всё думал, почему так: когда-то для двоих не был преградой Атлантический океан, а теперь непреодолимым расстоянием стали несколько кварталов. - Не слушаешь, – пожурил Мигель. - Извини. - Коулман хочет настоящую ненависть к прошлому. Сказал, нужен редкий зверь: взрослый мужчина, японец и человек, равнодушный к традициям и великому наследию. Я сразу подумал о тебе. Как раз постарше выглядеть стал. Рю вздохнул. - Съёмки ещё не скоро. Хорошо, если через год-полтора. - Тогда и поговорим, да? Окурок остался в пепельнице. Рука тянулась к пачке в кармане, но Рю себя остановил. Мигель тоже докурил. Возвращаться не спешили. Прислушавшись к далёким голосам, Ривера сказал: - Завидую иногда Безбожнику, знаешь ли. - Вот это поворот! - Говорят, есть у него ключ от всех дверей. По хитрому лицу было не понять, завидует Ривера наличию артефакта или лёгкости, с которой рождаются сплетни вокруг подлеца Чеккарелли. - Версия – супер. Объясняет, как я оказался в «Его фетише». Нет, правда, - Рю повернулся, – вот ты, вроде бы, нормальный человек, а вот уже е… - Боюсь, тут дело не в ключе, - Нина остановилась за креслом Мигеля. - В чём же тогда? – он глянул на супругу. - В том, что Юрочка наш – безотказная душа. О, этот взгляд! Скажешь, нет? Почти уговорила маму на ужин, написала уже Егору Владимировичу, согласовала всё, а ты!.. – зелёные глаза вспыхнули. – Как хочешь, так выкручивайся! - Нина! – воскликнул Рю. - Ничего отменять не буду. Спустится к нему – не рассыплется. Нина и Мигель ушли после двух. В три отвалились Карлос и Элен. Робби тоже клевал носом, но решил держаться до утра. Сидели в гостиной, залипая на ёлку в огнях гирлянд и потягивая выдохшееся шампанское. Джун закончила уборку, оставив им только блюдо с закусками, и тоже отправилась спать. - Всё забываю спросить, день рождения отмечать будешь? - А нужно? - Рю отправил в рот очередную оливку. - Хрен знает. Думал, может, сгоняем куда-нибудь, если с погодой повезёт. - Давай. Девчонок звать? - Мир несправедлив. - Это почему? - Зачем тебе девчонки? Зато, уверен, номеров подходящих штук двадцать найдётся, не меньше. А я? Даже позвонить некому! Со всеми разругался. - И где несправедливость? – удивился Рю. – Спрашиваю же: звать девчонок? Или собрался вечно страдать? - Бывшие – это дерьмо. - Да-а-а. Они надолго замолчали. Рю почти задремал в глубоком мягком кресле. - А знаешь, - вдруг сказал Робби, - если поедем – зови. - Замётано. Может, спать? - Так и быть, слабак, расходимся. Было десять минут пятого. …Аня раскачивалась на табуретке, отталкиваясь от пола правой ногой. Левую, не занятую в процессе, она согнула в колене и обняла. В свободной руке был смартфон Рю. Заходящее солнце било по стёклам и подсвечивало её распущенные волосы. Они чуть-чуть не касались пола. - Сегодня две заплети, - сказала Аня, не отрывая взгляда от экрана. Рю взял со стола старую щётку – подарок Варвары. Как давно он не держал её в руках, где она теперь? В серебре застыла богиня, выходящая из моря. Рю провёл щёткой по ладони. Ворсинки приятно щекотали кожу. - Уснул, что ли? - Закрывай инстаграм. - Вот ещё! - Даже разрешения не спросила. - Ой, подумаешь! - Аня бросила смартфон на стол. - Сам тогда рассказывай, что нового, жадина! Рю разделил волосы на две половины и начал с левой. - Ну? - Нечего рассказывать, - расчесав спутанные кончики, он поднялся выше. – Тони сценарий дописал. С Тибо разводимся. Новый год вот… «…с твоими встретил», - осталось на языке. Рю до боли сжал ручку щётки. Мягкие локоны выскользнули из ладони. Сон! Сраный сон! Всё неправда! Нет больше Ани! Он медленно выдохнул. Как же нет? Вот она, вот! Снова взялся за дело. Нет её. Мёртвая! Рю расчёсывал волосы и плакал молча. Аня тоже сидела тихо. Она как будто была всё дальше. Маленькая комната в старом доме растянулась на тысячи событий и десятки лет. Рю рванулся сквозь них – и солнце погасло. Он остался один в тёмном прошлом. Широкая полоса лунного света делила пространство на две части. На столе вспыхнул забытый смартфон. Звонил «НКГДАНТВЧАЙНЗВНК». Вибрация сводила с ума. Рю выдержал секунд пять. - Алло! Алло-о? - Кто говорит? – спросили сквозь помехи. Он замешкался, не зная, какое имя назвать. «Дурак, - бился далёкий Анин голосок. – Дурак!» Не было ни скрипа двери, ни звука шагов – Рю почувствовал всем собой: вот-вот упадут на плечи тяжёлые лапы. - Кто говорит? – прогремело из динамика. - Юрий, - он сглотнул. – Каваками. На том конце бросили трубку, но вместо гудков в ухо ударил вой сирены. Рю открыл глаза. Снова светило солнце, но сирена не унималась. Секунда. Другая. Наконец, всё стихло. Он выдохнул. - Проснулся. На этаже хлопнула дверь. В коридоре зашумели. Слов было не разобрать, но точно спорили Карлос и Нина. - Останься дома! Раза два или три за всю жизнь она кричала с таким отчаянием. Рю подскочил как ужаленный. Он не помнил, как запрыгнул в штаны. Футболку натянул уже в коридоре. Возле лестницы с одинаково потерянными лицами стояли Карлос и Элен. - Нина! – внизу закричала Джун. – Плащ! - Господи Боже! Давай! Снова хлопнула дверь – входная. Ещё через пару секунд включилась сирена. Судя по звуку, машина скорой помощи тронулась прямо от крыльца. - Что случилось?! Карлос очнулся. - Бабушка. Вышла на террасу – и тут… - Снова приступ? Или что? Он тяжело вздохнул. - Мы не видели, - ответила Элен. – Гуляли после обеда. Услышали скорую – прибежали. Уже не до разговоров было. Ругнувшись про себя, Рю похлопал по карманам. Всё осталось в комнате. План действий нарисовался простой: вернуться, взять смартфон, бумажник, ключи от машины, по дороге на парковку узнать подробности у Мигеля и… - Подожди, - Карлос беспомощно схватил за руку, чего не делал лет с восьми. – Отец и Роб уже поехали следом. Останься хоть ты. Робби позвонил только в пять. Спросил без предисловий: - Младший рядом? - Да, все в гостиной сидим. - Выйди куда-нибудь. Быстро. - Робби? – Рю поднялся. Карлос и Элен подскочили. Он знаком велел им сесть. Нехотя, но они вернулись обратно на диван. Рю двинулся к большому окну. - Ушёл? - Говори. Вместо ответа Робби молчал. На улице снова накрапывал дождь. Рю прижался лбом к холодному стеклу. - Пожалуйста, скажи, что это неправда. - Не могу. Прости, брат. Нет у нас больше бабушки. Пока Элен утешала Карлоса, Рю собрал прислугу и ещё раз озвучил печальную новость. Он не знал, что решит Нина, пройдут ли похороны по русскому обычаю, как того всегда хотела Варвара, или будет иначе, но праздничные украшения следовало убрать. За дело взялись все: садовник и теперь уже бывшая сиделка работали снаружи, горничная с кухаркой – внутри дома. - Мы в гостиной, - сказал Рю. – Элен, Карлос, на вас ёлка. Я займусь остальным. Всё было лучше, чем сидеть без дела. Он начал сматывать гирлянды. Элен села разбирать подарки. Карлос принёс коробки от ёлочных игрушек и небольшую стремянку. Лестница громко стукнула, раскрываясь. Он тяжело вздохнул. - Думал, до Рождества простоит. - До Рождества? – переспросила Элен, подняв голову. - Бабушка православное Рождество всегда любила. - Она же иудейка. - Да, - Карлос встал на стремянку. – Но с тех пор, как дедушка умер, говорят, ни одного еврейского праздника не отметила. Рю тихо усмехнулся. Им с Аней она рассказывала, как ещё в России крестилась втайне от жениха и всех родственников. От истории захватывало дух: герои противостояли злодеям, интриги порождали личные драмы, всё висело на волоске... Была даже настоящая погоня на чёрной «Волге»! Два неугомонных ребёнка следили за сюжетом с открытыми ртами, боясь вдохнуть и совершенно забыв, что нужно крушить дом. Иудейка или христианка, верная жена или расчётливая авантюристка – она бралась за любую роль, какую подбрасывала судьба. Рю всё боялся спросить, почему Варвара не попытала счастья в Голливуде, а теперь подумал: гораздо хуже никогда не узнать ответ. Дом погрузился в траур. Первым же вечером в общих комнатах занавесили все зеркала. Стол в гостиной подвинули к стене, чтобы освободить место для гроба. Варвару привезли второго числа. С тех пор у изголовья покойной не гасла свеча и рядом всегда сидели люди. Днём было легче: многие из тех, кто не попадал на похороны, прощались заранее. Кто совсем не мог приехать, присылали цветы. Старые друзья, их семьи, бывшие ученики, выпускники танцевальной студии, соседи, просто знакомые – казалось, в доме побывал весь Западный Голливуд! На этом фоне тихие ночи тянулись бесконечно. Одну в гостиной провела Нина, вторую взял на себя Рю. Когда умерла Аня, слежка за гробом казалась диким и дурным суеверием, но теперь в этом даже виделся смысл. Может, далёкий от истинного, но глубоко личный. Рю мог спокойно посидеть в молчании, повспоминать своё, подумать. И тогда, и теперь – как Нине хватало сил принимать бесконечные соболезнования? Он плохо помнил похороны Акико. Осталась одна яркая картинка: незнакомая женщина в гробу, - а всё остальное замылилось, стёрлось. Наверное, с матерью тоже приходили прощаться. Нина арендовала небольшой зал при крематории на всё утро. Варвара привезла Рю уже в самом конце, когда чужие люди ушли. Аня тогда была рядом, держала за руку. Аня… Он вспомнил сон. События поблекли, но чувства остались. Рю не жалел, что снял трубку и назвал имя. Качнулось пламя свечи. Он вздрогнул, уловив боковым зрением длинную тень. - Не спится, - Робби сел рядом. – Придумали мёртвых в дом заносить! - Не на улице ведь оставлять. - Какая им разница уже?! - Никакой. Что одну дверь выломать, что три… - Бл… Блин! – он понизил голос до шёпота. – Неужели вам с мамой не жутко? Сидеть здесь всю ночь, смотреть… - Правду сказать? От другого мне жутко: закопают завтра – и больше не увижу её никогда. Робби отвернулся. Он плакал. Рю, как ни старался, заплакать не мог. Утром Рю впервые в новом году доехал к себе домой. Сумку с вещами и подарки, про которые не вспомнил бы, не положи их Элен в машину ещё первого числа, бросил посреди спальни. В ту же кучу отправилась одежда. Варвара не любила небрежность – для прощания стоило привести себя в полный порядок. Он принял душ, сбрил безобразную щетину, тщательно уложил волосы. Вместо костюма, сшитого для разного рода траурных мероприятий и тоже весьма стильного, надел другой – для особых случаев вроде громких премьер. По дороге на кладбище снова пошёл дождь. Нина не переносила благовоний и не стала приглашать священника домой – отпевали возле могилы. Над головой Варвары поставили зонт. Людей собралось много. Все смотрели, как высокий бородатый мужчина в чёрном одеянии ходил у гроба, читая молитвы. Громкий низкий голос усыплял мысли. Мерно раскачивалось дымящее кадило. Рю стоял позади Нины и думал, какая же унылая часть жизни похороны. С холма потянуло ветром. До уха донеслось: - …гли по-людски всё сделать? Рю оглянулся. Позади, возле могилы Ани, кривил губы Лев Гендлерман. Он жаловался соседу: чёрный костюм, нечитаемое выражение на лице, холодный серый взгляд под серебристой чёлкой. Никита Ершов покосился на Гендлермана как на свой позор, потом заметил чужое внимание – и снова застыл. Будь здесь надгробия со статуями, сошёл бы за одно из них. Ещё секунду Рю смотрел, а потом опустил зонт так, чтобы не видеть вообще никого. Гендлерман с Ершовым приехали на поминки в Пасифик Пэлисейдс. И если второй мгновенно затерялся среди множества людей, то первый охотно мозолил глаза, а если ненадолго исчезал из поля зрения, то напоминал о своём присутствии рокочущим голосом. Стоя у входа в гостиную, Рю слышал разговор из другого конца коридора. Гендлерман рассуждал о шансах номинантов получить на днях «Золотой гранат» и о грядущем «Артуре». - Хуже клеща, - пробормотал Робби, встав рядом. - Куда галстук дел, красавец? – Рю тоже говорил тихо. - Ещё на кладбище снял. Батюшка этот, мать его, своим кадилом вечность перед нами махал. Думал, там же лягу. Робби снова походил на себя. - Этот ещё, - он кивнул в сторону говорящих, - Человек-Шляпа, схватил отца под руку и давай заливать. Всё про пидора своего. Никакой совести нет. - Ты как будто Гендлермана не знаешь. - Спорю, не вспомнил бы про бабушку, если бы не… - Бу-бу-бу-бу-бу, - передразнил Карлос, выглянув из гостиной. – О чём шепчетесь, мафия? Если так тянет болтать, с гостями лучше говорите! Мама с Элен одни отдуваются. - А ты на что? - Роб, - брат посерьёзнел, – без шуток, почему наших тётушек утешает Капитан Арктика? Ты с ними хотя бы поздоровался? Что-то я не видел! - Нравоучительная чакра открылась? - Иди, джентльмена включай. Быстро. Карлос снова исчез в гостиной. Робби поворчал, но всё-таки пошёл. Рю остался в коридоре. Когда Гендлерман замолкал, за большим поминальным столом среди других голосов можно было расслышать один негромкий, с приятным акцентом, объясняющий двум старшим сёстрам Мигеля обычаи, доставшиеся русским от предков-славян. Странная это была встреча. Он думал изучить Никиту Ершова за столом переговоров в «Золотых Драконах». Жизнь снова посмеялась над планами. Рю поднялся в комнату Варвары, сел на кровать. Все личные вещи уже убрали, остались только фотографии. Что она чувствовала, когда смотрела на них? Принимала прошлое или сожалела до самого конца? Рядом беззвучно опустилась Нина. - Извини, - сказал он, не поворачиваясь. – Не могу сейчас с чужими сидеть. - Бог с тобой. Сама неделю не выйду, как всех проводим. Ехал бы, если тяжело. - Не обидишься? - Не выдумывай, - Нина похлопала по плечу, прижала точь-в-точь как Варвара. – Спасибо, что был рядом. Напиши, как доберёшься. Выйдя через чёрный ход, Рю удивился густым сумеркам. От гор до горизонта низко висели тёмные тучи. Всё вокруг застыло, скованное мёртвой тишиной. Он на ходу достал смартфон, чтобы проверить, не было ли серьёзных штормовых предупреждений. Может, остаток вечера стоило потратить на закрывание ставней. Страницы в браузере не грузились. Ругнувшись, Рю поднялся на веранду. Пока смартфон и вайфай решали, нужны ли друг другу, он закурил, присев в плетёное кресло. Хлопнула дверь. - Теперь могу говорить, - сказали по-русски. – Извини, что так поздно, то есть, у вас-то ещё рано… Рю узнал голос. - Что? А, да, связь пропадает. Обещали, ураган мимо пройдёт, но… Ох, ебать, вот это тучки набежали! – Никита тихо рассмеялся. – Фото не передаст. Приедешь – сам посмотришь. Размечтался! Говорил же, в мае или в сентябре. Ну, какой пляж? С тем же успехом можешь поехать в Сестрорецк. Нет, не в феврале. Хотя, ты знаешь, в феврале там тоже красиво. Первые секунд пять. Рю сдвинул брови. Название было знакомое. Может, всплывало в байках, которые без устали травили петербургские друзья. Он много где так и не побывал. Первые полтора месяца ещё следовал культурной программе, а потом втёрся в доверие к студентам Лаврентьева и открыл прелести иного досуга: хандрил с Сашей Веретиным, получившим прозвище Македонский вовсе не за своё имя, покорял с Кириллом Думскую улицу, притворялся младшим братом Монгола, который вообще-то был якутом, чтобы ходить с ним на стихийные ночные подработки, - много безумных приключений вместил тот один-единственный год. О них здесь почти никто ничего не знал. Варвара подарила ему эту поездку в Россию на восемнадцатый день рождения – насела на Гендлермана и не слезала, пока тот не уладил вопрос с Лаврентьевым. Без неё ничего не получилось бы. -…лю и вижу, как съебу от него. Чуть от стыда сегодня не умер. Решат теперь, что я покрасоваться приехал. Пиздец! Мне в уши лил: ах, Барбара, Барбара! Я подумал, ладно, Ершов, не будь говном, пожалей старика, у каждого есть что-то святое, с чем прощаться тяжело, - он сделал паузу и вдруг закричал: - Хуй там плавал! Мудила! Обложил бедного Риверу неебаться тонкими намёками! Блядь! Я… Да хули ты там ржёшь?! Хохот далёкого русского собеседника Рю слышал даже со своего места – и сам сдерживался из последних сил. Сраный везунчик Тони: урвал бесценное сокровище за два жалких миллиона! - Ладно, дыши ровнее, уже закончил. Нужно было в кого-то поорать. Да, свалю сейчас. Вызову такси, как договорим. Давай-давай, удачного дня. Ха-ха! Предсказание из будущего? Вот спасибо! Рю повернулся, опершись на подлокотник. Никита стоял возле перил. Всё ещё посмеиваясь, скользил пальцем по экрану смартфона. - Далеко живёшь? Вздрогнув, он поднял голову и слеповато сощурился. - Извини, если помешал, - сказал по-английски. – Не заметил тебя. - Я уезжаю сейчас. Могу подбросить. - Спасибо, не… Погоди-ка, я что… Ты всё слышал?! - Не то чтобы был выбор, - отставив пепельницу, Рю поднялся. - В смысле, я ведь… Чёрт, даже не помню, на каком языке говорил… - Расслабься. Так уж вышло: знаю русский. Говорю, правда, не так хорошо, как понимаю. - Извини ещё раз. - Никаких проблем. Рю остановился, не дойдя три шага. Никита снова сузил глаза. - Кажется, виделись сегодня? На кладбище ты перед нами стоял, да? Вроде бы, спрашивал серьёзно. - Было дело. - Ни хрена по такой темноте не вижу, - он вздохнул. - Мне в Санта-Монику. Если по пути… - По пути. В дом вернёшься? - Нет. Всё с собой. - Отлично, - Рю протянул руку. - Эм-м? - Срежем до парковки через сад. Лицо Никиты отразило некую трансформацию сознания. Он справился за долю секунды. Подыграл: - Думаешь, отстану и потеряюсь на тайных тропах? - Нет там никаких троп: ни тайных, ни явных. Но, да, не хотелось бы. Сжав тёплую ладонь, Рю шагнул к лестнице. Путь вокруг дома был не сильно длиннее, но там из окон падал свет, а всё внутри желало темноты. Он сбежал по ступеням, увлекая Никиту за собой, и сразу свернул с дорожки. Лицо остудил влажный воздух. Ночь звала, заглушая мысли о потерях. Рю оглянулся уже на парковке: растрёпанная чёлка, пятна румянца на бледных щеках, сияющие глаза с огромными чёрными зрачками… Никита облизнул губы. Внутри беззвучно взорвался фейерверк. Дверь со стороны пассажирского сиденья лениво щелкнула, но не закрылась. - Сильнее. - Привычка. - Этот парень не развалится. - Цвет чумовой. Всё гадал, чья, - Никита хлопнул как следует. – Думал, Риверы. Который Роберто. - Тётушки его с потрохами сдали? - Жаловались, что никак не женят. Понимаю, почему он от них полдня бегал. Рю вставил ключ, но поворачивать не спешил. Думал, как быть. Продолжение вечера отпадало. Не только из-за траура. Свидание предполагало знакомство. Во всяком случае, свидание с Никитой. Пусть и не в привычном формате, им предстояла совместная работа в одном фильме, а Рю не любил, когда недоразумения мешали съемкам. Сегодня он не хотел называть имя. Хотел снова взяться за руки и бежать, бежать, бежать в глубину тёмного сада. - Сейчас, подожди минутку. Соберусь. - Понимаю, - Никита кивнул. – Ты, наверное, из её учеников? - Друг семьи. Только не нужно ничего, пожалуйста. Не хочу об этом говорить. - Тогда давай тему. Рю завёл двигатель. На разговоры не тянуло. Голосом Роберто ночь шепнула по-настоящему плохую идею. - Любишь кататься? - Вопрос с подвохом? - Я серьёзно, - Рю ослабил галстук. – Если нет, поедем как нормальные. - Люблю. - Уверен? - И здесь какая-то дорога для избранных? – удивился Никита и тут же ответил сам: - А, понял, нет там никакой дороги, - он пристегнулся. – Отлично! – крепко схватился за ручку подлокотника. – Я готов. Рю стянул галстук, кинул назад. Расстегнул пуговицу на пиджаке и две верхних на рубашке. Для полного счастья не хватало только чиркнуть молнией на брюках. В замкнутом пространстве Никита стал симпатичнее раз в сто. «Не сегодня, приятель». Тронувшись с места, он повернул в сторону Королевского проезда. В прошлый раз они с Робби приметили пару мест для выезда на дорогу – теперь доверия не вызвало ни одно. Десяток лет назад Рю гонял здесь с закрытыми глазами, но с тех пор рельеф сильно поменялся. Днём за хохотом и с подсказками впечатление сгладилось. Ночью напрягал каждый камень, лежавший не так, каждая незнакомая яма. Наличие ценного груза тоже играло роль. Никита пару раз приложился головой, однако, судя по редким блаженным смешкам, остался доволен. Выехали уже возле главной улицы, где от оврага осталось одно название. - Куда тебе в Санта-Монике? Никита озвучил адрес. Несколько минут молчали – укладывали впечатления. Тучи так и висели над побережьем, но Рю смотрел на них без прежней неприязни. Его попустило. Ушло всё. Даже недавнее вожделение. Остался только личный интерес. Рю поглядывал на Никиту. Тот тоже время от времени смотрел. - Как тебя зовут? – спросил он, наконец. - Так сразу? Боюсь, к серьёзным шагам я пока не готов. - Чёрт, - Никита рассмеялся. – Значит, не кажется, что лицо знакомое. Не могу вспомнить, где видел. Извини. - Не важно. Считай, что пропускаю вопрос. - То есть, можно следующий задать? - Да. - А лимит какой? - Четыре. Так что, давай, сосредоточься для последнего рывка. Никита замолчал, но взгляд уже не отводил. От этого приятно покалывало в позвоночнике. Жаль, ехать оставалось всего ничего. - Оставишь номерок? Лучше было не придумать. Рю улыбнулся. - Записывай. Выхватив из кармана смартфон, Никита мгновенно открыл новый контакт. Вбил названные цифры. - Без имени никак, - он кивнул на пустую строку. - Положусь на твой вкус. - Не могу выбрать: «чокнутый водила красный джип» или «симпатичный азиат ничего серьёзного». - Смотря куда видео загружать. Гоготнув, Никита записал по-русски «Мой провальный флирт» и сразу позвонил. - Можешь тут притормозить, - он указал на вывеску с корейской надписью. - Всё равно ужин у них заказать хотел. Поздороваюсь заодно. Припарковавшись, Рю открыл пропущенные вызовы. - Я могу хвастаться, что Капитан Арктика звонил? На секунду лицо Никиты застыло. - Кто тебе запретит, - он фыркнул уже без огонька. Рю устыдился. - Или, скажем, парень из клуба Калем? - Без разницы. - Не простишь? - Может, и прощу. Если пригласишь куда-нибудь. Никита открыл дверь – собрался уйти красиво, но ремень безопасности вернул его обратно в салон. - Блядь! Рю прикрыл рот кулаком, беззвучно смеясь. - Лох – это судьба, - вздохнул Никита, отстёгиваясь. - Со всеми случается. - Ага. Только с некоторыми – постоянно. Он спрыгнул на тротуар. Оказался сразу так далеко, что Рю, упёршись ладонью в соседнее сидение, потянулся следом. - Мать моя! – воскликнул Никита. - Вот это нас забрызгало! - А ты думал? - Тут дальше мойка есть. За индийским рестораном. - Спасибо, заеду. - Тебе спасибо, что подвёз. Подходящие случаю слова закончились, а они всё смотрели друг на друга. - Рукопожатие? – предложил Рю. Никита смотрел на протянутую ладонь долго, секунды три, потом моргнул и рассмеялся: - Нет, Носферату, больше не поведусь! - Какой вампир в здравом уме поселится в Калифорнии? - Так ты отбитый. Крыть было нечем. - Завтра, - сказал Рю. - После заката? - Созвонимся. Хлопнула дверь. Красавчик уже вклинился в поток машин, а Никита всё смотрел вслед. Не будь завтрашней встречи, Рю остался бы – под любым предлогом. Никита проспал. Всю ночь он не сомкнул глаз, пытаясь вспомнить, где видел азиата своей мечты. Обложка журнала? Телешоу? Кинофестиваль? Фильм? Сериал? Клип? Порно? Точно картинка – и настолько давняя, что мысли увели чуть ли не в детство. Может, сын известного отца или чей-то брат? Генетика генетикой, но вряд ли ему было больше тридцати, хотя… В памяти всплывало удивительное владение движениями и спокойствие – вроде спокойствия океана. К чему бурлить попусту, пугая людей на пляже, если можно смести весь город волной цунами? Идентификацию усложняло и то, что Никита так его толком и не разглядел. Узнал бы по голосу или грации, но внешность тонула в темноте. Даже в салоне джипа было слишком темно для человека, который без очков и линз воспринимал внешний мир как набор размытых форм и цветных пятен. К тому же, большую часть пути Никита видел профиль. Он уснул только в пятом часу, твёрдо решив позвонить после встречи с Чеккарелли, и теперь, в четверть первого, метался по ванной, пытаясь одновременно чистить зубы, бриться, сушить волосы, надевать линзы и читать твиттер. Чем-то из этого точно стоило пренебречь, но Никита был слишком взвинчен, чтобы решать сложные задачи. В половину такси уже мчалось в сторону Маленького Токио. Чеккарелли ждал у входа в ресторан. Был это высокий мужчина с ухмылкой негодяя, выдающимся носом, косматыми густыми бровями и буйной наполовину седой шевелюрой. Поднявшийся ветер трепал волосы в небрежно собранном хвосте. На этом сходство с постаревшим мачо заканчивалось. Задрав голову, Чеккарелли тихо бормотал. Может, как таксист несколько минут назад, тоже гадал, скоро ли начнётся буря, а может, поминал недобрым словом опаздывающих. Серая футболка, протёртые джинсы, разношенные кроссовки – о достатке говорили только солнцезащитные очки от именитого бренда и массивный платиновый браслет. Заметив Никиту, Чеккарелли крикнул: - Привет! В отличие от Винсента Мура, этот культовый режиссёр даже выглядел похожим на человека. Пожали руки. - Привет. Надеюсь, не сильно опоздал? - Нет. Это я пораньше вышел. Люблю, знаешь, когда первый разговор с глазу на глаз. Не ожидал, что супергерои ездят на такси. Лино предупреждал: отец говорит, что думает. Отвечать тоже следовало честно. - Дома свою тачку оставил. Без пары коктейлей мне этот разговор не начать. - Не ссы, - Чеккарелли похлопал по плечу. – Разденем чётко. Он взялся за позолоченную ручку, с которой скалился азиатский дракон. Небольшая табличка справа от двери гласила, что десять лет назад здесь снимали несколько сцен из «Ублюдков». - Ого, - сказал Никита. - Да, - ответил Чеккарелли уже внутри. – Но «Драконы» и до того бед не знали. Место хлебное, а потом – лучшие гёдза на Западном побережье. Без шуток, Ник. Уж на что моя мачеха вкусно их готовила, а здесь не хуже. Над пельменями «Ублюдков» придумал! Они свернули к отдельным кабинетам, устроенным вдали от общих залов. Чеккарелли охотно травил байку, как ради съёмок хозяин закрыл ресторан на целых три дня и разрешил устроить настоящий погром – понёс убытки во имя искусства, которые, конечно же, тысячекратно окупились после выхода фильма. Никита кивал, не переставая улыбаться. Будь это дружеская встреча, он бы даже искренне посмеялся, но чем дальше оставались обитаемые места, тем сильнее трясло. Страшная тайна заключалась в том, что Никита Ершов видел всего один фильм знаменитого Безбожника. «Быстрее, малыш!» стал тяжёлым испытанием. Теперь он не мог вспомнить ничего, кроме бесконечного чувства стыда, но неокрепший ум пятнадцатилетнего парня из Твери раз и навсегда решил, что Тони Чеккарелли – сраный извращенец, к шедеврам которого лучше не приближаться. Пришла пора с этим убеждением поспорить. В конце концов, в те годы ебля в зад тоже казалась чем-то ужасным. То ли дело воображаемые тентакли! Странное было время. Чеккарелли уже взялся за ручку двери, когда сказал: - Совсем забыл, пока трепался. Ты ведь не против, если мы поболтаем втроём? Я, ты и старина Рю. - Старина Рю? - Рю, - повторил он. - Каваками. Ноги резко пустили корни в пол. - О, да не смущайся! Рю – отличный парень, просто выглядит иногда как упырь. «Лучше бы там сидел упырь!» К секс-символу нулевых Никита испытывал сложную гамму чувств, в основном - негативных, и не всегда знал, с чего начать. С отвращения к «Лилит»? С эпатажа, шумиха вокруг которого когда-то доводила до трясучки? С откровений захмелевшего Егора Владимировича, сожалевшего, что лучший из живущих ныне Ромео никогда не сыграет эту роль в театре? С того, что любой его жест порождал тьму холиваров? Или с того, как он поднасрал «Лиге Севера»? Рю Каваками оставил след на всём! По нему сходил с ума даже абсолютно гетеросексуальный Руслан. Возможно, Земля просто была слишком мала, чтобы цивилизованный человек мог разминуться с личностью таких масштабов, и Никите стоило с этим смириться. Желательно, в ближайшие секунды две. А ещё лучше – потратить драгоценное время на то, чтобы придумать, как не показаться круглым дураком, рассказывая о страхе перед обнажением ради искусства режиссёру, снявшему фильм с тридцатью четырьмя сценами мастурбации, и актёру, чья интимная жизнь, включая видео петтинга с тремя партнёрами, стала достоянием всего Интернета. Неудивительно, что «старина Рю» пошёл по пизде! Никита после такого умер бы – и всё. Никто не отговорил бы. Ни мама, ни друзья, ни Лаврентьев. Именно события Чёрного Валентина стали точкой, после которой ненависть поутихла. Никита перестал исходить ядом. Может, повзрослел. Но фильмы, кроме двух или трёх, которые видел ещё подростком, игнорировал и теперь. «Три «Артура»! – шепнул гадкий голосок. – Пять «Золотых гранатов»! Награда за лучшую мужскую роль сам-знаешь-где! Истории кино насрать, что он появлялся на красной дорожке под кайфом, дрался с папарацци и заставил попотеть «Mirror Group». Он мог отсосать хоть каждому встречному парню, Ершов! Его запомнят небожителем, а тебя – актёром одной роли, - даже если станешь святым». - Заходи, - Чеккарелли не без усилия втолкнул Никиту в кабинет. Внутри, в лучших традициях приватных комнат, было интимно: тёмная обивка на трёх секциях большого дивана, приглушённый свет из фонарей в бумажных абажурах. На стенах поблескивали золотом силуэты драконов. На низком квадратном столе стоял чайный сервиз. В правом углу, надвинув капюшон толстовки до самых бровей и сунув руки в карманы, сливался с тенями мрачный тип. То ли дремал, то ли пристально следил – за стильными солнцезащитными очками было не разобрать. Лицо не двигалось. Ровная линия тонких губ, азиатские скулы – вспомнился «Путь девяти». Сколько лет прошло! И сколько теперь было Каваками? Сорок? Уже, наверное, больше? К своему стыду, Никита не знал. Каваками кивнул и тем подтвердил, что не спит, но протягивать руку не стал. Чеккарелли сел рядом, сдвинул очки на макушку. Никита устроился напротив, ближе к двери. - Раз все в сборе, можем начинать? Или подождём, пока Ник закажет коктейль? Каваками без слов хлопнул по кнопке на стене, подхватил с дивана коктейльную карту, швырнул на стол и снова спрятал руки в карманы. Чутьё подсказывало, сцена – чистой воды провокация. Мур тоже испытывал его нервы не раз и не два, но Безбожник продвинулся дальше: доверил грязную работу человеку, от которого по коже натурально шёл холодок. Тело словно оцепенело. Когда внезапно открылась дверь, он дёрнулся так, что официантка напугалась не меньше. - «Текилу Санрайз»! – выпалил Никита. Она исчезла быстрее, чем появилась. Встряска привела в чувства. - Кхм, - он кашлянул, - расскажете пока про обнажёнку? Будет постельная сцена или что? Гендлерман так плевался – я ничего не понял. Показалось, или Каваками улыбнулся? Трудно было представить, что такой тип это умеет, но уголок губ точно дёрнулся вверх. - Сцен будет несколько, - ответил Чеккарелли. – Постельная – тоже. Степень откровенности пока под вопросом, но всё в рамках художественного фильма. Секс для героев не главное. Если говорить о Викторе, он выше заблуждений о целомудрии и грехе. Он спортсмен. Тело – его инструмент. Хочу максимально это показать. «Беги, Ершов! Беги, пока не поздно!» - Вижу, ты в ужасе? - Д-да. - Это хорошо. Каваками нервировал всё больше. Рябь в углу экрана. Помехи на радио. В маленьком кабинете он как будто медленно заполнял собой всё пространство, хотя не двигался, не говорил – да даже лицо было почти не разглядеть. Может, и не осталось у него никакого лица. Никита не мог вспомнить. Когда принесли коктейль, он всосал сразу половину. - Зайду с другой стороны, - Чеккарелли смотрел хитро. – Если в истории, скажем, про пианиста зацензурят все сцены с фортепиано, что ты подумаешь? - Если исключить постмодернизм? Что они там все еба… кхм, лишились ума. - Так и здесь. Изо дня в день год за годом человек тренируется по несколько часов, чтобы выполнять сложнейшие элементы фигурного катания. Разве он сможет победить, если будет считать тело своим врагом? То ли подействовала «Текила», то ли Никита начал улавливать мысль. - То есть, история не про геев? - Нет, - Чеккарелли усмехнулся. – История другая: когда спортсмен ставит новый мировой рекорд, все обнимаются и плачут, а не рассуждают, кто кого ебал в жопу. - Мощно. - Больная тема, согласись? - Не без того, - Никита сделал ещё два глотка. – Второго актёра нашли уже? - Это важно? Он медлил с ответом. Можно было соврать, притвориться супергероем, но… Каваками почесал нос. На жалкую секунду, но жуткий образ сбился – мелькнуло что-то простое, человеческое. Выходит, всё это время он играл? Никита залип на большую ладонь с длинными пальцами. Могла ли она быть такой же горячей, как рука, утянувшая накануне в тёмный сад? - На самом деле… - он откинулся на мягкую спинку. – Да, важно. То есть, понятно, буду любить, кого придётся, но… - Но? Спросил один, а потянулись оба. Чеккарелли просто качнулся вперёд. Движение Каваками было другим – медленным и тягучим, как смола. Слишком знакомым для первой встречи. Руслан говорил, он профессиональный танцор. Может, вчера Никита тоже встретил танцора? - Хочу заранее знать, что за человек. Могу согласие о неразглашении подписать, если нужно. Я должен… смириться. Да, смириться. Чеккарелли покивал, всем видом выражая уважение. Принял ответ. - Скрывать не буду, - сказал он. – Имя известное. - И молчал! – Каваками цокнул, повернувшись в профиль. – Кто? Никита похолодел. Нет. Всякое дерьмо случалось с ним в жизни, но уж такого-то точно быть не могло! - Ты. Чеккарелли улыбнулся как человек, знающий, что вот-вот получит пиздюлей, но не жалеющий об этом. Каваками снял очки. Никита его узнал. В мыслях остался только мат. - Не смешно, Тони. - Я не шучу. - И когда ты собирался сказать эту охуенную новость? - он медленно поднялся. - К празднику берег. Ну-ну, дыши ровнее, старина. - Я. Больше. Не. Снимаюсь. - Рю… - Это не обсуждается, мать твою! От крика дрогнули стены. Никита подобрался. Каваками выглядел грозно. Как человек, взбешённый предательством. Вот теперь он не играл. Улыбка исчезла с лица Чеккарелли. - Послушай… - Ебал я твоё «послушай»! Секунда – и Каваками прыгнул, наступив на стол. Звякнула задетая чашка. Дверь, открытая пинком, грохнула о стену. - Урод! – прогремело уже в коридоре. – Сукин сын! - Мда, - Чеккарелли поднялся. – Неловко. Он закрыл дверь. - Двигайся. Как во сне, Никита сделал, что просили. Угол Каваками теперь казался неприятно пустым. В кабинете даже как будто стало светлее. Чеккарелли сел рядом, закрыв путь к отступлению. - Красиво ушёл, подлец, - вздохнул он. – Как такого не снимать? - Возвращать не будешь? - Смеёшься? Теперь только ждать, когда прогорит. В кабинет заглянул мужчина в дорогом костюме. - Всё в порядке? - В полном, Пит. Извини за шум. Творческие разногласия. Скажи-ка в баре, чтобы плеснули вина. Тебе повторить коктейль, Ник? - С двойной текилой. - Сейчас всё сделаем, - Пит исчез. - Он, правда, не знал? – спросил Никита. - Правда, - Чеккарелли скрестил руки на груди. – Я намекал как мог, но этот… мистер Я-Завязал-С-Кино вбил себе в голову, что роль для другого! Пока сценарий писали, не до разговоров было. Потом Рождество, Новый год… Думал, заеду второго, прижму к стенке, а тут у Нины Риверы мать умерла. Слышал, может? Варвара Фаерман. Никита кивнул. Он не хотел говорить о вчерашней встрече. Не нашёл бы слов. Его как будто оторвало от земли и выбросило в космос. - Рю ей как родной был, и она ему – вторая мать. - Дерьмо какое. - Не бери в голову, - Чеккарелли похлопал по бедру. – Теперь знаешь, кто твой Кацуки Юри. Смиряйся на здоровье. Просидели до четырёх. В четыре смартфон Тони – после задушевной беседы громкая фамилия отошла далеко на задний план – выдал напоминание о следующей встрече, назначенной на половину пятого. К выходу шли вместе. В общих залах было шумно. - Матерь Божья… - пробормотал Никита, глянув на большие окна. На улице лило сплошной стеной. Иногда дождь сносило ветром, и потоки воды с грохотом хлестали по стёклам. В фойе толпились люди. Среди них направо и налево извинялся высокий парень приятной азиатской наружности: говорил, что мест, к сожалению, нет. - Вот и обещанный шторм, - констатировал Тони. – Надеюсь, мы с Керри закончим раньше, чем Даунтаун зальёт к херам. А ты планировал прогулку? - Смену локации. Хотели с приятелем посидеть. Теперь, пожалуй, здесь останемся. - Эй, Маргарет, - Тони обратился к девушке за стойкой администратора. – Нику нужен столик на двоих. - Минутку, - она уставилась в терминал, кивнула сама себе и шепнула в гарнитуру. – Рик? Ты далеко? Проводи господина Ершова за сорок седьмой. Да, да. Быстрее! - О, сорок седьмой… – Тони максимально плохо подмигнул. - Заебись местечко! На всякий случай Никита сделал вид, что понял. На прощание пожали друг другу руки – уже не только из вежливости. - Увидимся одиннадцатого? - Непременно. Джонни застрял в пробке в двух кварталах от «Драконов», но выйти из автомобиля отказался. Никита не возражал. Четверть часа одиночества были очень кстати. Стоило выдохнуть. Не каждый день случались такие встречи. Ещё полмесяца назад он мог только мечтать, что пропустит стаканчик-другой с культовым режиссером, обсуждая главную роль в его фильме. Когда Никита уехал в Америку, половина российской кинотусовки сокрушалась, что голливудская франшиза загубит его талант, другая половина вздохнула с облегчением – по той же причине. Дома с его именем связывали будущее, а здесь… Он больше не смеялся над шуткой про иное воспитание. Пришлось всё начинать заново. С нуля. Первые года два днём и ночью Никита повторял как мантру, что просьба и предложение – понятия без двойного дна. Всё, чем владел актёр, следовало продавать: талант, лицо, тело, слова, фотографии, гражданскую позицию, взлёты, падения, сплетни… Он не представлял, как вернётся в родное болото. Пару лет назад ещё мог бы. Теперь точка невозврата была пройдена. Не раз Никита говорил друзьям, что после финала «Лиги Севера» зарыдает от счастья, но в глубине души клубился ужас. Кем он станет? Вечным Капитаном Арктикой? Героем сначала второсортных, а потом третьесортных шоу? Надеяться на помощь Гендлермана не стоило. Да, старый чёрт помог вытащить счастливый билет – и плату требовал в лучших традициях жанра. Будь Никита наивнее, ему уже выели бы всю душу. Демарш с Муром агент поминал до сих пор, хотя остался в чистом выигрыше: и не работал, и проценты получил. Жаль, Чеккарелли не предложил сниматься за пресловутую тысячу в день! Тони не стал скрывать: при поиске Виктора актёрский талант шёл не первым пунктом, - но тут же заметил, что «Клуб Калем» и «Не дай мне уйти» его приятно удивили. Посмеявшись, рассказал, как племянница заставила Каваками посмотреть «Битву во льдах», а тот в отместку усадил Безбожника за интеллектуальную нудятину старого алкоголика. Каваками. Никита скрестил руки на груди. Как после всех чудовищных любовных провалов он вообще мог хоть на секунду поверить, что наконец-то встретил нормального парня? В списке самых невероятных вещей, которые никогда не случатся с Никитой Ершовым, этот пункт обходил даже длинный ряд золотых статуэток престижнейших кинопремий мира и вечную жизнь. Он вспомнил большую тёплую ладонь и как будто снова почувствовал её прикосновение. Случалось, его поражали с первого взгляда, но чтобы так? Никита пожал тысячи рук. Что особенного было в этой? Неужели Каваками флиртовал только ради злой шутки? Внутренний мир разделился: на одной половине иронизировал и обесценивал повидавший всё без года тридцатилетний циник, а на другой – корчился, получив очередной удар, влюбчивый дурак. Никита смотрел на обоих, и от обоих тошнило. - Ого! – голос Джонни донёсся откуда-то издалека. – Вот это, я понимаю, Капитан, поднял планку пафоса – так поднял! Он моргнул. Джонни Нельсон действительно нависал над ним – подмокший, но счастливый. В фильмах их герои были приятелями, в жизни сложилась настоящая дружба. Никита сразу заподозрил, чем всё кончится, когда в первый день съёмок, открыв дверь в гримёрку, услышал возглас: «Но-но, позвольте, я женился на кореянке до того, как это стало мейнстримом!». Теперь он часто заезжал к Нельсонам, всякий раз поражаясь, как родители тройняшек могут оставаться в своём уме – даже с учётом наличия няни. - Что, прости? Никита встал. Пожали руки, обнялись. - Заебись местечко! – Джонни рухнул в кресло, лихо прихлопнув по подлокотникам, и, не уловив ответной реакции, скорчил гримасу «публика в шоке». – Ни-и-ик, только не говори, что «Ублюдков» не смотрел. - Не друзья мы больше? - Дилемма, - он хлопнул ладонью по щеке. – Отчитать тебя или пожалеть? - Добей, чтобы не мучился. К ним, на ходу раскрывая меню, порхнул Рик. Он предложил помощь в выборе, но оба отказались. Никита имел представление о японской кухне, выходящее за рамки разрекламированных блюд. Если разговоров о Каваками он ещё мог избежать, то кулинарного творчества Руслана – нет. Слишком уж было вкусно. Ему покорялось всё: карри, рамен, гёдза, онигири, - не говоря уже о родных борщах и эчпочмаках. Студентом Никита тоже часто готовил, потом времени на это не осталось. Он решил не думать: заказал лучшие на Западном побережье японские пельмени и ещё один коктейль. Джонни отдал предпочтение лапше с овощами и чаю. - Никживи! – прозвучало как хештег. – И колись, по какому поводу экзотика? - Скоро стану парнем, который бросил всё и в Японию свалил. - То неожиданное предложение? Ты принял его? - На словах договорились. Встречался с режиссёром. - О, снова свидание втайне от строгого отца? - Пиздец, - Никита подпёр щёку кулаком. – Как до декабря дожить? - Не отвлекайся. Хотя, нет, подожди! Это был Джефри Джонс? Или Майкл Келли? Нет? Точно нет. Женщина? Ариша Кларк? Не женщина? Араб, может быть? Нет, не араб… Точно! Как я сразу не понял? Камал Мукерджи! Умыкнёт в Болливуд! - Индийский фильм про Японию? Серьёзно? - Ты въедешь в древний Киото верхом на танцующем медведе – и запоёшь! Никита не удержался: сложив ладони лодочкой, сделал парочку круговых движений плечами. - Харе Кришна харакири? Так, что ли? Откинувшись на спинку, Джонни захохотал. До соседних столиков было далеко, но всё же несколько гостей раздражённо оглянулись. Принесли напитки. - Хм-м, - немного успокоившись, он продолжил, - кто ещё делился планами? О, слона-то не заметил! Безбожник собирается фильм снимать, слышал? - Угу, - попробовав коктейль, Никита понял, что текила снова двойная. – На главную роль позвал. - Мощно! Фильм про геев, ты в курсе? - Увы. - Говорят, - Джонни всё ещё веселился, - на съёмочной площадке он настоящий зверь! Хуже Мура. Доводит актёров до слёз. - До слёз меня доводят сюжетные повороты Постыдной Истории, всё остальное – пыль. Автором эвфемизма значился Боб Нагуя, исполнитель роли Кавака, но подхватили выражение почти все, кто имел хоть какое-то отношение к работе над «Лигой Севера». - Так. Капитан, какая это «Текила»? - Двойная. - По счёту. - Шестая или пятая. Но где-то посередине был ещё сраный пуэр, так что дели пополам. - То есть, - Джонни понизил голос до шёпота, - ты, правда, встречался здесь с Чеккарелли? Обсудить главную роль? - Их там две, но – да. Сказал, его всё устраивает. И по графику съёмок с «Лигой» не пересекается. Так что… - Мать твою, да почему ты говоришь об этом с лицом потерпевшего?! Почему твой твиттер не залит слезами счастья? Я двадцать минут назад проверял! - Залью, когда уладим формальности. Между прочим, ты первый, кому я рассказываю. - Ладно, ладно, - он отступил. – Понимаю. Я тоже охренел бы. - Его сестра позвонила Гендлерману перед Рождеством. - Луиза? Сама? - Прикинь. Ему, конечно, не гениальный актёр нужен был, а спортивный русский парень… - Иисус! Да какая разница? - Придётся голым расхаживать… Пятая ли «Текила», шестая, двойная, обычная – весь день любимый коктейль пился как вода. Тони спрашивал о причинах страха, и Никита честно ответил, что дело не в скромности и не в скрытых одеждой изъянах, но продолжить не смог. Личное. Это было личное. Безбожник догадался сам. «Понимаю, - сказал он. – Стрёмная история». Никита дал слово, что справится. Тони отстал. - И что? Ты в прекрасной физической форме. И внизу у тебя всё отлично, никакой дублёр не нужен. Когда ещё позвенишь бубенцами ради искусства? Из бокала донёсся чудовищно громкий звук. Никита выпустил трубочку изо рта, и последние капли растеклись по дну. - Давай-ка, спрошу вторую чашку. Попробуешь отличный улун! - Хочет мою задницу крупным планом снять! - Ник, просто послушай. Сам знаешь, мы с Лоло сторонники мысли, что в кино нужно знать меру. Но если бы Чеккарелли захотел мою голую задницу снять, я закричал бы: «Конечно! Конечно, Тони, снимай скорее! Хоть тысячу дублей, хоть панорамную съёмку сделай, вот так: вжух! Или замедли всё, как будто метеорит летит к земле, - Джонни медленно обвёл руками огромный невидимый полукруг, - вжу-у-у-ух!». Никита зажмурился. Зачем он представил? - Придёт время, станешь ему благодарен, потому что твоя настоящая задница состарится, а экранная будет вечно молода. Кстати, всё хочу спросить, какова она: жизнь на пороге тридцати? - Нельсон, завязывай с этими шутками, ты всего-то на пару лет младше! - Хочу соломку подстелить, вот и всё. Принесли еду и вторую чашку. Никита сделал глоток. Со вкусом улуна пришли воспоминания о Петербурге: о болтовне с Русланом на тёмной кухне и о другой квартире, куда однажды привёл его Саша Веретин. Саша тоже был учеником Лаврентьева – в театре сразу же взял под крыло, как младшего брата, а там пошёл дальше, познакомил, как потом шутили, с нормальными художниками. Людмила Выпь, Евгений Ким, Зарина Алимбаева… Объединённые любовью к Азии, они вместе работали в своей студии, вместе проводили вечера дома у Людмилы и, так уж повелось после одного случая, дружили с актёрами из театральной академии. Ким обожал рассказывать байку про Македонского, царя Азии, а главный герой не уставал смеяться, закрыв лицо. Хорошей они были парой. Наверное, жили бы вместе до сих пор, если бы тогда Сашу успели спасти. Мысли о похоронах в январе вернули к вчерашним событиям – и Никита почти с суеверным ужасом вспомнил: Рю Каваками тоже фигурировал в знаменитой байке. Вместе с Александром Быччаевым, ныне руководителем якутского молодёжного театра, они были той самой Азией, которой столь недолго владел новоявленный великий завоеватель. Пробежали с ним на руках метров тридцать, прежде чем растянулись на площади. - Вижу, улун не помогает. - Я в полной пизде, - Никита отхлебнул ещё. – Как сыграть гея, не спалившись? - Хо-хо! В чём я уверен, так это в твоём покерфейсе, – Джонни ловко подцепил и отправил в рот гёдза. – Кстати, кого придётся лобзать? - Японца. - Спасибо! Кто это будет? - Голливудский актёр. - Предлагаешь угадывать? - У тебя хорошо получается. - Джеймс Ямагути? Нет, он на такое не подпишется. Рэн Мори? Рэн отвратный, хотя и красавчик. Кто-то ещё есть, чёрт, забыл имя… - Ты с ним хорошо знаком. - Я? - Судя по твоим рассказам. Джонни изобразил было перезагрузку Ника Картера, но сбился на середине и округлил глаза. - Серьёзно? Он будет играть? - Похоже на то. Чеккарелли нам обоим сюрприз устроил. Мне сказал, встреча будет с глазу на глаз, а ему… - Погоди-ка, Рю сегодня тоже был здесь? Боже мой! И как он? - Мрачный тип. - Я не про это! Самочувствие его как? - Он не докладывал. Думаю, теперь не очень. Не понравилась ему новость, что вторая роль для него. Заорал, что не будет сниматься, и был таков. - Я умоляю, - Джонни закатил глаза, - это же Рю: поорёт – и перестанет. Никита взял палочки. Гёдза остыли, но вкус еды сегодня имел ещё меньше значения, чем градус алкоголя. Джонни покачал головой. - Сраный ты сукин сын, если всё так. - Да, - он глянул на окна, за которыми ещё лило, - буду играть у Чеккарелли, в паре с Каваками. Здравствуйте, ночные кошмары. - Скажи ещё, что откажешься. - Я дурной, но не настолько. - Наконец-то слышу речь здорового человека. Может, теперь расскажешь подробности? - Какие? - Интимные, конечно же. Джонни подмигнул ещё хуже, чем Тони. Нельсон умел быть абсолютно отвратительным. За это Никита его и любил. Из «Драконов» пришлось уйти в половине седьмого. Электростанция накрылась ещё раньше, но какое-то время ресторан спасал запасной генератор. Снаружи царила ночь – светились только редкие вывески да фары автомобилей. Ливень не думал утихать. Дорога скрылась под водой. Даже на тротуаре кое-где доходило до щиколоток. Одни люди ещё на что-то надеялись и ждали под навесами, другие уже шлёпали по лужам не глядя. - Нужно было яхту брать, - сказал Джонни. - Да, это ты маху дал. - Подбросить до дома? - Спасибо, гондольера поищу. - Может, дать зонт? - Прикалываешься? Тут телепорт нужен, а не зонт. - Твоя правда, - согласился Джонни. – Но я переживаю: ты только вылечился от простуды! - Забей. - Что ж, Джонни Нельсон, ты пытался. Хорошего вечера, Капитан! - он похлопал по плечу. – Пришли хотя бы смайлик, как доберёшься. Глядя, как уплывает знакомый спорткар, Никита вспомнил о красном джипе. Недолго длилось счастье. Он натянул капюшон толстовки и пошёл дальше по улице. В Маленьком Токио он не был почти нигде, а в апокалиптическом антураже – вовсе видел впервые. Дождь бил по лицу, хлюпала в кроссовках вода, но на душе стало как будто даже легче. Совпали два параллельных мира: внутренний и внешний. Что-то подобное случилось вчера, когда… На другой стороне улицы взгляд выцепил фигуру. Просто этот человек шёл не замечая ничего вокруг – словно танцевал, но не под ливнем, а под свою музыку. Терять было нечего. Никита набрал номер. Каваками на ходу достал смартфон и замер, не сделав очередной шаг. Долгие три секунды он просто смотрел, а потом резко мазнул пальцем. - Слушаю, что скажешь, - донеслось из динамика. Голос выдал усталость. - Лавка сувениров, закусочная, о, девушка в красной куртке прошла… - В другой раз! - Подожди! Один вопрос. Серьёзный. Каваками вздохнул. - Где ты, сталкер? - На другой стороне. Рядом с… Оглянувшись, Никита вскрикнул – его едва не сбила огромная жёлтая рыба. Молча сунув мокрый флаер с огромной надписью «3=2», она двинулась дальше по улице, пугая редких прохожих. - Господи, срань-то какая! В ухо хрюкнули. - Это тайяки. Печенье. Оно не опасно. - Думаешь, нормально, что печенье ходит по улице? - Это твой серьёзный вопрос? - Нет. Не телефонный разговор. Сейчас… - Стой, мать твою! - Я только… - Сделай милость: поставь ногу обратно на тротуар. Супер! Теперь повернись налево и пройди до перехода. Некуда торопиться. - Вдруг ты сбежишь? - С того света точно не догонишь. Каваками сбросил звонок, кивнул головой в нужную сторону и тоже пошёл. Никита решил не рассуждать, какой смысл в пешеходном переходе, скрытом двадцатью сантиметрами воды. В сказочной стране следовало слушать местных жителей, а не здравый смысл. - Вопрос? Они встали у стены, где лужа едва скрывала тротуар. У Никиты было гораздо больше одного вопроса – и все он забыл, когда встретился с глубоким взглядом тёмно-карих глаз. Солнцезащитные очки, зацепленные на майке, поблёскивали из-под распахнутой толстовки. Мокрый капюшон плотно прилегал к голове. Капли дождя катились по лбу, пока не встречали преграду в виде роскошных бровей. Никита всегда завидовал людям с бровями. Вообще всем людям, чьё лицо видно на лице. - Ник, мне, правда, хуёво. - Почему не хочешь сниматься? - В этом фильме? - Мне показалось, ты имел в виду, что не хочешь сниматься вообще. - Да кому это нужно? – он опасно качнулся, но устоял. – Сниматься… Давай, признайся честно, сколько фильмов со мной видел? - Два. - Два… - Нет, три! Три и ещё одну шестую. - Охуенно, - Каваками кивнул. Он был пьян. - Я просто… - Врать мне не нужно! Никита поморщился от крика. - Не жизнь, а дерьмо. Там, где Каваками обозначил место перехода, шагал, покачиваясь из стороны в сторону, человек-тайяки. Почему он не шёл домой? Это была погоня? Никита ещё комкал флаер. - Может, по рыбке? - Не произноси при мне это слово. - Да, стрёмная херня, - он продолжал смотреть. – Выглядит как гигантский гриб или, не знаю, разбухший хлеб. Кажется, тронешь – и палец провалится. Потечёт тухлая вода, как во вторых «Неупокоенных». - Это что сейчас в моде? – Каваками глянул с холодным прищуром. - В смысле? Их ещё в восьмидесятых сняли. - Чем душу отвёл, спрашиваю? - Текилой. - Кроме текилы, - он схватил за грудки. – Не притворяйся! - А, вот ты о чём… - вместо того, чтобы расцепить его кулаки, Никита зачем-то накрыл их ладонями. – Это своя дурь. В смысле, врождённая. Каваками моргнул раз, другой – и резко шагнул назад. Сунул руки в карманы. Наваждение ушло. Перед Никитой стоял продрогший, несчастный человек. - Давно мокнешь? - Когда вышел, уже лило. - И не смыло? - Дерьмо не тонет. Но что-то я, правда, замёрз. Трезвею ещё. Это вообще не круто. Зайдём куда-нибудь? - Всё закрыто. - Разве? – Каваками огляделся, словно первый раз увидел мир вокруг. – Да, похоже на то… Любишь рамен? - Если он не ходит по улицам. - Нет, нет, с этим всё в порядке. Смирно ждёт своей участи. В тарелке. Очень воспитанный. - Тогда я в деле. - Даже не спросишь, куда пойдём? - Да зачем? Уже понял вчера: у тебя всегда маршруты интересные. Ощущение сказочности происходящего вернулось, стоило Никите увидеть вывеску с мигающими иероглифами. Откуда взялось электричество в этом тупике? Два поворота назад, в обитаемых местах, было темно. - Что тут написано? - «Фудзи». - Там… опасно? - Откуда такие мысли? - Зубы заныли. - Хорошие зубы, - Каваками уважительно кивнул. - Всегда их слушайся. Лестница вела вниз. Внутри было светло. Вошедших окутал затхлый тёплый воздух с запахом чего-то варёного, рыбного и острого. Никита оценил испарину на узеньких окнах под самым потолком, хлипкие столики по углам неприветливого зала и, в противовес этому, высокую стойку с тяжёлыми барными стульями. В левом дальнем углу заседала шумная компания седых стариков – ёкаи, не иначе. Бармен глянул на вошедших, коротко кивнул и снова занялся делами. - Сядем здесь, - Каваками указал на закуток между стеной и стойкой. – Давай, давай в угол! Шкаф сильно выдавался в бар, закрывая почти весь обзор, но из зала Никиту тоже было не видать. Проводник спрятал его с четвёртой стороны. Хитро. Он бросил на стойку очки и всё, что отыскал в карманах: смартфон, помятую пачку сигарет, зажигалку, кошелёк, связку ключей. Мокрая толстовка отправилась на соседний стул. Каваками остался в просторной майке. Извинившись, стянул кроссовки и крикнул: - Сато! Вот, собственно, и всё, что Никита понял из его диалога с барменом. Нет, суть была ясна. Они поздоровались. Сато выказал почтение и забрал мокрую обувь. Каваками несколько раз поблагодарил, от чего-то отказался, на что-то согласился, потрепался о чём-то отвлечённом, потом задал важный вопрос. Бармен уставился на Никиту немигающим чёрным взглядом, кивнул, в ответ на парочку негромких фраз ответил утвердительно, исчез из поля зрения Никиты вместе с кроссовками и тоже крикнул несколько слов – видимо, в окно на кухню. Пока Сато отвернулся, Каваками перегнулся через стойку и ловко кинул в мусорный бак свои носки. Никита глянул вниз – оценил босые ступни. Не хуже рук. - Субтитры будут? - Всё в порядке. Возвращаясь на место, Каваками подхватил из бара пепельницу. Сунув в рот сигарету, чиркнул зажигалкой. - Здесь можно курить? - Да, - он подпихнул пачку, - бери, если хочешь. - Я бросил недавно. - Круто. А я всё никак. - Что за место? Похоже на притон. - Сказал же: всё в порядке, - Каваками прищурился, выпустив несколько колец дыма. - Фан-клуб Лапши сегодня рано уехал. - Фан-клуб Лапши? - Ага. Любят рамен. У него были родинки: одна за мочкой уха, почти на линии роста волос, а вторая – в месте, где шея переходит в плечо. - И цветные татуировки? Никита поплыл от мысли, каков он на вкус. - Допиздеться тут – легче легкого, - ответил голос с непривычно мягким американским акцентом и потрясающим попаданием в тон. - А врал, что плохо разговариваешь. - Не так хорошо, как понимаю, - Каваками вернулся на английский. - Вот как я сказал. Сато принёс две огромные миски. Только глотнув горячего, Никита понял, как замёрз. Бульон, лапша – да все ингредиенты были выше всяких похвал. В тело как будто возвращалась жизнь. - Боже, я точно в сказке! После рамена Сато поставил на стойку бутылку виски. Они говорили и говорили. Никита перестал замечать, как бармен наполняет бокалы. Не заметил, и когда в голос Рю – после третьего тоста в голове звенело только это короткое имя – снова вернулся приятный акцент. Как Никита мог не знать? Драконам ведомы все языки. Он слушал, жалея лишь о том, что наутро не вспомнит отдельных слов. Останутся только темы. Творчество. Лос-Анжелес. Петербург. Байки. Разочарования. Руки Рю тоже говорили: рассказывали какие-то свои истории. Не нужно было им мешать, но один раз Никита не удержался – поймал правую за пальцы. На ладони, поперёк линии жизни, белели тонкие шрамы. Обычно он не придавал такому значения, но эти выглядели жутко. - Отстой, да? – Рю отнял руку. – Не вышло до конца свести. - Откуда такое? - Как там говорят? – его повело в сторону, он упёрся локтем в стойку, а лбом – в кулак. – Св… вс… Минутку. Совместно нажитое имущество супругов, вот. Не забивай голову, Ник. Сато, пс-с, принеси нам ещё одну. - Пожалуйста, господин Каваками, - бармен сделал несчастное лицо, - хотя бы английский! Они поспорили на японском, и Сато поставил на стойку вторую бутылку виски. Этот эпизод Никита запомнил очень хорошо, а дальше начались провалы. Точно ещё раз ели рамен. У Рю закончились сигареты – бармен открыл новую пачку. Мысли сосредоточились вокруг двух родинок. Никита видел, как прижимается к ним, как вдыхает умопомрачительный запах кожи: смесь пота и туалетной воды. Он был уверен, что всё происходит в голове, пока не взвыл – кулак по лбу прилетел самый настоящий. - Охренел? – Рю сверкнул глазами. – В руках себя держи, придурок! Они стояли перед раковиной посреди роскошного сортира. - Извини, - сказал Никита. - Пиздец! - склонившись, Рю плеснул водой в лицо. - Чем я думал, когда потащился с тобой сюда! Было обидно. Потом отдельными вспышками шли три эпизода: поиск такси, попытки уложить безвольное тело Рю на диван и решающий бой с заправленной кроватью. Проснувшись, Никита чётко понял: победила кровать. Он лежал поверх смятого, но так и не снятого покрывала – под искусной имитацией шкуры белого медведя. Дарили давно, ещё на первый день рождения в Лос-Анджелесе. С тех пор она занимала в спальне почётное место ковра. Никита перекатился на спину – стены качнулись вместе с ним. Кажется, он был ещё пьян. И точно потерял где-то одну линзу. Смартфон нашёлся на полу. Время близилось к часу дня. Светилось последнее сообщение от Джонни, целиком состоящее из ржущих смайликов. Никита открыл переписку – и хлопнул себя по лицу. В четыре двадцать пять он отправил другу гифку с танцующими грибами. Киборг Джонни: Понял, у тебя всё хорошо ) Ник (L.A.): щапщ Киборг Джонни: Грибы, верните Капитану его сокровище! Ник (L.A.): девственлсть ге вернкшь Киборг Джонни: XD XD XD XD XD На диване в гостиной лежало тело. Из-под колючего шерстяного пледа с одной стороны торчала черноволосая макушка, с другой – грязная ступня. Толстовка досушивалась на стуле, остальная одежда валялась на полу: майка, штаны, трусы. Соблазн приподнять покров был велик, но шишка на лбу болела сильнее. Стоя под душем, Никита пытался свыкнуться с мыслью, что его отшили. Получалось плохо. Вечер после прощания с Джонни виделся как странный сон – отдельными фрагментами, где бредовые события происходили на фоне ещё большего безумия. Никита очень надеялся, что даже если болтал лишнего, никто этого не вспомнит. Когда он вернулся, Рю разглядывал узор на потолке: белые извивы на светло-голубом фоне. - Доброе утро. - Хорошо тебе, если доброе. В ванную пустишь? - Сейчас полотенце дам. - А халат найдётся? - Рю медленно сел. - Ненавижу одежду натягивать на мокрое тело. - Может быть великоват. - Ужасная трагедия, - Рю поднялся навстречу. – Я-то думал, все парни в Голливуде хранят халат моего размера. Никита смотрел не отрываясь. Он видел достаточно голых мужчин, просто этого – узнал. Перед ним стоял Инкуб. Помятый, с торчащими во все стороны волосами, с вскочившим на щеке прыщом, но... Выходит, не померещились приветы из сказочной страны? - Больше не меньше, - закинув халат на плечо, Рю отнял полотенце. – Проведёшь инструктаж? Он иронично щурился, но дышать старался в сторону. - Там интуитивно понятно, - Никита кашлянул. - Гель для душа, шампунь, крем увлажняющий – бери, что нужно. В ящике «Для гостей» всякая одноразовая херня. - Супер. Ягодицы сверкнули так, что он едва не ослеп. Вопрос вспомнился с трудом. Рю уже выходил из гостиной. - Кофе варить на тебя? - Кофе? – он оглянулся. - Соберу что-нибудь на завтрак. - Завтрак, кофе - это хорошо, да, - Рю потёр шею возле родинки. – Но лучше две таблетки аспирина, и вот тогда точно делай со мной, что хочешь. Отшил – и насмехался. Как Никита мог забыть? Если они и встретились в сказке, то в той, где утром, чтобы сохранить флёр, уходили не завтракая и не прощаясь. Он молча поднял большой палец вверх. Никита ковырял глазунью с кусочками пепперони и каким-то сыром – название вылетело из головы. Кофе почти остыл. На столе ждали своего часа два стакана воды и четыре таблетки аспирина. Можно было, приняв драматическую позу, размышлять о жизни, от которой тошнило, но с большой долей вероятности его просто настигала расплата в виде похмелья. Две бутылки виски! Удивительно, как он вообще мог сегодня ходить. Открылась дверь в ванную, по коридору прошлёпали босые ноги. - Ник? - Сюда иди. Рю заглянул на кухню. Халат был ему велик, но выглядело это даже мило – в отличие от зеленоватого цвета лица. - Ты как? - Как человек, жалеющий, что родился, - Рю рухнул на табуретку. Дрожащими руками он вскрыл упаковки. Аспирин зашипел в стакане. - Может, простой воды для начала? - Спасибо. Уже в ванной хлебнул. - Это ты зря. - Зря – это я вчера примерно всё, - он прислонился к стене, дёрнув ворот халата. – Тони, блядь, Чеккарелли! Не мог по-человечески сказать? Нет, пусть Рю распидорасит от Даунтауна до Венис Бич! Посмеиваясь, Никита занялся своим стаканом. - Выпью за компанию. Тяжело вздохнув, Рю закрыл глаза. Стало тихо – только в гостиной вибрировал смартфон. - Это твой. Звонил уже раз двадцать. - А времени сколько? Никита посмотрел на часы на стене. - Час сорок. - Пусть на хер идут. Я в два десять родился. Аспирин растворился. Рю взял стакан. - Ого, и сколько стукнет? - К твоим услугам весь Интернет. Он начал пить. Больше ради шутки Никита вбил в поисковую строку его имя, а секунду спустя стало совсем не смешно. - Сколько-сколько?! Тридцать пять?! Всего-о-о? Рю булькнул в ответ. - Матерь Божья! Я думал, тебе за сорок! Выдав фонтан, именинник стукнул стаканом по столу и закричал: - Да в смысле, за сорок?! Никита был раздавлен: выходит, Каваками всё успел до тридцати? Жизнеописание он пролистнул не глядя. Благотворительность, награды, критика, фильмография… Список работ никак не кончался. - Пиздец, - сказал Никита сам себе и повторил: - Пиздец. - Я беру в заложники твой аспирин, - Рю подвинул полный стакан к себе. - Отвечай, откуда такие мысли? Он посмотрел на Каваками, не зная, чего внутри больше: ужаса, восхищения? Ещё вчера днём бесился, а теперь впервые в жизни подумал – сколько ебашил этот человек! Слово «работал» было тут неуместным. - Никита! Что за взгляд? - Думал, нужно больше времени, чтобы столько всего успеть. - А, ты об этом… Так я рано начал. Рю дёрнул плечами и тут же поморщился. - Может, полежишь? - Если ещё не гонишь. - С чего бы? - Мало ли, чего я не помню? - он снова закрыл глаза. – Что было после второй бутылки? Почему мы здесь? Где моя обувь? Другие всякие вопросы. Никита улыбнулся – воспоминание отражало вчерашний вечер. - Твои кроссовки остались в «Фудзи». Я только возле такси заметил, что босиком по лужам шлёпаешь. Сказал: «Давай вернёмся». А ты закричал на всю улицу: «В пизду! Дурная примета!». Затолкал в машину. Назвал мой адрес – и уснул. - М-м-м, - Рю пожевал губу. – Да, знаешь, знакомый стиль. Где здесь можно покурить? На крыше уже подсохло. Видно, дождь закончился утром. Серые тучи, теперь совсем лёгкие, ещё висели над городом, но дальше на западе, над океаном, мелькало голубое небо. Никита разложил два шезлонга. - Спасибо, - Рю прилёг и закурил, поставив пепельницу на грудь. Выглядел он лучше, чем за столом. - Отпускает? - На воздухе легче. Никита тоже выпил свой аспирин. Знал бы какое-нибудь средство от влюблённости – принял бы следом. Чем дольше он смотрел на Рю, тем глубже падал. - Хорошо у тебя. Снимаешь? - Купил по знакомству. Здесь на втором этаже художественная студия, а внизу магазинчик, тоже для художников, и гараж. Раньше тут Мария Андерсон жила. Может, слышал? - Знакомое имя. Она, кажется, теперь в Нью-Йорке пишет? - Да, студию друзьям-художникам оставила. Магазин – тоже. Квартиру не хотела продавать человеку, который от живописи далёк. Общая подруга уговорила, - Никита улыбнулся, вспоминая осаду в исполнении Шарлотты Нельсон. – Дал слово, что не стану жаловаться на запах краски, выгонять натурщиц и требовать перекрасить чёрную лестницу. Рю слушал внимательно, но когда рассказ закончился, говорить ничего не стал. Докурив, поставил пепельницу под шезлонг. Лег обратно. Прикрыл глаза. Никита даже решил, что он задремал, но стоило двинуться, чтобы тоже лечь, как Рю моргнул и спросил без предисловий: - Я тебя точно не обидел вчера? «Обидел! Ещё как!» Никита заткнул гадкий голосок. «Нет» стало понятием без двойного дна задолго до Лос-Анджелеса. Полез без спросу – получил по лбу. Всё было честно. - Точно. - А с Тони как поговорили? Всё хорошо? - Как ни странно. Можно тоже спросить? - Про Юри? Нет, нельзя, - Рю скрестил руки на груди. - Я надеялся, Тони найдёт молодого актёра, а его снова поманили зомби. Никита гоготнул. - Зачем же так плохо о себе? - М-м-м, - он улыбнулся первый раз за утро, – да ты не знаешь, с кем связался, - и пояснил: – Когда в одном предложении встречаются Тони и зомби, всегда видно, смотрел человек «Его фетиш» или нет. - Слышал, жёсткий фильм. - За обедом не проглотишь. - Спойлеров не будет? – уточнил Никита. - Не сегодня. Мне и так херово. - А когда? - Когда? - Рю согнул колено, и пола халата съехала, обнажив правую ногу до бедра. – Когда… Я завтра в ночь улетаю в Канаду до конца января. Вернусь – можем встретиться. - Мы с друзьями в Италию уже уедем. Вернёмся только в середине февраля. - Торопиться некуда. Он повернул голову, подставляя лицо ветерку. Никита пытался уложить в голове, что увидит его, в лучшем случае, через полтора месяца, а в худшем – больше никогда, если тот откажется от роли. Вся жизнь состояла из обломов. Вот к чему следовало привыкнуть, а вовсе не к идиллической картине перед глазами. Рю смотрел в небо из-под полуприкрытых век и грустно улыбался. Большой палец на ноге отбивал ритм. Никита знал, чем займётся в тоскливом январе между тренировками и попытками не сойти с ума от ужаса перед предстоящей работой: посмотрит фильмы, в которых играл Каваками. Все. Сколько бы их ни было. Заодно восполнит пробел с творчеством Безбожника. Заиграла мелодия звонка. Никита достал из кармана смартфон. На экране высветился незнакомый номер. - М-м-м, да? - Господин Ершов? - спросил женский голос. - Да, слушаю. - Извините. Вас беспокоит Кояма Юмико. Я звоню по поводу Рю. Он всё утро не отвечает на звонки. Сато сказал, вы ушли вместе. Никита ответил, с большим трудом сохраняя серьёзность: - Всё в порядке. Рю остался у меня. Повернувшись, тот беззвучно спросил: «Какого хрена?». - Он до сих пор спит? - Кто это? Юмико? Никита успел только кивнуть – Рю выхватил смартфон: - Что это значит?! Из динамика донеслась раздражённая японская речь. Рю хмурился всё сильнее, потом огрызнулся: - Это моё дело, ясно? Когда хочу, тогда и отвечаю на звонки! Нет, Тони пусть идёт в задницу! Да, так ему и скажи. Что значит… Вскочив с шезлонга, он начал расхаживать туда-сюда, сверкая глазами и возмущаясь уже по-японски. Закончил минут через пять. Возвращая смартфон, Рю сказал что-то – как выплюнул. - Не знаю, о чём ты, но да, это возмутительно. - Что? А, извини, - он потер лицо. – Иногда её заносит. Одно радует: Тони первый получил пиздюлей. Юмико Кояма не выглядела как женщина, способная раздавать пиздюли, но, в конце концов, что Никита о ней знал? - Придётся ехать. Они там собрались, чтобы поздравить меня, оказывается. Спасибо, сказали хотя бы сейчас! - Наверное, хотели устроить сюрприз? - Никита поднялся. - Ебал я такие сюрпризы. Думал, чемодан заранее соберу, и что? В сраной Канаде, блядь, сраная ведь зима, а я даже не помню, где тёплые вещи! Здесь ли они вообще или новые придётся брать… – Рю потёр висок. – Ох, нет, не для похмельной головы задачка. В гостиной он окинул взглядом свою немногочисленную одежду. Тронул ногой трусы. Поёжился. - Мокрые ещё. Рю полез в узкие штаны без них. Никита прислонился к стене, решая, стоит ли навсегда забыть этот вид или дрочить на воспоминания до конца дней. - Жопой ты думал, Каваками, - он кое-как застегнул ширинку, - когда их надевал. - Отличные штаны. - Угу, - Рю обнюхал майку, скорчил рожу, но натянул. – Для свидания. - Собирался на свидание? - Прикинь, - звякнула молния на толстовке. – Познакомился на днях с клёвым парнем, - он ходил вокруг дивана, собирая в карманы знакомый набор: смартфон, кошелёк, ключи, сигареты, зажигалку. – Всё при нём, даже чувство юмора! Не верил счастью. Зря Никита думал, что достиг дна. С каждым новым словом он проваливался всё глубже. Рю поднял трусы и тоже сунул в карман. - И вот вчера… - Может, кеды подогнать? – перебил Никита. Рю посмотрел на свои босые ноги. - Не откажусь. Спасибо. Пока Каваками молча обувался, Никита смотрел на задницу, обтянутую штанами, и бесился от злости к неизвестному мудаку. Почему в знакомствах всегда везло другим? Кому-то – свидания, а кому-то… Снова заныла шишка на лбу. Рю шагнул к двери в прихожей. - Стой-стой, – опомнился Никита, – это парадная лестница! Студия, магазин. Бывают люди. Лучше через чёрную. Я там обычно хожу. Натянув кроссовки, он провёл Рю к двери в конце коридора. - Ничего себе. Думал, тут гардероб. Никита хмыкнул. У него в запасе тоже была парочка интересных маршрутов. Спускались медленно. Задвинув солнцезащитные очки на макушку, Рю вертел головой, разглядывая разрисованные стены и потолок. Три этажа – один огромный парад монстров. Какие-то оставляли Каваками равнодушным, иные брали за сердце. Всё отражалось на честном лице. Он остановился перед Фосфоресцирующим Упырём. - Не приснилось. - Стрёмный парень, - Никита встал рядом. – Иногда тут луна в окно светит – и тогда пиздец жутко поворачиваться спиной. - И как справляешься? Говоришь, что просто рисунки? - Это не работает. У фантазий своя сила – доводами разума не победить. Другая фантазия нужна. Та, которая за тебя. Никита повернулся. Пролётом ниже, на полпути к первому этажу, идущих встречал косматый азиатский дракон. Всех цветов была его чешуя. Он лежал, свернувшись кольцами и поджав древние лапы. Будто бы дремал, но жёлтые глаза под полуприкрытыми веками видели всё: прошлое, настоящее, будущее и даже то, чему случиться не суждено. - Вот защитник. Вспоминаю – и спокойно хожу. - А узнал откуда? - Здесь когда-то девушка умерла. Много её работ. Оставила после себя «Путеводитель по чёрной лестнице». Стихи. - Вот как. Они спустились к дракону. Рю подошёл близко – посмотрел так и эдак, тронул лихо закрученный ус, потёр чешую. Никита отвёл взгляд. Даже нарисованному чудовищу досталось больше любви! - Что за парень? – он спросил злее, чем рассчитывал. - Только с одним на днях знакомился. Рю сидел на корточках, прижавшись щекой к морде дракона. Улыбался. Никита, наконец, сложил два и два. - Бля… Это я, что ли? Каваками молча поднял большой палец вверх. Никита подошёл к стене, тоже прислонился – только спиной – и медленно съехал на пол. - А дрался зачем? - Помнишь всё-таки. - Или разонравился? - Никита, мы были в раменной, где не любят радугу! - Только поэтому? Рю сел рядом, прижался плечом. - Ещё одно есть: ненавижу пьяный секс. На всю жизнь наелся этого дерьма. Извини, если сильно ударил. Накрыло. Никита повернулся. Огромные карие глаза смотрели и грустно, и нежно, и зовуще. Слушая рассказ о далёком озере Лин, он думал, Мэт преувеличивает очарование Инкуба, но бармен не лгал. - Поцелуй меня, – сказал Рю. Сосались, пока хватало дыхания, а когда приходила пора снова вдохнуть, Никита сильнее прижимал бёдра Рю к своим. Члены тёрлись друг о друга сквозь ткань штанов. Это продолжалось, пока на первом этаже не грохотнула дверь. - Чёрт! – ругнулся женский голос. Прошуршали шаги. Пискнул замок. Вторая дверь хлопнула тише. - Из магазина, - шепнул Никита. – Курить вышли. Может, вернёмся? - Разве забыл? Дурная примета. - Как тебя отпустить? - Поцелуй ещё разок, - Рю облизнулся. – И отпускай. Никита припал губами к родинке. Жертва издала тихое «А-а!», сильнее открывая шею. Горячая волна, скатившись по позвоночнику, ударила точно в цель. Зубы царапнули по коже. Никита сгорал от счастья и умирал от стыда. Кончил как школьник! Рю дрожал, уткнувшись в плечо. Не сразу дошло, что это смех. Никита отодвинулся, чтобы увидеть бесстыжее лицо – и очаровался снова. - Носферату, пусти! - пискнул тоненький голосок. Засмеялись оба, а когда перестали, ещё долго сидели обнявшись. Улыбались друг другу как дураки. Наконец, Рю освободился. Встал, отряхивая штаны. - Пора. - Теперь до февраля? - Выходит, так. Провожать завтра – так себе идея. Пиши или звони. - Обязательно. - Я люблю трепаться. - Понял. Счастливо добраться. - Пока, - Рю нацепил очки. Он ушёл, а Никита всё сидел, прислонившись к стене. Где-то далеко здравый смысл кричал: «Ершов, ты в жопе!» - но прямо сейчас это были пустые слова.Глава 9. Безотказная душа (Побег от тайяки)
5 октября 2018 г. в 23:48
Примечания:
Глава получилась большая и, как говорится, с ебанцой, но что есть у героев, того не отнять.
По случаю множества октябрьских днюх (и моей в том числе), беру перерыв до ноября. Если случится чудо и допилю десятую главу раньше, то, конечно, выложу.
А пока жду ваших впечатлений от проды :ЗЗ