Стоп! Снято!

Встреча не заняла много времени. Тони и Луиза взяли большую часть разговоров на себя. Руслан добросовестно помогал и, кажется, очаровал всех – и представителя от администрации города, и тех самых поклонников фигурного катания, и персонал катка, и, конечно, журналистов. Остальные поизображали массовку от силы несколько минут, а после разбрелись по холлу, рассматривая интерьер. Иногда они вдруг сталкивались и начинали что-то бурно обсуждать, склонившись над чьим-нибудь смартфоном. Куда делся Рю, Никита не понял. Вроде, зашли все вместе, а потом его и след простыл! Только один раз, уже заканчивая короткое интервью для местного телеканала, пока журналистка что-то уточняла у переводчицы, Никита зачем-то глянул в сторону и увидел знакомую куртку рядом с выдачей коньков. Рю болтал там с милой молоденькой девушкой. Нижнюю половину его лица скрывала нежно-бирюзовая маска-повязка, а верхнюю – непривычно растрёпанная чёлка. На виду были только глаза. – Господин Ершов? Моргнув, Никита повернулся к переводчице. Она сильно волновалась и отчаянно пыталась держать лицо. – Извините. Повторите, пожалуйста, вопрос. – Было много предположений, кто станет вашим партнёром по фильму. Вы уже можете раскрыть тайну? – Тайну? – Никита хохотнул. – Простите. Ох, до сих пор немного не верится, хотя с самого начала имя знал. Да, пожалуй, я могу раскрыть вам тайну. Это – Рю Каваками. Мы вместе будем играть. Вместе искать ответ, что же такое любовь. – Свобода!!! – закричала Мария, едва за спинами «массовки» сомкнулись раздвижные двери. На улице снова мело. – Ну что, – спросила Мико, – пропустим по стаканчику? Йошито, ты узнал координаты? – Да, тут недалеко. Раменная, но наливают там тоже хорошо. Все одобрительно загалдели. Кроме одного. Опустив маску под подбородок, Рю сказал: – Может, пропустим по стаканчику в гостинице? На секунду стало тихо – только свистел ветер. – Рю! – воскликнула Мария. – Ты согласился! – Я не знал, что начинаем уже сегодня. – Малыш, – Мико крепко обняла его за плечи, – незнание не освобождает от ответственности. Он фыркнул. – И потом, – понизив голос, она усилила хватку, почти уронив Рю себе на грудь, – без Тони всё равно не начнём, а он не свалит с ужина раньше, чем часа через три. Мы успеем не только пропустить по стаканчику, но и безбожно протрезветь! – Зачем куда-то идти в такую погоду, если можно сразу устроиться в тепле? – Хорошая попытка, – Мария скрестила руки на груди, – но нет. Мы идём в раменную! Чёрные глаза сверкнули так, что Никита поостерегся бы настаивать на своём, но близнецы, видно, слишком хорошо знали своего «дядюшку». Лино первым шагнул вниз по лестнице. Мария потянула Мико. Та отпустила Каваками, напоследок что-то шепнув на ухо. За ними двинулся Йошито. – Идём? – спросил Никита. – Идём, – буркнул Рю. Он сдёрнул маску, натянул капюшон до самых бровей и потащился следом за всеми. Никита шёл рядом, гадая, что нашло на него на этот раз, но, поскользнувшись и едва не улетев, решил, что лучше сосредоточиться на том, что под ногами. Ночной снег убрали ещё до обеда, но за последний час намело даже больше, чем было! Может, не такую уж плохую идею предлагал Рю. Возвращаться из бара в темноте, по сугробам, а после – готовиться к ночной съёмке?.. Никита поднял взгляд – и забыл, о чём думал. Ветер кружил белое вперемешку с розовым! В подступавших сумерках оба цвета казались неожиданно яркими. Он не стал доставать смартфон. Просто остановился, запоминая картину. Рю ушёл немного вперед, и когда оглянулся, ветер сорвал капюшон. Растрепались волосы. Открылся высокий лоб с чёткими линиями бровей. Рю невольно сощурился - в лицо ему летели хлопья снега и лепестки. И Никита подумал вдруг: как тяжело отличить одно от другого среди бури. – Ник? Стряхнув наваждение, он догнал Рю и взял за руку. Тонкая кожаная перчатка обожгла холодом, но Никита только сильнее стиснул ладонь. – Что случилось? – Задумался. Свободной рукой Рю натянул капюшон обратно, и они нагнали остальных. Отстали всего на десяток шагов, а уже чуть не потеряли из виду! – Да, погодка, и правда, редкостная! – Я... соврал насчёт неё, – голос Рю едва пробился сквозь ветер. – Думал, их проймет. Сто лет мечтал снова попасть в такую метель! – Вот облом! – воскликнула Мария. Они вшестером застыли перед узкой дверью в неприметный домик. Никита смотрел на вывеску, которая, видимо, означала, что раменная закрыта. – Какие есть идеи? – спросила Мико. – Может, что-то другое рядом найдётся... – Если было предупреждение из-за погоды, – сказал Лино, – то все сейчас закроются. – Вернемся в гостиницу, – сказал Рю. Мария и Мико глянули на него недобро. – Что? Снежная буря не моих рук дело. Звякнул колокольчик. На улицу выглянул человек – молодой, высокий и приятно округлый. Никита его узнал. Тот парень, с которым они столкнулись по дороге в онсен! Макото обмолвилась, что столетнему деду он приходится родным внуком и водит того мыться два раза в неделю, а жена при всех зовёт его Кэнго-тяном, на что этот увалень не обижается – только веселее хохочет. Густые вьющиеся волосы, брови вразлёт, выразительное лицо, пухлые розовые губы и в противовес им – холодные ярко-голубые глаза. Словом, не гори Никита Ершов на более глубоком дне, второй бурятский краш был бы неизбежен. Только, конечно, японский. Сделав усилие, он моргнул, и только тогда услышал голос. – ...сюда? – сказали по-английски с забавным местным акцентом. – У Мацумото открыто, проходите, пожалуйста! Никита зашёл последним и увидел, как Кэнго-тян перевернул табличку, после чего выразительно глянул в самый конец узкого маленького зала, где за столиком сидела женщина. Тоже молодая. Хихикнув, она натянула воротник свитера до ушей. – Присаживайтесь, пожалуйста, – Кэнго-тян вежливо кивнул. – Хозяин сейчас вернётся. Он прошёл к стойке, хлопнул по ней, задорно свистнул и крикнул: – Эй, Мацумото! Звук сильного голоса усладил слух. Никита расстегнул пальто и стянул шарф, провожая взглядом мощную фигуру, скрытую мешковатой тёплой одеждой. Рю пихнул в бок. – Э-эй! – воскликнул Никита по-русски. – Просто смотрю! – Рот хотя бы прикрой. – Мне уже начинать просить прощения? – От этого я круглее не стану. Сняв куртку, он пролез к стене, в самое труднодоступное место за длинным столом. Никита пробрался следом. Остальные тоже расселись. За стойкой появился хозяин. Йошито тут же порхнул к нему и завёл бурный разговор. Никита всё поглядывал на столик в углу. Парочка только делала вид, что сидит безучастно: и Кэнго-тян, и его спутница с интересом слушали беседу за стойкой. Закончилось всё тем, что Мария подскочила к ним с приглашением. Они вежливо отказались, но тут на подмогу пришла Мико, и им ничего не осталось, кроме как согласиться. – Ямада Кэнго, – представился Кэнго-тян, – а это моя жена, Мисато. Рады приветствовать вас в Хасецу! – Вот как? – хмыкнула Мария. – Уже всё про нас знаете? – Не каждый день тут снимают кино. – Да, – у его жены был тот же забавный акцент, – здесь обычно ничего не происходит. Вы – настоящее событие! Новые знакомые оказались весёлыми собеседниками. Мисато хохмила не меньше, а то и больше своего мужа. Кэнго-тян широко улыбался. Ему это точно нравилось. Им обоим было под тридцать. Они рассказали, что познакомились ещё студентами, на вечеринке у общих друзей, и сразу нашли общий язык. – Кэнго-тян показался мне таким милым увальнем, – Мисато подперла щёку кулаком. – Я решила: отошью его сразу. Чтобы не думал, что я из тех девиц, которым только бы выскочить замуж. – И что же ты сделала? – спросила Мария. – Пошутила. Очень плохую шутку. Самую ужасную, какую вспомнила. Откинувшись на стуле, Кэнго-тян захохотал на всю раменную. – Да-да, и тогда было так же. Он сказал… – Я сказал, что всегда мечтал познакомиться с девушкой с таким же ужасным чувством юмора. Так что мы с Мисато-сан, ха-ха-ха, немного странная семья. – Типа того. Его матушка терпеть меня не может. – Она и меня-то не очень любит! – Кэнго-тян зажмурился от смеха. – Хотя я её единственный сын. – Ох, родственники, – Йошито покачал головой, – тема всегда сложная. – А как у вас в Америке? – Мисато повернулась к нему. – Проще с этим в японских семьях? – Очень по-разному бывает. От самой семьи многое зависит, от достатка, от уровня образования – да даже от района, где живёте. – Да, понимаю, о чём ты, – Кэнго-тян покивал. – Я в маленьком городе вырос – даже меньше этого. Там… сложно, если чем-то отличаешься. Честно говоря, Мисато-сан очень меня удивила, когда согласилась переехать в Хасецу. Жить в одном доме с нашим стариком, присматривать за ним. – Ой, сейчас расскажет: наш старик такой, наш старик сякой, на всём Кюсю несноснее старика не найти. Просто играешь с ним в «Монополию» – и никаких проблем! – Да он жульничает! – Кэнго-тян так говорит, – сообщила Мисато благодарным слушателям, – потому что ни разу у него не выиграл. Благодарные слушатели тут же подняли бокалы с пивом за настольные игры, объединяющие поколения. Выпил даже Рю. Как будто даже с удовольствием, хотя до того за весь вечер сделал не больше трёх глотков – да и тех из вежливости. А вот Лино под шумок залип в твиттер. Когда Никита в очередной раз случайно зацепился взглядом за экран его смартфона, он смотрел ролик – без звука, но с субтитрами. «Прощай, прекрасный мир, где #рокзвездадевушки больше не несёт никакой хуйни, – гласило сообщение, сопровождавшее ретвит. – Это были прекрасные годы. R.I.P.». Лицо интервьюера в кадре сменилось на рожу Тибо Ламбера. Ещё по записи с выступления Никита понял – шарма мудиле не занимать, но эта видеозапись, сделанная явно в студии, показала ещё один нюанс: с какой жадностью он пользовался тем, что получил от природы. Каждое его движение, взгляды, мимика – всё кричало: смотри на меня. Никита перевёл взгляд на субтитры. «Брось, смысл любви давно утрачен. Любовь больше не определяет нашу жизнь. Люди стали эгоистами, зациклены на себе, на своей внешности, на своей карьере или каком-то там личном развитии. Не осталось внутри места никому, понимаешь? Никто не хочет больше быть частью, отдавать себя другому. Не модно быть рыцарем. Если, не дай Бог, вступишься, скажем, за честь дамы, феминистки тут же заклюют: ага, ублюдок, только и думаешь, что там у женщины между ног, только это тебя волнует. Благородство? Нет, только сексуальный подтекст». Никита зажмурился, но когда открыл глаза, последние слова ещё не исчезли. Он посмотрел на Лино. Тот кивал, словно, в самом деле, оценил этот высер как достойное мнение. Ещё секунда, и мозг взорвался бы, но тут младший Чеккарелли бросил смартфон на стол и откинулся на спинку стула, в точности копируя вальяжную позу Ламбера. – Ладно, сестрица! – прикрикнул он. – Скажи отцу, что мы согласны сняться в его бездуховном мыле. Видно, между ними действительно была связь, непостижимая для обычных людей. Мария, минуя стадию изумления, подпрыгнула на стуле и закричала: – Да! Да! Ура порокам! Ты будешь моим любимым ханжой, а я… – прижав одну руку к сердцу, вторую она протянула к нему и, томно закатив глаза, выдохнула, – твоей грешной страстью! Четыре японских лица вытянулись от изумления, а пятое – застыло со сложным выражением. Потом Рю строго сказал: – Так. Близнецы посмотрели на него как самые честные и невинные люди на земле. – Только попробуйте. – И что ты нам сделаешь? – Лино скрестил руки на груди. – Аур-р-р, – выгнувшись, Мария поскребла ногтями стол, – напишеш-ш-шь жалобу в полицию нра-а-авов? Никита, наконец, понял, кого она изображает, и заржал. Рю хлопнул ладонью по лицу. Мико и Йошито засмеялись. Мария заплясала на стуле, довольная собой. Лино встряхнулся, сбрасывая с себя образ, и сказал, обращаясь к новым знакомым: – Простите, у нас тоже, э-э-э, немного странная семья. Они тут же захохотали – громче всех остальных. Кэнго-тян всё никак не мог успокоиться, его громкий музыкальный смех стал надрывным. – Да что с тобой? – изумилась Мисато. – Если расскажу, вы просто умрёте, – ответил он, потирая красное лицо. – А этот парень мастер интриги! – воскликнул Йошито. – Говори же! – потребовала Мико. – Мы готовы умереть, – подтвердила Мария. Кэнго-тян повернулся к Рю: – Простите, господин Каваками, я ведь только сейчас понял, рядом с кем сижу. Всё время, что тут болтаем, гадал, кто вы, где вас видел, а спрашивать уже неловко. Но история не об этом, ха-ха-ха. Когда я был юн… – О, мой старик, – Мисато снова подпёрла щёку кулаком. – …одно лето нам с сестрой довелось провести у тётки в Аките. У родителей что-то не ладилось, и они отправили нас, детей, подальше. – Акита? Ты никогда не говорил! – Запамятовал как-то. Бывает. А вспомнил вот почему: там меня преследовала девушка, фанатка Рю Каваками. Считала, я на него похож. Сейчас смешно такое говорить, но тогда во мне было гораздо меньше килограммов и какое-то сходство, в самом деле, прослеживалось. Думаю, это потому, – скрестив руки на груди, Кэнго-тян одухотворённо посмотрел в потолок, – что все красивые люди, так или иначе, родом с Кюсю… Мисато хлопнула его по плечу, и он продолжил уже без лишнего притворства: – Так вот, эта девушка, Норико, жила по соседству. Она была даже и меня постарше, но никто из взрослых не придал значения, когда она подружилась с моей сестрой и стала часто приходить. Я-то себе друзей не нашёл, таскался поначалу с ними везде. Через неделю или полторы после приезда мы втроём засиделись допоздна – включили «Путь девяти», и тётка разрешила нам до конца досмотреть, не расходиться. И вот, – Кэнго-тян понизил голос, – в густых летних сумерках посреди последнего сражения я почувствовал её руку у себя в штанах. Засмеялись все. – Ками-сама! – Мисато стукнула бокалом по столу, и пиво плеснуло через край. – Серьёзно? А ты что? – Растерялся, конечно, – он развёл руками. – Сидел как пень. С торчащим сучком. Женщины закричали, перекрыв даже мужской хохот. – Сказать по правде, – Кэнго-тян странно усмехнулся, вдруг выпав из образа весельчака, – это было ужасно. Когда я опомнился, то убежал. И потом, как мог, сторонился Норико. Уходил гулять на весь день, если успевал выйти из дома до её прихода, а если нет – в комнате сидел. Сестра зачем-то дала мой номер, и она писала сообщения каждый час. Странные всякие вещи. И даже когда мы уехали, я ещё долго от неё что-то такое получал. А ведь даже ни разу не ответил! Потом, к счастью, узнал, что неприятный номер можно просто забанить. На этот раз смеялись тише. – Такая вот история, – закончил Кэнго-тян и, почесав затылок, смущённо крякнул. – Да, думал, хохму расскажу, а вышло как-то… – Чудовищно, – подсказал Рю. В отличие от остальных, на его лице не было и тени улыбки. – Точно! Чудовищем я себя и представлял! Мне до сих пор, бывает, снится… это чувство. – Мой бедный! – Мисато обняла Кэнго-тяна, склонив его голову на своё плечо. – Ты ни в чём не виноват. Никита улыбнулся. Чем-то они неуловимо напоминали Джонни и Шарлотту. Он поймал взгляд Мисато и собрался, наконец, что-нибудь сказать, как Мария закричала: – Господь! Уже без двадцати восемь! Отец нам головы открутит, если мы к половине одиннадцатого не приготовим наших голубков! Тут же подскочив, все начали бурно прощаться. – Ещё увидимся, надеюсь? – спросил Йошито. – Мы почти каждый вечер к Мацумото заходим, – сказал Кэнго-тян. – В хорошую погоду здесь людно, но для друзей место есть всегда. – Обменяемся контактами! – Мико разблокировала смартфон. – Мы тут до середины апреля. Будем только рады потусить. – Отлично! – воскликнула Мисато. Они быстро нашли друг друга в нескольких социальных сетях. – Вперед! – Мария бросилась к двери. – Сквозь снег! Кто-нибудь помнит дорогу?.. Близнецы побежали. Мико и Йошито едва поспевали за ними. Рю ограничился быстрой ходьбой. Никита шёл рядом. Метель утихла, но снег ещё падал. Намело много. Глядя на это зимнее царство, тяжело было поверить, что ещё вчера всюду расцветала сакура. Рю молчал до самого моста, а потом вдруг повернулся и сказал: – Удивительная всё-таки пара. – Те двое? Да, весьма. – А история, правда, жуткая. Но, знаешь, в чём-то даже завидую Кэнго-тяну. Увалень увальнем, а себя в обиду не дал, – он усмехнулся. – Я не смог бы так: ничего не отвечать. – Даже такой чокнутой? – Даже такой. – Почему? – Почему? – Рю глянул в темноту за перилами моста. – Мне кажется, здесь неуместны всякие «почему». Когда не можешь отстоять себя перед кем-то, никакие вопросы уже не стоят. Есть только готовые ответы. Не в твою пользу. Никита взял его за руку. – Тогда какой бы это был ответ? – Не знаю, как это словами объяснить. То есть, если словами, будет фраза «потому что она женщина». Но смысл в ней не тот, – он перевёл взгляд на Никиту. – Понимаешь? Смысл не в том, что я – мужчина и должен делать для женщин широкие жесты, а в том, что… её несчастья на моей совести, – Рю дёрнулся, вздрогнул всем телом и сам же поёжился от этого. – Я, в общем-то, потому и бросил с девчонками мутить. Невыносимое это чувство. Никита напрягся. Умом понимал: есть люди, которым действительно всё равно, с кем трахаться, – но от одной только мысли, что можно с удовольствием сунуть хер в пизду, по телу разлился неприятный холод. – И ты мог бы с женщиной жить, если бы не это? – Ох, Никита, – Рю вдруг рассмеялся, глянул иронично, но без зла и покачал головой. – Видно, правда, тому, кто не знает, не объяснить. Нет никакого «если бы не это». Это – всегда со мной.