Стоп! Снято!

Рю проводил Мисато и Накасиму до ворот. – Может, вызвать вам такси? Старик, не слушая, двинулся в сторону моста. Шёл маленькими шагами, покачиваясь от выпитого, но шёл. На своих двух! В девяносто восемь! – Это лишнее, правда, – Мисато улыбнулась. – Пусть лучше прогуляется перед сном. И простите ещё раз, если он сильно вас схватил. – Всё в порядке. Рю надеялся, что синяков не останется. Но вцепился Накасима, в самом деле, так, что сердце ушло в пятки – то ли от силы, скрытой в огромных руках, то ли от его внезапной исповеди. – Такой уж он человек, – она виновато улыбнулась. – Бесцеремонный немного, но очень хороший, правда. – Давайте я вас хотя бы до моста провожу, – предложил Рю. Мисато глянула с изумлением и вдруг расхохоталась, но скоро взяла себя в руки, извинилась и после этого ответила: – Идёмте, если настаиваете. Они вдвоём быстро нагнали старика и там пошли в его темпе на три шага позади. Солнце уже село, и свет от фонарей красиво подсвечивал сакуры. Мисато молчала, по лицу её ничего нельзя было прочесть, но что-то такое мелькало в глазах – то ли раздражение, то ли досада. – Зря напросился, да?.. Она посмотрела в сторону: – Никогда не разрешаю мужчинам меня провожать. – Если тебе неприятно, то я лучше обратно в гостиницу пойду, – Рю остановился. Мисато повернулась. Секунду она боролась с собой, а потом вдруг шагнула к нему и прошептала по-английски сразу и страстно, и зло: – Неужели он, в самом деле, рассказал о том, как погибла его жена Касуми?! – Э-э-э… да. – Вот ведь старый… человек! Сколько раз пыталась его разговорить! Никогда он эту историю не рассказывает. – Можно его понять, – Рю посмотрел на тени под ногами, потом снова глянул на Мисато. – А с сыном что случилось? – Идёмте, по дороге расскажу. Снова пошли за стариком. Она начала рассказ. Смерть Касуми сильно подкосила Накасиму. Её дело кормило всю семью, а теперь он остался одиноким рыбаком с четырьмя детьми. Родственники жены его не любили, винили в том, что случилось, не хотели помогать. Говорила Мисато негромко, по-английски, но старик всё равно то и дело оглядывался. Смотрел цепко, чуть прищурив здоровый глаз. – Переживает всё, что уйду от нашего увальня к другому, – шепнула Мисато. – Вторая его жена гуляла много, говорят. Ненадежная была женщина. Не хотел он второй раз жениться, а куда деваться? Родная тётка уговорила его вернуться в Хасецу, сосватала за знакомую вдовушку. Девчонки к ней привыкли со временем, только сын всё никак. Рюсукэ его звали. Старший он ребёнок был, мальчик к тому же, сильно Касуми его любила, а мачеха с ним не церемонилась. Сбежал он из дома – так и не нашли. Очень сильно дедушка Итиро переживал. Винил себя во всём, – Мисато помолчала, потом вдруг улыбнулась. – Он при мне вспоминал пару раз, как вместе с Касуми ходил в море. Принято так было: пока жена ныряет, муж сторожит. Эти ныряльщицы ведь раньше совсем без одежды работали! Только нож в руках да верёвка на поясе, чтобы наверх вытянули. Обалдеть! Сердце отчего-то сжалось, как в тот момент, когда старик схватил Рю за плечо. Что за ужас пережил Накасима! Какую, вероятно, испытывал боль! Как он смог сохранить себя после такого и дожить до стольких лет?.. – Она красивая женщина была, эта Касуми. И молодая была красивая, и потом, уже за сорок. Остались фотографии. Жаль, черно-белые. Дедушка Итиро говорит, у Кэнго её глаза. Впереди показался мост, и Мисато вдруг воскликнула: – Ох! Заболтала! Что мы за семья болтунов! – Я был рад послушать, – Рю заставил себя улыбнуться. Остановились. Мисато ещё раз извинилась, пожелала приятного вечера, попрощалась и догнала Накасиму. Пошла с ним рядом, бережно взяв за локоть. Старик своенравно подёргал рукой, но Мисато что-то ему шепнула, и он сдался. Уже через несколько шагов между ними завязался разговор. Рю смотрел им вслед, пока они не миновали середину моста, а потом пошёл обратно. И всё вроде улеглось, успокоилось внутри, но возле гостиницы он вдруг остановился и отчетливо вспомнил голубые глаза Момо. Она говорила, Масаши не смог пройти именно мимо её глаз – так похожих на глаза матери, которую тот потерял мальчишкой. Рю не хотел об этом думать. В самом деле, мало ли людей утонуло в море! Мало ли женщин? Ныряльщиц. Японок с голубыми глазами. Рю остановился на пороге рёкана. Уже протянул руку к двери, но в последний момент отдернул. Он не хотел возвращаться сейчас. Похлопав по карманам куртки и убедившись, что сигареты с зажигалкой на месте, Рю свернул к чайному домику. На маленькой площадке в темноте весеннего вечера, запрокинув голову к небу, курила женщина. – Привет, – сказала она голосом Юмико. – Привет, – ответил он, не скрывая облегчения. – Искал тишины? – Вроде того. Рю тоже закурил. Помолчали. Потом он сказал: – Совсем с тобой не видимся из-за этих ночных съемок. Она тихо, весело фыркнула: – Ещё скажи, скучаешь. – Может, и скучаю, – Рю улыбнулся. Юмико рассмеялась. Её смех как будто был создан для таких разговоров в тихих, укромных местах. – Странно это, разве нет, когда в соседних номерах живём? – Ох, Рю-чан! Просто скажи, что тебе нужно. – Не лиса я, да? – Ты хуже лисы. Теперь рассмеялся он. Сделал молча затяжку. Но потом всё же спросил: – Подслушал я случайно ваш с Хиной разговор в аэропорту. Вы обе, выходит, хорошо знали Масаши? – Не то чтобы у нас был выбор. Она протянула пепельницу. Рю стряхнул сигарету и вдруг вспомнил себя одиннадцатилетним, впервые вошедшим в дом Юмико Коямы в Малибу. Смог бы тот озлобленный, несчастный мальчишка поверить, что однажды будет стоять с ней под сакурами в темноте, запросто курить и болтать, как со старым другом?.. – Хасимото сказал, «Масаши» – не настоящее его имя. – И? – Хочу настоящее узнать. – Имя... – Юмико усмехнулась. – Зачем тебе теперь его имя? – Всё-таки знаешь. – Всё в Маленьком Токио его знали. – Я не все. – Хочешь спрятать, на самое видное место положи. Рю тяжело вздохнул. У него не было настроения отгадывать загадки. Что там могло лежать в Маленьком Токио на самом видном месте? Да даже если он когда-то и знал ответ, то сделал всё, чтобы его забыть. Рю затянулся последний раз, отобрал у Юмико пепельницу и, потушив окурок, вернул её обратно в руки. – Спасибо за компанию. Он уже шагнул на тропинку, как в спину донеслось: – Прости. Без загадок здесь никак. Ты никогда не называешь Масаши отцом, а я Масаши никогда этим именем не назову. Рю оказался рядом с ней в одно мгновение. – Это же было только прозвище! Нина… Нина рассказывала, матери.... ей... ей просто нравилась эта татуировка! Поэтому она так!.. – Пожалуйста, – попросила Юмико, докурив, – не нужно кричать. Она наклонилась, чтобы убрать пепельницу в фонарь, а Рю стоял над ней и сжимал кулаки, сам не зная, почему это было так важно. Глупость! Просто имя. Сколько в мире таких имен? Но в горле стоял ком, а глаза нещадно щипало. – Не говори, что она меня… в честь ублюдка назвала! – Рю-чан, – Юмико выпрямилась и, обняв, шепнула на ухо, – даже если так, что теперь поделаешь? – Дерьмо, – выдохнул он, всеми силами сдерживая слезы. – Дерьмище полное! – Мне очень жаль, – она отстранилась. – Вернёмся? – Нет. Я ещё постою. – Остаться с тобой? – Не нужно. Извини за… – Всё в порядке. Не мерзни долго. Юмико почти ушла. – А фамилия? Его фамилию ты знаешь? – За это не поручусь, – она повернулась. – Спросить? – Нет. Не нужно ничего спрашивать. – Хорошо. Её шаги скоро затихли. Рю остался один. Стоял долго. Всё пытался смириться. Получалось плохо. Наконец, он просто замерз и ушёл. После тишины и ночной свежести сада в рёкане было слишком светло, громко и душно сразу. Как и все, Рю разулся на входе. Пошёл сначала в зал, но ещё из середины холла увидел, что стол, за которым они ужинали, занят другими людьми. Чуть дальше господин Огава принимал заказ у большой компании. Хина хлопотала по соседству. Около стойки переминался с ноги на ногу невзрачный мужчина средних лет. Рю напрягся, едва его увидел. – Добрый вечер! – к нему подбежала Макото. – Что для вас? – Мне бы номер снять. – Извините, свободных нет. – Я десятый бронировал. – О, – она быстро глянула по сторонам и тут же сделала на удивление постное лицо, – тогда пожалуйте за мной. Они прошли к лестнице, а Рю ещё несколько секунд стоял не дыша, пытаясь понять, что не так. Потом дошло: всё. Никакого подтверждения брони. Никакой оплаты. Макото даже не выдала ключей! Рю почти уговорил себя, что это не его ума дело, и даже достал смартфон, чтобы узнать, где Никита, как вдруг снова застыл, теперь пронзенный настоящим холодом. Мужчина сказал «десятый», но в рекане было всего девять номеров! В последний, девятый, как раз заселились веселые соседи. Рю бросился следом за Макото и незнакомцем – и наверху успел увидеть, как она пригласила его в старый банкетный зал, а сама сдвинула седзи. Снаружи. Рю нырнул обратно на лестницу. Спустился на пять ступеней и снова пошёл наверх, медленно-медленно. Выходя на этаж, он едва не столкнулся с Макото и очень натурально удивился. Извинившись, она поспешила вниз. Рю свернул за угол. Сделал три шага в полутемном коридоре и застыл, прижавшись к стене. Звук её шагов тоже затих. Вот ведь хитрая лиса! Учуяла. Остановилась на узком пролете между этажами, откуда было видно и что происходит в холле, и этот коридор. Не проскочить. Рю знал: теперь станет ждать, следить, пока внизу её кто-нибудь не позовет. – О, госпожа Макото! – раздался голос господина Като. – Вас-то я и ищу! Вы сейчас свободны? Я бы к вам записался. А то спину что-то защемило! С ночи не проходит. Из-за футона, наверное. Дома-то мы на кроватях спим. Рю зажал рот рукой, чтобы не заржать в голос. Из-за футона! Конечно! – Иду-иду, – ответила Макото. Она протопала вниз. Рю выглянул на лестницу – чисто! – и метнулся к банкетному залу. Тихонько сдвинул седзи: сначала щелочку, потом – настолько, чтобы пролезть. Внутри было темно. Лишь у дальней стены откуда-то сочился слабый свет. Рю подошел ближе. Заглянул за вешалку с вещами. Свет пропускала дверь, которую в прошлые разы он принял за стену! – Извините, господин Судзуки, за такие неудобства, – произнес женский голос. – Это вы извините, что я вас, можно сказать, подвожу под удар, – ответил мужчина. – Вы об этом, пожалуйста, не беспокойтесь. – И всё-таки... – У нас, правда, очень мало времени, – вежливо, но строго оборвала его женщина. – Вам бы до девяти отсюда выйти. Мужчина закряхтел. Звякнула молния на ширинке. В ту же секунду Рю метнулся из банкетного зала – и не смог вспомнить, как оказался около двери в номер, но даже там его ещё трясло. Что за дела здесь творились?! Кто-то оказывал сексуальные услуги? И Макото... Макото оказалась в этом замешана. Тоже была в деле! Твою же мать! Рю выдохнул через нос. Глубоко вдохнул. Досчитал до десяти. И только тогда расслышал, что в номере Никита с кем-то общается по громкой связи. Слова смазывались, но точно говорили несколько голосов. Стоило ли мешать? Но идти вниз и видеть людей Рю хотел ещё меньше. «Посижу на балконе. Или в ванной». Он зашёл. Никита поднял взгляд от ноутбука, замолчав на полуслове. – Я тихо посижу, ладно? – Конечно. Без проблем. Рю повесил куртку на вешалку и подхватил со своего футона шерстяной плед. – Кто там, кто там?! – раздался девичий голос из динамиков. – Руслан?! РУСЛА-А-АН, ПРИВЕ-Е-ЕТ!!! – Не Руслан. Подождите минутку, найду гарнитуру. – НЕ РУСЛА-А-АН, ТОЖЕ ПРИВЕ-Е-ЕТ!!! Гоготнув, Никита положил ноутбук экраном к стене, поднялся с футона и обнял Рю за плечи. Спросил очень тихо: – Всё в порядке? Рю кивнул и так же тихо ответил: – Извини. Внизу шумно очень. Ты со своими болтаешь? – Ага. Мы закончим сейчас. – Брось ты это. Сколько нужно говори. Рю ушёл на балкон, сдвинул сёдзи и забрался в самый угол. Сел там, завернувшись в плед, и смотрел в темноту за панорамным окном. В стеклах отражались подсвеченные седзи, моря было совсем не видать. Никита, судя по звуку, перебрался в другой угол. Или просто говорил очень тихо. Рю вскоре перестал обращать на это внимание. Провалился в мысли. Сначала думал о женщине из «десятого номера», а потом – об имени, которое получил в честь ублюдка. Да, было это всё не смертельно, но как-то... гадко. Следом вспомнился секс с Тибо: не ноябрьский в Чикаго – другой, тошнотворный, из тех двух лет в Монреале. «Переключись, Каваками, переключись. Думай о чём угодно, кроме этого. Или вообще ни о чём не думай». И то, и другое оказалось тяжело. Почти невыполнимо. Как назло, сегодня снимали эпизод, где Юри, Юра и Виктор щеголяли без одежды, и в «гримерке» актеров ждали не раньше десяти – а до десяти оставалось ещё почти два часа. Рю отвернулся от панорамного окна и уставился в стену, но даже это напомнило ему о чернейшей тоске, о тех днях, когда он не мог встать с футона и просто лежал в своем скверном углу. Рю сглотнул. Почему так раз за разом выходило, что жизнь подкидывала новую порцию дерьма, едва он поднимал голову? День ведь так хорошо начался! Они с Никитой отлично позанимались в танцевальном зале. Тайком заглянули в чайный домик – быстро, буквально минут на пять, но оба остались страшно довольны. А после позднего обеда думали вместе посмотреть лучшие мужские прокаты по версии Пхакпхума и Берти. Парни накидали в отдельный чат не меньше трёх десятков видеозаписей. И что теперь? Рю вздохнул. Может, залипнуть в ролики на Ютубе было не такой уж плохой идеей, но тут же кольнуло сомнение – вдруг Никита обидится, если начать без него? Хотя все последние дни показывали скорее обратное: что Никита и обиды существуют на разных полюсах. Может, так повел бы себя Тибо Ламбер? Или это ты, Каваками, обиделся бы, если бы тебя не подождали?.. – Тук-тук? Рю вздрогнул. – Можно? – Никита заглянул на балкон. – Заходи. Он пробрался мимо столика и сел рядом. Рю придвинулся к нему, прижался плечом. Никита обнял. Вспомнилось, как они сидели тут ночью и говорили – и как от этого разговора становилось легко. Рю никогда не знал такого спокойствия, такой расслабленности рядом с Тибо, хотя всегда думал, что доверяет ему на все сто. Странное было открытие. Не из приятных. Никита молча смотрел в темноту за окном и не спешил задавать вопросы. Рю спросил первый: – Как там твои? – Хорошо. Требуют ещё больше фотографий! Я сказал, уже рука отваливается сакуры снимать, а они только смеются. Скинул им ещё общие фотки, – он понизил голос, – ты тоже есть на парочке. Извини, что не спросил, но дальше них не уйдет, обещаю! – Я не против, если ты им скажешь. – М-м-м, – Никита смутился, – да нет, я не об этом. Не о наших с тобой селфи. Я о фотографиях со всеми, кто здесь, и ты там тоже есть. Показать? – Перестань, – Рю легонько пихнул его локтем, – не нужно за каждую отчитываться. Это же не для публики. – Уф, от сердца отлегло! А то сначала скинул и потом только подумал, что, может, не стоило. – Наши селфи тоже можно. – Я… не знаю даже, – Никита рассеянно взъерошил волосы. – Родители сегодня спрашивали о тебе. В шутку, конечно. И я в том же духе ответил. Не готов пока с кем-то всерьёз об этом говорить. Слишком... – он мотнул головой, – слишком личное. Не хочу ни с кем делиться, кроме тебя. Ты не подумай, со своими – это не из-за страха, просто… Никита замолчал, глядя в одну точку. Может, искал подходящие слова, а может, слишком увлекся мыслями и позабыл, что нужно договорить. Рю уже начал думать что-то своё, когда услышал тихое: – А может, и боюсь. Чёрт его знает. Так и не разобрался до конца, почему я такой. – Какой? – Ну… – он пожал плечами. – Отбитый немного. Всегда наполовину где-то глубоко в себе. Родители никогда меня ни в чём не обвиняли, но даже с ними откровенничать тяжело. Святые они люди. Всегда ждут, пока созрею и сам расскажу. – Повезло тебе. И без того дерьмовое настроение ухнуло куда-то глубже дна. Единственными на свете людьми, которым никогда не мешал дурной характер Рю, были Варвара и Нина. Может, только в доме Фаерманов в Западном Голливуде, он и знал, что такое счастье. А с тех пор... – Ты тоже не любишь, когда вытягивают? Или всё-таки нужно спрашивать? – Понятия не имею. – Да без шуток, – Никита повернулся, – я же вижу: ты никакой. Но ума не приложу, что могло случиться за каких-то полтора часа. Он говорил спокойно, без раздражения, даже почти не давил, но Рю всё равно сжался и сильнее укутался в плед. Точь-в-точь как ночью. И, как ночью, решил ничего не утаивать: – Узнал я кое-что. Глупость, а всё-таки… Оказывается, настоящее имя Масаши созвучно с моим. В честь него мать меня назвала. Дала мне имя ублюдка. Перед глазами одно за другим вставали воспоминания, в которых Акико – трезвая или пьяная – злилась, отталкивала, высмеивала перед всеми в студии, орала страшным голосом или бессильно плакала. Она всегда ненавидела Рю. Может быть, другого Рю. А может, и своего – ведь в нём тоже был тот, другой. Рю закрыл лицо руками. Слёз не было. Было только глухое, непроходимое отчаяние человека, не имевшего ни одного шанса на счастливый финал. – Дерьмо, – выдохнул он. Никита обнял крепче, и Рю прижался лбом к его плечу. Сказал, сам не зная зачем: – Я всегда во всех её бедах был виноват. – Уверен, – тихо прозвучало над ухом, – всё было точно наоборот. И что касается имени… Понимаю, что ты, наверное, и не о том, но – имена-то повторяются, а люди – нет. Даже если тысячу ублюдков так звали, где они теперь? Зато ты – есть. И для многих за твоим именем стоит что-то хорошее, важное. Фильмы. Танцы. Личное общение, в конце концов. Рю поднял голову. В темноте было не разглядеть лица, но этому голосу он хотел верить. Подумалось вдруг: сколько ласковых, хороших слов сказал ему Никита за последние дни. Казалось, они проваливаются в пустоту, но сейчас Рю вдруг понял, что дно всё-таки есть, и незаметно всё сказанное заполнило тёмную бездну, подступило к самым её краям – и словно выбросило его наружу, туда, куда он уже не надеялся выбраться. Рю словно вдохнул полной грудью. Как в тот вечер, когда они смотрели на звёзды в Боррего Спрингс. Не верилось, что эта вечность, полная отчаяния, уместилась в две недели. И ещё меньшей правдой казалось, что за полмесяца Никита по-настоящему сорвался всего раз, да и то после тяжёлого перелёта. А ведь вытерпеть пришлось немало. – Спасибо, – шепнул Рю. – Твоя мать, ты уж извини, не очень хорошо поступала. – Знаю. Мы много об этом с Линдой говорили. Просто про имя – это свеженькое. Я уж думал, всё про неё узнал. Всё худшее, – он вздохнул и тут же завёлся. – А она и через четверть века после смерти сюрпризы преподносит. Назвать ребёнка в честь мужика, который всю жизнь тебе испортил! Невъебенная, блядь, идея! Никита засмеялся – сначала тихо, потом всё громче. Но Рю это не задело. Выплеснув гнев, он наконец-то ощутил внутри пустоту. Того рода пустоту, которую можно наполнить чем-то новым, приятным. – Давай посмотрим видео, которые ребята накидали? – Попустило? – Ага. – Тогда давай, – Никита кивнул. – Только я сгоняю всё-таки в душ. – Можно с тобой? – Ты ведь там уже был. – Без тебя, – Рю погладил его под футболкой. – М-м-м, ладно. Но только если потрёшь мне спинку! – Потру тебе что угодно. – Вау, – Никита прижался губами к уху. – Да, это перед голозадыми сценами точно не будет лишним. Снова и снова скользя по члену Никиты губами, Рю вспоминал, когда последний раз делал минет под душем. Выходило, что очень, очень давно. Не до Ламбера, конечно, но воспоминание терялось где-то в первых двух годах после свадьбы. Когда они перестали мыться вместе и почему?.. Может, в другое время Рю предался бы унынию, но сейчас медитативное действо настраивало скорее на философский лад. Большая головка то и дело задевала нёбо, и от этого собственный член вставал всё выше. Рю себя не трогал. Только сладко вздрагивал от брызг воды. – Боже, – прошептал Никита, – научи меня тоже так соса-а-ах!.. Рю выпустил член изо рта и, облизав от головки до основания, сунулся ниже, поддел его носом и прижался губами к мошонке. Дождавшись нового стона, он нежно втянул в рот одно яичко. – Блядь, – выдохнул Никита, запрокинув голову под струи воды и разводя ноги шире, – охуенно, бо-о-оже, ты меня убиваешь! Рю вернулся к члену. Сначала прижал к щеке, наслаждаясь размером, а после поцеловал головку и, едва приоткрыв рот, заскользил по ней кончиком языка. – Блядь! Возьми его, о-о-ох, пожалуйста, скорее, да-а!.. Сперма брызнула Рю на губы. Он слизнул её вместе с водой. Издав горестный стон, Никита бессильно опустился на пол душевой кабинки: ноги разъехались в стороны, вода била по уставшему, счастливому лицу, и весь он был каким-то... Рю не находил подходящего слова, но точно хотел его трахнуть. Сунуть член в узкую задницу и толкать, толкать – с каждым разом всё глубже. Рю как будто даже слышал сдавленные, счастливые стоны. Это желание было таким сильным, что он рывком усадил Никиту себе на бедра. – Как я был неправ, когда разрешил тебе пойти со мной в душ! – Не нужно так?.. Умом Рю принимал: возможен любой ответ, но при мысли, что ему откажут – не прямо сейчас, а вообще, в принципе, как в один момент случилось с Тибо, сердце заколотилось от страха как бешеное. Однако Никита только сконфуженно фыркнул. Его напрягшееся тело расслабилось, и он обнял Рю за плечи. Навалился всей тяжестью. Губы прижались к виску. Скользнули ниже. Нужно, сказал долгий нежный поцелуй возле уха. Обдало жаром. «Нет, – мелькнула жуткая мысль. – Я сплю. Я проснусь и умру, потому что всё это исчезнет». – Никита… – Ёбаное дно, – выдохнул тот, ёрзая на бёдрах так, что член Рю то и дело задевал головкой промежность. – Ёбаное… дно... – Ни… – Пожалуйста! Давай молча! Рука Никиты обхватила член и, направив его дальше, прижала к напряженному заду так тесно, что Рю кончил в ту же секунду, ничего не успев возразить.